Текст книги "Черный мел"

Автор книги: Кристофер Эйтс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Ах, какая прелесть!

– Время идет. Еще десять раз Земля оборачивается вокруг Солнца, а Дэ все не печатают. И вдруг в сорок лет Дэ круто меняет свою бедную событиями жизнь. Столько лет она не слышала ничего, кроме отказов. И вот она наконец сдается и пишет рассказ о девице, повергнутой в прах, которая работает на маленькой должности в газете, борется с засильем мужчин, становится главой компании и встречает свою любовь в самом невероятном месте. – Джек вскидывает вверх руки. – Наконец-то успех! Роман становится бестселлером, за рекордно короткое время в Великобритании продают пятьсот тысяч экземпляров… Тогда и только тогда Дэ наконец набивает карманы камнями, выходит в сад, спускается к реке и падает в воду. – Джек три раза изобразил залпы салюта. – Все затуманивается.

– Ах, Джек! – воскликнула Дэ. – Ты знаешь меня лучше, чем я сама. Это сверхъестественно. И мне нравится, как ты ловко вставил в свой рассказ число пятьсот. Оно появляется в моей жизни, когда я наконец продаю душу дьяволу мейнстрима. И способ самоубийства – совсем как у Вирджинии Вульф. Откуда ты знал, что я именно так собиралась поступить?

– Никогда не сомневайся в силах гадалки Сью.

– Обожаю гадалку Сью! Пожалуйста, еще!

– Про Чада я уже говорил, – сказал Джек. – Пожизненное заключение за зверское убийство. Кстати, жертвой, очевидно, был Джолион. Они подрались, обсуждая правила игры в снап. [10]10
  Снап – детская карточная игра.


[Закрыть]Джолион был…

– Джек, предупреждаю, не смей предсказывать мое будущее, – со смехом сказал Джолион.

Джек не стал возражать.

– Как хочешь, Джолион, – сказал он. – Я и в самом деле не собирался предсказывать, как по иронии судьбы самый популярный студент Питта оказался совсем один, на самом дне… Так что не швыряй в меня гаечный ключ, ладно?

– Остался только Марк, – заметил Чад, когда Джолион бросил на Джека притворно угрожающий взгляд.

– А, с Марком проще всего, – ответил Джек.

Марк сидел с закрытыми глазами, но тут встрепенулся и подозрительно покосился на Джека:

– Ну говори, если считаешь необходимым.

– Марк – тот, кто прячет свою безжалостность за сонными глазами! Я вижу директора-распорядителя крупнейшей и сильнейшей компании в мире, – начал Джек, – ее Марк основал с нуля, хотя располагал всего двадцатью фунтами. Он работал и работал по двадцать пять часов в сутки, ревностно пробиваясь наверх и нанося друзьям удары в спину. Подчиненные придумали ему много прозвищ, но чаще всего зовут Марком Брутом. – Джек в последний раз погладил воображаемый шар и наконец поднес к губам кружку.

Марк зевнул, снова закрыл глаза и сказал:

– Да, это точно про меня.

XXIX(i).Вчера ночью, со стаканом виски в руке, я набросал несколько замечаний, сейчас хочу ими поделиться с вами. Несколько вопросов касаются способа изложения моего рассказа. Кроме того, у меня появился ряд соображений. Прежде всего позвольте кое-что прояснить. Сегодня в полдень я покину свою квартиру и куплю мощный бинокль.

Итак, пункт первый. Похоже, у меня появились две аудитории. Первая – мои читатели. Вторая – моя гостья.

Пункт второй (для гостьи). Прошу, поймите, я не собираюсь ловить вас в своей квартире. Я позволю вам некоторое время находиться здесь. Меня не будет до двух часов, до тех пор располагайтесь здесь. Но в обмен на мою доброту жду от вас ответы на некоторые вопросы.

Пункт третий (также для гостьи). Вероятно, сейчас вы уже догадались, зачем мне понадобился бинокль. Допускаю, что в данный момент вы стоите перед окном, выходящим во двор, и ищете глазами крышу дома напротив с оградой из белого штакетника. Если хотите, помашите мне рукой. Давайте вежливо начнем общение.

Пункт четвертый. Незаконное проникновение в дом джентльмена принято считать поступком довольно невежливым.

