Текст книги "Немецкие гренадеры. Воспоминания генерала СС. 1939-1945"

Автор книги: Курт Мейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Я быстро объяснил свое намерение авангардной роте и пожал руку оберштурмфюреру СС Шпету. Шпет двигался в головном взводе. 88-мм орудия оберштурмфюрера СС Наумана, включая ту, что была вытащена из Днепра, примкнули к маршевой колонне и следовали за передовой ротой. Они должны были вести огонь по дотам южнее разъезда.

Мотоциклы, бронемашины, тягачи и орудия медленно катились в непроницаемую стену тумана. В несколько секунд серое небытие поглотило их. Петер громко ругался, когда заводил наш бронеавтомобиль и направлял его в туман. Мой адъютант, маленький, но жилистый оберштурмфюрер СС Вейзер, выглянул направо, пытаясь разглядеть берег Сиваша. Было важно, чтобы мы двигались ближе к берегу Гнилого моря. Хотя мы были, самое большее, в 50 метрах от берега, мы не могли его разглядеть.

Через двадцать минут мы наткнулись на дорожную развилку, от которой во всех направлениях расходилось несколько дорог. Из тумана к нам приблизился солдат, и мы решили, что это Шпет оставил позади себя проводника, чтобы мы не сбились с пути. Я окликнул этого человека, спрашивая, куда нам отсюда ехать. Только потом мы установили, что проехали в 150 метрах к югу от русского поста.

Мы подходили все ближе и ближе к разъезду. Вскоре мы смогли различить мощеную дорогу. Туман рассеивался. Наступило время действовать! Улыбнется ли нам военная удача, или же нам придется заплатить высокую цену за свое нахальство? Мы молча всматривались в стену тумана. Справа от нас вода плескалась у невысокого берега. В нескольких километрах к югу, за Сивашом, выглядывал из тумана темный крымский берег. Но что было на нашем берегу? Где противник? Шаг за шагом мы продолжали двигаться на восток. Гусеницы тягачей увязали в песке, их двигатели были еле слышны. Во всем ощущалось какое-то неимоверное напряжение. Я указал на юг и обратил внимание расчетов 88-мм орудий на доты и полевые укрепления, о которых сообщалось.

Все пока что было тихо. Шли ли мы опять навстречу смерти? Будет ли повторен внезапный удар, как у Преображенки?

Глухое громыхание нарушило утреннюю тишину. Неожиданно покой был нарушен. Как только был открыт огонь, мы узнали резкий треск выстрелов одной из наших 37-мм противотанковых пушек. Одновременно мы услышали лающие звуки нашей 20-мм автоматической пушки и злой стрекот немецких пулеметов. 2-я рота 1-го разведбатальона СС достигла перешейка у Салькова и остановила поезд снабжения, который вез оружие и военную технику. 37-мм пушка подбила паровоз. Мы вклинились в систему обороны удачнее, чем думали, и фактически смогли наступать на русские позиции с тыла. В 8.55 железнодорожный разъезд был полностью в наших руках. Мы захватили командный пункт обороны русских и нарушили их линии коммуникаций. Замешательство русских было неописуемым; они просто не верили, что мы можем быть здесь. Русская артиллерия с позиций к югу от разъезда открыла огонь только тогда, когда по русским дотам стали бить наши 88-мм орудия.

