Текст книги "Настоящая леди (Тайный дневник)"

Автор книги: Кристина Додд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 4.

Мэри, не отрываясь, смотрела на свечу, поставленную на кухонном окне. Она слишком отупела от переживаний, чтобы молиться, а тревога стала для нее уже привычным состоянием. Поэтому она не мерила шагами комнату. Она просто ждала. Привычно обвела взглядом жилище, подробно разглядывая, – так было легче ждать. Деревянный стол перед ней столько раз мыли, что он стал совершенно гладким, побелел, а в середине, где его больше всего скребли, образовалась ложбинка. На каминной полке тикали часы. Огонь постепенно угасал, и темнота обступала ее все теснее.

С ним все должно быть в порядке. С ним всегда все бывает в порядке.

С полуночным боем часов дверь распахнулась, и среди волн тумана появился Хэдден.

– Сестрица, тебе совсем не нужно было меня дожидаться. – Ее брат полюбил Шотландию со всем юношеским пылом. Ему доставляли удовольствие ее дикие просторы и нередко поднимавшиеся бури. Здесь он возмужал и окреп. Сейчас от него пахло сыростью и вереском, а глаза возбужденно блестели, когда он, наклонившись, клюнул ее в щеку. – Ты же знаешь, я не могу заблудиться.

Она откинула салфетку с подноса, где лежали хлеб и сыр.

– Я думала, ты нагуляешь аппетит.

– Я и сам мог все это достать, – фыркнул Хэдден, – стоило тебе трудиться. Только зря утомляешь себя. – Последние слова он произнес на местном диалекте.

– Я нахожу, что тебе не подобает пользоваться шотландским диалектом… – Он усмехнулся. Мэри поняла, что он просто дразнит ее. С улыбкой она шлепнула его по руке.

– Ну что ж с того, что я и правда дожидалась тебя. Я побаиваюсь темноты, хотя это и глупо. И недолюбливаю твои занятия, – не сдержавшись, прибавила она.

Не успев еще отломить кусок хлеба, он остановился и кинул на нее предостерегающий взгляд.

– Удалось тебе разговорить их? – спросила она.

Какое-то время он молча смотрел на кусок хлеба у себя в руках.

– Разумеется. Они любят говорить со мной.

– Ну еще бы. Кто же еще станет слушать их россказни о старине?

Он взял кусок сыра, положил его на хлеб и откусил.

Ей бы следовало замолчать. В этом главном их споре он всегда проявлял сдержанность, но она все-таки продолжала приставать к нему. Вот и сейчас она не смогла остановиться.

– Уж если тебе так необходимо слушать их никому не нужные истории, ты мог бы делать это и днем. Это ведь гораздо безопаснее.

Он с нарочитой медлительностью прожевал хлеб с сыром прежде чем ответить.

– Днем бедняки в Шотландии зарабатывают себе на жизнь. Единственно, когда они могут говорить со мной, так это по ночам.

И тут он взорвался. Ударив ладонью по столу, он сказал:

– После битвы при Келладене старые обычаи умирают. Половина всего населения Северной Шотландии эмигрировала, а тысячелетние национальные традиции сметены англичанами и их подлой системой. Не знаю, почему ты этого не понимаешь. С этим невозможно смириться! Мы это обсуждали сотни раз… – он остановился, чтобы перевести дух. – Ну что, для этого ты меня и дожидалась? Чтобы нам опять поссориться и все по тому же поводу?

Он негодовал, и, по совести, она не могла осуждать его за это. Всю жизнь она была с ним рядом, ободряя его, помогая ему, превознося его как самого умного, самого способного. Но вот теперь они с ним разошлись во мнениях, и что она могла поделать? Он проникся болью Шотландии, которую она старалась не замечать. Она просто сменила место жительства, ничего не чувствуя к этой земле. Ему было девятнадцать. Широкоплечий, длинноногий, он был выше ее. Голос его так походил на отцовский, что стоило ей только закрыть глаза, и прошлое вставало перед ней – и в этом-то, собственно, и была вся сложность. Право, ей было не до шотландских легенд.

Мэри справилась с собой, попыталась улыбнуться и похлопала рукой по сиденью стула, стоящего рядом.

– На самом деле, сегодня я дожидалась тебя по другой причине.

– По какой же?