Соображение первое. Мои ежедневные прогулки… не сомневаюсь, их придумал я сам. Ведь так и должно быть, верно? Но когда я перечитываю написанное, сам себе удивляюсь. Неужели я настолько твердо на них настаивал? Дело в том, что мне вдруг пришло в голову следующее (пункт пятый). Пока я гуляю, моя гостья заходит ко мне, читает мои тесты и вносит свои дополнения. Живо представляю, как ее пальцы порхают по клавиатуре моего ноутбука.

Кстати, соображение второе. Прекрасно помню, что собирался включить в свой распорядок прогулки. Точно помню… или нет?

Соображение третье. Я не утверждаю, что в мою историю вползла ложь. Даже если не все слова мои, читая и перечитывая текст, я все нахожу верным. И тем не менее вопросы остаются.

Заполнил ли я пробелы самостоятельно, ради связности изложения, или кто-то сделал это за меня?

Кто вы и чего хотите?

И, наконец, что вы сделали с моим рассказом?

* * *

XXIX(ii).Я совершенно запыхался. Моя покупка болтается в целлофановом пакете, коробку я выкинул по пути домой. Я заранее запомнил, какого цвета мой дом и сколько в нем этажей. Нахожу его вскоре после того, как миную тату-салон, на вывеске которого значится: «Капуччино и Тату». Я даже не останавливаюсь перевести дух, а пробегаю рукой глиссандо по кнопкам домофона.

– Чего надо? – спрашивает чей-то раздраженный голос.

Не успеваю придумать какой-нибудь предлог, уже слышится жужжание. Я толкаю дверь, вхожу в подъезд, взбегаю по лестнице, скрестив пальцы на счастье. Тут останавливаюсь, чтобы внутренне помолиться перед тем, как толкнуть дверь в холл верхнего этажа. Она не заперта.

Солнце светит ярко, в холле никого нет. Я выхожу на крышу, огороженную белым штакетником, рывком достаю из пакета бинокль, приставляю к глазам и начинаю крутить колесико настройки.

Утром сосед не вышел завтракать на пожарную лестницу. Очень жаль, я бы громко поинтересовался: «Моя гостья блондинка или брюнетка?»

Я добиваюсь четкого изображения и навожу бинокль на свою квартиру. Внимательно разглядываю, но никого не вижу. Вспоминаю странный сон, приснившийся мне до того, как я впал в ступор. Та женщина, вместе мы были в каком-то людном месте. Кто – Эмилия или Дэ?

По лбу течет пот, ест глаза. Я опускаю бинокль, вытираю лицо подолом рубашки. Блондинка или брюнетка?

Снова поднимаю голову. И вдруг дверь в мою квартиру, которая отражается в окне и оттого кажется далекой и призрачной, медленно открывается.

XXX.Джек театрально раскланялся, остальные устроились на стульях поудобнее. Все медленно пили и смеялись над чем-то другим.

Чад сидел тихо, только вполуха слушал разговоры вокруг. Похмелье притупило всякое желание говорить, но мысли его блуждали. Сначала двигались в одну сторону, затем резко поворачивали в другую.

Дэ велела Джеку не лапать своими грязными руками ее душу.

Потом Джек издевался над комиксом, который недавно появился в «Маятнике Питта». Он утверждал: в комиксе изображен Марк – мол, это сразу видно по волосам. Комикс назывался «Америкнувшийся». Поговаривают, что скоро выйдет продолжение. Чад закрыл глаза. Собственные мысли казались ему странно искаженными, как будто он видел их в хрустальном шаре Джека, свет преломлялся, и все изображения то растягивались, то сжимались.

Он открыл глаза и увидел, что в телевизоре над барной стойкой, включенном без звука, поменялась картинка. Суровые лица генералов, камера ловит яркие вспышки в ночи. Авиаудары в Персидском заливе, коалиция бомбит Багдад. И вдруг Чада как будто осенило. Пора меняться! Игра должна стать не такой случайной, а задания следует выбирать не наугад. Они должны отвечать характеру каждого игрока. Если точно прицелиться и попасть в самое слабое место противника, зная о самых сокровенных его страхах, то Игра поднимется на совершенно новый уровень, выйдет в другое измерение!

