Текст книги "Грань бессмертия"

Автор книги: Кшиштоф Борунь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Весьма сомнительно, чтобы Боннар принимал участие в фальсификации смерти. Материальный выигрыш института, которым он руководит, поставит его в неловкое положение, когда это станет достоянием общественности. Всегда легко прилепить человеку ярлык, что, мол, он действовал из материальных побуждений.

– Быть может, есть еще иные причины, о которых мы не знаем... Во всяком случае, если окажется, что Хозе Браго жив, его можно будет заставить выплачивать алименты в пользу сына. Мне эти деньги не нужны. Я даже пытался отговорить жену... Но вы ее знаете...

Это напомнило мне об одной из целей визита.

– А мальчик дома?

– Увы, – хозяин развел руками и как бы смутился. – Марио нет.

– Ушел? Я непременно хотел бы с ним увидеться.

– Честно говоря... он уехал. Ведь я могу быть с вами откровенным? Последнее время Марио чувствовал себя Неважно. Мы решили отправить его к морю.

– Сейчас? В середине учебного года? – откровенно удивился я.

– Да. Видите ли... такая неприятность... Мы решили, что ему необходимо прервать учение. Потеря одного года – не беда, когда речь идет о здоровье...

– Он заболел? Чем?

– Собственно... ничего страшного, – отвечал де Лима все более неуверенно. – Просто устал от учебы. Как это часто бывает... Ну и, кроме того... В этом возрасте молодежь обычно переживает все особенно сильно. Просто с некоторых пор он вел себя, как бы это сказать...

– Необычно?

– Вот именно. Именно. Врач советовал отправить его в санатории. Но он пробыл там всего две недели... Позавчера мы получили сообщение, что он убежал. Жена как раз и поехала...

– Вы сообщили в полицию?

– Нет... нет... Мы догадываемся, где он. Жена поехала за ним. Я думаю, она найдет его у брата в Пунто де Виста.

– Я был там сегодня около полудня. Священник мне ничего не говорил... Наоборот, он приглашал вас втроем приехать в гости. Вы думаете, это была игра?

– Нет, нет. Что вы... – поспешно сказал он.

– А может, Марио в институте Барта?

Де Лима взглянул на меня с беспокойством.

– Нет. Пожалуй, нет... Я думаю, Марио просто еще не добрался до Пунто де Виста. Но он явится туда непременно. Жена привезет его. Завтра они вернутся.

– Вы в этом вполне уверены?

– Ннннет... – замялся он. – Возможно, Марио останется у шурина на несколько дней. Но жена завтра вернется!

Я решил играть в открытую.

– Мне не нравится, что вы со мной не откровенны. Скажите, конфликт между вами и сыном, а именно об этом идет речь, не связан каким-то образом с Хозе Браго?

Хозяин некоторое время молчал, раздумывая над ответом. Наконец, потянувшись за бутылкой, ответил:

– До некоторой степени. Только до некоторой степени! Марио был привязан к отцу. Кроме того, мальчишке импонирует, что он – сын известного писателя. Жена придерживается несколько иного мнения... Особенно это касается некоторых черт характера... покойного...

– Понимаю. А мальчик навещает профессора Боннара?

Мне показалось, что хозяин вздрогнул.

– Нет. Пожалуй, нет... Правда, он несколько раз бывал в институте у отца, еще до его смерти...

– Я сегодня был у Боннара по вашему делу. Он посоветовал мне узнать мнение вашего приемного сына, – сказал я внешне безразличным тоном.

Опять наступило долгое молчание. Я не намерен был сообщать подробности моего визита в институт, а тем более рассказывать об оказанном мне приеме. Хозяин же не спешил продолжать разговор.

– Не знаю, что имел в виду профессор Боннар, – сказал он наконец. – Но разве это может иметь какое-нибудь значение? Марио несовершеннолетний... Это мальчик трудный... Впрочем, я могу заверить вас, что конфликт между моей женой и ее сыном никак не связан с наследством.

– Почему вы не сказали мне сразу, что ваша жена поехала за сыном?