– Я, видишь ли, даже не знаю, с чего и начать. – Мэри сжала ладони и вдруг решилась. – Я еду в Англию.

– В Англию? – На мгновение она увидела в его блестящих глазах жажду приключений. Затем это выражение сменилось озабоченностью.

– Зачем?

Что она должна сказать ему? Как ему это сказать?

– Все это очень непросто, Хэдден. Мне трудно объяснить тебе.

Сомнение было ей обычно несвойственно. Он понял, – за этим что-то кроется, потому что глаза его сузились. Положив хлеб, он взял ее за руку и настороженно спросил.

– Что случилось?

– Этот человек, который приехал вчера… – она не договорила.

– Лорд Уитфилд? – Хэдден сжал ее руку так, что суставы у него побелели. – Он оскорбил тебя?

– Нет! – ужаснувшись его предположению, она снова воскликнула: – Нет, конечно, нет! Леди Валери никогда бы этого не допустила и… Нет! Не смей так думать!

– Тогда что же он тебе сделал?

Она высвободила свою руку и потрясла онемевшими пальцами.

– Ничего! – Ей вдруг захотелось думать, что все как-нибудь уладится само собой.

– Только не говори мне «ничего». Я слишком хорошо тебя знаю. Ты расстроена, и я хочу знать, почему.

Мэри поняла, что ее братец вырос, и с этим ничего не поделаешь. Он стал взрослым, и ей придется рассказать ему всю правду.

– Ты помнишь что-нибудь о той ночи в Фэрчайлд-Мэнор?

– Той ночи? – Хэдден застыл на месте. Они никогда не говорили об этом, – слишком тяжелы были воспоминания. Мэри увидела, что глаза его потемнели от страха.

– Да, – сказал он, – я помню все.

– Значит, ты помнишь, как мы возвращались, зарыв труп? – Ее рука снова оказалась в руке Хэддена. – Во дворе у конюшни нас остановил мужчина.

Он потер ей пальцы, как будто прихваченные морозом.

– Да.

–Это был лорд Уитфилд.

– Боже!

Это была молитва. Хэдден смотрел поверх ее головы на темный прямоугольник окна, где все еще горела свеча.

– Неужели он обвинил во всем тебя? Я всегда считал, что это целиком моя вина. Я так и скажу им, когда они придут…

– Никто не придет, и это не твоя вина! – Теперь настал ее черед успокаивать его. – Как ты можешь так говорить?

– Это я…

– Замолчи! – сказала она твердо. – И никогда так не думай! Это я была так глупа, так несчастна. Я все мечтала, что явится какой-то принц и спасет меня. Господи, как будто бывают на свете принцы. Я только и жила мечтами – это все отец вечно тешил меня сказками, будь он проклят за это. – Она не плакала уже много лет, но сейчас ее словно прорвало – слезы градом лились по лицу.

Хэдден вскочил и, порывшись в карманах, достал платок. Вместе с ним он вытряхнул на стол и остальное их содержимое – какие-то странные камешки с таинственной резьбой на поверхности. Сунув ей платок, он спросил:

– А при чем тут папа?

Мэри утерла слезы. Она немного посидела молча, справляясь с подступающими рыданиями, и начала рассказывать.

– Он был такой никчемный мечтатель. Он все плел эти бесконечные истории. Он называл меня принцессой Джиневрой и говорил, что после многих испытаний явится прекрасный принц, соединившись с которым я одолею все на свете. – Ей было невыносимо вспоминать, с какой жадностью она слушала эти рассказы и как горячо верила. Ах, как молода и наивна была она в ту пору. – Отец научил меня мечтать, и это было все, чем я занималась. Даже когда он умер и дед отказался от нас, даже когда я поступила в экономки, я все еще мечтала. Я все еще не хотела видеть реальной жизни вокруг себя.

– Ты была тогда как будто другим человеком.

– А я действительно была другим человеком. – Она остро ощутила, что это чистая правда. Мэри Роттенсон уничтожила Джиневру Фэрчайлд, раз и навсегда. Джиневры не стало, но последствия ее поступков по-прежнему имеют власть над их судьбами.

Джиневра позволяла графу Бессборо посещать классную комнату. Джиневра думала, что он и есть принц. Мэри как бы очнулась от забытья. Не то она вспоминала вслух, не то мальчик уже читает ее мысли, но он вдруг произнес:

– А на самом деле граф был мерзкой старой жабой. – Лицо Хэддена исказилось от отвращения. И вдруг он внезапно положил обе руки на стол перед ней.