Он уже собирался взволнованно поделиться с друзьями идеей, она казалась ему очень важной, но Джолион велел всем замолчать. Он показывал на телевизор без звука. Все увидели внизу бегущую строку. Соединенные Штаты предъявили Ираку ультиматум. В течение двадцати четырех часов Ирак должен вывести войска из Кувейта. Если ультиматум не будет выполнен, начнется наземная военная операция.

Под Джолионом скрипнул стул, он оттолкнулся от стола.

– Когда пала Берлинская стена? – спросил он, прищурившись и производя подсчеты в голове. – Ну вот, у нас больше года был почти мир. – Он отпил большой глоток.

После его слов Чад решил: сейчас не время говорить об Игре. И потом, может, даже лучше пока держать свою мысль при себе, подумал он. И вообще, сначала надо посоветоваться с Джолионом. Джолион придумает, как уговорить остальных.

А перед следующим раундом они устроят голосование. Волнующая перемена! Интересная новая глава.

XXXI(i).Ее голова медленно просовывается в мое убежище отшельника. Через миг появляется и тело. Она поворачивается спиной к окну. Я подношу бинокль к глазам и нахожу верхнюю раму окна, тогда медленно опускаю бинокль. Вот она – блондинка!Светлые прямые волосы, стрижка боб до шеи. Осматриваю внимательно гостью с головы до ног. На ней невыразительная блузка, белая, без узоров, с короткими рукавами. И длинные бежевые шорты. Вижу ямочки под коленями. Из-за оконной рамы я вижу ее только до икр.

Руки у меня дрожат, я с удивлением понимаю – трудно сохранять четкость изображения.

Я опускаю бинокль, он остается болтаться на ремешке на груди. Повернись сюда, шепчу я, как будто гостья может меня слышать. Она не слушается.

Она нагибается и почти сразу же выпрямляется. Я вижу у нее в руке сандалии. Держа их за тонкие ремешки, она босиком пробирается через кухню в спальню.

Я нарочно оставил ноутбук на прикроватной тумбочке, чтобы его было видно отсюда. Блондинка берет компьютер и переходит в гостиную, где поворачивает налево и скрывается из виду.

XXXI(ii).Судя по происходящему дальше, я предполагаю: моя гостья читает записку, которую я ей оставил. Она подходит к окну через пятнадцать минут после того, как вошла.

Недолго стоит в дверях между гостиной и спальней. А потом движется вперед, как модель по подиуму, словно по тонкой линии, начерченной на полу, по-кошачьи покачивая бедрами. На ней темные очки такого фасона, который, как я успел заметить после возвращения в мир, сейчас в большой моде. Огромные стекла похожи на детские ладошки. Из-за них ее носик кажется маленьким. Темные очки и красная помада. Губы сжаты – не знаю, от нерешительности или обиды.

Она подходит к кухонному окну, опускает левую руку на левое бедро, подбоченивается и стоит, перенеся вес тела вправо. Через несколько мгновений дерзко вскидывает подбородок и смотрит в мою сторону.

Вдруг машет мне рукой!

Я машу ей в ответ. Моя гостья тянется к веревке, которая висит сбоку от окна. И опускает жалюзи.

XXXII(i). – Если мы должны вести себя так, как будто их здесь нет, – сказал Джек, – я могу не скрывать своего мнения. Сегодняшний кажется мне не таким говнюком, как двое других.

В тот день наблюдателем был Средний, он с бесстрастным видом сидел у стены.

– Я согласна с Джеком, – поддержала Дэ. – Кстати, он из них и самый симпатичный.

Чад перетасовал карты и спросил:

– А вы заметили, что у них все по росту?

– Вот именно, – кивнула Дэ. – Длинный, Средний и Коротышка. Так я их называю.

– Где называешь? – оживился Джек. – Только не говори, что написала о них стихи!

– Ну-ну, Джекки, не ревнуй. Ведь знаешь, ты – единственное живое существо, которому я посвящаю оды. А о них я просто иногда думаю.

– Главарь у них явно Длинный, – сказал Джолион. – Коротышка – Геббельс. А вот какую роль играет этот, я еще не понял.

– По-моему, вид у него какой-то потерянный и испуганный, – отметила Эмилия. – Бедный ягненочек, угодивший в терновник.

Средний скрестил руки на груди. Волосы у него на руках были густые, темные и похожие на наклеенные, будто их извлекли из нескольких душевых сливов.

