Текст книги "Прогресс от мифа, через логос, к науке?"
Автор книги: Курт Хюбнер
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
1
Слово «миф» сегодня обычно употребляется для обозначения иллюзий или фикций, в конечном счете, того, что порождено фантазией и скрывает трезвую истину. Поэтому предикат «миф» в большинстве случаев можно заменить предикатом «только миф». К такому языковому употреблению пришли потому, что в греческом мифе, откуда ведет свое происхождение это слово, привыкли видеть нечто такое, что не имеет отношения к действительности. В большинстве случаев это истории о богах, которые, хотя и могут быть известны со школы, всерьез, естественно, не воспринимаются.
Возникновение таких фантазий получает правдоподобно звучащее объяснение. Их причины частично состоят в склонности людей мистифицировать вещи, которые их изумляют, частично же в стремлении сгладить незнание. Так, например, естественные явления, которые кажутся загадочными, такие как молния, эффективность полей, утренняя заря, трактуются как знаки божественной мощи или даже непосредственно как боги.
2
Является ли, однако, верным такое распространенное клише в понимании мифа, особенно греческого? Отложим пока ответ на этот вопрос и обратимся прежде всего к логосу, который, как известно, приходит исторически на смену греческому мифу. Этим понятием объединяются греческая философия и связанные с ней науки; движение, которое возникает в VI веке до нашей эры. Его называют Логос, так как в его основе лежит требование для всего дать доказательство, обоснование, разумное объяснение.
Так, например, досократики утверждали, что в основе всего – вода (Фалес), воздух (Анаксимен), вода, земля, огонь, воздух (Эмпедокл) и т. д. На такой основе возникали первые попытки объяснения небесных явлений. Так, например, Гераклит утверждал, что небесные тела, вращающиеся вокруг Земли, представляют собой полые сосуды, в которых собирается разгорающийся огонь. Усилия дать систематическое, выведенное из последних элементов и принципов объяснение были подняты на новую ступень Платоном, поскольку он выделил общую форму, которая была свойственна новому мышлению. У Платона речь шла не столько об общем принципе, из которого без дополнительной помощи каких-либо богов можно было бы вывести воду, огонь и т. д., сколько о том, в чем вообще состоит сущность понятий, которые определяют такие принципы. Так, к сущности понятия относится способность определять различные свойства, которые относятся к группе вещей. Понятия были для него не простыми представлениями, продуцированными людьми, а образцами, названными идеями, которые действительно существуют в надлунном мире, а видимые вещи являются всего лишь их отражениями. Аристотель сверх этого занимался еще проблемой сущности предложений и характером их связей. Он обосновал логику как учение о правильных заключениях. Наконец, он пытался найти общие и фундаментальные категории, в которых может быть схвачена структура реальности. К ним принадлежат понятия движения и изменения, а также различные типы причин, среди которых особое значение имеет понятие цели.
3
Согласно распространенному ныне мнению, в греческих мифах мы имеем дело с фантазиями и поэтому переход от мифа к логосу был прогрессом. Это вызывает удивление. Разве не абсурдно полагать, что все происходит из воды или что звезды – полые сосуды? Неужели это менее абсурдно, чем вера в богов? Неужели надлунный мир, где должны, по мнению Платона, существовать понятия как идеи менее фантастичен, чем Олимп, где якобы восседали боги? Разве не преодолена окончательно и не опровергнута физика Аристотеля как греческий миф о природе? И если вопреки сказанному переход от мифа к логосу понимается как прогресс, то связано это исключительно с чисто формальным требованием, котороое определяет Логос, а именно, всему находить обоснование и разумное объяснение, чего не достает мифу. Почему усматриваем мы в этом решающий прогресс? Потому что это требование лежит также в основе науки и лишь в ней получает полное развитие.
