Текст книги "Колода предзнаменования"

Автор книги: Кристина Эрман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Он покачал головой и сосредоточил взгляд на ее ярких волосах.

– Однажды я попросил Августу помочь мне забыть… Она мне отказала.

Вайолет резко повернула голову, но в ее глазах не было обвинения – только понимание.

– Как и моя мама. Поэтому она не помнила, что здесь происходило, и чуть не умерла. Уверяю тебя, что бы ты ни хотел забыть… это бы не помогло.

Айзек шумно и порывисто выдохнул. По поляне пронесся мощный порыв ветра, шелестя листьями на дубах. Вечер выдался прекрасным и достаточно ясным, чтобы видеть сияние месяца в небе, отраженное в темных и серьезных глазах Вайолет.

– Знаю. Я просто хотел облегчить себе жизнь. Хоть и понимал, что это поступок слабака.

– Я не считаю слабостью хотеть пропустить один шаг. Исцелиться быстрее. Стереть что-то ужасное. – Вайолет шагнула к нему и заговорила мягче: – Я так сильно хотела вернуть Роузи, что это чуть не стоило мне жизни. Но теперь я учусь жить без нее, пусть это и трудно.

Айзек кивнул, чувствуя жгучий комок в горле, и отвернулся. Работая с Готорнами, ему всегда казалось, что он ставил на кон все ради них. Рисковал своей жизнью снова и снова ради их репутации, безопасности, уюта.

Но Вайолет рисковала не меньше, чтобы оказаться здесь. Возможно, даже больше. Для Айзека было в новинку, что кто-то подстраивался под него, в то время как его всегда учили подстраиваться под других.

– Э-э… ну что, давай начинать, – хрипло произнес он, становясь коленями на траву и показывая на контур в грязи. Символ основателей – круг с пересекающими его, почти соприкасающимися четырьмя линиями. – Тут они проводили ритуал.

Полиция тщательно убрала кости, но их белые фрагменты по-прежнему блестели в свете фонарика телефона. По спине Айзека пробежали тревожные мурашки, когда Вайолет присела рядом и нахмурилась. Ее кот расхаживал позади них, виляя хвостом.

– Во время ритуала Церковь пела за пределами круга. Но если мы хотим заманить Зверя, я, наверное, должна стоять внутри. Как моя мама.

Айзек с трудом сглотнул.

– Тогда я тоже войду в круг. Я могу открыть тебе портал в Серость.

Вайолет вздохнула и встала у самой черты.

– Когда я предложила работать сообща, то искренне считала, что ты поможешь мне придумать что-то логичное и разумное…

– У тебя есть план получше?

Она закатила глаза и вошла в круг.

– Очевидно, что нет.

Они нервно переглянулись, но ничего не произошло. Спустя еще пару секунд Айзек присоединился к Вайолет. Орфей остался снаружи. Судя по всему, он был единственным вменяемым из них.

Все казалось вполне нормальным. Настолько, что они даже сели на траву. На секунду Айзек задумался, а сработает ли вообще их план.

– Ладно, – пробормотала Вайолет, доставая мобильный. – Заранее предупреждаю, я хреново пою.

Айзек последовал ее примеру. Они раздобыли текст песни из конфискованных записей Церкви, и, взглянув на фотографию, Айзек ощутил тревожную тяжесть в груди.

– Ничего, я умею, – немного застенчиво ответил он.

Вайолет окинула его испепеляющим взглядом.

– Ну, разумеется.

– Это еще что значит?

– Ничего, – она прочистила горло. – На счет три?

Айзек кивнул.

– Раз, два…

 
«Грешники в лесу блуждали
И домой пути не знали.
Серость стала домом,
Их нет теперь среди живых.
Слушай сказку Четырех,
Зверь не сбросит их оков.
Или в нашу правду верь.
Ветви и камни, кинжалы и кости.
Судный день стучится в гости».
 