– Я прекрасно понимаю, чем вы сейчас занимаетесь, – заметил он. – И уверяю вас, со мной ваши глупые мелкие игры разума не пройдут.

– Может, он – их мозговой центр? Эйнштейн? – предположил Марк.

Средний потер лицо.

– Когда сдадите карты? – спросил он. – Чем скорее сдадите, тем скорее снова начнете портить друг другу жизнь. По-моему, никто из вас еще не понял, именно к этому все идет. Уверяю вас, так оно и будет. Кстати, не для протокола, когда вы поймете мою правоту, учтите: я от этого никакой радости не получу.

Джек засмеялся было, но осекся от осуждающего взгляда Эмилии.

– А что такого? – спросил он. – Над правдой и посмеяться можно…

– Давайте начинать! – велела Эмилия.

– Секундочку, – остановил Чад. – У Джолиона есть объявление… Да, Джолион?

– Совершенно верно, – кивнул Джолион. – Слушайте.

XXXII(ii).Эмилия высказалась первой, она резко возражала против нововведения. Марк поспешил присоединиться к ней.

– Марк, ты-то, конечно, против, – заметил Джолион, – ты ведь проигрываешь чаще всех остальных!

– Да пошел ты, Джолион! – огрызнулся Марк. – Это ведь самая обыкновенная азартная игра!

– Слушай, Марк, – сказал Джолион, – нельзя быть лучшим во всем. Вероятно, тебе не везет только в нашей конкретной Игре.

– А вот теперь и в самом деле иди куда подальше. – Марк посмотрел на Джолиона исподлобья.

Дэ поспешила вмешаться:

– А я за. Мне, в общем, и до сих пор было неплохо, но нам нужно что-то новенькое.

– Дэ права, – поддержал Чад. – Ну а я… не забывайте, я пробуду здесь только год. У нас остался семестр с половиной. Надо в чем-то ограничиться.

– Пока выходит трое против двоих, – сказал Джолион, отворачиваясь от Марка. – Ну, Джек, теперь все зависит от тебя. Если ты против, значит, ничья – и сохранение статус-кво. Если ты за, тогда меняем правила.

– Меня вот что беспокоит, – сказал необычайно посерьезневший Джек. – Что помешает вам всем сговориться против меня? Я, кстати, имею в виду не одного себя, а и других тоже, – быстро пояснил он. – Вы все вместе можете придумать такое, что я скорее ногу себе отгрызу, чем выполню. А друг к другу будете относиться очень снисходительно… Когда задания выбираются наугад, тут любому может выпасть что угодно.

– Ты боишься, что мы все сговоримся именно против тебя? – уточнил Чад.

– Нет, – ответил Джек. – Я волнуюсь не за себя одного, в конце концов, вы обо мне почти ничего не знаете. Но вот, например, Джолион и Эмилия трахаются.

Он сидел далеко от Эмилии, и она не могла дотянуться до него ботинком. И все же Джек инстинктивно отдернулся.

– Извините, я хотел сказать, что Джолион и Эмилия каждую ночь нежно и романтично занимаются любовью. Значит, один потенциальный блок у нас уже сформировался.

– Верно, – сказала Эмилия. – Тогда проголосуй против, Джек. И перестань вести себя как полный придурок.

– Что скажешь, Джек? – спросил Чад. – Ты постараешься не быть таким придурком, как считает Эмилия?

Эмилия перевела взгляд на Чада. Она смотрела на него так, словно ее любовником был он, а не Джолион. Будто он был ее любовником и только что признался ей в своих изменах. Как она смеет так на него смотреть, как она смеет?!

– Ты совершенно верно заметил, Джек, – добавил он, – о тебе мы почти ничего не знаем.

Джек задумчиво грыз ногти. Спустя несколько секунд он решился:

– Ладно, ладно. Дамы и господа! Давайте шагнем вперед и обогатим нашу игру, сделаем ее интереснее.

XXXII(iii).Вот о чем они договорились. Три корзинки – легкая, средняя и трудная – сохраняются, но задания будут составляться под каждого конкретного игрока. Задания для каждого придумывают оставшиеся пятеро, они идут в бар, обсуждают все детали и составляют список. Тот, для кого придумывают задания, не должен заранее знать о сути приготовленного для него другими.