– Так вот почему тебе не нравится, когда я собираю старые легенды и записываю их.

– Нет… – она уже не хотела говорить об этом.

– Да. Ты думаешь, что я такой же, как папа.

Ей было слишком тяжело это признать, потому что она действительно его любила, но он был таким, как папа, в этом она нисколько не сомневалась. Он жаждал приключений и романтики, а когда из таких желаний получалось что-нибудь хорошее?

Но Хэдден хочет поступить в университет. Там подвергнется совсем другим влияниям, и весь этот вздор с сохранением старинных преданий улетучится. На это она серьезно рассчитывала. Продолжать этот вечный спор не имело смысла, и она вернулась к тому, с чего начала.

– Похоже, что лорд Уитфилд не узнал меня.

– Он правда тебя не узнал? Ты в этом уверена?!

– Ему известно только, что я дочь сэра Чарльза Фэрчайлда. Он уже знал это, когда приехал. Очевидно, леди Валери это каким-то образом вспомнила.

Хэдден застенчиво сознался:

– Она расспрашивала меня вскоре после того, как мы сюда приехали, и я рассказал ей…

– Все?! – воскликнула Мэри.

– Нет, нет. Только о папе. Ну, как он умер. И как тебе пришлось наниматься на работу, потому что дедушка не позволил нам жить у него.

В этих словах чувствовалась обида, которую он все еще испытывал, которая всегда возникала вновь при этом воспоминании.

– Я даже не знаю, почему дед не взял нас к себе, когда мы так нуждались в помощи, – вдруг сказала Мэри.

– Разве папа тебе ничего не рассказывал о деде?

– Я что-то не припоминаю.

Она прижала руку ко лбу. У нее начиналась привычная головная боль, которую она всегда ощущала, думая об отце.

– Мы почему-то никогда не гостили в Фэрчайлд-Мэнор. Я об этом не задумывалась, пока была жива мама.

По лицу Хэддена было видно, как захватывают его эти воспоминания. Их мать умерла, когда ему было два года. Отец умер, когда ему было девять. Мэри делала все, что могла, но она была слишком молода, чтобы заменить ему родителей. Она так много совершила глупостей. Глядя теперь на Хэддена, Мэри уже в который раз с тревогой подумала, что брату необходим наставник, учитель – словом, мужчина, которого он мог бы уважать.

– Неважно, не мучай себя. – Хэдден пожал плечами, как будто он уже давно смирился со своей потерей. – Я, наверное, не очень виноват. Ты же знаешь, какой настойчивой может быть леди Валери, а я тогда был еще мал. Разве я мог ей противостоять?

– Я знаю, знаю, – она легко провела рукой по его золотистым волосам. – Просто жаль, что ты не рассказал мне раньше.

– Это – да. Я ведь помню наш уговор: будет лучше, если ты станешь делать все так, как находишь нужным. – Он улыбнулся ей. – Ты тогда была очень серьезная, Джиневра Мэри.

– Правда? – Что же, такой она и осталась. Только теперь – Мэри, и никаких Джиневр.

– Расскажи мне про лорда Уитфилда.

Она с трудом оторвалась от прошлого, чтобы перейти к тому, что было важным теперь.

– Ну ведь я уже сказала, главное, мне кажется, он меня не узнал.

–Ночь была темная, – сказал Хэдден без большой уверенности.

– И я изменилась. Но он знал папу.

– Откуда? – спросил Хэдден.

– Он сказал, что они были соседи. Лорд Уитфилд говорит, что я похожа на папу, хотя и не так привлекательна, конечно. – Мэри усмехнулась.

Откинувшись, Хэдден посмотрел на нее изучающе.

– С точки зрения брата, ты довольно хорошенькая.

– Лорд Уитфилд мне не брат. Бог миловал, и на него я не произвела впечатления, что неудивительно. – Мэри расправила свою скромную темную юбку. – Тем не менее, он хочет, чтобы я вернулась в Фэрчайлд-Мэнор в качестве его невесты.

– Что?! – Хэдден так и вскочил.

Она крепко схватила его за руку и насилу удержала. Он готов был выбежать из кухни, так поразило его сказанное.

