Текст книги "Расклад на любовь"

Автор книги: Ксения Каретникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Ксения Каретникова
Расклад на любовь

Пролог

– Господи, что с тобой? – я буквально застонала, увидев Вовку на пороге квартиры. И было от чего…

Красивое миловидное лицо брата знатно подпорчено: уже проявляющийся фингал под левым глазом, на правой щеке ссадина, губа разбита.

Пустила его в квартиру и тут же рванула к шкафу напротив ванной за домашней аптечкой. А Вовка прошел на кухню, плюхнулся на угловой диван. Небрежно потрогал губу и поморщился.

Я поспешила к нему, не забыв прихватить упаковку ватных дисков. Сдобрила сразу несколько штук перекисью и начала обрабатывать брату лицо. Вова дергался, жмурился, ойкал и айкал, пытался отобрать у меня диск, но я злобно шипела на него, продолжая обрабатывать.

В голове крутились вопросы, которые мне хотелось задать. Но, зная брата, я не стала. Захочет и решится – сам расскажет.

И вскоре это случилось.

– Все, Ляля, приплыли… – произнес он виновато.

Насторожилась, чуть отстраняясь. После чего попыталась поймать Вовкин взгляд, но он его старательно отводил.

– Что случилось? – произнесла, а сердце в груди ухнуло вниз, как в предвкушении чего-то страшного.

– Вчера нам пригнали тачку, на ТО… – начал брат. Сердце опять ухнуло. Ненавижу я этих железных коней с тех самых пор, как по их вине погибли родители. А брат, как назло, решил связать с ними жизнь, отучился на механика и пошел работать – «лечить» эти треклятые тачки. Как я возмущалась, но у Вовки, видите ли, страсть. А у меня теперь лишний повод для беспокойства. – Ты бы видела эту красотку…

Передернулась. Ничего ни в одной из них я красивого еще ни разу не видела. Груда металла, просто покрашенная краской.

– Конти Бентиненталь, оранжевое чудо, двухдверное 4-местное купе, класса люкс, между прочим, двигатель шесть литров, разгон до ста километров за четыре с половиной секунды…

– И? – закатила я глаза, ведь вся эта характеристика мне ни о чем не говорила.

– Хозяин оставил нам ее на сутки, мы с Серым изучили ее от и до, не каждый день нам такие тачки пригоняют… Нормально все с тачкой, да, не новая уже, но в идеальном состоянии.

– И? – опять рявкнула я. Ненавижу, когда брат вот так, заходит издалека.

Он вздохнул. Печально и удручающе, а потом выдал:

– Не сдержались мы с Серым. Решили прокатиться…

Здесь мое сердце уже не ухало. Здесь оно замерло, а потом забилось как в припадке.

– Короче, разбили мы красотку. Точнее я разбил, когда несся на ней обратно в мастерскую. Не заметил отбойник. Тачка зверь, а зверя нужно сперва приручить…

– И что теперь? – ахнула я, плюхаясь попой на стоящую сзади табуретку.

Вовка вновь вздохнул, покосился в окно.

– И теперь я должен хозяину три ляма.

Мне показалось, что я ослышалась.

– Сколько?!

– Три миллиона наших деревянных. И это с учётом того, что тачка не новая. Типа пошли на уступки.

В голове укладывалось все с трудом. Ну, звездец же! Только этого нам не хватало. Три миллиона!

Посмотрела на брата с прищуром. Нет, он точно не врёт, но…

– Стоп, – я тряхнула головой, – разбил ты тачку вчера, так? А синяки сегодня откуда?

– Это они, дружки хозяина, мне так доходчиво сегодня объясняли… сколько и к какому сроку я должен вернуть.

– И какой срок?

– Месяц.

– Звездец полный! – выпалила я, уставившись на брата. – И где ты возьмешь такие деньги?

Он пожал плечами.

– Я тебе помочь не смогу, сам знаешь, до сих пор выплачиваю кредит на твой, между прочим, военный билет!

Вовка почесал за ухом, а потом, посмотрев на меня глазами кота из Шрека, произнес:

– Может, продадим квартиру?

Мои ресницы многократно запорхали в воздухе:

– Ты с ума сошёл? А жить где мы будем?

– Продадим, деньги поделим, а там каждый пусть сам решает, что со своей суммой делать.

– Бабушка полжизни горбатилась на эти квадратные метры, а ты… ты… Мы же договаривались с тобой, что продавать ее ни за что не будем.

– Ну видишь, какая ситуация? – рявкнул он.