Эмилия поинтересовалась: как тот, для кого придумывают задания, может быть уверен, что с ним или с ней обойдутся по справедливости? В ответ Джолион произнес прочувствованную речь о дружбе и чести. Если даже ненадолго забыть об их врожденной порядочности, сговор всех против одного или кого-то против кого-то в конечном счете никому не пойдет на пользу. Если же кто-то из игроков предложит нечто подобное, его никто не поддержит. Мошенники никогда не процветают. Как аукнется, так и откликнется.

Великодушный сторонний наблюдатель мог бы лишь предположить, что Джолион не успел обдумать всех последствий их шага и довести их до логического завершения.

XXXIII(i).Вернулся я домой в начале третьего и нашел послание гостьи – оставила мне примечание в конце моего рассказа.

XXXIII(ii).Джолион, ужасно обидно и больно из-за обвинений меня в незаконных посещениях твоей квартиры. Я понимаю, когда ты дал мне запасной ключ, то был пьян в стельку, но неужели в самом деле все забыл? Неужели забыл свои слова, что говорил мне? Неужели это так мало для тебя значит?

Ты называешь меня «моя гостья». ГОСТЬЯ?! Ты даже не помнишь, кто я? Ах, Джолион, мне так больно! А я-то, дурочка, тебе поверила. Поверила каждому слову, которое ты шептал мне в ту ночь.

И потом, я делаю только то, о чем ты сам меня просил. Ничего больше. Ты хотел, чтобы я прочла твой рассказ – и я читаю твой рассказ. Взамен я просила только немного спокойствия и тишины. Думаешь, мне легко? По-твоему, легко вспоминать о худшем годе в моей жизни? Ты следишь за мной, в чем-то меня обвиняешь… По-твоему, это честно?

А я-то надеялась, что мы с тобой… Ладно, не важно. А теперь еще вот это.

Теперь. Еще. Вот это.

Не знаю, Джолион, смогу ли я продолжать. Извини, ты обидел меня до глубины души.

Прощай, Джолион. Прощай – и удачи тебе!

XXXIII(iii).Я нарочно оттягиваю время приема виски с таблетками, надеюсь: ясная голова мне поможет. Убеждаюсь – не помогает, наливаю виски. Она написала, когда мы встретились, я был пьян, поэтому я наполняю стакан гораздо выше черной линии – раз и другой. Я спешу напиться, надеюсь вернуться в те условия нашей встречи, хочу всколыхнуть свою память. Выпитое виски не помогает, глотаю таблетки и все равно не могу вспомнить. Опять я удваиваю дозу, выпиваю еще виски…

Наконец меня выворачивает очень сильно, даже болит спина.

Теперь я лежу навзничь на больной спине, голова раскалывается, в желудке пусто.

В полном одиночестве я обдумываю вот что.

• Неужели моя гостья играет со мной?

• Не знаю. Просто не знаю.

• Ясно одно: продолжать придется с осторожностью.

XXXIV(iii).Джек вытянул двух королев – сильная комбинация против пары троек у Джолиона. Он взял синий стаканчик, накрыл его рукой и встряхнул. Кубики ударились о ладонь. Джек перевернул стаканчик. Кубики выкатились на стол. Шесть и четыре – цифра достаточно большая. Возможности есть.

Джек стиснул кулаки, с силой выдохнул воздух и сказал:

– Джек атакует.

Марк откинулся на спинку стула и выругался. Он раскрыл свои карты – тройку, четверку, пятерку – и пожал плечами. Встряхнул стаканчик один раз и выкатил кубики, у него выпали единица и двойка. Он так отстал от Джека, что ему полагалось второе задание. Остальным не досталось и одного. Марк запрокинул голову назад и поболтал руками, безжизненными, как веревки. Потом он громко выругался и закричал:

– Вот что значит не везет! Два задания! Два задания, мать вашу!

Эмилия сидела напротив, тут она перегнулась через стол и погладила его по руке со словами:

– Твои задания хотя бы из второй корзины. Не волнуйся, Марк. В конечном счете все как-то выравнивается.

Джек расслабленно развалился на стуле и спросил:

– Последние несколько дней кто-нибудь разговаривал с красавчиком Давидом?

– Перестань так называть Дэвида, – велела Эмилия.