Туман рассеялся и уже не скрывал ни своих, ни врагов. Бремер продвинулся на север и прорвался на окраины Ново– алексеевки. Оберштурмфюрер СС Науман пригнал 88-мм орудие на позицию, с которой смог подбить несколько русских пушек. Благодаря решительным действиям расчета задача нейтрализации русских орудий была решена. К сожалению, в ходе ее решения был тяжело ранен доктор Науман. Он был доставлен на бронеавтомобиле в безопасное место. Мы полностью уничтожили кольцо обороны к северу от перешейка. Однако продвинуться дальше на юг и пересечь его было невозможно. Доты и дзоты с заграждениями из толстой колючей проволоки и минные поля требовали подключения тяжелой артиллерии и пехотных подразделений. Батальону удалось взять в плен несколько сот человек, которые принадлежали к 871-му и 876-му стрелковым полкам. Перешеек, ведущий на Чонгарский полуостров, обороняла 276-я стрелковая дивизия. Мы захватили 86 новых грузовиков, 26 гусеничных тягачей, две 45-мм противотанковые пушки и несколько машин боеприпасов с грузом снарядов 122-мм калибра с поездов снабжения, прибывших из Мелитополя. Боеприпасы предполагалось доставить в Севастополь.

Мы были рады, что захватили поезд; скоро мы уже были экипированы новыми русскими грузовиками «Форд». (Это «полуторка» ГАЗ-АА, выпускавшаяся по лицензии фирмы «Форд» в 1932–1946 годах. – Рей.) Наш собственный инвентарный список автомашин сильно сократился; ощущалась нехватка мотоциклов. Я с облегчением узнал спустя несколько часов, что мы потеряли всего одного солдата, его убило шрапнелью. Наш успех сделал возможным нестандартный способ ведения боевых действий.

Ночью нас сменил 2-й батальон 1-го пехотного полка дивизии «Лейбштандарт». Машины были дозаправлены и опробованы на полной скорости для проведения следующей операции. Нам была поставлена новая задача: сразу же взять Геническ и перекрыть дорогу через третью косу (Арабатскую стрелку).

К 5.00 мы опять сидели в своих машинах, двигаясь навстречу солнцу. Спустя короткое время мы впервые увидели Азовское море. Его гладь зеркалом раскинулась перед нами. Один большой пароход и пять меньшего размера двигались на восток и вскоре исчезли за горизонтом.

Мы достигли Геническа примерно в 6.30. В предместьях города царила тишина, не было видно ни души. Была ли эта тишь частью оборонительной тактики русских, или этот портовый город просто не был защищен? Мотоциклетное отделение осторожно приблизилось к домам, но, вопреки ожиданиям, не встретило никакого сопротивления. Тогда мы на полном ходу устремились вперед, углубляясь в восточную часть города и район порта. Там ситуация была иной. Колонна грузовиков пыталась скрыться в направлении Мелитополя. Пехота противника в панике бежала в ближайшие дома и спустя некоторое время сдалась в плен.

Взрыв в гавани возвестил о подрыве моста, соединявшего Геническ с Крымским полуостровом (Арабатской стрелкой). 2-я рота 1-го разведывательного батальона СС быстро захватила пешеходный мост через узкий пролив, соединяющий Сиваш с Азовским морем, и уберегла его от подрыва. Во время атаки на мост пулей в голову был убит командир роты оберштурмфюрер СС Шпет. Потери в офицерском составе привели к опасной диспропорции. Почти все прежние командиры рот и командиры взводов были убиты или ранены. Во 2-й роте 1-го разведбатальона был уже третий командир, оберштурмфюрер СС Беттхер.

С крутого берега в Геническе нам было далеко видно на юг, и через пролив мы могли наблюдать за всеми передвижениями противника. Соответственно, для нас не было неожиданностью, когда советские войска атаковали нас со стороны Арабатской стрелки, представ перед нами как мишени на стрельбище.

Рота за ротой медленно, но неуклонно двигались к нашему крутому возвышению на верную смерть или в плен. Для меня было загадкой, почему советский командир проводил эту атаку. Прежде чем наши пулеметы собрали свою кровавую жатву, мы дали вражеской пехоте подойти примерно на 200 метров. Результат был ужасным. В считаные минуты бесчисленные тела убитых красноармейцев покрыли поросшую редкой травой местность, в то время как уцелевшие шатаясь побрели к нашим позициям с поднятыми руками.