– А кто виноват? – рявкнула я в ответ. – Какого хрена ты вообще взял чужое?! Знала же, что от этих тачек лишь зло. Еще прабабушка нам говорила, помнишь? Беда от металла…

– Ой, глупости, Ляль… – отмахнулся брат. В способности, которые были у бабки нашей мамы, Вовка не верил. А вот зря. Она ни разу не ошиблась. Даже дату смерти своей предсказала.

– Короче, – я резко встала, – ничего продавать мы не будем. А ты встреться с ними еще раз, объясни все…

– Ты хочешь, чтоб они меня вообще убили? – чуть ли не фальцетом заверещал братец.

– Должников, Вовка, не убивают. Иначе кто им деньги вернёт?

– Родственники, – фыркнул брат, – меня грохнут, а на тебя насядут…

Жар прокатился по телу, а позвоночник словно ледяным дыханием обдало.

– Что это за люди такие, кто он, этот хозяин тачки? – почему-то шёпотом поинтересовалась я.

– Сынок одного влиятельного чела.

– Так, может, к его отцу обратиться? – предложила я, а потом вспомнила про тех, кто нас оберегать должен: – Нет, в полицию! Пусть все по закону…

– Мне ясно дали понять, – брат указал пальцем в свой синяк под глазом, – чтобы я молчал. Это лицо мне раскрасили, а вот по рёбрам били без следов.

Глава 1

Аплодисменты. Как же я их люблю.

А еще цветы. Много-много цветов.

Сегодня и того, и другого было избытком. Еще бы, мы заканчиваем сезон. Люди в последний раз пришли посмотреть этот спектакль.

Я люблю свою работу. Ей я грезила еще с детства, примеряя на себя роли. В театральный, наш местный, поступила без проблем. Меня хвалили, но особо не выделяли. После распределения попала сюда, в театр «МодерНик», и он считается лучшим в нашей области. Я была горда собой и с энтузиазмом втянулась в работу. Увы и ах, больших денег за свой творческий труд я не получала, но зато получала удовольствие.

А сейчас… мне ужасно грустно расставаться с моей героиней. Прикипела я к ней, даже родство ощущала. Мы с ней кое в чем похожи.

Но еще грустней будет чуть позже. Мы не только прощаемся со спектаклем, но и провожаем сегодня на пенсию нашего художественного руководителя, талантливого режиссёра и просто хорошего человека. Он мне даже заменил отца в свое время. Но устал Михаил Сергеевич, сильно осунулся, заметно постарел. Пора ему на заслуженный покой. И так почти десять лет переработал.

Овации стихли, зрители начали расходиться. Актеры поспешили в гримерки, а в кафетерии в это время должны были накрывать праздничный стол.

Я с тоской смотрела на себя в зеркало, смывая грим. Мне будет не хватать тебя, Эсмеральда… Но, надеюсь впереди у меня еще более интересные роли. Есть у меня мечта – Маргариту Булгакова сыграть. Сергеевич опасался ставить этот спектакль, вокруг него, да и самого произведения много мистики.

– Готова? – с грустью спросила Маринка, забирая из гримерки сценические наряды. В театр мы пришли с ней одновременно, три года назад, только я на сцену, а она за кулисы. Маришка – художник-модельер и заведующая костюмерной по совместительству. Это она придумала и создала все наряды нашего театра.

– Да, – кивнула и поднялась. Мы покинули небольшое помещение и пошли по узкому коридору. Занесли наряды в костюмерную, а потом направились в кафетерий.

– Как у тебя там с братом? – поинтересовалась Маришка. Да, ей я рассказала о наших проблемах, просто надо было с кем-то поделиться, а Маринку я могу назвать другом.

– Никак. Не разговаривает со мной, обижен, что я не даю согласие на продажу квартиры. А я и не дам.

– Работает хоть?

– Ага, вторую работу нашел… Но на ту сумму ему еще копить и копить.

– А срок когда подходит?

– Да две недели осталось, – произнесла, и не по себе стало. Чуйка сработала – что-то да будет. И уже очень скоро.

Помещение кафе празднично украсили, столы накрыли, и почти все в сборе. Мы с Маришкой сели на свободные места. И праздник начался.

Говорили много слов, конечно, хороших. И я была с ними согласна, ничего плохого про Сергеевича сказать нельзя. Хотя есть у нас те, кто могут. Но они, слава богу, отмолчались.