– А что такого? Эмилия, я ведь его не осуждаю. Но даже ты не станешь отрицать, что он очень манерный и женоподобный. А поскольку его в самом деле зовут Дэвид, как еще его называть?

– Может быть… просто Дэвид?

Дэ засмеялась:

– Джек и Дэвид на яблоне сидели… и целовались!

Джек возвысил голос на целую октаву:

– Красавчик Давид вовсе не влюбился в меня!

– Ну да, – язвительно ответил Марк, – а Северный полюс не притягивает электроны.

– Что-о?! – спросил Джек, ерзая на месте и глядя Марку в глаза, как если бы тот вдруг достал из-под стола что-то ужасное.

Марк развел руками:

– Понимаешь, электроны притягиваются к…

Джек быстро заморгал глазами, как будто у него вот-вот начнется припадок.

– Что случилось? – спросил Марк.

Эмилия снова потянулась к нему и погладила его по руке.

– Пожалуйста, Марк, не позволяй никому тебя поправлять и делать не таким странным. Тогда ты просто перестанешь быть собой.

Марк смутился, но Джек, не дав ему ничего сказать, продолжал, настороженно косясь на Марка, гнуть свое:

– И вообще, Дэвид стал очень подозрительным. Все время спрашивает, чем мы занимаемся, когда собираемся у Джолиона. Он уже спрашивал, кто такой Длинный. И глаза у него при этом нехорошо блестели. – Джек повернулся к Среднему и продолжал: – Так что, если вашему главарю нравятся бородатые любители Оскара Уайльда, только напрочь лишенные чувства юмора…

Джолион потер лоб и сдвинул брови. Его гнев сгущался в воздухе как табачный дым.

– Какого дьявола кто-то снова распускает язык? – крикнул он. – Ведь мы уже говорили о том, как важно… Джек, признавайся, это ты что-то выболтал?

Джек возмутился:

– Во-первых, если бы я что-то разболтал, то признался бы! Не считай меня таким уж идиотом!

– Марк! – Глаза Джолиона потемнели, как будто в них осталась одна только ярость.

– С какой стати ты подозреваешь именно меня? – спросил Марк. – Почему не своего закадычного дружка, не свою комнатную собачку? Или не подружку-красотку? Или другую, на кого ты все время глазеешь с таким видом, будто не прочь трахнуть и ее?

– Эй, эй, полегче! – Эмилия вскинула руки вверх. – По-моему, хватит.

Казалось, Джолиона вот-вот начнет трясти.

– Джолион, успокойся. Скорее всего, никто никому ничего не говорил. – Она встала, зашла ему за спину и принялась разминать его плечи.

Мало-помалу к нему вернулось спокойствие. В комнате стало тихо, Джолион не сразу отошел после приступа ярости. Наконец он заговорил:

– Ладно, ладно. – Он потер лоб, как будто стирал какое-то пятно. – Извините.

– Дэвид просто наблюдателен, вот и все, – продолжала Эмилия.

– Обожает совать нос в чужие дела, – уточнил Чад.

– Надеется, что мы тут оргии устраиваем, – сказал Джек. – И высчитал, раз у нас пять мальчиков и две девочки, возможно, и на его долю лишний мальчик останется.

– Джек, хватит. В самом деле хватит, – потребовала Эмилия.

– А что я такого сделал? – спросил Джек с измученным видом. – Эмилия, он голубой, и тут ничего не поделаешь.

– Необязательно без конца напоминать нам о его ориентации с такой… похотливой радостью.

Джек не нашелся с ответом, и Дэ посмотрела на него с любопытством. Глаза у нее прищурились, как у прицеливающегося лучника.

– Ах, Джекки! Эврика! – сказала она.

– Что «эврика», девочка-самоубийца? – огрызнулся Джек.

– Да так, ничего. Я вдруг поняла: ты меня бесконечно притягиваешь, только и всего.

– Слушайте все, – сказала Эмилия, – по-моему, на сегодня мы играли достаточно. Через пять минут обед, давайте для разнообразия пойдем в столовую пораньше?

Чад бросил карты и воскликнул:

– Отлично! Но сначала главное: Марк должен вытянуть задание из корзины.