Позиции русских минометов были накрыты огнем наших 88-мм зенитных орудий. К 9.00 был дан отбой отражению атаки, и 1-я рота 1-го разведывательного батальона СС прошла по пешеходному мосту на Арабатскую стрелку, чтобы произвести разведку в южном направлении. Я намеревался создать плацдарм и продвинуться по этой узкой полоске суши как можно дальше. К сожалению, разведка застопорилась всего через три километра. Полевые укрепления и береговые батареи, установленные на конструкциях из бетона, образовали непреодолимое препятствие, а открытый с них огонь вместе с несколькими атаками русских бомбардировщиков привели в течение ночи к некоторым жертвам в личном составе.

17 сентября около 21.00 на смену нашему батальону заступил 3-й батальон 1-го мотопехотного полка дивизии СС «Лейбштандарт». Мы же получили задачу вести разведку в северо-восточном направлении и попытаться соединиться с авангардным батальоном Боддина ХХХ армейского корпуса. В течение ночи наш батальон получил в качестве пополнения шесть офицеров и 95 солдат. Первое, с начала войны в России, пополнение произвело прекрасное впечатление и быстро вошло в состав батальона. За несколько дней молодые солдаты стали «воинами-ветеранами». Под обычный надоедливый воздушный налет мы покинули Геническ и двинулись в направлении Мелитополя. Мы испытали на себе всю тяжесть пути на северо-восток по осевшим, песчаным дорогам, через лесистые участки и вскоре вошли в контакт с батальоном фон Боддина, расположившимся к югу от Акимовки, занятой крупными силами русских.

У фон Боддина и у меня было много общих знакомых в Мекленбурге, в котором мы оба провели несколько незабываемых лет. Типичный кавалерист, фон Боддин сменил форму в начале 30-х годов и работал с генералом фон Сектом в Китае, пока не был отозван на службу в германской армии. Он был стремительным, почти горячим по характеру офицером, не боявшимся рисковать и решительным в атаке. Он погиб в январе 1942 года в бою у Евпатории в Крыму. Его убили коварные партизаны.

Два авангардных батальона вели бой на южных подступах к Мелитополю до 21 сентября, ожидая подхода 72-й пехотной дивизии. Дальнейшее наступление на Мелитополь и к северу от города без поддержки крупных сил пехоты было невозможным. Мы оторвались от остальных сил XXX армейского корпуса на 200 километров.

21 сентября я получил приказ выйти из боя и вести батальон обратно в Каланчак. Подразделение отошло почти на 200 километров за двенадцать часов и 22 сентября уже стояло готовым к предстоящему штурму Крымского полуострова.

Во время длительного похода через Ногайские степи Северной Таврии я впервые ощутил ужасную пустоту открытых пространств. Мы часами двигались на запад, не встречая ни одного немецкого солдата. Предоставленные самим себе, быстро продвигавшиеся авангардные батальоны устремились в глубь русской территории и пробивались вперед далеко на восток, но немецкие войска не овладевали регионом. Разверзшаяся пустота степи оказывала на нас угнетающее воздействие. Как мы будем проводить дальнейшие операции на востоке? Какие части и соединения будут брошены против сил противника в Крыму?

Мы стали смотреть дальше сиюминутного конкретного сражения и угадывать оперативную задачу армии на востоке. Никто уже не верил, что имевшиеся под рукой формирования достаточны для того, чтобы удерживать фронт в течение зимних месяцев. Немецкие части и соединения были потрепаны и срочно нуждались в отдыхе, пополнении и ремонте.

Мы были приданы LIV армейскому корпусу, и, после того как бравой 73-й пехотной дивизии (а также 46-й пехотной. – Ред.) удалось 26 сентября штурмом взять Перекоп и преодолеть Татарский ров, мы должны были быстро пересечь перешеек и вклиниться в отступающие порядки противника. Батальон стоял наготове для проведения операции к исходу дня, в четырех километрах к северо-западу от Перекопского залива.