– Вы не спрашивали. К тому же мы считаем, что семейные неурядицы не имеют никакого отношения к делу.

– Я придерживаюсь иного мнения, – холодно возразил я.

– Сеньор, – начал хозяин, пытаясь улыбнуться. – Не подумайте, будто мы хотели что-либо от вас утаить. Это недоразумение! Что же касается Боннара, то после эксгумации мы посмотрим, какую мину он состроит...

– Альберди не дает согласия на эксгумацию.

Де Лима был удивлен, а возможно, только изобразил удивление.

– Пусть вас это не тревожит. Он согласится. У меня есть знакомства в курии.

– Быть может, достаточно будет, если сеньора Долорес побеседует с братом?

– Боюсь, это приведет к прямо противоположным результатам.

– Да... с Альберди нелегко договориться. Откровенно говоря, он вызывает у меня противоречивые чувства. А что о нем думаете вы?

Де Лима налил коньяк в рюмки и только после этого ответил:

– Я не знаю его. Вернее, знаю только со слов жены и Марио. Я никогда с ним не говорил. Видите ли, когда Долорес разошлась с Браго и вышла за меня, церковь не признала нашего брака. Мы обвенчались лишь после смерти Хозе... Альберди считал, что сестра не должна была уходить от пьяницы, тиранившего ее.

– Альберди дружил с Хозе Браго?

Де Лима пожал плечами.

– Это трудно назвать дружбой. Кажется, они все время спорили. Браго был атеистом. Тем но менее – а это проливает свет на образ мышления моего шурина – Браго уже после развода с Долорес месяцами жил у Альберди. Больше того, Альберди добился, чтобы Хозе похоронили на церковном кладбище, правда у самой стены, но и это, как ни говорите, место священное.

– Может быть, ему удалось "обратить" Браго?

– Скорее наоборот, – засмеялся хозяин.

– Не думаете ли вы, что Альберди – неверующий?

– Я не это имел в виду. Видите ли... – де Лима понизил голос. – Браго был коммунистом...

– Первый раз слышу, – удивленно заметил я.

– Быть может, в коммунистической партии он не состоял, но со слов жены я понял, что он, безусловно, симпатизировал коммунистам. Теперь об этом не пишут, но все было именно так. Впрочем, если вчитаться в его книги, то это чувствуется... Так вот, Альберди поддался его влиянию и без нужды совал нос куда не следует.

– Вы считаете, что Альберди симпатизирует коммунистам?

– Не думаю. Правда, в свое время он был сторонником Дартеса. Впрочем, после пожара он успокоился.

– После какого пожара?

– Вы ведь видели, он живет в домике садовника. Приходский дом был ближе к церкви. Вероятно, остались стены.

– Хорошо, что библиотека уцелела, – заметил я мимоходом.

– Он перешел в эту хибару раньше! Под влиянием Браго. Кажется, тот несколько лет убеждал священника отдать приходский дом под школу. Альберди не очень торопился, оттягивал. Однако после смерти Браго решился. Ну и паства его "отблагодарила"... Во время ремонта кто-то поджег дом... – он замолчал и задумался. – А может быть, все-таки еще коньяку? – вспомнил он об обязанностях хозяина.

– Благодарю. Меня интересует, почему Браго лечился в институте Барта? Вы ничего об этом не знаете?

– Это очень просто. Когда Марио было три года, Долорес вместе с ним и мужем проводила лето в Пунто де Виста. Тогда они случайно познакомились с Боннаром. Не то у Альберди, не то у да Сильвы. В те времена, еще при Дартесе, Боннар иногда бывал и у да Сильвы, управляющего тамошними плантациями.

– Сейчас они не очень-то симпатизируют друг другу.

– Это не имеет ничего общего с личным антагонизмом... Да Сильва порядочный человек, джентльмен до мозга костей. Чего нельзя сказать о Боннаре...

– Вы хорошо знаете его? – спросил я, разделяя в душе мнение хозяина.

– Да. Мы познакомились у да Сильвы. Конфликт имеет глубокие корни, вернулся он к теме, – я бы сказал, материального характера. Да Сильва был акционером санатория, в котором сейчас размещается институт.