– Это необходимо. Клянусь тебе, что это необходимо, – терпеливо выговорила Мэри.

– Расскажи-ка мне все, – сказал он, сурово на нее глядя. – И постарайся быть очень убедительной.

Она быстро пересказала ему всю историю с дневником леди Валери. Когда Мэри закончила говорить, Хэдден встал и прошелся по кухне.

– Но он должен понимать, что подвергает тебя опасности. У Фэрчайлдов скверная репутация. Они уже однажды вышвырнули нас в грязь и обрекли на голодовку. Они, не задумываясь, убьют тебя.

– Я уверена, что до такой крайности не дойдет, – слабо возразила она. Но надо сказать правду – эта мысль также посещала ее.

– Я поеду с тобой, Мэри. – Он обнял ее за плечи. – Ясно, что с лордом Уитфилдом тебе не справиться, и в любом случае пора мне уже взять хоть часть этой ноши и на свои плечи.

– Нет! – Его заявление разбудило в ней задремавшую было энергию. – С этим я справлюсь сама.

– Ты не сумеешь. Джиневра Мэри, ты же знаешь, что ты не сможешь. Позволь мне, наконец, почувствовать, что я уже вырос. Обращайся, наконец, со мной как с мужчиной.

Его фантастическое сходство с их отцом смущало ее, недоверие к такому типу мужчин глубоко поселилось в ней. Но говорил он как зрелый рассудительный мужчина.

– Я тебя не подведу, и вдруг, может быть, ты вновь будешь счастлива.

Какое искушение – освободиться хотя бы от части своего бремени! Но могла ли она себе это позволить? Нет. Она должна оставаться хозяйкой положения. Когда она побывает в Англии и благополучно вернется, не замаранная скандалом, вот тогда Хэдден сможет проявить себя. Она должна хотя бы и недолгое время, но сохранить его под своей защитой, ведь ее собственное взросление было таким внезапным и жестоким. Этого не должно было случиться с Хэдденом. Пока она может, она должна беречь его.

Мэри похлопала его по плечу.

– Спасибо, но прошу тебя, не осложняй для меня все.

Хэдден выпрямился, готовый снова спорить, но она не дала ему заговорить.

– Пойми, я смогу добиться своего, только если буду знать, что ты в безопасности в Шотландии. Если бы мне еще пришлось беспокоиться о тебе…

Голос ее дрогнул, и она умолкла. Ей было неприятно оказывать на него давление таким некорректным способом, но в данный момент все средства были хороши.

– Прошу тебя, останься здесь последний раз. Ну пожалуйста, Хэдден, прошу тебя, для моего спокойствия, – она все повторяла одни и те же слова как заклинание!

Он подошел к столу и замер, глядя на собранные им камешки. Старики говорили ему, что на этих древних камнях были вырезаны знаки, по которым можно было узнать будущее. Он попытался однажды показать их Мэри, но она, замахала руками, не стала даже слушать.

Сейчас он машинально выложил их в ряд и, когда она закончила, поднял на нее глаза. Лицо его было лишено всякого выражения.

– Конечно, сестрица, ты, как всегда, права. Гораздо лучше, если ты будешь знать, что я в безопасности в Шотландии. Поезжай с миром, и, когда придет время, мы снова увидимся.

Закрывая дверь, она подумала: что такое он увидел в этих камнях, заставившее его так внезапно уступить.

Глава 5.

– Хорошая экономка всегда отправляется туда, где в ней есть необходимость, – невнятно прозвучало в утреннем воздухе.

Себастьян услышал у себя за спиной это бормотание и обернулся. Мэри смотрела на пышно разукрашенный экипаж леди Валери так мрачно, как будто перед ней был ее собственный катафалк.

Боже, да она разговаривает сама с собой. Недурно! Мисс Совершенство Фэрчайлд разговаривает сама с собой. Какая занятная эксцентричность! Неплохой козырь в руках человека беззастенчивого и нещепетильного.

Себастьян щепетильностью, безусловно, не отличался.

– Простите, мисс Фэрчайлд, боюсь, что я вас не совсем понял.

Он готов был поклясться – она не заметила, как он подошел. Но тем не менее, увидев его, она не отпрянула. Нет, в выдержке ей все-таки не откажешь. Она сжала перед собой руки, пальцы были переплетены, как на молитве. Себастьян подумал, что такой неподвижности он не видывал и у монахинь. Зато ему случалось встречать монахинь, излучавших больше женственного тепла.