Последовало сражение, отличавшееся необычайной интенсивностью и ожесточенностью с обеих сторон, и только 27 сентября батальон 72-го пехотного полка смог ворваться в Армянск. Однако и 28 сентября не было условий для использования моторизованных подразделений.

Советские войска снова и снова контратаковали крупными силами при поддержке танков. В 4.30 батальон был придан 46-й пехотной дивизии и выдвинулся на позицию в трех километрах к северо-западу от Перекопа. Расположившийся к северу от Татарского рва, наш батальон в 9.00 был отозван. Поскольку никакой возможности для ведения боевых действий в оперативном районе 46-й пехотной дивизии не было, в 11.00 батальон вернулся в ведение «Лейбштандарта».

Советские оборонительные позиции на перешейке к югу от Перекопа были сокрушены только после десяти дней тяжелых боев. Через перешеек не удавалось прорваться вплоть до 28 сентября (автор ошибается. Через Ишуньские позиции немцам удалось прорваться только 28 октября (по Манштейну, в наших источниках 20 октября), действительно через десять дней тяжелых боев. – Рей.). После этого дорога на Крым была открыта. 29 сентября (октября. – Рей.) началось преследование разбитых советских войск, кульминацией которого стал последний штурм Севастополя 29 июня – 4 июля 1942 года. В то время как LIV армейский корпус упорно сражался за каждую пядь земли к югу от Перекопа, а главное армейское командование планировало направить «Лейбштандарт» преследовать противника после успешного прорыва (который подзадержался на месяц. – Рей.), на Восточном фронте между Азовским морем, Мелитополем и Днепром произошли события, которые потребовали немедленной переброски дивизии.

Русские укрепили здесь линию фронта и вслед за прибытием двух новых армий, 18-й и 9-й, развернули наступление на позиции ХХХ армейского корпуса и 3-й румынской армии – силами в общей сложности двенадцати дивизий. Их атака на позиции ХХХ армейского корпуса захлебнулась из– за оказанного немецкими войсками упорного сопротивления, но севернее, на участке 3-й румынской армии, была смята 4-я румынская горная бригада, две другие горные бригады понесли тяжелые потери, а во фронте армии пробита 15-километровая брешь.

Из-за этого изменения ситуации 29 сентября мы были отброшены к северу и нам вместе с другими нашими частями была поставлена задача атаковать и уничтожить противника на участке прорыва им линии обороны румын. Во взаимодействии с частями 49-го германского горного корпуса брешь в обороне 3-й румынской армии была ликвидирована, а советские войска понесли тяжелые потери.

Вне сомнения, неожиданное появление двух новых русских армий вблизи Мелитополя заставило германское Верховное командование пережить немало часов страха, но из-за того, как русские проводили операцию, они предоставили группе армий «Юг» уникальную возможность. Вследствие массированных, давшихся дорогой ценой атак, направленных на срыв немецкого наступления на Крым, у русских не хватило резервов для того, чтобы предотвратить прорыв 1-й танковой группы фон Клейста с днепровских плацдармов. 1-я танковая группа фон Клейста начала 1 октября наступление на юго-восток, угрожая прервать линии коммуникации обеих русских армий и вместе с XXX армейским корпусом и 3-й румынской армией уничтожить их. Началось преследование отступающих русских войск севернее Азовского моря.

Со 2 по 4 октября батальон фон Боддина, истребительно-противотанковый батальон 72-й пехотной дивизии и наш батальон вместе сражались против крупных сил противника в районе Елизаветовки к северо-западу от Бердянска. Советские войска понесли в этих боях тяжелые потери. Они раз за разом обращались в бегство перед нашим более совершенным вооружением и более мобильными батальонами и при этом несли большие потери. Степь естественным образом давала нашим авангардным батальонам огромное преимущество и ставила имевшую значительное численное превосходство пехоту противника в невыгодное положение.