С актрисами театра у меня такой дружбы, как с Маришкой, не сложилось. Конкуренция, как-никак. Приходится держать с ними лицо, а иначе рискуешь его лишиться. И со мной пытались, подмешали какую-то гадость в мой грим, вследствие чего я покрылась прыщиками.

«Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами», – сказал мне тогда наш руководитель. И начал мне помогать. Это было приятно – знать, что тебя бездарностью не считают. И дают главные роли… Но будут ли они теперь, когда Сергеевич уходит? В сердце защемило, тоска накатила…

– Слушай, – шёпотом обратилась я к Маринке, – а не слышала, кого нам пришлют на место Сергеевича?

– Не-а. В тайне все держат. Сюрприз обещают, – отвечает Маринка, – но до меня дошёл слушок, что будет это столичный режиссёр.

– Н-да, – произнесла я, вертя в руках бокал, – не знаю даже, плохо это или хорошо. Только столичной богемы нам тут не хватало, – задумчиво произнесла я, и Маришка согласно кивнула.

Час уже прошел, за ним второй. Люди уже мало ели, но больше пили. Я же на горячительное особо не налегала. Маришка тоже.

Выдержала я еще час, после чего решила, что пора идти домой. Маришка решила так же. Мы с ней подошли к виновнику мероприятия, я его с трепетом обняла, пообещав, что буду навещать. Старик растрогался и расцеловал меня под не совсем доброжелательными взглядами коллег.

На улице Маришка вызвала такси.

– Со мной поедешь?

– Да нет, мне тут недалеко, прогуляюсь, подумаю, – ответила я ей и, чмокнув подругу в щеку, направилась в сторону дома.

И я действительно принялась думать. И о театре, и о Сергеевиче. И о брате с этой тачкой.

Последнее беспокоило, конечно, больше. Потому что брат такую сумму точно не соберёт. Ни за месяц, ни за два… даже за год вряд ли. Ему, официально безработному, кредит никто не даст. Мне сейчас тоже…

Видимо, я сильно погрузилась в свои мысли, раз уж не сразу заметила автомобиль, который ехал за мной от самого театра…

Глава 2

Машина громко посигналила и, поравнявшись со мной, остановилась.

– Эй, красавица, – крикнул мне водитель из открытого окна. Я покосилась на него, лицо, мягко говоря, малоприятное, с большим шармом, рассекающим левую бровь ровно посередине. Отвела быстро взгляд и огляделась: улочка эта была обычно безлюдной, так и сейчас, и те, кто в тачке, как знали, где меня окликнуть. Но останавливаться я не собиралась, даже чуть ускорила шаг. Машина тоже тронулась и ехала близко со мной, я не могла никуда деться, с одной стороны меня притесняла эта груда железа, с другой шел ров, а за ним забор и парк. Звездец, наиполнейший! Если и бежать, то только вперед или назад, но вряд ли я далеко на своих двоих убегу. – Да постой! Помоги хорошим людям.

Фыркнула, тут же засомневавшись, что они хорошие люди, но вслух озвучивать это не решилась.

– Чем помочь? – все же спросила я. А по спине бежал холодок, пронизывающий все сильней. Мне показалось даже, что пальцы на ногах немеют.

– Подскажи нам, где тут театр находится, – произнес вдруг другой мужской голос из того же автомобиля.

– Вы от него как раз едете, – ответила я настороженно.

– А ты случайно в нем не работаешь? – опять поинтересовался второй. – Ты ж эта, актрисулька, Ляля Белая?

– А вы автограф хотите? – усмехнулась я и к своей беде зачем-то замедлила шаг. Автограф я давать никому не собиралась, но меня смутило то, что меня узнали. Может, люди были на моих спектаклях? Не, если так, то они знали бы, где находится театр. И тут они, видимо, решили воспользоваться моментом – задняя дверь машины открылась, и сильная рука затащила меня в салон. Так быстро и ловко, что я даже пискнуть не успела. Да и смысла в этом не было – на улице по-прежнему никого.

Испугалась – это мало сказать. В машине двое мужчин. Тот, что сидел со мной, захлопнул дверь, касаясь моих ног своим телом, а второй, что сидел за рулём, заблокировал двери и вдарил по газам. Я, пытаясь успокоиться и сориентироваться, устроилась поудобнее на сиденье и вытянулась по струнке, прижимая к груди свою сумочку.

– Ну ладно, настырные какие, давайте, где расписаться, – выдавила я из себя. Да, косила под дурочку, самый лучший приём.

Мужчины переглянулись… ну как переглянулись, посмотрели друг на друга через зеркало заднего вида.