– Нет, Чад, – возразила Эмилия неестественно сурово. – Задание может подождать. Сейчас мы все пойдем обедать, будем сидеть за столом вместе и не меньше часа говорить о чем угодно, кроме Игры. Сейчас же! Понимаешь?

* * *

XXXV(i).Дальше все пошло наперекосяк. Неужели в этом тоже виноват я? Неужели ход Игры переломился из-за моих ошибок? Я так не думаю. Скорее всего, виноваты все. Из нас получился хороший коктейль – идеальная смесь для катастрофы. Все мы втайне стремились к лидерству, но раньше, в школе, прятали свои желания. Стремление стать лучшим поощряется только в спорте, в мире моды или любовных завоеваний. Поэтому тщеславное желание стать самым умным, добиться успеха в жизни приходится прятать, скрывать. Вы небрежно пожимаете плечами и притворяетесь, будто получили хорошую оценку только потому, что вам повезло. Вы много лет скрываете свою тайну, а она все крепнет и нарастает внутри. Потом вы поступаете в хороший колледж, вроде Питта, и тут высвобождается нечто темное и опасное.

Вот Эмилию, по-моему, ни в чем упрекнуть нельзя. Пусть трансформация началась еще до того, как она нас покинула, жизнь в Игре начала стремительно ухудшаться только потом.

XXXV(ii).Я обнаруживаю в своей квартире две вещи, которых не помню. Неужели они были здесь и раньше? На кухонном рабочем столе стоит подставка для пивного бокала, на ней напечатана крупная и затейливая буква «Б», похожая на морской узел. Белая «Б» на зеленом диске. «Бруклинская пивоварня» – гласит надпись на краях подставки. А в чашке на том же столе я вижу картонную книжечку спичек с названием бара – «Туз». Мимо этого бара я частенько проходил во время прогулок, он в нескольких кварталах отсюда. Примерно треть спичек из книжечки сожжена, они обгорели и скукожились. Много лет назад, когда я курил, никогда не отрывал картонные спички от упаковки. Я сгибал их, чиркал о полоску серы, чтобы погасить огонь, беззаботно махал книжечкой в воздухе, оставляя спичку на месте. Вот каким я был раньше – беззаботным, хладнокровным, бестревожным.

Но, насколько помню, последний раз я выкурил сигарету десять лет назад, если не больше.

Я представляю себе бар, три большие красные неоновые буквы призывно мерцают в ночи. «ТУЗ». Судьба заводит странные игры – надо же, бар называется так! Вдруг в подсознании мелькает картинка: я стою у входа и прикуриваю для кого-то сигарету.

Но для кого?

Ничего не могу вспомнить. Вся обстановка кажется мне фальшивой. Сейчас жизнь похожа на серию ударов кинжалом в темноте. А я заперт в комнате, которую никогда не видел при полном свете.

Все поиски тщетны. Ясно одно: я не помню ее.

XXXV(iii).Скоро полдень. Пора обуваться и выходить. Когда буду гулять вокруг квартала, скрещу пальцы.

Если моя гостья вернется, попрошу у нее только одно.

Пожалуйста, прости меня. Пожалуйста. Сейчас ты имеешь дело с нездоровым человеком. Дай мне несколько недель.

XXXV(iv).Она не пришла.

Мне с трудом удается набирать слова. Она не пришла. Разумеется, она не пришла.

XXXVI(i).Послеобеденная атмосфера в «Гербе Черчилля» была сонной, общий зал как будто замер. Марк закурил, и вскоре дым заслонил солнечный свет, разделил зал от угла до угла. Наискосок от них весело помигивал лампочками автомат с викториной «Самый умный». Несколько раз в день на автомате играл Дориан, их однокурсник. Начинал он тогда, когда автомат, по его словам, был готов к дойке. Готовность к дойке означала – в автомате скопилось много монет, брошенных туристами. Поэтому вопросы викторины становились легче, приходилось отвечать на меньшее количество, чтобы получить главный приз – двадцать фунтов.

Дориан тщательно записывал вопросы, на которые он ответил неверно, и почти все вечера проводил в библиотеке. Он завел особую красную папку, где содержалось множество сведений, и по часу каждый день заучивал новые факты. Все это Джолион рассказал Чаду несколько месяцев назад, и Чад запомнил. У него-то и родилась идея.