5 октября наши пехотные дивизии атаковали глубоко эшелонированные позиции между Мелитополем и Днепром. Глубокий противотанковый ров тянулся на всем протяжении сектора атаки и упорно оборонялся советскими войсками. Минные поля и проволочные заграждения препятствовали нашему продвижению вперед.

Нашему батальону была поставлена задача захватить переправу через реку Молочная и удерживать мост, обеспечив продвижение по нему пехоты.

Опять мы следовали за атакующим пехотным батальоном и ожидали сигнала к началу операции. Нашей бравой пехоте приходилось прокладывать себе путь через множество минных полей. Русские противотанковые мины были заключены в деревянные корпуса и не улавливались миноискателями (а при срабатывании как минимум отрывали ступню. – Ред.). Были и противотанковые мины в деревянных корпусах. Около полудня германская пехота все же преодолела противотанковый ров, прорвав главную полосу русской обороны. Через ров сразу же был создан переезд для того, чтобы ввести в прорыв мой батальон.

В тревожном ожидании 1-я рота Бремера 1-го разведбатальона СС расположилась во главе колонны позади моего бронеавтомобиля. Советские войска отступали. Нам видны были отдельные батареи, отходившие на тыловые позиции. Настало наше время. Мы должны были вклиниться в отступавшие порядки противника и захватить плацдарм за мостом через реку Молочная.

Охота началась! Полный воодушевления передовой взвод бросился вперед, как спущенная с поводка борзая. Бремер и я следовали за ним в облаке поднявшейся пыли. Помехи нашему продвижению создавали только отдельные минометные снаряды. Батальон наступал через порядки отходящего противника и в 12.30 проследовал через Федоровку, где были захвачены первые батареи орудий и несколько сотен пленных. Мы видели, как русские отступали на всем обозримом пространстве. Весь фронт пришел в движение. Прямым попаданием снаряда была подбита наша головная бронемашина. Мотоциклисты ликвидировали вражескую противотанковую пушку, стрелявшую с кукурузного поля. Тягач нашего двигавшегося впереди противотанкового орудия нарвался на мину. Темп преследования ускорился. Мы шли как по тонкому льду, поскольку отступавшие советские войска всегда широко использовали свои эффективные мины.

Перед нами был поселок Терпенье, который с севера на юг перерезала река Молочная. Местность к востоку опускалась. Тысячи советских кавалеристов бешено мчались на своих лошадях параллельно с нами, пытаясь раньше нас добраться до переправы. Они устремились к реке широким фронтом. Мы достигли первых домов поселка Терпенье. Дорога резко уходила вниз и побуждала нас ускорить темп движения. В поисках укрытия обезумевшие советские солдаты заскакивали в дома. На повороте дороги орудия, машины и дико рвущиеся лошади сбились в беспорядочную кучу. Был открыт пулеметный огонь. Я оглянулся на мост.

Несколько русских колонн скопилось на берегу реки, пытаясь найти спасение на другом берегу, переправившись вброд. Снаряды 20-мм калибра, выпущенные из бронемашин, засвистели над этим хаосом и окрасили воду реки в красный цвет. Очередями из автоматических пушек мы, как кнутом, стегали советских солдат.

Наш передовой взвод приблизился к мосту, ведя огонь по обе стороны от него. Возникла ни с чем не сравнимая суматоха. Плотный поток бегущих людей запрудил мост. Слева и справа от переправы боролись за свою жизнь люди и лошади. Всего каких-то 50 метров отделяли нас от моста. Но толчее и сутолоке вскоре пришел жестокий конец. Как только передовой взвод вырулил к дороге на мост, ведя огонь из 20-мм пушки, образовавшей кровавую тропу в живой массе, я увидел, как людей, лошадей и машины подбросило высоко в воздух. На мгновение вместе с балками моста они зависли в грибовидном облаке взрыва, а затем исчезли в грязной жиже реки. Противник подорвал мост, не считаясь со своими собственными потерями.