– Он не получил возмещения?

– Не в этом дело. Ведь институт могли бы перевести куда-либо в другое место... Барту захотелось уничтожить такую отличную лечебницу... Сейчас, если б не влияние Боннара, все можно было бы изменить.

– Понимаю. Итак, вы говорите, что в то время, несколько лет назад, Боннар подружился с Браго?

– Во всяком случае, тогда они познакомились. Позже, живя у Альберди, Браго часто бывал в институте. А когда заболел, им занялся Боннар. Ведь у Браго и гроша ломаного в кармане не было.

– Есть ли смысл, в свете того что вы мне рассказали, добиваться эксгумации?

– Непременно! Правда, теперь вам не придется предъявлять Боннару обвинение. Мое открытие облегчает дело, не так ли? Обстановка совершенно изменилась. Это уже не обвинение в убийстве, а лишь попытка убедиться, не сбежал ли случайно покойник из могилы, – деланно рассмеялся он.

Я немного подумал.

– Каково ваше истинное мнение? – начал я, глядя внимательно в лицо де Лимы. – Ваша жена говорила, что из достоверных уст знает, будто на Браго проводились недозволенные эксперименты. Эти две версии противоречат друг другу.

– Не знаю. У меня действительно нет на этот счет никакого мнения. Быть может, здесь есть противоречие, а может, и нет. Посмотрим. Посмотрим после эксгумации!

– Я посоветуюсь со следователем, – сказал я, вставая.

– Разумеется, вы никому не станете говорить о наших первоначальных подозрениях? – говорил хозяин, провожая меня к двери. – Дело ясное. Нам важно знать истину. Хотя бы в интересах истории литературы. Чтобы не случилось, как с Шекспиром... Во всяком случае, газетам будет о чем писать.

"Этот де Лима не дурак, – подумал я, выходя на улицу. – Конечно, они используют любую возможность. Бизнес! Но с этими деревьями – удивительная история".

Прежде чем действовать дальше, я решил посоветоваться с Катариной... Ее мнение, как филолога и знатока творчества Хозе Браго, было мне интересно.

Мы долго беседовали по телефону. Она весьма скептически отнеслась к гипотезе де Лимы. Мы уговорились, что я заеду к ней завтра.

5

– Как ты ухитряешься это делать, Катарина? С каждой нашей встречей ты выглядишь все моложе!

Я откинулся в мягком кресле, с удовольствием глядя на ладную фигурку хозяйки.

– Не плети ерунды. Я почти совсем не спала. Выгляжу, словно заморыш... – вздохнула Катарина, ставя на стол поднос с завтраком. – Всю ночь я сидела над Браго, и, ей-богу, сама не знаю, что об этом и думать. Это, действительно, сенсация... Я нашла еще четыре примера. В том числе три в "Грани бессмертия". А их может быть значительно больше. Я ведь перелистала лишь три книги, изданные за последнее время.

– Ты все-таки дай мне сказать... Когда я на тебя гляжу, то чувствую себя по меньшей мере на пятнадцать лет моложе. Теперь я вижу, что потерял...

– Вечно ты... – Катарина вспыхнула и непроизвольно одернула халат.

– Я знаю, что у меня нет никаких шансов. Свои ночи ты без остатка отдаешь Хозе Браго.

– Ты не имеешь никаких прав на ревность... А если говорить о Браго, то это любовь платоническая и без взаимности.

– Если бы я был уверен, что он действительно мертв... – бросил я как бы в шутку.

Она перестала наливать кофе и внимательно посмотрела на меня.

– Так ты думаешь, что в этом следует искать разгадку "вещих способностей"?

– Пока у меня нет собственного мнения. Это де Лима утверждает, что Браго жив. Быть может, он знает больше, чем хочет сказать.

– Это было бы прекрасно! – взволнованно воскликнула она.

– В ближайшее время узнаем! Я постараюсь сегодня же добыть разрешение на эксгумацию.