– Нахрена нам твои каракули? – заржал тот, что сидел рядом.

– А что вам нужно?

– Поговорить, – ответил мужчина спереди.

– О чем?

– О брате твоем.

Ну вот, начинается. Теперь и до меня добрались… точнее через меня решили добраться до брата? Правда, он не прячется, так что зачем им я?

– Слушаю внимательно, – прохрипела я и откашлялась. Со мной продолжил говорить тот, что сидел за рулем:

– Он деньги возвращать собирается?

– Конечно, – кивнула я.

– В срок уложится?

– С… сомневаюсь.

– Это очень и очень плохо, – говорил и вёл себя он на удивление спокойно. А вот тот, что сидел рядом, был нервным, все ерзал на сиденье, одаривая меня своим масляным взглядом. Особенно его интересовали мои ноги. – Он должен уложиться, ты же понимаешь? Иначе…

И вдруг тот, что пялился на мои ноги, достал из кармана раскладной нож… колючий в прямом смысле случай!

Вот тут я собралась орать всем своим сопрано и вцепилась ладонью в ручку двери. Тщетно, конечно. А мужчина провёл лезвием по моих ногам, делая на чулках зацепки, от которых тут же поползли стрелки.

Меня почти парализовал страх. Даже дышать стало трудно, когда лезвие ножа оказалось близко к моему лицу…

– Красивая, черт… – он дыхнул мне в лицо жутким перегаром, руку с ножом так и держал у лица, а второй рукой начал задирать мне юбку.

Я не знала до этого ни одной молитвы, но вдруг начала молиться, прикрыв глаза.

Господи, не позволь, не дай, убереги… спаси!

И спасение пришло, правда, от неожиданного лица.

– Чиж, не пугай девчонку, – произнес мужчина за рулём. Я распахнула ресницы и посмотрела на мужчину через зеркало. Он тоже смотрел на меня, подмигнул с какой-то стати.

– Да кто ее пугать собрался, просто хочу, чтобы до нее быстрей дошла вся серьёзность ситуации…

– Думаю, она все поняла и поторопит своего братца, так?

– Да… – ответила я послушно.

– Ну и помочь тоже можно, ведь он твоя родная кровь? Одни вы остались друг у друга…

Машина резко затормозила. Я чуть не втельмяшилась в спинку сиденья спереди, схватилась за него и посмотрела в окно. А за ним был подъезд моего дома. Сидевший рядом, как там его, Чиж звучно захлопнул нож и, убрав его в карман, отодвинулся.

А мужчина за рулем обернулся. Опять подмигнул со словами:

– Давай, чеши, красавица, – и разблокировал двери. Я ее дернула за ручку и открыла. Облегчённо выдохнула и начала покидать салон.

– Спасибо, что подвезли, – вежливо произнесла я и рванула со всей мочи к подъезду.

Глава 3

В квартиру влетела сама не в себе. Меня колбасило, пульс стучал в ушах, а руки тряслись. Входной дверью хлопнула громко, и на этот звук в прихожую вышел Вовка. Сегодня ему в ночную смену, устроился в какой-то бар официантом. Говорят, там чаевые приличные.

– Что случилось? – спросил он.

Я скинула туфли и начала нервно стягивать испорченные чулки.

– Меня твои знакомые до дома подвезли.

– Какие знакомые? – нахмурился брат.

– Полагаю, те самые, которые били тебя в прошлый раз.

Лицо Вовки перекосилось:

– Что они с тобой сделали?

– Физически, слава богу, ничего. Но напугали сильно.

Я прошла мимо него в свою комнату, где принялась раздеваться. Одежду швыряла в разные стороны. Мне казалось, что она пропахла перегаром этого Чижа и моим страхом.

А затем, схватив полотенце, я помчалась в ванную. Быстро помылась. Когда я вышла, брат уже обувался возле входной двери. Я приблизилась, и он, выпрямившись, поймал меня за локоть:

– Ляль, давай продадим квартиру…

– Ни за что! – выдернула я руку.

– Ты не понимаешь…

– Все я понимаю! – рявкнула я. Меня переполняла злость на всех и вся. – Ты наломал дров и ищешь теперь лёгкие пути. Должен денег – иди отрабатывай. Договаривайся о рассрочке, или как там это называется. Решай, короче, проблему. Мужик ты или нет? А квартиру я тебе не позволю продать, заруби себе на носу!