Я стоял на месте взрыва с горьким привкусом сгоревшего пороха во рту и отчаянно искал путь через реку, чтобы помешать воссоединению отступающих советских войск. И хотя мы вели огонь преимущественно по местности на дальнем берегу реки, мы заметили в трех километрах небольшой ряд холмов, где русские устраивали оборонительные позиции. Нужно было прорваться через них; нельзя было допустить стабилизации фронта.

В нескольких метрах справа от моста мы обнаружили брод. Мотоциклисты 1-й роты 1-го разведывательного батальона СС уже добрались до противоположного берега и захватили небольшой плацдарм. Взрывом потрясло нашу бронемашину; объятая пламенем, она задымила. Бронемашина на подходе к броду нарвалась на противотанковую мину. Только тогда мы обратили внимание на то, что русские заминировали район вокруг берега и некоторое количество советских солдат стали жертвой своих собственных мин. Я предупредил Бремера о минах и дал указание нейтрализовать их прежде, чем остальные войска будут переправляться через реку. Бремер, стоявший в нескольких метрах впереди меня, вдруг стал жестикулировать, возбужденно указывая на мои ноги и крича: «Посмотри туда, вон ты стоишь на одной из них!» Он был прав – я стоял на одном из этих адских устройств и в любой момент мог привести в действие взрывное устройство легким переносом тяжести тела (Мейер, видимо, встал на противотанковую мину – она срабатывала при нажатии от 200 до 700 килограммов. – Ред.). Мы постарались как можно скорее убраться с этого негостеприимного места.

К 15.00 уже можно было провести весь батальон по временному мосту через реку Молочную. На восточном ее берегу нам удалось создать плацдарм в три километра по фронту. К нам присоединился батальон Витта. Преследование должно было продолжиться с раннего утра.

С облегчением я узнал, что наши потери составили всего четыре солдата убитыми, а из раненых только один скончался от ран. Советские войска понесли огромные потери в живой силе и технике. Пленных с трудом удавалось подсчитывать. Ночью расположение батальона подверглось беспокоящему огню, характер которого указывал на продолжающийся отход советских войск.

На основании показаний пленных, хода боевых действий все это время и данных фронтовой разведки за ночь я делал вывод о том, что русские отступают. Натиск 1-й танковой группы фон Клейста, которая с Днепропетровского плацдарма наступала в юго-восточном направлении, очевидно, был принят во внимание русским командованием. Пока еще была ночь, я отвел назад посты боевого охранения и подготовил батальон к наступлению дня. Мои солдаты знали, что мы собирались глубоко вклиниться в боевые порядки отступающего противника и, может быть, целые дни напролет будем зависеть от своих собственных ресурсов. Атаки и контратаки будут сменять друг друга, в том числе, вероятно, грубые и безжалостные удары в спину. Мы хотели привести в замешательство советские войска, расстроить их планы и нанести им смертельный удар.

Как только забрезжил рассвет, я посмотрел на своих спящих солдат, съежившихся и свернувшихся у своих мотоциклов, орудий и танков, которые вместе с плащ-палатками защищали их от ночного холода. Как всегда, когда я сталкивался с необходимостью принимать решение, а в моих руках были жизнь и смерть моих солдат, все мое тело охватывала дрожь и я выкуривал сигарету за сигаретой. Время перед первым обменом выстрелами, первым боевым контактом с противником, всегда давило на меня как самый тяжелый груз. Но когда боевое столкновение уже произошло и я стоял посреди схватки, это давление, как казалось, улетучивалось.

Вперед двинулись солдаты инженерно-саперных подразделений. Их крепкие спины сгибались под тяжестью взрывчатки. В нескольких сотнях метров перед нами была переправа через противотанковый ров. Ночью она была взорвана. Нам пришлось обрушить стенки рва в сам ров, чтобы выровнять крутые края и использовать массы осыпавшейся земли для сооружения переправы. Мотоциклисты находились неподалеку, чтобы сразу же ринуться через ров. Наши минометы и артиллерия также уже были готовы открыть огонь.