Катарина насупилась. Неожиданно, словно ей в голову пришла новая мысль, она сказала:

– В могиле могут быть останки другого человека. Пожалуй, это вполне вероятно. Вот это история...

– Если быть откровенным, то я не верю, чтобы Боннар зашел так далеко...

– Я тоже так думаю, – кивнула Катарина. – Но факт остается фактом: Браго довольно странно заглядывает в будущее (если это можно так назвать) в своих произведениях. Ты ничего не ешь!

Она положила мне на тарелку ветчины, а потом принесла из соседней комнаты две книги.

– Несоответствие, обнаруженное де Лимой, не единственное. Правду говоря, я никогда бы не обратила внимания на эти деревья. Вот посмотри, открыла она одну из книг в заложенном месте и ногтем отчеркнула абзац.

– "...сметет последний жухлый след осенний", – прочитал я вслух. Слово "жухлый" было дважды подчеркнуто.

– Это строчка Уиллера в переводе Стеллы Рибейро. Цитируя это место, Браго воспользовался изданием 1981 года, которое несколько отличается от издания 1974 года. В частности, слово "желтый" переводчица заменила словом "жухлый".

– Понимаю. Если Браго умер в 1979 году, то он не мог читать второго издания. Но, возможно, изменение внес редактор "Грани бессмертия", решив воспользоваться более поздним переводом.

– Проверить нетрудно. Но если это даже и редакторская правка, три других примера заставляют задуматься. Ты знаешь Шалаи?

– Имре Шалаи? Лауреат Нобелевской премии? Это обязан знать любой культурный человек!

– Дело не в премии, а в том, что получил он ее три года назад и примерно в то же время у нас вышел его первый перевод. А между тем я убеждена, что на творчество Браго, во всяком случае если говорить о "Сумерках" и "Грани бессмертия", повлиял как раз Шалаи.

– А говорят, что Браго – первооткрыватель, пионер...

– Не ехидничай. Основное у Браго – умение сливать воедино невероятную динамичность сюжета с поразительными по смелости формальными приемами. На первый взгляд поведение героев, интрига, да что там – вся постановка действия кажется противоречащей логике. А между тем мы тут имеем дело с абсолютной точностью замысла и глубоким философским содержанием. В этом умении показывать наиболее существенное Браго – мастер высшего класса. Однако это не значит, что, как и любой человек, творящий в определенных условиях и подверженный их воздействию, он не испытывал различных влияний, будь то сознательно или подсознательно. Но каким образом мог Шалаи повлиять на творчество Браго, умершего на несколько лет раньше, чем у нас вышла первая книга поэта, – непонятно!

– Быть может, он читал Шалаи в оригинале или даже в рукописи?

– Исключено! Браго не знал венгерского.

– Скажи, допускаешь ты возможность того, что Браго жив?

– Увы, это весьма сомнительно, хотя и наиболее удачно разъясняет все загадки. Прежде всего Боннар, насколько я его знаю...

– Как давно ты знаешь Боннара? – прервал я, не скрывая любопытства.

– О, давно. Я познакомилась с ним лет, наверное, семь или восемь назад через профессора Сиккарди, у которого я работала ассистенткой. Профессор поручил мне просмотреть полученные от Боннара рукописи и попросил высказать свое мнение. Это были образцы творчества Браго.

– Значит, ты его первооткрывательница?

– Скорее – первый критик, и к тому же суровый. Сейчас мне эти заметки кажутся смешными... В рецензии не было недостатка в выражениях типа: "автор проявляет эпический талант", "предвещает писателя с солидными данными"... Откровенно говоря, я чувствовала в нем недюжинный талант, но увлек он меня отнюдь не сразу. Именно в связи с этим отзывом я побывала в институте Барта у Боннара. Потом он давал мне и другие рукописи.

– Так, может быть, ты была знакома и с Браго?

– Да, – сказала она и умолкла, глядя на чашку с кофе, которую держала в руке.

– Ты никогда об этом не говорила... Это было там, в институте Барта?

Катарина кивнула.

– Когда ты видела его последний раз? – наседал я.

– О, весной 1978 года. Примерно за год до кончины.

– Как он в то время выглядел?

