Текст книги "Моя ужасная няня"

Автор книги: Кристианна Брэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

И закипела Битва.

По счастью, только Хоппитт умел хорошо попадать в цель. И когда носки попали в распоряжение детей, те тоже воспользовались ими как снарядами – с небольшой добавкой из жирной, чёрной грязи, просто ради интереса. Меткость детишек оказалась на порядок лучше, и скоро бойцы кухонной армии приобрели некоторое сходство с зебрами, обзаведясь чёрными полосами на лицах – только глаза яростно сверкали из-под кастрюль. Носки летали туда-сюда, но у кухонной армии начинка из каши была уже на исходе. Хоппитт доскребал остатки из кастрюли, пока дети, пользуясь передышкой, пытались помыть лица, в результате тоже становясь несколько полосатыми. Кроме того, водоросли наматывались им на руки и свисали с ушей, словно зелёные волосы, – но, по крайней мере, самая густая грязь с них стекала. Слуги на берегу умыться не могли, и их физиономии уже покрылись задубевшей коркой, как панцирем.

Но когда каша закончилась, Кухарка притащила таз с тестом…

Отчаяние стало овладевать детишками. Они-то могли отбиваться только грязью, но теперь Элис-и-Эмили вооружились метлой и шваброй, и, как только кто-то из детей наклонялся зачерпнуть грязи, тут же метла или швабра толкали его под воду. По счастью, Младшие, за которых следовало бы опасаться, были просто в восторге от происходящего. Со всеми этими няньками, боннами и гувернантками им очень редко выпадал шанс поиграть в действительно грязной воде. (Думаю, няня Матильда, когда била об пол своей палкой, всё-таки всегда следила, чтобы малыши не нахлебались лишнего.)

Но даже для развлечения Младших нельзя же вечно стоять и перебрасываться грязью и тестом, тем более что и тесто закончилось, и Хоппитт уже посылал Евангелину на кухню за новыми боеприпасами.

– Принеси-ка сосиски, которые они разрисовали рожицами, – велел он.

– И желе с бланманже́, которые я приготовила для чая в детской, – добавила Кухарка.

Дети стали совещаться.

– Нам нужен заложник!

– Вовникь! Вовникь! – закричало Дитя, разбрызгивая грязь. Оно сейчас выглядело в точности как шоколадная фигурка младенца, которую так и хочется съесть.

– Я поймаю Кухарку, – тут же вызвалась Салли.

Кухарка захохотала. Она стояла у края пруда вместе с Хоппиттом и хохотала, представляя лица детей, когда их любимое желе и бланманже полетят в них снарядами. На самом деле дети ненавидели желе и бланманже и только притворялись, чтобы не обижать Кухарку. Поэтому её хохот дети сочли самой что ни на есть чёрной неблагодарностью, да и, по правде сказать, такое враждебное поведение было совершенно несвойственно Кухарке! Но сегодня целый день творились сплошные странности.

Кухарка так хохотала, что даже не заметила, как Салли, скользнув к берегу, словно выдра, обмотала толстые Кухаркины щиколотки длинной связкой водорослей. И когда вернулась Евангелина, передвигаясь через газон зигзагами, потому что почти ничего не видела за горой желе, бланманже и сосисок, уложенных кольцами сверху, Кухарка схватила связку сосисок, чтобы зашвырнуть в толпу детей посреди пруда, – и, как обычно бывает при широком броске, собралась было оторвать одну ногу от земли.

Однако, вопреки её намерению, нога не пожелала отрываться от земли в одиночку – она потянула за собой другую. И Кухарка с размаху плюхнулась на свой обширный зад, отчего вода в пруду пошла волнами. А поскольку упомянутый зад был щедро смазан салом, которым дети натёрли Кухаркин стул, Кухарка стремительно заскользила по травянистому склону к воде, чему поспособствовали дети, ухватившиеся за один конец сосисочной связки (Кухарка от растерянности не догадалась выпустить второй конец).

С какой стороны ни посмотри, ситуация получалась безвыходной. На берегу Хоппитт и Эллен пытались удержать Кухарку за уши (своих волос у неё не было, а за парик цепляться не стоило), чтобы её не взяли в заложницы. А дети тянули её в пруд за связку сосисок, подтаскивая жертву к воде.

Но дно пруда было илистым, и эти усилия привели к тому, что детишки всё глубже увязали в грязи. По щиколотку, по колено… Младшим уже доходило до пояса… Но дети не решались отпустить сосиски, иначе потеряли бы заложницу и превратились бы тогда, накрепко завязнув в грязи, в беспомощные мишени для желе и бланманже, не говоря уж о мётлах и швабрах и также скалке, утюге и Селестиных щипцах для завивки… Вот уж Селеста отыграется этими щипцами за погубленные пудру и румяна, щедро потраченные на улыбающиеся рожицы на сосисках!..