Стрелки моих часов неумолимо двигались вперед, и, опять своим чередом, наступила ночь, поглотив свет дня. Из темноты вырисовывались зеленые заросли и деревья. Прогремело несколько единичных выстрелов русских по нашему плацдарму. Петух прокукарекал свое утреннее приветствие. Наступило утро. Я шел к своему бронеавтомобилю, делая негнущимися ногами большие шаги, и взобрался на него. Отсюда я мог обозревать заросли далеко за противотанковым рвом и за продвигавшимися вперед нашими саперами. Бронемашины заставили замолчать несколько вражеских пулеметов. Слабый заслон противника был сбит – этим мы обезопасили переправу через ров. Как и ожидалось, русские ночью отошли, так что, очевидно, нам не повстречаются их крупные силы, по крайней мере в течение двух-трех ближайших часов.

В тот день впереди шла 2-я рота 1-го разведывательного батальона СС. Я испытывал некоторое беспокойство после того, как у роты появился новый командир, который до этого вел занятия по тактике в юнкерской школе в Брауншвайге и со скептицизмом относился к моим нестандартным методам ведения боевых действий. Я еще раз поговорил по душам с гауптштурмфюрером СС Л. и велел ему не останавливаться без моего приказа. Он должен был двигаться вперед на максимально возможной скорости в назначенном направлении. Я двигался с передовой ротой. После короткого боя у поселка Широкий арьергард противника был смят, и в 8.45 мы достигли Астраханки. Захваченные к тому времени русские пленные принадлежали 35-му, 71-му и 256-му стрелковым полкам. Полки спешно отступали в юго-восточном направлении. Мы вошли в полосу наступления 30-й дивизии.

Интересная, поистине впечатляющая картина предстала перед нами. Насколько мог охватить взор, русские части бежали, ехали и скакали на восток. Артиллерийская часть с орудиями на конной тяге спускалась вниз по склону. Орудия болтались в разные стороны. Она пыталась занять огневую позицию, чтобы встретить нас как следует и нарушить наше дальнейшее движение. По нас били русские минометы, мины из которых ложились уже в опасной близости от нашего батальона. Но отступление советских войск превратилось в беспорядочное бегство, когда командиры уже плохо владели ситуацией. Было бы бессмысленно ввязываться в перестрелку с русским арьергардом и терять драгоценное время.

Я отдал гауптштурмфюреру СС Л. приказ продолжать наступление, не сбавляя темпа, и не беспокоиться об угрозе нашему флангу. Мой приказ и соответствующие сигналы моим молодым солдатам добавили масла в огонь. Мотоциклисты обрушились на советские войска как тропический шторм и своим пулеметным огнем раскололи надвое массу бегущих людей. Тяжелые бронемашины находились за флангами мотоциклистов, обеспечивая их прикрытие. Штурмовые (самоходные) орудия посылали снаряды по дальним целям. Вражеские грузовики с боеприпасами с грохотом взлетали на воздух, а артиллерийские батареи образовали беспорядочное скопление из лошадей, расчетов и орудий. На заднем плане два старых советских самолета летали над широкой степью как обожженные мотыльки. Они не осмеливались приблизиться до пределов досягаемости нашей 20-мм зенитной установки.

Через несколько секунд Бремер стоял возле меня. Я указал на выдвигавшуюся на позиции артиллерию противника и передовые подразделения нашего батальона, исчезавшие в облаке пыли. Слова были не нужны. То, чему мы научились в долгих изнурительных тренировках в учебных лагерях и на полигоне, в этот момент в полной мере принесло свои плоды. Широко рассредоточившись, рота мчалась на стрелявшие орудия. С флангов рота ворвалась на позиции русской артиллерии как стая волков, заставив замолчать четыре 122-мм и два 76-мм орудия. Оберштурмфюреры СС Гесс и Вольф были тяжело ранены в рукопашном бою. Множество солдат Красной армии брело в западном направлении с поднятыми вверх руками.