Сперва их голоса звучали настороженно, нестройно и натужно в ночи. Но Вайолет предупреждала, что Церковь повторяла колыбельную снова и снова, поэтому, закончив куплет, они просто начали сначала. Айзек точно не знал, когда появились первые изменения, но почувствовал, что это случилось. Слова перестали срываться с его губ через силу и полились плавным ручьем, сплетаясь с голосом Вайолет, пока им не стало казаться, будто кто-то другой пел через них.

Символ основателей замерцал, и фрагменты костей засочились переливчатой жидкостью. Айзек никогда подобного не видел, и его голос слегка дрогнул, а сердцебиение участилось. Он с опаской наблюдал, как жидкость текла по канавкам в грязи и сильно разила гнилью. Не переставая петь, Айзек понял руки и сосредоточился.

Воздух у его ладоней нагрелся, и он призвал силу, освещая лучами всю поляну. Его способности всегда приносили неприятные ощущения: вызывали тупую боль под кожей, испарину, жар. Если он использовал ее слишком долго, требовал слишком многого, то терял сознание. Но Айзек привык к боли.

Сжав челюсти, он согнул пальцы в воздухе и проделал брешь в мире.

Попытки открыть врата в Серость не всегда заканчивались успехом, но в этот раз все получилось. Айзек развел руки, расширяя брешь, и в круг полился туман. Портал открылся слева, чтобы они с Вайолет могли заглянуть внутрь. Туман сгустился под звуки их пения, и Айзек почувствовал, как Вайолет напряглась.

Весь круг будто задвигался, и у Айзека появилось ощущение, что их кинули через открытый им проход. Четверки Дорог больше не было, только мир в серых оттенках; переливающаяся жидкость подползала все ближе. На периферии кучно выросли деревья, их ветви жутковато колыхались, и статичное небо приобрело белый цвет.

Они переглянулись и прекратили петь. Лицо Вайолет помрачнело. Они не просто призвали Серость, а попали внутрь нее. Айзек ожидал этого после того, как Вайолет описала прошлый ритуал, но происходящее ничуть не облегчало ситуацию. Людям здесь было не место, и забывать об этом нельзя.

– Он здесь, – прошептала Вайолет; ее слова раздались спустя секунду после того, как она пошевелила губами.

Айзек передернулся. Он никогда не проводил в Серости дольше нескольких секунд, и ему уже отчаянно хотелось уйти. Он не должен здесь находиться.

Айзек собрался было спросить, откуда Вайолет знала, что Зверь близко, как вдруг на задворках его сознания прозвучал жестокий и холодный голос. Он тоненько и гулко зашипел, и Айзек стиснул зубы. Туман вокруг него загустел и приобрел до боли знакомую человеческую фигуру.

– Тебе нужно уйти, – прошептала Майя Салливан. На ней был больничный халат, который не до конца скрывал ритуальные шрамы, расползавшиеся по плечам. Раны от капельниц испещряли ее кожу на руках и ногах. – Немедленно.

Айзек морально подготовился к тому, что Зверь может показать ему какое-то видение, чтобы сбить с толку. И все же ему было трудно смотреть на свою мать в таком виде: бодрствующую, но прикованную к медицинским аппаратам, которые поддерживали в ней жизнь, ее лицо было искажено в гримасе страха. От этого по всему его телу прошла дрожь, пробирающий до костей ужас вернул его в тот день, когда ему исполнилось четырнадцать. Он услышал отдаленные крики своих братьев. «Это воспоминание, – сказал он себе. – Просто воспоминание».

Лицо Вайолет вытянулось от недоумения.

– Кто это? Я не понимаю.

– Это уловка, – прошептал Айзек. – Ты же знаешь.

Он заставил себя отвернуться. Монстр попросту не мог показать ему ничего хуже того, что проигрывалось в его разуме каждую ночь, пока он пытался уснуть. Нож. Кровь, капающая на листья. Вонь опаленной плоти, далекие крики.

– Беги! – испуганно прошипела его мать, протягивая руки. А затем по Серости пронесся порыв ветра и сдул ее дымчатый силуэт.