Мэри оглядела его равнодушно, и столь же равнодушно произнесла:

– Я, кажется, говорила не с вами, лорд Уитфилд.

Он картинно оглядел ступени лестницы, ведущей от открытой двери к ожидавшим экипажам. Всем своим видом демонстрируя, как он удивлен, что там никого нет.

– Сами с собой беседуете, стало быть? Все Фэрчайлды отличаются известной эксцентричностью, но все они, насколько я знаю, в здравом уме.

Мэри отвернулась и небрежно бросила через плечо:

– Значит, вы знаете о них не так много, как вам кажется.

– О, у меня еще будет масса возможностей узнать их получше. – Ему явно доставляло удовольствие напоминать ей об этом. – Ведь мы помолвлены.

Наверно, тяжелый узел белокурых волос стал сильно оттягивать назад ей голову, потому что экономка Мэри никогда не смотрела на него сверху вниз, как это делала теперь мисс Фэрчайлд. Какой, однако, гонор появился в этой особе.

– Да, мы помолвлены, но только пока мы находимся в Фэрчайлд-Мэнор и только ради того, чтобы обнаружить дневник леди Валери. Не забывайте этого!

Он подошел ближе, оттеснив ее к двери, и поймал руку, которую она подняла, чтобы отстранить его.

– Но неужели вы не принимаете в расчет удовольствие, которое мы могли бы найти в объятиях друг друга?

Не будь на ней шерстяных перчаток, ее ногти с удовольствием впились бы в его кожу. Единственное, что она могла пустить в ход, были холодный тон и ледяной взгляд.

– Мне не нужны ничьи объятия.

Это что же выходит, он ей не по вкусу? Ну да ему все равно.

– Дорогая, это только потому, что вас еще не обнимал тот, кто вам нужен.

– Вы меня не так поняли, лорд Уитфилд. – Она подчеркнуто устремила взгляд на их переплетенные руки. – Я не была еще ни в чьих объятиях.

Она, верно, пошутила.

– И не намерена никому этого позволять впредь.

И он поверил ей. Поверил женщине из семьи Фэрчайлдов, лгунье по определению, потому что каждый раз, когда он смотрел на нее, его охватывало мучительное желание. Он сказал ей, что по наружности она настоящая экономка – так оно и было.

На ней было черное платье, и с помощью старомодного корсета она держалась очень прямо, словно аршин проглотила. Избегая новых более свободных фасонов, она носила нижнюю юбку на китовом усе. Сознание, что ни один мужчина не разглядит ее фигуру под жесткими обручами, придавало ей уверенности в своей безопасности. Волосы она собирала в пучок, накрывая их сеткой, не позволявшей локонам выбиваться, а иногда еще и добавляла к этому простой без отделки чепец. Ее щеки не знали ни румян, ни мушек.

Правда, никакой корсет не мог скрыть ее пышную грудь, и непокорные локоны никогда не задерживались в плену строгой прически. Румяна могли бы спрятать предательскую краску, то и дело выступавшую у нее на лице, и он подумал – когда он поцелует ее, останется ли след его губ на ее нежной коже? Если он снимет с нее этот нелепый головной убор, хлынет ли, дразня его, каскад золотых волос? Если он сорвет с нее это унылое платье, этот ужасный корсет и коснется ее розовеющей кожи – уступит ли она, станет ли мягкой, нежной, щедрой, сумеет ли заставить его забыть вражду ко всему ее проклятому клану?

Он вздрогнул. Нет. Нет, он никогда не сможет забыть. Он не пережил бы такого предательства.

За долгий путь из Лондона он тщательно обдумал свой план. Кнутом и пряником он подчинит ее своей воле. На это не потребуется много усилий – все это семейство легко поддается на лесть. На глубокие чувства они неспособны, этого им не понять. Он очарует ее своим обаянием, и она растает, как таяли другие Фэрчайлды.

Вся беда в том, что, оказавшись с ней лицом к лицу, он бездарно использовал свое обаяние. Вернее, не использовал его совсем. Вместо этого он ощущал непреодолимую потребность вызвать у нее ответный всплеск желания.