Повсюду, куда только достигал взор, были видны советские войска, обратившиеся в беспорядочное бегство. Бремер неистовствовал, как спущенная с поводка гончая, ведя свою роту в самую гущу столпотворения. Снова оправдались слова Гудериана: «Машина – оружие». Наша молниеносная скорость буквально деморализовала советские войска. Я вел передовую роту и пронесся со своими посыльными-мотоциклистами сквозь ряды советских войск. Основные силы батальона следовали позади с интервалом в пять минут. Перед нами был колхоз. Фруктовые сады и высокие лиственные деревья окружали крестьянские дома. Приблизившись к этой небольшой группе домов, я начал сомневаться. Я не видел никакого движения. Не было видно ни советских солдат, ни гражданских лиц. Почему-то я продолжал сомневаться, несмотря на то что 2-я рота 1-го разведбатальона СС только что проследовала через поселок; пыль все еще висела в воздухе. Чего можно было ожидать?

Петер держал ногу на педали и не беспокоился по поводу моих сомнений. Но после того, как мы миновали первый дом, я крикнул: «Жми на газ! Уезжай!» В домах слева и справа было полно русских. Во дворе фермы я заметил радиоузел русских со все еще поднятой антенной. Очевидно, мы проехали прямо через командный пункт русских, уничтожение которого 2-я рота 1-го разведбатальона СС хотела оставить для остальных подразделений батальона. Выполняя мои распоряжения, 2-я рота 1-го разведбатальона СС без остановки с ревом пронеслась через колхоз.

Вспомнив о горьком опыте происшествия на автостраде «Север», я постарался на предельной скорости догнать авангардную роту. У основных сил батальона не будет проблем с выкуриванием русского штаба. Мы вздохнули с облегчением, когда наш бронеавтомобиль выехал в открытую степь, которая, следует отметить, была неровной. Справа от нас в юго-восточном направлении продолжалось отступление русских. Позади нас и несколько правее был слышен шум боя, который вела рота Бремера. Передовой роты все еще не было видно. Новый командир роты действительно быстро приспособился к нашему стилю ведения боя. Мотоциклисты, видимо, были опьянены скоростью.

В небольшой низине была деревня Инриевка. Она тянулась вдоль дороги. Казалось, что и эта деревня вымерла; у развилки дороги мы обнаружили 20-мм зенитную установку, у которой были незначительные механические повреждения. Вскоре она снова была на ходу. Командир артиллеристов хотел ехать по дороге на восток, даже несмотря на то, что на самом деле верной была дорога на юг. Мне не без труда удалось направить артиллеристов по правильной дороге. Артиллеристы все еще что-то порывались сказать мне и продолжали показывать на восток. Разозлившись из-за задержки, я жестом приказал им двигаться куда велено – по дороге на юг и на полной скорости. Артиллерийский командир пожал плечами в знак согласия и последовал за моей машиной. Дорога шла параллельно лесозащитной полосе, которая была шириной, наверное, не более пяти метров и состояла из кустарников и отдельных деревьев. Однообразие пейзажа скрашивали небольшие подъемы.

В низине мы наткнулись на группу вооруженных советских солдат, которые двигались маршем на юг и, увидев нас, остановились на месте как вкопанные. Я сердито жестом указал советским солдатам, чтобы они бросили на землю оружие и двигались на север. Одновременно я стал выражать недовольство своему адъютанту, потому что 2-я рота 1-го разведбатальона СС даже не разоружила этих русских. Едва мы вышли из низины, как я заметил других русских, оживленно шагавших прочь на юг и уносивших с собой свои винтовки. У некоторых офицеров все еще были при себе планшеты. Тут я совсем потерял терпение и обругал командира 2-й роты 1-го разведбатальона СС. Конечно, мы должны были двигаться быстро, но не за счет неразоружения пленных. Последнему отделению роты нужно было поставить именно эту задачу.