Их снова окатила волна гнилого смрада, настолько сильная, что Айзека чуть не стошнило. Только он вспомнил, что ему рассказывали о Серости, – что там вообще нет никаких запахов, – как что-то обвилось вокруг его ног.

Айзек опустил взгляд, и его глаза расширились. Переливчатая жидкость из символа основателей превратилась в свирепые и маслянистые корни, которые поползли вверх к его бедрам. Он призвал силу и схватил их, вздрагивая от мерзкого ощущения, – они были теплыми и мягкими, как человеческая плоть, будто бы он прикоснулся к чьей-то руке. Айзек сосредоточился, насколько это было возможно, и сжег корни. Но они отрастали быстрее, чем он уничтожал их, покрывая носки его ботинок корой. Он стряхнул их и попятился.

– Айзек! – испуганно взвизгнула Вайолет. Он поднял голову и увидел, что она тоже отбивалась от корней. По ее щекам стекали слезы того же переливчато-серого цвета, что и жидкость вокруг них. – Вытащи нас отсюда!

Прежде Айзек никогда такого не встречал. Никогда о таком не слышал. Но он понимал: если они задержатся, чтобы изучить эту аномалию, то умрут.

Скривившись, он собрал всю свою силу и послал по корням самую мощную ударную волну, на которую был способен, превращая большинство из них в пепел. Затем, тяжело дыша, поднял руку и попытался снова проделать брешь в воздухе… но когда она открылась, вместо облегчения, он ощутил что-то другое.

Ужас.

Мир вокруг потускнел. Туман окутал его, словно вторая кожа, и внезапно Айзек исчез.

Он стал эфемерным и парил в море с помехами, как на экране телевизора. Его тело оцепенело; опустив взгляд, он увидел, что стал дымчатым и полупрозрачным, как видение матери. Корни обвили его руки и ноги и заползали в ноздри, уши, глаза. Закапывались в волосы, как сороконожки, цеплялись за уголки губ и растягивали их, пытаясь проникнуть в рот.

Все, к чему они прикасались, пронзало невероятной болью. Айзек словно гнил изнутри и знал, что, когда он полностью зарастет корнями, от него ничего не останется, кроме костей.

А затем что-то сильно ударило его по щеке, и он распахнул глаза.

Над ним, в знакомом ночном небе Четверки Дорог, висел полумесяц. Через секунду в поле зрения возникла Вайолет, ее маленькое круглое лицо обрамляли алые пряди.

– Надеюсь, это ты, – прошептала она. – А не Зверь.

– У меня глаза намного красивее, чем у Зверя, – ответил Айзек, откашливаясь.

От облегчения девушка расплылась в улыбке, и в его груди вспыхнуло что-то теплое.

– Пришел в себя, наконец.

Айзек приподнялся на руках, одну сторону его лица больно пощипывало. Он чувствовал, как по щеке стекает кровь.

– Ты что… врезала мне?

– Не совсем.

Вайолет подняла руку, чтобы показать извивающиеся, как слизень, остатки корня. От одного вида того, как он разлагался в ее пальцах, Айзека затошнило.

– Он пытался заползти тебе под кожу, – как бы невзначай сообщила она. – Я его выдернула.

– Но Серость… – начал Айзек, слабо показывая на лес позади нее. – Как мы сбежали?

– Ты открыл портал и тут же отключился, – Вайолет пожала плечами. – Хоть ты и высокий, я с легкостью тебя вытащила.

Теперь, когда он не был в смертельной опасности, к Айзеку постепенно приходила боль от новых ушибов и царапин. Скривившись, он осмотрел себя: на джинсах появились обугленные дырки, а та странная переливчатая жидкость засохла и покрыла коркой его руку. Он сцарапал ее и вздрогнул.

Айзек ничего не понимал – ни просьбу Майи бежать, ни то видение, ни новое оружие, которым Зверь так умело воспользовался. Он просто знал, что это не сулит ничего хорошего.

Теперь стало очевидно, что они вели себя слишком глупо и безрассудно. Если они намерены убить Зверя, то им потребуется приложить гораздо больше усилий.