Он знал, что не должен был этого делать. Он нуждался в ее помощи. Но в ней было что-то такое, отчего ему нестерпимо хотелось заставить птицу в силках запеть. Возможно, это была ее манера говорить, тихо, словно она боялась, что ее подслушивают, и медленно, словно она взвешивала каждое слово, прежде чем произнести его. Быть может, это была ее манера двигаться: легко и грациозно, словно опасаясь кого-то обеспокоить или задеть, и в то же время размеренно, словно каждое ее движение было рассчитано и продумано.

Он отпустил, наконец, ее руку и последовал за ней, когда она скользящей походкой стала спускаться по лестнице. Он смотрел на нее и представлял себе, что под этим бесформенным черным платьем она была воплощением женственности. Вероятно, если ей сообщить об этом, вряд ли такое придется по вкусу чопорной мисс.

Он думал – он надеялся, – что она сделает ему честь, когда в шелку и кружевах предстанет перед своей семьей как его нареченная. Они убедятся, что он выиграл приз. Это имело для него большое значение. Похоже, большее, чем следовало.

– Кстати, где ваш брат? – спросил он. – Я думал, что он явится хотя бы проститься с вами.

Мисс Фэрчайлд улыбнулась, в изгибе губ читалось напряжение и вызов.

– Хэдден собирался встретиться с одной старушкой с Севера. Он говорит, что она может рассказать о видениях на поле битвы при Каллодене, а он очень интересуется… войной.

Она лжет. Нет, она совершенно точно что-то скрывает. Себастьян видел это так же отчетливо, как шрам на своей руке. Но как он мог это доказать? Раздумывая, он огляделся по сторонам. На вершинах гор лежал снег. Да, сильно похолодало! Каждую ночь, пока он здесь, на почве были заморозки. А это и неплохо. По промерзшей дороге будет куда легче ехать. Мысли его бродили Бог знает где, но на самом деле он думал о том, что происходит с Мэри.

Он был уверен, что Мэри нарочно прятала брата. Что-то в ее поведении говорило, что совесть у нее нечиста. Именно ее нечистая совесть подтолкнула ее на быстрые сборы. Как она и обещала, она приготовилась за два дня. Ему не пришлось дожидаться Джиневры Мэри Фэрчайлд.

Он усмехнулся. То ли дело его крестная.

– Себастьян, ты проследил, чтобы весь мой багаж был уложен? – В меховой шубе, подарке какого-то давно забытого русского любовника, леди Валери стояла на лестнице, глядя на него сверху вниз, как на какого-нибудь крестьянина, рожденного для того, чтобы быть у нее на посылках и предупреждать каждую ее прихоть.

И хотя он отнюдь не был крестьянином, служить ей ему приходилось. Она была единственная женщина на свете, которую он уважал и побаивался. Он направлялся сейчас прямо в ад, – который некоторые называли Фэрчайлд-Мэнор, – и делал это, конечно, ради своей страны. Он собирался не допустить политической катастрофы. Но он будет совершать свои подвиги еще и ради леди Валери. Он был слишком многим ей обязан и всегда преданно служил ей.

– Ваш багаж помещается в этих двух дополнительных экипажах, – сказал он, указывая на перегруженные повозки рядом с ее каретой на удобных рессорах. – Саквояж мисс Фэрчайлд – на коленях у горничной из тех, что вы берете с собой, а мои жалкие сундуки водружены на самый верх, открытые всем ветрам.

– Так тому и следует быть, мой милый. – Нахмурившись, она спускалась по лестнице. – Кроме, разумеется, саквояжа Мэри. Это совершенно недопустимо. Ты же понимаешь, что нам придется остановиться на какое-то время в Лондоне, чтобы создать для нее подобающий облик.

– Ну, он-то у нее как раз есть, – возразил лорд Уитфилд. – Что ей нужно, так это добавить к нему кое-какие туалеты.

– Разумеется, именно это я и имела в виду, – спокойно отвечала леди Валери.

Неожиданно он услышал что-то, похожее на рычание. Обернувшись, лорд Уитфилд увидел, что мисс Фэрчайлд гневно уставилась на леди Валери и на него .

–Уж не обидчива ли она, не дай Бог! – спросил он крестную, искусно изображая удивление.

– Раньше за ней такого не водилось. – Леди Валери остановилась на нижней ступеньке, наблюдая за тем, как мисс Фэрчайлд садилась в карету. – Интересно, чем бы это могло быть вызвано?