– Что говорить, не блестяще.

– А позже ты не пыталась его увидеть?

– Во время лечения Боннар запретил всякие посещения. Он только написал-мне... – она осеклась.

– Боннар?

– Нет, Браго. Писал, что чувствует себя лучше, очень сожалеет, что не может со мной увидеться, и надеется, что когда-нибудь мы еще поболтаем...

Мне почудилось, что я заметил в глазах Катарины слезы.

– Видно, это было не просто знакомство, – сказал я не особенно удачно.

Она неприязненно взглянула на меня.

– Чепуха. Мы не были знакомы и двух месяцев. Браго не покидал института. Между нами ничего не было.

– Прости. Я не хотел тебя обидеть. Я только ищу, за что бы зацепиться. Ты бываешь в институте Барта?

– Нет. После смерти Браго я встретилась с Боннаром лишь недавно, во время телевизионной передачи. Но это была мимолетная беседа. О творчестве Браго мы говорили с ним где-то в начале 1982 года. Тогда Боннар сказал, что у него есть рукописи Браго и он намерен заняться их публикацией. Он обещал позвонить мне или Сиккарди, но не позвонил. Возможно, забыл. А потом уж начали выходить книги...

– Во время встречи на телестудии он не приглашал тебя навестить его?

– Нет. Мы перебросились всего несколькими фразами, если не считать дискуссии перед камерами. Времени не было.

– Но ты могла бы его навестить под каким-нибудь предлогом?

Она внимательно посмотрела на меня.

– Если ты поклянешься, что не используешь меня в интриге, направленной против Браго...

– Клянусь, – поспешно сказал я. – Что до Боннара, то, надеюсь, тут тебя ничто не связывает?

– Не знаю, – сказала она после недолгого раздумья. – Прежде всего меня интересует истина...

– И я так думаю... Да! Еще одно: ты знаешь сына Браго?

– Однажды я видела его в клинике. Ему тогда было лет девять-десять. Теперь он, наверное, вырос... Он очень походил на отца.

Она задумалась и как-то потухла.

– Значит, он довольно часто бывал в институте?

– Этого я не знаю. Браго отзывался о мальчике очень тепло. Должно быть, он его любил.

– Может, мальчик знает что-нибудь о времени, предшествовавшем смерти?

– Возможно. Хорошо бы с ним поговорить.

– К тому же имеется и другой повод. Я хотел бы выяснить, есть ли сейчас контакт между ним и Боннаром. Если ты позволишь, я позвоню от тебя де Лиме? Мать мальчика поехала в деревню и должна была уже вернуться.

– Пожалуйста. Я уберу со стола.

Я сел за столик, пододвинул телефон и набрал номер. Почти тут же отозвался де Лима. Услышав мое имя, он даже вскрикнул от радости.

– Ах, это вы, сеньор адвокат?! Ну, наконец-то! Я звоню повсюду уже целый час и нигде не могу вас поймать. К сожалению, у нас возникли новые осложнения... Жена звонила из Пунто де Виста. Представьте себе, Марио опять сбежал...

– Как это опять? Он же должен быть у Альберди?

– Сегодня ночью его удалось поймать на дороге вблизи Пунто де Виста, когда он шел к священнику. Они с матерью остановились поесть в придорожном баре. Марио вышел умыться и... исчез. Он, безусловно, опять вернется в Пунто де Виста, и мы хотели просить вас о помощи.

– Не очень понимаю, что я могу сделать?

– Вопрос весьма деликатен. Я сказал жене, что вчера мы с вами откровенно беседовали и я вам полностью доверяю. Вам необходимо сейчас же поехать в Пунто де Виста. Мы очень вас просим... Разумеется, все расходы мы берем на себя. Жена ожидает вас в "Каса гранде", у сеньора да Сильвы. В трех километрах от деревни. Любой деревенский мальчишка покажет вам дорогу. Мы просим вас. Это очень срочно. Жена объяснит вам все лучше там, на месте. Так вы поедете?

Я не собирался создавать искусственные осложнения, тем более что уже был не на шутку заинтригован историей со смертью Браго, и согласился.