Глаза брата вспыхнули огнём. Но он промолчал и ушел. А я пошла к себе. Легла в полотенце на кровать и вскоре вырубилась.

Утро пришло недобрым. Дождливым и серым. А скоро лето уже. Как раз начинается в тот день, когда брат должен вернуть деньги.

Меня, конечно, вчера сильно напугали. Не хочется, чтобы подобное повторялось… И, наверное, я зря сорвалась на Вовку. Он, конечно, виноват. Но как вчера сказал один из мужчин: одни мы остались друг у друга. Значит, надо думать, как и чем ему помочь.

Можно походить по кастингам, нынче за съёмки в рекламе платят неплохо. Я когда-то снималась уже. Лекарство от горла рекламировала, слава богу, не средство для потенции, тут я отказалась.

Еще можно попросить нового худруководителя завалить меня работой. Хоть третьего плана, главное, чтоб платили.

И все, я больше ничего не умею. Устройся я официантом как брат – штрафов будет больше, чем чаевых. А куда еще с моим образованием? Продавцом идти? А в театре когда работать?

Можно, конечно, продать кое-что. Бабушкино золото будет безумно жалко, она свою шкатулку заполняла всю жизнь и в последние годы сама ничего не носила, позволяя мне украшать содержимым себя… какая там красота! Сейчас таких шедевров не делают. Но если выхода другого нет – придется продать… Оставлю пока этот вариант на самый крайний случай.

Поднялась с кровати и начала собираться. Пора знакомиться с новым режиссёром. Постараюсь ему понравиться.

Надела короткое платье с глубоким декольте, волосы собрала, чтоб открыть тонкую шею… Главное, чтобы у столичного режиссёра не было модной нынче ориентации.

Все собрались в главном зале – сидели дружно у самой сцены на первом ряду. Я посмотрела на коллег, удивляясь, что на знакомство пришел лишь актёрский состав. Даже по пути в зал я не встретила других сотрудников.

Подошла к ряду и села с краю рядом с Фаиной Семеновной.

– Добрый день, Лялечка, – первой поздоровалась она.

Фаина наш старожил, в театре работает давно, все роли старушек исполняет. Причем, не побоюсь этого слова, гениально. Какая из нее получилась графиня из «Пиковой дамы»!

Да и сама она дама, конечно, импозантная. Любительница париков, чего она только на своей голове не носила, даже синие волосы в стиле Кетти Перри.

Сейчас у нее были длинные завитые светлые локоны. Все же блондинкой ей быть лучше всего.

– Добрый, Фаина Семеновна, – кивнула, – уже известно кто наш новый режиссёр?

Старушка придвинулась ко мне и на ухо ответила:

– Богомол Константинов.

Н-да, ничего хуже я себе вообразить не могла. Тот еще фрукт, известный не из-за своих постановок, а из-за скандальной свадьбы со столичной светской львицей. Интересно, какая нелёгкая его занесла в наш театр?

– И чего думаете? – аккуратно поинтересовалась я тоже тихо.

– Не поверишь, Лялечка, все мои мысли о нем исключительно в бранной форме. Ой, чувствую, и меня погонят на пенсию. Он же пришел, буквально ногой дверь в наш храм Мельпомены открыл и начал с репрессий.

– С каких?

– Уволил всех, кроме актёров.

Я нахмурилась. Значит, Маринка моя здесь больше не работает. Очень жаль. Безумно просто.

– Гонору у него много, говорят, – продолжила Фаина, – и идеи новаторские до абсурдного. Ждут нас, Ляля, большие перемены. И вряд ли наши сердца именно таких требовали.

– Звездец… – прошептала я.

Глава 4

Богомол Константинов появился пафосно. Грянула музыка, кулисы плавно раскрылись, и вышел он, окутанный туманом. Без дым-машины тут, конечно, не обошлось.

Музыка стихла, Богомол дошёл до края авансцены и по-клоунски улыбнулся. Да и он сам выглядел именно так, как будто перепутал театр с цирком: аляпистый пиджак, сидевший явно не по размеру, велик в плечах, а рукава короткие, под ним розовая блузка, да-да, не рубашка, уж больно женственный покрой, джинсы бирюзового оттенка, а на ногах разноцветные кеды. Я едва сдержала смех. Ничего нелепее я в своей жизни живьём не видела.

– Доброго дня, мои рабы искусства! – совсем не мужским, жутко писклявым голосом произнес он.