Тем временем грязь уже доходила некоторым детям до шеи. «Ой, мамочки, – подумали они, – лучше бы мы не заходили за Суконную Дверь! Хотя ещё лучше, если бы получилось её захлопнуть!..»

И все с сожалением согласились:

– Лучше бы мы всегда закрывали за собой двери!

И как только они сказали это вслух, Дитя радостно закричало, пуская изо рта большие грязные пузыри (оно-то было самым маленьким и уже едва не скрылось под водой):

– Во няня Тидя!

И верно: няня Матильда молча стояла на газоне, наблюдая за детьми, – хотя, они могли поспорить, только что её там не было.

– Ой, няня Матильда, – закричали все дети, – спасите нас!

– Казитя позяста! – булькнуло Дитя, и все поспешно добавили хором: – Пожалуйста!

И няня Матильда улыбнулась – и, как только она улыбнулась, случилось всё и сразу. Хоппитт и Эллен тащили Кухарку на сушу, а дети – в пруд, и связка улыбающихся сосисок между ними туго натянулась, как вдруг нечто маленькое, цвета сливочной карамели, пронеслось по воде и вонзило в сосиски мелкие острые белые зубы. И в тот же миг нечто маленькое и чёрное, как уголёк, пронеслось по берегу, и такими же мелкими острыми белыми зубами сцапало Кухаркин парик, и ускакало с ним на другую сторону газона. Вид розовой лысины над чёрным от грязи лбом Кухарки настолько потряс Хоппитта и Эллен, что они выпустили её уши из рук, и несчастная соскользнула с берега в лапы врагов. В тот же миг дети почувствовали под ногами твёрдую опору, вязкий ил внезапно исчез.

Свобода! Они добыли заложника, и понёсшая потери кухонная армия теперь беспомощно таращилась на них с берега. Детям недоставало только боеприпасов, чтобы выйти победителями и запомнить этот день навсегда.

– Ой, няня Матильда, – взмолились они безмолвно. – Пожалуйста! Пожалуйста!

Няня Матильда ещё раз улыбнулась, и бедняжка Евангелина, которая по-прежнему ничего не видела из-за высоченной горы судков с желе и бланманже (хотя очень хотела понять, что происходит вокруг), шагнула в пруд, запуталась в водорослях, пошатнулась и вывалила свою ношу прямо перед детьми.

Хоппитт, Селеста, Эллен и Элис-и-Эмили бросили последний взгляд на горемычную Кухарку, совершенно лысую и покрытую грязью цвета шоколада, потом на Евангелину, стоящую с опустевшим подносом по колено в воде, – после чего развернулись и с достоинством ретировались обратно на кухню. Няня Матильда подошла к берегу и протянула руку Кухарке, чтобы помочь той выбраться.

Кухарка была в ярости.

– Ладно-ладно! Вот погодите, миссис Браун узнает об этом! – Она стояла по колено в воде, и на её перекошенном злостью лице было прямо-таки написано большими грязными буквами желание уволиться сию секунду. – Я… вам… вот… что… скажу… няня… – начала Кухарка.

Няня Матильда протягивала ей левую руку, а правой тем временем приподняла свою большую чёрную палку и легонько ударила ею оземь. И чуть ли не раньше, чем палка коснулась земли, Кухаркино лицо совершенно переменилось.

– Я вам вот что скажу, няня, – повторила Кухарка, принимая протянутую ей руку и бодро вылезая из пруда, – прямо не знаю, где бы я сейчас была, если бы не эти милые детишки! Что со мной случилось, вообразить не могу! Видать, мой парик сдуло – он часто чуток сползает, – а я, верно, побежала за ним и упала в пруд. Не такая уж я прыткая да проворная, как раньше, – добродушно хохотнула Кухарка. – А эти бедные дети, должно быть, пытались мне помочь поймать парик да и запрыгнули в пруд. Бедняжки, они же вымокли все до нитки! Но как это мило с их стороны! Ну и ну! – воскликнула она. – Эти славные, добрые собачки поймали мой паричок! – И действительно, Ириска с Изюмкой как раз доели сосиски (вместе с нарисованными рожицами) и теперь неторопливой трусцой возвращались к пруду, бережно неся в зубах Кухаркин парик.

– Ну, всё хорошо, что хорошо кончается, – произнесла няня Матильда.