– Кажется, наш план не сработал, – тихо сказал он.

Вайолет скривилась.

– Кажется, нет.

6

В сущности, Харпер сама согласилась на эту встречу. Но она все равно с трудом подавляла желание вскочить из-за стола Сондерсов и сбежать с кухни.

Обсуждать ее судьбу собралась довольно странная компания: в одном углу стояли Джунипер с Вайолет, в другом – Джастин с Августой. Харпер уже утомилась, а никто еще даже не заикался о ее силе. Вместо этого Джунипер с Августой спорили о качестве кофе, в то время как Вайолет с Джастином враждебно переглядывались с разных частей комнаты. Будто Харпер принадлежала им, а не самой себе.

Прошлой ночью Вайолет где-то пропадала. Мучаясь в кровати от бессонницы из-за мыслей о предстоящей встрече, Харпер слышала, как она вернулась под утро, выругалась, хлопнула дверью в ванную и мылась куда дольше, чем необходимо. Вайолет никак не объяснилась, а Харпер не задавала вопросов. Она была слишком занята попытками понять, чего ей ждать от этого собрания. К сожалению, она по-прежнему не знала.

– Ситуация в городе ухудшается, – мрачно заявила Августа Готорн с противоположной части стола. – Мы понимаем, почему тебе трудно нам доверять. Но если ты формально присоединишься к патрулю, то укрепишь наши ряды. Ты сможешь спасти невинные жизни.

– Шериф лжет, – резко вмешалась Джунипер, сидя напротив нее. – Она врала о твоих воспоминаниях как тебе, так и твоей семье. Мы тоже вполне способны тебя обучить, и если ты доверишь свою силу нам, мы навсегда избавимся от проблем, которые не дают покоя Четверке Дорог. Мы можем защитить город намного лучше, чем Августа.

Ноздри Августы раздувались, но она лишь молча сжала чашку рукой в перчатке.

Они подлизывались к ней, поняла Харпер. Какой абсурд! Еще два месяца назад Готорнам было плевать на ее жизнь, а теперь они молили о помощи. Харпер представила Джастина на коленях и почувствовала прилив удовольствия. Она могла бы заставить его ползать перед ней, если бы захотела, могла бы заставить их пресмыкаться… Возможно, так и следовало поступить.

– Что насчет боярышника? – тихо поинтересовалась она. – Кажется, Мэй была очень расстроена из-за него.

Лицо Августы дрогнуло.

– Так и есть. Поэтому я решила, что Мэй лучше не присутствовать при разговоре, ввиду ее… поспешных действий на днях. Но, полагаю, если ты станешь нашей союзницей, то поддержишь нас в стремлении сохранить силу и восстановишь дерево. А мы, разумеется, простим эту оплошность, если ты докажешь свою готовность помочь.

– Ты не можешь им доверять, – сказала Джунипер, прищурив глаза.

Августа перевела на нее взгляд.

– Давай будем цивилизованными, Июнь.

– Я и веду себя цивилизованно, Август.

Харпер не знала, что им сказать. Одно было известно наверняка: она не хотела, чтобы Четверка Дорог испортила ее так же, как, очевидно, испортила их. Этот город превратил ее отца в чудовище, а родителей ее друзей – в мелочных и злобных людей.

Как бы ни хотелось верить в обратное, Харпер боялась, что для этого уже слишком поздно. Она напала на Готорнов. Отдалилась от семьи. А сейчас сидела на распутье и не могла обрести голос, в то время как все остальные говорили все громче и вспыльчивее.

– Мама, – многозначительно обратился Джастин. – Ты обещала сохранять спокойствие.

Августа стрельнула в него сердитым взглядом.

– Не провоцируй меня.

– Ты тоже меня не слушаешь, мам, – тихо сказала Вайолет. – Мы пытаемся предотвратить войну, а не начать ее.

– Мы всегда воевали друг с другом, Вайолет. – Джунипер с грустью смерила Августу взглядом. – Наши силы не предназначены для того, чтобы ими делиться.