Согласно общему мнению, дело обстоит следующим образом. Во-первых, наука представляет собой единственную соразмерную разуму форму постижения действительности. Во-вторых, Логос уже открыл эту форму, хотя и не наполнил содержанием, соответствующим науке. В-третьих, переход от мифа к логосу является прогрессом, потому что Логос в отличие от мифа может пониматься как предварительная ступень науки.
Как можно видеть, о соотношении мифа и логоса судят на основании конца современной истории, а именно исходя из ныне существующей науки. Представления об этом соотношении соответствуют представлениям, рассматривающим науку в качестве масштаба для суждений о любом виде знаний о реальности.
4
Ответ на вопрос, является ли переход от мифа к логосу прогрессом, зависит, следовательно, от того, присущ ли действительно науке абсолютный масштаб, которым можно измерить этот исторический процесс. Является ли наука действительно единственной присущей разуму формой постижения действительности? Дает ли она нам действительно единственно возможный ключ, открывающий доступ к истине, согласно которой миф может быть только фантазией, но Логос может все же пониматься как предварительная ступень науки? Как можно видеть, вопрос об этом прогрессе есть в сущности теоретико-научный вопрос – ибо теория науки есть та дисциплина, которая занимается прежде всего вопросом об отношении науки к действительности и истине.
Отсюда вытекает следующая диспозиция для нашего дальнейшего обсуждения. Во-первых, должно быть выверено общее суждение о мифе на основе точного сравнения мифа и науки, для того чтобы избежать поверхностного клише и предубеждений. Во-вторых, необходимо проверить, в какой мере верно, что Логос является разновидностью предварительной ступени науки и в какой мере его можно противопоставлять мифу. В-третьих, должен быть обсужден вопрос о том, допустимо ли вообще рассмотрение истории духа как линейное движение от примитивных форм к высшим.
5
Начнем прежде всего с точного сопоставления греческого мифа с наукой. Но почему именно греческого мифа? Не создает ли он впечатление едва ли обозримого многообразия? Однако, несмотря на это многообразие, мы говорим о греческом мифе. Как это возможно? Но разве мы не оказываемся в том же положении, когда пытаемся судить о науке? Разве не предлагает она нам постоянно растущее и даже противоречивое многообразие гипотез и теорий? Тем не менее мы говорим о науке в единственном числе. Очевидно, в различных мифах и многообразных теориях мы усматриваем нечто общее, что позволяет нам охватывать многообразие в том и в другом случае соответсвующим понятием. Это общее, свойственое различным мифам, соответственно теориям, есть их структура.
Если вы читаете описание исторических событий, в котором боги выступают как важные действующие лица – припомним «Илиаду» Гомера – вы, конечно, понимаете, что здесь речь идет не о историко-научном исследовании, а о мифе; если вы изучаете систематическое объяснение естественных процессов, которое опирается на законы, то знаете, что речь идет не о мифе, а о естественнаучной теории. При этом совершенно не важно, каково особое содержание в том и другом случае, верим ли мы в миф, убеждены ли в истинности естественнонаучной теории; единственное, что имеет здесь значение – это структура; в одном случае мифическая, в другом – научная. Именно потому, что речь идет о структуре как таковой, которая поставляет общую характеристику, она применима не только к греческому мифу. Все, что далее будет говориться о структуре мифа, относится ко всем мифам, где бы они ни встречались – Европе, Южной Америке, на Дальнем Востоке. Под структурой понимают связь, строение и внутреннее членение целого. Целое, о котором здесь идет речь, относится ко всей действительности, бытию вообще, представляет собой всеобщий способ рассмотрения действительности и бытия, который свойственен в одном случае мифу, в другом науке; внутреннее членение этого целого определяется основными элементами соответствующего рассмотрения действительности и бытия и характером их соотношения. Так, для мифа характерно, что он повсюду видит богов, которые все упорядочивают и формируют. Наука видит повсюду действие естественных законов. Боги в одном случае, естественные законы в другом являются основными понятиями в целостной концепции о действительности, бытии в целом. Если мы хотим сравнить друг с другом миф и науку, мы должны только отвлечься от частностей их структуры. Такие структуры, которые относятся к бытию в целом, называются онтологиями. Онтология есть учение о бытии. Онтологии есть понятийные структуры, которые описывают бытие в целом. Искомое сравнение структур есть сравнение онтологий. Мы должны поэтому спросить: какие представления о действительности, бытии в целом, какие онтологии лежат в основе, с одной стороны, мифа, с другой – науки.