И когда дети вернулись домой – отмываться в горячей ванне и переодеваться (тщательно закрывая за собою все двери, уж можете не сомневаться), – она спустилась на первый этаж и отчиталась перед миссис Браун:

– Урок пятый усвоен.

Глава 7

ЕСЬ следующий день дети вели себя безупречно, и даже Слуги слегка успокоились после пережитого. Кухарка пошла к миссис Браун и сказала, что, по мнению няни, детям требуется Более Сбалансированное Питание. Поэтому хотя сама она обожает стряпать карамельные рулеты, жареного гуся с тонкой-претонкой золотистой хрустящей корочкой, брюкву, обжаренную в масле (фирменное блюдо!), желе и бланманже, – но готова перестать это делать, тем более что она даже отварную рыбу и рисовый пудинг сумеет приготовить так восхитительно вкусно, что детям они понравятся не меньше.

– Сомневаюсь, что вам – или даже няне – удастся когда-нибудь заставить их полюбить брокколи и шпинат.

– Ну брокколи, конечно, вряд ли, – согласилась Кухарка.

– Я уверена, они будут есть то, что дадут, – безмятежно заявила няня Матильда, – и брокколи со шпинатом, и всё остальное.

Так и вышло. Не могу сказать, что дети полюбили брокколи и шпинат, но всё остальное было необычайно вкусным, и, в конце концов, они совсем не возражали против Сбалансированного Питания и даже с удовольствием отметили, что чувствуют себя лучше после каждого обеда. И конечно же, украдкой они очень радовались отсутствию желе и бланманже.

Так потекли счастливые дни, и однажды няня Матильда сказала:

– Ну что ж, дети, сегодня у меня Выходной. Ведите себя как можно лучше и делайте ровно то, что вам скажут. И не забудьте: брокколи на ланч! – Потом она надела свой полинялый чёрный жакет, выцветшую чёрную шляпку с агатовыми висюльками, взяла большую чёрную палку и зашагала по подъездной дорожке к воротам.

Дети принялись играть, и когда в классную комнату зашла миссис Браун и спросила:

– Дети, а где няня Матильда?..

…вот чем они занимались.

Хелен замешала грязь в утреннее какао, и все сделали по большому первому глотку.

Николас вытащил руки из рукавов и бродил, изображая Безрукого Чудо-Циркача и пугая Младших.

Линди всунула маленького Джастина обеими ногами в одну штанину, и бедный мальчик теперь мог только скакать, словно дрозд.

Сюзанна спрыгнула с зонтиком вместо парашюта на навозную кучу (для мягкой посадки) и теперь распространяла в комнате отнюдь не благоухание.

И все остальные дети вели себя совершенно чудовищно.

Миссис Браун посмотрела на своих дражайших детишек – безруких, одноногих, глотающих грязь вместо какао и воняющих навозом – и сказала:

– Ах, мои дорогие, в какие интересные игры вы играете! Но где же няня Матильда?

И дети ответили:

– У неё сегодня Выходной. Она ушла.

– Ах как некстати, – вздохнула миссис Браун. – Видите ли, дорогие мои, сегодня ваша двоюродная бабушка Аделаида Болль приедет на чай и захочет повидать вас. Так что после завтрака вы должны одеться нарядно.

В прежние времена дети сказали бы и толстой няньке, и чопорным боннам, и гувернантке, и, боюсь, даже своей любимой маме: «Ну уж нет, ни за что на свете». Но теперь они только надулись, ковыряя пол носками туфель (а ведь туфли от этого портятся), и заныли:

– Ой, ну не-е-ет. Зачем это нужно? Мы же ненавидим нарядную одежду!

– Ах, несчастные мои крошки! – воскликнула миссис Браун. – Боюсь, вам всё-таки придётся это сделать. Тётя Аделаида Болль очень богата и собирается оставить все свои сбережения нам с папой, потому что ей очень нас жалко: ведь у нас так много вас. Поэтому будет невежливо не порадовать её. – И добавила: – И не ковыряйте пол носками туфель: они от этого портятся. – А потом ушла вполне довольная и уверенная, что её дорогие детки будут вести себя просто прекрасно.

После ухода миссис Браун дети придумали отличное развлечение. Они отправились к воротам и залегли в засаде, ожидая, когда мальчик по кличке Пузан пойдёт из школы. Вы уже слышали о Пузане. Он был не только главарём ватаги деревенских ребятишек, но и единственным сыном у своих отца и матери, мистера и миссис Брокли. Брокли держали в деревне кондитерскую лавочку, и, подозреваю, именно поэтому Пузан стал таким чудовищно толстым: ведь он обожал сласти.