Положив трубку, я взглянул на Катарину, которая стояла в дверях, заинтересованная разговором.

– Ты сегодня очень занята? Я хочу предложить тебе прогулку.

Она понимающе кивнула.

– Пунто де Виста?

– Да. Быть может, при оказии навестишь профессора Боннара. Согласна?

– Едем! – улыбнулась она, но тут же, словно спохватившись, спросила:

– Эксгумация?

– Не думаю.

Она облегченно вздохнула.

6

Катарина проспала почти два часа. Она проснулась, лишь когда я остановил машину вблизи Пунто де Виста, чтобы спросить дорогу к "Каса гранде".

– Где мы? – спросила она, зевая. – Ну и заспалась я...

– Через десять минут должны быть на месте.

Она потянулась, вынула из сумочки помаду и подкрасила губы.

– А зачем мы, собственно, туда едем?

– Я тебе уже говорил, что должен встретиться с сеньорой де Лима. Знаю только, что Марио Браго опять сбежал.

– Это как-нибудь связано с завещанием?

– Похоже, да. А что ты обо всем этом думаешь?

– Не знаю, – пожала она плечами. – У загадки может быть много разгадок...

– Ты думаешь, кто-то дописал эти "новинки" шутки ради или по другим, не известным нам соображениям?

– Нет. Мне кажутся наиболее вероятными апокриф, конспирация или машинная композиция. Правда, ни одна из этих гипотез не объясняет всего. И даже создает новые проблемы.

– Что ты имеешь в виду?

– Разберем по порядку. Возможно, кто-то подражает Браго. После его смерти пишет апокрифы, творит "под него", так же как в свое время Ван Меегерен создавал "новые" картины Вермеера. Разумеется, это должен быть человек большого таланта. Не меньшего, чем у самого Браго. Впрочем, возможно, Браго оставил какие-либо наброски или даже фрагменты, которые тот кладет в основу своих произведений. В таком случае это не апокриф, а совместная работа, в которой один из авторов остается анонимным. В творчестве Браго заметна определенная эволюция, даже качественный скачок, который связан с последними четырьмя произведениями... А ведь владелец рукописей не обязан издавать их в порядке написания!

– Действительно. Подобного рода условий в завещании нет.

– Стало быть, Боннар мог вначале передать издательству "Грань бессмертия" и "Сумерки" и лишь потом "Колодец" и "Золотой мост". Но "Золотой мост" и "Колодец", изданные раньше, написаны также, несомненно, перед "Сумерками" и "Гранью бессмертия". В "Золотом мосте" Браго – сокол, а в "Сумерках" – уже настоящий орел! Качественно это уже иной вид литературы, хотя писал эти вещи один и тот же человек.

– А ты уверена, что писал их один человек?

– Анализ стиля показывает, что один. Но предположим, что последние два романа, том рассказов и два сценария писал не Браго, а кто-то другой. Если этот "кто-то" даже использовал фрагменты или наброски Браго, почему он это скрывает? И какую роль в данном случае играет институт нейрокибернетики, который является основным наследником, почти единственным владельцем опубликованных произведений? Я думаю, в данном случае речь идет о совершенно ином. Это – научный эксперимент! Разумеется, и в данном случае возникают вопросы, на которые нет ответа, но их уже значительно меньше.

– Что ты называешь экспериментом?

– Эти новые произведения, быть может, не создал ни Браго, ни другой писатель. Самое большее, какой-нибудь писатель мог их редактировать.

– Так что же? – начал я нервничать, потому что мы уже миновали развилок и увидели впереди широкую, обсаженную эвкалиптами аллею, в конце которой за ажурными воротами горели на солнце цветные стены большой современной виллы.

– Машинная композиция! Опыт создания литературы с помощью машины.

Это предположение показалось мне фантастичным, по времени на дискуссию уже не было. Я доехал до запертых ворот и подал сигнал. Почти в тот же момент появился высокий метис в городском костюме и молча отворил тяжелые, искусно выкованные створки ворот.