6
В отношении науки развернутый ответ на этот вопрос дается в рамках теории науки. 1) Онтологические фундаментальные понятия, на которые опирается наука и с которыми она работает, независимо от конкретного содержания, можно представить систематически. При этом начинают с понятия, которое образует науку в целом, понятия предмета вообще – она имеет дело с научно рассматриваемыми и обсуждаемыми предметами. Далее следуют понятия, которые указывают как могут быть научно представлены отношения между предметами, например, через естественнонаучные законы; далее следуют понятия о пространстве и времени, ибо очевидно, что все предметы находятся во времени и пространстве. Для того, чтобы теперь сопоставить научную онтологию с мифологической, мы должны спросить: что понимается в мифе под предметом, отношениями между предметами, под пространством, временем и т. д.? 2) Чем отличается миф от представлений, которые имеются в науке?
Ответ на это можно будет получить лишь тогда, когда будет проанализирован богатейший материал исследований мифа в последние десятилетия. Иначе говоря, иследования мифа (культурологические, этнологические, антропологические, философские и др.) должны быть рассмотрены с позиции теории науки.
Опираясь, с одной стороны, на исследования мифа, с другой – этот материал нужно упорядочить, расчленить и сформировать так, чтобы стала видна лежащая в его основе онтология. Труд теоретика науки в каждом шаге должен контролироваться исследователем мифа; с другой стороны, деятельность теоретика науки должна превалировать по отношению к деятельности исследователя мифа в том, что касается последнего.
Я попытаюсь представить результат такого анализа в кратком виде. Лишь если мы таким образом рассмотрим онтологию мифа в отличие от научной мы сможем судить, является ли она фантазией, в то время как, напротив, онтология науки соответствует реальности.
7
Начнем с общего понятия предмета. Что такое предмет? Наука проводит резкое различие между материальными предметами, например объектами физики, и идеальными предметами, в которых мы видим нечто духовное. Миф не знает такого различия. Одни ученые, например, физики или химики, занимаются только материей, тогда как другие, например историки, – идеями и духовными ценностями, которые повлияли на исторические события; и даже там, где взаимодействие материального и идеального имеет большое значение, например в нейропсихологии, также проводится резкое различение понятий. Для мифа, напротив, все материальное одновременно определяется как идеальное и наоборот. Ибо все материальное, земля, небо, море, река, источник, радуга, молния, роща и т. д. представляется как проявление божественного или как знак действий бога, нумен, как говорили римляне; точно так же все идеальное: любовь, мудрость, нравы, воинственное чувство, внезапный случай и т. д. – понимается как нумен бога, который в любое время может материализоваться, явив свой индивидуальный облик – эпифания, как говорили греки. Так, Земля подчиняется богине Гее, небо – Урану, радуга – Ирис, любовь – Афродите или Эросу, мудрость – Аполлону, война – Аресу и т. д.