Детей Браун было очень много, а Пузан один – он всегда первым выбегал из школы, как только звенел звонок на большую перемену, – и его получилось легко поймать. Дети Браун связали его, словно тюк, и спрятали за оградой. К тому времени как появились другие деревенские ребята, дети Браун держались за животы и жалобно причитали:

– Ой-ой-ой!

– Что случилось? – спросили деревенские, радуясь их мучениям.

– Взрослые нас предупреждали: нельзя есть этого мальчишку, – отвечали Брауны, – а мы не послушались и съели! А взрослые оказались правы: теперь у нас ужасно разболелись животы.

– Какого мальчишку? – заволновались деревенские дети.

– Да Пузана Брокли, – ответили Брауны. – Мы выбрали его потому, что он самый толстый. – Тут они стали облизываться, многозначительно поглядывая на деревенских, будто выбирали следующего толстяка.

Дети задали стрекача, а вскоре мама и папа Пузана примчались к воротам Браунов с воплями:

– Что вы с ним сделали? Что вы сделали с нашим мальчиком?

– Его больше нет, – заявили дети (что, кстати, было правдой, поскольку они уже освободили Пузана и тот рванул через поля так быстро, как только позволяли его толстые бока). При этом они потирали животы и печально качали головами, будто жалея, что его больше нет, а они с радостью съели бы его ещё раз – такой он был вкусный.

– Нет?! – вскричали мистер и миссис Брокли, безумно озираясь.

– Совсем нет, – с сожалением отозвались дети.

– Сясене! – повторило Дитя, тоже потирая животик.

– Что?! Даже это невинное дитя?.. – воскликнул мистер Брокли, с ужасом глядя на малолетнего людоеда.

– Но ему же можно пока только протёртые овощи! – возмущённо добавила миссис Брокли.

– И немножко мясного фарша, – уточнил мистер Брокли.

Мысль о мясном фарше из их бедного мальчика оказалась для родителей Пузана последней каплей.

– На помощь! Убийство! Людоеды! – закричали они и на нетвёрдых ногах отправились в полицейский участок.

К тому времени как Фиггс, деревенский констебль, полностью пробудился от послеобеденного сна, прерванного тревожным визитом мистера и миссис Брокли, пролистал Полицейский Справочник в поисках инструкций на случай «Поедания Мальчиков в Сельских Районах», застегнул полицейский китель на все пуговицы и отыскал шлем, Пузан уже вернулся в родительский дом и жадно поглощал обед. Направляясь к Браунам, Фиггс увидел всё семейство Брокли в целости, но не изменил уже выстроенного маршрута. В полицию сообщили, что мальчик Брокли «Пропал, Предположительно Употреблён в Пищу Людоедами», и констебль Фиггс был намерен провести расследование.

Дверь открыл Хоппитт.

– Я пришёл расследовать, – заявил констебль Фиггс.

– Расследовать что? – поинтересовался Хоппитт. Сияя самой лучезарной улыбкой дворецкого.

– Юный Брокли, – пояснил Фиггс, – пропал. Предположительно съеден.

– Съеден? – воскликнул Хоппитт, и коронная улыбка сбежала с его лица.

– Употреблён в Пищу на данной территории, насколько я понимаю, – пояснил констебль, с интересом оглядываясь по сторонам.

– Следуйте за мной, – произнёс Хоппитт и повёл представителя закона в гостиную. Его лицо было торжественно-спокойным, только ужасно бледным.

– К вам уголовный департамент, – доложил он Браунам, распахивая дверь гостиной и впуская констебля внутрь, и тут же помчался за Суконную Дверь, чтобы рассказать всё остальным Слугам.

– Impossible! – воскликнула Селеста по-французски, что означало «невозможно!». На английском оно означало то же самое, только звучало иначе.

– А по-моему, от них всего можно ожидать, – заметила Эллен, хорошенько обдумав новости.

– Съели на обед! – в ужасе прошептали Элис-и-Эмили.

– Немудрено после всего этого Сбалансированного Питания! – негодующе буркнула Кухарка.

Евангелина ничего не сказала, но, бросив взгляд в зеркало на свою пухлую фигурку, решила с этого дня сесть на диету.

В гостиной констебль Фиггс объяснил, в чём дело, и мистер Браун отправился в детскую. («Но я уверена, – сказала миссис Браун, – что они не могли так ужасно поступить».) Дети пришли в гостиную и выстроились перед констеблем.

– Мне тута доложили, – сообщил констебль Фиггс, укоризненно глядя на детей сверху вниз, – что вы съели юного Брокли на обед.