Себастьян взглянул на располневшую, но ловко стянутую фигуру леди Валери. Черт возьми, она заткнет за пояс любого мужчину в Англии. Она знает о правительстве и его делах больше, чем все эти депутаты парламента. Законы ей тоже прекрасно известны. А пользоваться ими она умеет получше многих. Он должен найти этот дневник не только для того, чтобы защитить ее репутацию. Надо, чтобы ее зловредное влияние не распространилось на всю Британскую империю. Если другие женщины обнаружат, что можно управлять, и притом мудро, на что им тогда мужчины? Нет, эту инициативу нужно в корне пресечь, пока не поздно.

Он помог крестной сесть в карету и отступил, зная, что женщинам нужно время, чтобы расположиться со всеми своими пожитками, прежде чем он сможет присоединиться к ним, не выслушав различного рода упреков.

Со свойственным ему пристальным вниманием к мелочам он осмотрел все три экипажа, пока дамы устраивались. Благодаря усилиям колесного мастера ступицы блестели. На козлах рядом с каждым кучером сидел слуга, вооруженный пистолетами, – разбои на дорогах были обычным явлением. И при каждой карете дополнительно был приставлен еще лакей, его собственный или леди Валери, на случай какого-либо происшествия. А может быть, лошадям, великолепным, кстати, животным, понадобится уход. В отдельном экипаже ехали две горничные, а наблюдал за всем его ловкий и умелый камердинер.

Вот и сейчас он прохаживался вдоль вереницы экипажей, проверяя последние приготовления. Когда он поравнялся с Себастьяном, тот сказал:

– Если Бог пошлет хорошую погоду, мы должны добраться до Лондона за две недели.

Когда мужчина повернулся к нему лицом, Себастьян понял, что ошибся, и недоумевал, как это могло случиться. Этот человек ни в коем случае не мог быть его камердинером. Он одет не в тонкое черное сукно, а в грубую шерсть, голову и шею прикрывает шарф, явно связанный руками какой-нибудь деревенской бабушки. Джеральд скорее бы умер, чем показался в таком виде. Да, забавно, что он так обознался. И все же этот человек – этот лакей – имел довольно представительную наружность, отличавшую прислугу высшего ранга.

Но когда он заговорил, в его голосе проявился заметный шотландский акцент.

– Бог пошлет нам хорошую погоду, пока мы в Шотландии, милорд, а уж потом мы окажемся в руках дьявола.

– Так может говорить только истинный шотландец. – Себастьян не мог удержаться от улыбки. Такой вызывающий тон позабавил его. – Зачем же ты едешь, если Англия тебе так противна?

– Должен же кто-то позаботиться о мисс Фэрчайлд.

Обычно такая дерзость еще больше развлекла бы Себастьяна. Но во взгляде голубых глаз этого странного человека было что-то такое, отчего лорд Уитфилд перестал улыбаться. Он, похоже, бросал ему вызов как мужчина мужчине, и Себастьяну это не понравилось.

– С ней будет все в порядке, я тебя заверяю, – снисходительно заявил лорд.

– Нет уж, это я вас заверяю. А поэтому я должен продолжать осмотр.

– Ты лакей? – спросил Себастьян, изумленный таким ответом.

– Я конюх.

Да уж не воображает ли этот конюх себя поклонником высокородной Джиневры Мэри Фэрчайлд?

– Как тебя звать?

– Хэйли, милорд.

Себастьян колебался. Ему следовало бы прогнать этого человека. Надо сказать ему, что за свою дерзость он лишается права заботиться о мисс Фэрчайлд. Но что-то в уверенной позе Хэйли – его расправленные плечи, руки на бедрах – дало понять Себастьяну, что слова эти будут сказаны зря.

– Ну что же, – сказал он. – Заботься о мисс Фэрчайлд, если хочешь, и ради этого обеспечь нам благополучное путешествие.

– Постараюсь, милорд. – Подойдя к запяткам кареты леди Валери, он высвободил привязанный там веревками большой таз.

– Вот, возьмите.

Себастьян взял его осторожно двумя пальцами.

– Зачем это?

Хэйли ухмыльнулся. Себастьян увидел морщинки, образовавшиеся у него вокруг глаз.

– Для мисс Фэрчайлд, – сказал Хэйли. – Она плохо переносит дорогу.