Обратимся теперь к общему понятию взаимоотношений между предметами. Наука ищет прежде всего такие отношения, которые выразимы в естественых законах и исторических правилах. Вопрос о том, что такое естественный закон, нами здесь подниматься не будет. Но что такое историческое правило? Под историческими правилами понимаются такие правила, которые определяют мышление и поведение людей не так непосредственно как естественнаучные законы, а действуют только в исторически ограниченное время, на географически ограниченном пространстве. В качестве примера можно назвать поведение римлянина в времена республики, человека времен Барокко, человека научно-технической цивилизации и т. д.; или же можно вспомнить поведенческий кодекс кавалера в Рококо, джентльмена Британской империи прошлого столетия; художественный стиль, правовые и хозяйственные системы, политические идеологии, религиозные ритуалы в античности, средневековьи и современности, но прежде всего вспомним о правилах языка. Вся наша жизнь с самого начала и до конца, с раннего утра до позднего вечера определяется такими историческими правилами. Эти исторические правила в исторических и гуманитарных науках служат такой же основой для объяснения поведения людей, какой в естественных науках законы являются основой для объяснения материальных процессов. В противоположность этому, миф сводит все процессы в природе и человеческом обществе к определенным нуминозным исходным событиям, к постоянно повторяющимя архетипам или архаи, как говорили греки. Так, рождение дня из ночи рассматривается как священное прасобытие, которое постоянно повторяется; ритмы времен года основаны на постоянном повторении похищения Персефоны (дочери Деметры), Гадесом, богом подземного мира (чем объясняется зима) и ее возвращение на Землю (чем объясняется наступление весны). С другой стороны, Афина первоначально показала людям как выращивать оливковое дерево, как делать посуду; Зевс принес людям обычаи и нравы; Арес показал как нужно сражаться; с Эросом в мир пришла любовь и т. д. Также и здесь речь идет об архетипах, прасобытиях и нуминозных образцах, которые должны повторяться людьми, в соответствии с определенными ритуальными предписаниями.
В силу необходимой краткости, я ограничусь только на различиях между мифом и наукой в представлениях о времени. Примечательно, что именно научные представления являются нечеткими, а мифические, напротив, однозначными. В классической механике отсутствует направление времени в том смысле, когда мы говорим: время течет от прошлого в будущее; с другой стороны, термодинамика и основывающаяся на ОТО космология не исключают циклического времени, в котором могут повторяться прошлые состояния. Наконец, в квантовой механике имеются явления, которые могут трактоваться как просходящие в противоположном временном направлении, т. е. от настоящего к прошлому. 3) В противоположность этому архаи, прасобытие мифа упорядочено не в известном из повседневности временном потоке; в противополождность ему оно скорее нечто трансцендентное, должно существовать в утопическом пространстве вечной тождественности, вне мира, как идеи Платона. Точно так же как для Платона вещи есть отражения идей, как воск, сохраняющий отражение печати, так архаи отпечатывает, первоначальную временную последовательность событий, так что они постоянно повторяются в отраженной форме. Мы можем рассчитать последовательность весен в доступном для нас временном представлении – и тем не менее в каждой весне находит свое выражение весна как прасобытие возвращающейся Персефоны и в ней повторяется; точно также в ремесле изготовления посуды снова и снова повторяется не локализируемое прасобытие.
8
Я смог дать здесь только очень краткий очерк структуры и онтологии мифа и науки. Однако я надеюсь, этого достаточно, чтобы перейти к главному вопросу о том, является ли онтология мифа, как принято думать, продуктом фантазии, в то время как наука предлагает картину, соответствующую действительности в целом. Нам должно быть ясно, что в ответе на этот вопрос уже выражается суждение о мифе вообще. Ибо любая его деталь, любое его высказывание или действие возможно только на основе религиозной онтологии и от нее зависит. Но только в этих деталях познается структура мифа. Если боги в принципе есть не что иное как химеры, тогда миф также химера, аналогично тому как вся наука – продукт фантазии, если естественнонаучные законы и исторические правила являются лишь продуктами фантазии. Онтология есть рамки, в которых все данное чувственно воспринимается, духовно толкуется, обрабатывается, расчленяется, формируется; она представляет собой нечто вроде координатной системы, в которой все упорядочивается. В этом смысле критическое сопоставление мифа и науки редуцируется к сопоставлению лежащих в их основе онтологий.