Войдя в паб, Дориан целеустремленно зашагал к автомату. По пути он озирался по сторонам, Джолион помахал ему рукой и жестом подозвал к их столу. Вблизи стало заметно – задний брючный карман у Дориана оттопыривается от пригоршни фунтовых монет, карман походил на геморроидальную шишку.

Джолион поздоровался, они пожали друг другу руки. Дориан кивнул остальным – Чаду, Марку и Джеку.

– Сколько ты надаиваешь из автомата в последнее время? – спросил Джолион.

– В плохие дни однозначные цифры. А в хорошие дни – двадцатку, а иногда и тридцатку.

Джолион одобрительно улыбнулся, Дориан нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Он не злился, просто ему хотелось поскорее приступить к делу.

– Не возражаешь, если мы к тебе присоединимся?

Дориан хмыкнул. Он не мог отказать Джолиону – Джолиону вообще мало кто мог отказать. Правда, Дориан продолжал переминаться, втайне желая, чтобы его скорее отпустили.

– Н-ну… наверное… – Он стал раскачиваться сильнее.

– Если ты против, так и скажи.

– Нет-нет, не в том дело.

– Отлично! – воскликнул Джолион. – Слушай, давай придерживаться одного простого правила. Мы будем подсказывать тебе ответ только при уверенности в сто процентов.

Они столпились вокруг автомата, и Дориан выудил из кармана монету. Когда монета упала в щель, на автомате быстрее замигали лампочки. Дориан показал на разноцветный шлейф, появившийся на экране:

– Отлично, просто отлично! – Он смотрел в экран, потерянный и счастливый, потом сказал: – Тебя хорошо накормили, красавчик, настало время дойки.

Знания и ежедневные наблюдения наложили на Дориана неизгладимый отпечаток. Играл он виртуозно, все были поражены. Естественно, он молниеносно отвечал на вопросы по истории, так как изучал ее. Если Дориан был уверен в своей правоте, его кулак обрушивался на кнопку как молот. Подчас он не сразу мог вспомнить нужный вариант, тогда смотрел в потолок, рылся в памяти, перебирал в уме свою обширную картотеку. Он знал даже ответы на те вопросы, которые сам же называл «подставами», даже на вопросы, где надо было выдавать статистику. Он помнил, сколько человек осудили в Великобритании в 1987 году за скотоложство. Сколько кратеров на Луне. Каково среднегодовое количество осадков в Блэкпуле.

Дориан уже приближался к первой несгораемой сумме – десять фунтов. И хотя одна ошибка могла лишить его всех достижений, играл он уверенно и быстро.

Вот ценность вопроса повысилась до пятнадцати фунтов. И вдруг…

«Имя немецкого ученого Гейзенберга, лауреата Нобелевской премии по физике 1932 года? Варианты ответов: А – Карл, Б – Макс, В – Нильс, Г – Вернер».

– Ч-черт! – вскричал Дориан. – Раньше этого вопроса не было. Кто-нибудь знает?

– Нильс, – тут же ответил Марк.

– Сто процентов? – спросил Дориан.

– Я все-таки физик.

Дориан нерешительно нажал кнопку «В».

«Неправильный ответ. Вы проиграли».

– Мать твою, Марк! – Дориан от раздражения подскочил на месте, даже монеты зазвенели у него в кармане. – Я проиграл из-за тебя! – Звяк-звяк-звяк. – Сами же обещали, что будете подсказывать, только если уверены на сто процентов!

– А я и был уверен на сто процентов, – ответил Марк. – Но теперь, поразмыслив, я понял, автомат меня обдурил. Вернер Гейзенберг работал с Нильсом Бором. Вот почему их имена перепутались у меня в голове. Извини, Дориан, мне очень жаль.

– Да ладно, забудь. – Дориан глубоко вздохнул. – В следующий раз еще можно выиграть. Машина думает, что нам просто повезло. Она думает, что мы очень торопимся и потому ошибаемся. Не волнуйтесь, пройдет еще немного времени, и она нам уступит по дешевке.

Джек хлопнул Дориана по спине:

– «Она»? Дориан, ты проводишь у этого автомата почти все свободное время, когда не спишь, и называешь его «она»? Кстати, а как у тебя сейчас с личной жизнью? – спросил он после паузы.

Дориан даже не обернулся, он не отводил взгляда от мигающих лампочек.