Обогнув газон перед виллой, я подъехал к подъезду и остановил машину у главного входа. На ступенях ждали Долорес де Лима и хозяин дома.

Да Сильва был статным, уже немолодым мужчиной с буйной темной шевелюрой и лицом "римского сенатора", как его позже охарактеризовала Катарина. На нем был отлично сшитый светлый костюм, а каждое движение или слово обличало светского льва.

Сеньора де Лима была явно удивлена присутствием Катарины и даже не пыталась этого скрыть. Да Сильва, наоборот, – как это пристало хозяину и джентльмену – не выказал ни малейшего удивления и несколько раз демонстративно подчеркнул свою радость по случаю столь приятного посещения. Мне думается, это не было просто галантностью...

После знакомства хозяин дома проводил нас в бар, где слуга в безупречном смокинге уже готовил прохладительный напиток и коктейли. Впрочем, вилла была оборудована кондиционерами, так что жара совершенно не чувствовалась.

Мы уселись в креслах, и да Сильва едва заметным знаком отослал слугу.

– Я слышал от вашего супруга, что наметились некоторые осложнения... обратился я к сеньоре де Лима. Однако моя клиентка не поддержала тему.

– Сеньора по профессии юрист или врач? – спросила она Катарину довольно бесцеремонно.

– Ни то, ни другое. Я – филолог, – с вежливой улыбкой ответила Катарина.

Необходимо было как можно скорее разрядить обстановку.

– Я просил сеньорину Дали помочь нам. Она отличный знаток творчества Хозе Браго, и ее исследования подтверждают открытие вашего мужа, попытался я рассеять опасения сеньоры де Лима.

– О! – да Сильва склонил голову в сторону Катарины. – Голос ученого может иметь решающее значение.

– Так вы тоже предполагаете, что Хозе Браго жив? – сказала сеньора де Лима скорее в форме утверждения, нежели вопроса.

– Не думаю, – решительно ответила Катарина. – Не вижу смысла в мистификации.

Сеньора де Лима окинула ее подозрительным взглядом.

– Я полностью согласен с сеньориной Дали, – не дал ей высказаться да Сильва. – Это было бы слишком простое решение загадки.

– Институт Барта – серьезное научное учреждение, – продолжала Катарина. – Сомнительно, чтобы профессор Боннар стал впутываться в какую-нибудь аферу криминального толка.

– Я думаю иначе, – резко возразила де Лима. – Чем же тогда вы объясните историю с деревьями? Разве это само по себе уже не доказательство?

– В данном случае нельзя исключать совпадения...

– Но ты же сама говорила, что нашла дополнительные факты, свидетельствующие о том, что "Грань бессмертия" и "Сумерки" появились после смерти Браго, – воскликнул я, совершенно сбитый с толку переменой мнения Катарины.

– Будь добр, не прерывай меня, – спокойно ответила она, улыбнувшись да Сильве, словно извиняясь за резкий тон. – Я сказала, что нельзя исключать случайности. Иной характер имеют соображения филологического характера, которые могут говорить о сравнительно недавнем возникновении этих книг. Однако они требуют проверки, если так можно сказать, фактами. Лично я убеждена, что "Грань бессмертия" и "Сумерки" созданы после смерти Браго...

– Но ты говорила, что это может быть какой-то кибернетический эксперимент, – заметил я.

Сеньора де Лима смотрела на Катарину со все возрастающим беспокойством и недоверием.

– Это всего лишь предположение, – заявила Катарина. – Не знаю, есть ли смысл...

– Ну, что вы, это очень интересно, – запротестовал да Сильва. – Я понимаю ваши сомнения, но даже гипотеза, не вполне отвечающая требованиям научной достоверности, может помочь разобраться в проблеме нам, профанам.

Катарина внимательно посмотрела на да Сильву, потом кивнула головой, словно подтверждая, что принимает его доводы.