Вайолет застонала.

– Вы упускаете суть!

– И в чем же суть? – спросила Августа. – В том, что вы укрывали у себя беглянку?

Вайолет и глазом не моргнула.

– В том, что вы врали всему городу?

– Хватит!

Голос раздался откуда-то глубоко изнутри нее – из того же места, в котором крылась ее сила; из того же места, которое помогало ей просыпаться каждый день до зари, чтобы потренироваться с мечом; из того же места, которое позволило ей провести четыре дня в Серости и выжить.

Все замолкли на полуслове и посмотрели на нее. Харпер отодвинула стул и встала с колотящимся в груди сердцем.

Теперь она знала, чего хочет: того же, что и до возвращения своей силы. До того, как отец впутал ее в свой безрассудный замысел. До того, как Джастин Готорн вновь просочился в ее жизнь.

Она хотела уехать из этого города и никогда не оглядываться.

Но сбежать не так-то просто. Ее родные: Сет и Митси, Бретт и Нора, малыш Олли – все они заслуживали расти в безопасности. Ее долг – обеспечить эту безопасность в городе, сделать так, чтобы он никогда не навредил ее семье, как навредил ей. Если Харпер покинет Четверку Дорог, закончив все начатое, у нее не будет причин возвращаться.

– Я выбираю вас обеих, – спокойно сказала Харпер. – И ни одну из вас. Шериф Готорн, я хочу учиться. Вы забрали мои воспоминания и отправили меня в Серость, потому что знали, что я могущественна. Так научите меня использовать эту силу. Но знайте: я сделаю это ради города, а не вас. И, Джунипер, если вы согласны, я бы хотела продолжить жить в вашем доме и тренироваться с вами. Вам обеим есть чему меня научить, и у вас обеих есть причины меня использовать. А значит, я могу использовать вас в ответ. Я хочу помочь обезопасить Четверку Дорог. Хочу исправить то, что сделала с боярышником. Но бороться я буду не ради вас – а ради себя.

Женщины хмуро переглянулись, но Харпер было плевать на их мнение. Ей было важно, что Вайолет слабо кивнула ей с другой части стола. Ей была важна незаметная улыбка, расплывшаяся на лице Джастина, словно тайна, которую не стоит произносить вслух.

– Я думаю, – начал Джастин, безуспешно пытаясь скрыть свою радость, – Харпер отлично изложила суть.

– Согласна, – кратко добавила Вайолет.

Уголки губ Джунипер дрогнули.

– Полагаю, это твой выбор.

Августа сжала губы в тонкую линию, но Джастин толкнул ее локтем.

– Ладно.

Джастин повел свою мать к выходу из особняка Сондерсов, и по телу Харпер прокатилась волна ликования.

Эзра Бишоп ничуть не изменился за те семь лет, что Мэй его не видела. Все те же седеющие светлые волосы, слегка вьющиеся у ушей. Все та же небольшая щетина на скулах. Все то же вытянутое, угловатое лицо. Он пристально рассматривал ее через очки в тонкой оправе, словно загадку, которую нужно решить.

Они обменялись неловким приветствием у входа в ресторан – пиццерию в тридцати минутах езды от Четверки Дорог, которую выбрала Мэй, чтобы никто их не узнал. С тех пор попытки вести светскую беседу свелись к неловкому молчанию. Мэй помешивала в кофе сахар, который высыпала с излишком, а Эзра просто наблюдал за ней. Она сама не знала, чего они ждали, и с каждой секундой все больше сомневалась, не было ли это глупой затеей.

– Признаться, я не знаю, с чего начать, – наконец сказал Эзра, сидя напротив нее за столом с красно-белой клетчатой скатертью. – Я не был уверен, увидимся ли мы когда-нибудь снова.

Слова были произнесены непринужденно, но Мэй услышала в них нотки отчаяния.

– Забавно. В нашу прошлую встречу ты обещал мне вернуться.

Он скривился.

– Знаю. И заверяю тебя, я планировал сдержать обещание.

– Так что изменилось?