Мы с Фаиной переглянулись. Ох, не с того он начал, не с того…

– Я чрезмерно рад видеть вас, – продолжил он напыщенно, размахивая руками, при этом смотрел он не на нас, а на свет осветительного прибора, нисходящий на него, – надеюсь, и вы не менее рады лицезреть меня.

Богомол опять улыбнулся, а потом сел на сцену, свесив ножки. Провел беглым взглядом по всем нам.

– Полагаю, вы слышали уже, что всех других сотрудников я уволил. Пришел я не один, со своей командой, – после этих слов, как в их подтверждение, на сцену вышли люди в количестве семи человек. Они встали за спиной Богомола, у всех такие лица, будто мы им уже что-то должны. – Будем улучшать ваш театр вместе!

В зале воцарилась тишина. А сидевший на сцене столичный фрукт нахмурился, видимо, ожидая от нас аплодисментов.

– И у меня уже есть идеи, – он взмахнул рукой, она зависла в воздухе, и буквально через секунду в ней оказалась стопка белых бумаг, вложенных в руку режиссёра девушкой с розовыми дредами.

– Говорят, что все новое – это хорошо забытое старое. Но мы поступим совершенно противоположно, – он опустил руку с бумагами, быстро пробежался глазами по чему-то там написанному. – Смотрю, что у вас в прошлом сезоне самой посещаемой постановкой была «Собор Парижской богоматери». Ее мы поставим снова, но в более современной интерпретации, – заговорил он, а я едва слышно фыркнула. Не было у нас никогда такого. – Только представьте: будущее, планета порабощена инопланетной мощной цивилизацией…

Он все говорил и говорил… в основном такой жутчайший бред! Вот как там можно издеваться над произведением? Звездец, наиполнейший. И ведь все молчат…

– Горбун у нас будет наполовину киборгом, на нем ставили ужасные опыты. Он сбежал с космического корабля и спрятался в древнем, чудом сохранившимся соборе…

– А Джали будет роботом? – не выдержав, подала я голос.

Богомол нашел меня взглядом и, сдвинув густые брови, спросил:

– Кто это?

– Козочка.

– А в постановке была козочка?

– Была.

Богомол обернулся, посмотрев на девушку с дредами, та пожала плечами.

– Интересная идея, мы подумаем, – ответил он. – А еще мы изменил финал. Все останутся живы, инопланетная раса смилостивится, увидев такую любовь и самопожертвование, что воскресит героев…

– Но этот же трагедия! – вновь подала я голос. – Потеряется весь смысл произведения.

Богомол посмотрел на меня, сделав такое лицо, будто бы откуда-то плохо запахло.

– Мы подарим нашему зрителю новый смысл!

– Какой?

Столичный фрукт замер, даже не шевелился какое-то время.

– Ты кто? – вдруг спросил он у меня.

– Ляля Белая.

Он взял бумаги, искал там что-то, а потом произнес:

– Ты играла Эсмеральду? – я кивнула. – Поздравляю, ты ее больше не играешь.

Здесь нахмурилась я. Не то чтобы мне прям хотелось играть в такой версии спектакля, но… но Константинов просто погубит наш театр! Злость, обида и досада переполняли меня. Ну звездец же, хуже некуда. Инопланетяне, киборги, роботы… какая бредятина! Но почему наша труппа молчит и хавает эту ересь?

– Прекрасно, – усмехнулась я, откидываясь на спинку кресла.

– Что прекрасно? – не понял Богомол.

– Вы избавляете меня от позора.

Лицо нового худрука начало молниеносно меняться. Что только в его мимике я не увидела… А в самом конце он покраснел, как свежий рак, опущенный в кипяток.

– Пошла вон! – заверещал он, как девчонка, указывая рукой на выход. – Чтоб я больше тебя не видел!

Язык мой – враг мой, но в этот момент я осознала, что ни о чем не жалею. Рано или поздно мы бы все равно не сработались.

Я поднялась, грациозно выпрямившись.

– Да нет уж, мистер… Кузнечик, я ухожу сама. Но я вернусь посмотреть, как вы с треском провалитесь, – после я покосилась на коллег, – а вам ну как не противно здесь оставаться?..

Фаина Семеновна сдвинула тонкие брови, а потом, громко чертыхнувшись, тоже встала.

– Я тоже отказываюсь участвовать в этой вакханалии, – театрально произнесла она. – Несусветная чушь эта ваша интерпретация. Станиславского на вас нет!

И мы с ней вдвоем гордо и медленно прошествовали до дверей.

Грустно было, но совсем немного. Тешила себя тем, что гордость моя осталась при мне.