Сегодня распространено мнение: онтология науки, в отличие от мифа поставляет верную картину реальности, так как строится на трезвых, эмпирических основах, доказывая это практическим успехом, особенно в области естествознания.
9
Но что понимает наука под трезвыми, эмпирическими основами? Обоснование своих высказываний фактами. Это звучит на первый взгляд достаточно прозрачно, однако, как нас учит теория науки, скрывает за собой большие сложности. Дело в том, что большинство или, по крайней мере, важнейшие научные факты покоятся не на простых чувственных восприятиях как цветок, радуга или молния, научные факты являются продуктом истолкования. Истолкования постольку, поскольку предполагают наличие теории, для того чтобы мы вообще поняли, что подразумевается под высказываниями о фактах. Когда говорят об измерении электрического тока, длины волны, температуры и т. д., речь идет не о том, что непосредственно можно видеть, воспринимать, а о том, что уже предполагает наличие сложных знаний, прежде всего гипотез об электромагнитных, оптических, термодинамических законах. Можно, правда, утверждать, что эти законы якобы уже подтверждены какими-либо эмпирическикими фактами, но тогда в круг обоснования будут лишь втянуты новые законы и гипотезы. Такое обоснование нельзя продолжать бесконечно, на какой-то группе предпосылок нужно остановиться, однако сама она уже не будет подтверждаться какими-либо эмпирическими фактами, а будет принадлежать к априорным условиям и предпосылкам, которые вообще делают возможным истолкование фактов. К их числу относятся, например, самые общие предпосылки о том, что все природные процессы имеют причину, а также ряд других, которые образуют онтологию науки.
Удивительно, но все эти особенности научной онтологии харктерны также и для мифа. Один пример: в «Мозаиках» Гомера говорится, что взбешенному от ярости Ахиллесу явилась Афина. Тот, кому является Афина, должен руководствоваться благоразумием. Овладевший собой Ахиллес засунул опять в ножны уж было приготовленный меч. Как можно видеть, Ахиллес воспринял факт в нерасторжимой связи с мифологическим толкованием. Было бы ошибкой полагать, что аналогичный процесс можно истолковать научно без дополнительных предпосылок, как явление Богини (ведь этим подразумевается не что иное как нуминозное воздействие в человеке). Психологическая трактовка и объяснение, которое здесь осуществляется, ведется ведь по другой интерпретационной схеме, с применением определенных законов, например, о темпераменте Ахиллеса, а не с применением архетипических нуминозных правил, определяющих поведение Ахиллеса в определенных обстоятельствах. Только по видимости одинаковые процессы входят в координатную систему мифической и научной онтологии. В одном случае речь идет о психологическом, в другом – о нуминозном поведении Ахиллеса. Таким образом, онтология есть инструмент, с помощью которого организуется опыт: в трактовках, в объяснениях фактов, в проверках, связанных с ними правил; в характере вопросов, которые вообще задают действительности, в характере ответов, которые получают.
Отсюда следует, что мифическое есть такая же опытная система как наука. Под опытной системой понимается не что иное как установленные посредством основных понятий или основных представлений рамки, внутри которых отражается опыт описанным образом. Но это означает, что не только в науке, но и в мифе можно опираться на эмпирическую основу, хотя и в различных рамках, Как мы только что видели, посредством соответствующей онтологии определяется то, что следует понимать под предметом, связью между предметами и вообще под фактом, под объяснением или подтверждением посредством фактов. Но именно потому, что мы определяем онтологию вообще лишь в том плане, что она означает восприятие опыта в определенных рамках, она сама не выводима из опыта. Как предпосылка опыта, который возможен лишь в определенных рамках, представляет она собой нечто априорное.
Кратко это означает: эмпирическое и тем самым апостериорное разделение между мифом и наукой не может быть осуществлено и сама такая попытка была бы абсурдной.