Он обхватил своей крупной ладонью кофейную чашку. Вид у него был смущенным.

– Мне сказали, что мое возвращение нежеланно.

Мэй не нужно было спрашивать, кто ему такое сказал.

– Ну разумеется! – резко воскликнула она. – Только с какой стати ты ей поверил?

Слова прозвучали слишком громко в пустом ресторане. Единственные другие посетители – пожилая пара в одинаковых бейсболках – оглянулись на них.

– Вы с Джастином были маленькими, когда я ушел, – ответил Эзра, понижая голос. – Это решение принесло мне много боли, но когда я был с твоей мамой, мы пробуждали худшее друг в друге. Мне показалось, что наше поведение только вредит вам. Поэтому с годами я убедил себя, что для всех будет лучше, если я оставлю вас троих в покое.

– То есть ты сдался, – сухо сказала Мэй. Не такого отца она помнила – этого грустного, тихого мужчину, который смотрел на нее со стыдом в глазах.

– Да, – он тяжело вздохнул. – Полагаю, что так.

Мэй такого не ожидала, но, как ни странно, в этом был смысл. Эзра уехал из города навсегда, потому что Августа наконец прогнала его. Но она совершила большую ошибку: не задумалась, как к этому отнесется дочь и чего она захочет.

Мэй потянулась в сумочку и достала свою единственную фотографию с отцом, которую хранила в коробке. На ней ей было четыре или пять лет – маленькая девочка в розовом комбинезоне и с беззубой улыбкой. Эзра поднимал ее за талию в воздух, чтобы она могла ухватиться за нижние ветки боярышника.

Мэй положила фотографию на стол и постучала пальцем по улыбающемуся лицу отца.

– Может, ты и сдался. Но я – нет.

На секунду воцарилась тишина. Пока Эзра смотрел на фотографию, Мэй не осмеливалась даже дышать, не осмеливалась надеяться. Затем он сверкнул знакомой улыбкой, которую она уже почти забыла, – широкой, во все зубы, с ямочкой на щеке, как у Джастина.

Эта улыбка дала понять, что мужчина, которого она искала, по-прежнему был где-то там.

– Ты сказала, что тебе нужна моя помощь, – медленно произнес он, и Мэй кивнула, в груди стало тепло от надежды.

Она связалась с Эзрой не просто потому, что хотела воссоединения. Он был аспирантом в Сиракузском университете и занимался исследованиями для диссертации о местных теологических движениях, когда повстречал студентку Августу Готорн. Мэй не знала, как ему удалось выудить из матери правду о Четверке Дорог, – только то, что город захватил его не меньше, чем основателей. Одно из ее самых ярких детских воспоминаний было о том, как Эзра годами пытался каталогизировать архив основателей в ратуше.

– Не знаю, забросил ли ты свое исследование после отъезда, но в Четверке Дорог происходит что-то опасное. И если ты готов принять на себя мамину ярость, думаю, ты можешь помочь мне предотвратить катастрофу.

Эзра подался вперед и внимательно выслушал рассказ о гнили и ее странном виде, как она исчезла, и как Мэй настроилась докопаться до истины. Его глаза загорелись от любопытства.

– Я знаю, что ты боишься возвращаться, – закончила она. – Но мне действительно нужна помощь. Что скажешь?

К столу подошла официантка и поставила перед ними два кусочка пиццы, прежде чем молча отойти. Эзра с недоверием покосился на полузасохший сыр, а затем задумчиво воззрился на Мэй.

– Ладно. Я помогу тебе.

Та довольно кивнула.

– Отлично.

Мэй пыталась не думать о другой причине, по которой хотела его возвращения. О тайне, которую она долго хранила; о том, как много Эзра раскрыл во время своего исследования. Он поможет ей в точности понять, что она сделала под боярышником, и разобраться в этом новом аспекте ее силы.

У Мэй снова зачесались руки, и она подумала о давно заживших шрамах, крови, коре и запахе сырой земли. А затем поднесла чашку к губам и сделала глоток мутного, приторно-сладкого кофе.