– Я думаю, нельзя исключать, – начала она, – что творчество Браго продолжено с помощью машины. Теоретически такого рода эксперименты вполне вероятны. Разумеется, я понимаю, что, используя обычные вычислительные машины, сегодня реализовать такой проект невозможно. Однако не следует забывать, что институт Барта работает над нейродином. Правда, свойства этого вещества еще недостаточно изучены, но, судя по сообщениям в печати, оно обладает поразительной информационной емкостью, а некоторые его свойства близки к функциональным свойствам мозга. Кстати, это в какой-то мере объясняет причины, заставившие институт не открывать фактического положения вещей. Подобного рода поведение также может входить в эксперимент как его составная часть. Как знать, возможно, Боннара интересует реакция читателей и он хочет выяснить, сможет ли кто-нибудь отличить эти произведения от произведений живого писателя. Подобные исследования уже проводились в отношении машинных музыкальных и поэтических произведений.

– Машина, создающая роман?! – сеньора де Лима взглянула на Катарину почти возмущенно.

Это подействовало на моего "эксперта", как шпоры на коня.

– Я сказала, теоретически возможно. Возможно ли уже сейчас практически – не знаю! – ответила она тоном лектора. – Попытаемся сопоставить факты. Институт Барта располагает не только новейшей аппаратурой, но и является первым научным учреждением в мире, начавшим изучение нейродина. Профессор Боннар не только известный нейрофизиолог и психиатр, но и отличный кибернетик. Перед смертью Хозе Браго профессор Боннар поддерживал более тесные контакты с профессором Сиккарди – известным филологом и специалистом по машинному анализу текстов. А надо сказать, Сиккарди был энтузиастом экспериментирования в области машинной поэзии. Быть может, вы помните известную историю с якобы новооткрытыми любовными стихами Гонзаги? – добавила она, сверкнув глазами.

Да Сильва глянул на Катарину, не скрывая удивления.

– Интересно... – сказал он возбужденно. – Так вы, сеньорина, думаете, что достигнуты уже столь значительные результаты?

– Уже в начальной стадии экспериментов с анализом музыкальных произведений в качестве мерила того, обнаружила ли машина истинные закономерности произведения, использовались попытки композиции новых произведений в стиле анализированных вещей. Это делали те же машины, синтезируя музыку с помощью фактора случайности, выполняющего роль воображения. Результаты поражали экспериментаторов. А ведь это было двадцать-тридцать лет назад! Трудно оценить, какие пути прогресса открывает нейродин.

– Так вы считаете, что Боннар просто-напросто дал машине приказ проанализировать произведения Браго и создать новые? – с недоверием спросил да Сильва.

– Конечно, все не так просто. Это очень трудный процесс, требующий сложнейших процедур и множества опытов. Но смысл его именно таков, как вы сказали.

– Я еще могу понять, когда говорят, что таким образом можно создавать музыкальные произведения или писать лирические стихи. В любой метафоре есть что-то от сюрреализма. Но я сомневаюсь, чтобы таким способен можно было создать поэму, а тем более написать рассказ или роман. Ведь это требует замысла, логической конструкции фабулы, знания человека и его жизни. Роман – это не механическая копия того, что кому-то на ум взбредет. Необходима селекция, подбор. Машина, пусть даже и самая совершенная, пожалуй, не может этого сделать, ибо она – не человек.

– Вы правы в том, что это очень сложно. Но говорить, что это невозможно, было бы неверно.

– Для этого машина должна располагать знаниями, равными знаниям человека, – заметил я.

– Не обязательно. Ведь речь идет не о том, чтобы она сама во всем заменяла писателя. Упрощенно это можно представить себе так: необходимо запрограммировать общие принципы конструирования фабулы, а также по возможности больший объем соответствующих сменных элементов, из которых эта фабула должна быть сконструирована. Машина создавала бы различные варианты. Очень многие из них были бы, конечно, неприемлемы. Частично или полностью. Тут селекцию проводил бы человек: выбирал один из вариантов и разрабатывал его на машине. Постепенно от общих контуров он стал бы переходить ко все более конкретным, и таким образом возникло бы что-то вроде конспекта романа. Исходя из этого конспекта, используя содержащиеся в ее памяти образцы творчества данного писателя, машина разрабатывала бы сюжет и стилистику. Постоянно под контролем человека!