– Нет, мы его не съели, – возразили дети. – Он оказался очень жёсткий. Наверное, недостаточно Сбалансированный. – И невинно добавили, что всего лишь делали то, что им было сказано делать.

– Что же вам было сказано? – вскричала миссис Браун. – Кто мог сказать вам съесть Пузана Брокли?

– Няня Матильда, – почтительно пояснили дети.

– Няня Тидя, – повторило Дитя.

– Няня Матильда? Велела вам съесть юного Брокли?.. – недоверчиво воскликнул констебль Фиггс.

– Да, она так и сказала, – ответили дети.

– Тяки казя, – подтвердило Дитя.

– Но что именно она вам сказала? – спросили хором констебль Фиггс, мистер и миссис Браун.

– Она сказала: «Брокли на ланч», – ответили так же хором дети. Только Дитя, конечно, сказало: «Бьёкинаянь».

– Брокли на ланч? – задумался констебль Фиггс и довольно долго стоял молча и неподвижно, глядя на носки своих больших чёрных сапог. Потом он достал маленькую чёрную записную книжку, лизнул кончик большого чёрного карандаша и вывел: «Расследование Вспышки Людоедства в Сельском Районе» и дописал большими чёрными буквами: «ДЕЛО ЗАКРЫТО». Потом закрыл записную книжку и отбыл.

– Вот видишь! – сказала миссис Браун, радостно улыбаясь мужу. – Я знала, что дети не могли так ужасно поступить.

Глава 8

ВСЕХ детей есть тётки, и среди них, как правило, всегда найдётся одна, воистину внушающая трепет, – тётка или даже двоюродная бабушка. Вот и у детей Браун была такая воистину ужасная двоюродная бабушка – Аделаида Болль.

Двоюродная бабушка Аделаида Болль была чрезвычайно грозной пожилой особой: очень тощая и длинная, со злобными маленькими глазками, как у носорога. Нос у неё тоже немного походил на носорожий – в смысле, на носорожий рог, – только загибался не вверх, а вниз. Аделаида Болль знала весь катехизис наизусть и обычно заставляла детей – нарядно одетых, разумеется, – вставать перед ней и повторять его по памяти. Но, к счастью, детей в семействе Браун было так много, что расспросы никогда не уходили дальше «Как тебя зовут?» – потому что, добравшись до Арабеллы, Клариссы, Сары, Джоанны, Тимоти, Дэниела (это ещё не доходя до Дитя, Крохи и Ириски с Изюмкой), тётя Аделаида так уставала от этого количества имён, что никаких вопросов больше не задавала.

По некоторым причинам мистер Браун немного волновался по поводу предстоящего визита.

– Надеюсь, дети будут хорошо себя вести, – сказал он.

– Конечно же – а как иначе? – удивлённо отозвалась миссис Браун.

– Почему ты так уверена? – спросил мистер Браун с не характерной для него мрачностью. Обычно он был весьма жизнерадостен, но иногда сильно беспокоился, что тётя Аделаида Болль откажется от своего обещания оставить семье Браун все свои деньги. А ведь на такую ораву детей и людей, присматривающих за ними, на большой дом, где все они могли разместиться, уходила просто прорва денег. – Мне бы не хотелось, чтобы дети её обидели, – пояснил он, – ведь она такая добрая. В самой глубине души.

– О, я уверена, они её не обидят, – принялась убеждать его миссис Браун.

– А помнишь, что было в прошлый раз? – спросил мистер Браун. – Они привязали верёвками её экипаж к ограде, и когда тётушка собралась выезжать, благосклонно махая нам на прощание, то обнаружила, что повозка не трогается с места. И нам пришлось сделать вид, что это с её лошадьми что-то случилось. А потом она потратила сотни фунтов на ветеринара, чтобы тот их вылечил от упадка сил, и не смогла себе позволить подарки детям на Рождество…

Однако мистер Браун тут же признал, что последнее пошло детям на пользу.

– На этот раз они будут паиньками, – сказала миссис Браун. – Няня Матильда заставила их пообещать, что они будут делать ровно то, что им скажут.

Тем временем в классной комнате наверху Эллен приходилось нелегко. Потому что дети за столом делали ровно то, что им говорили. Когда она сказала: «Вы обязательно должны всё доесть», они попытались сгрызть тарелки. Когда Эллен попросила передать картошку, дети передали картошку, но не блюдо, на котором она лежала, а когда она попросила маслёнку, ей вручили маслёнку без масла. Уходя из комнаты, Эллен, уже просто в отчаянии, напомнила детям: «Теперь вы должны надеть свою самую нарядную одежду».

– На кого мы должны её надеть? – поинтересовался Саймон, когда она ушла.

– Может быть, не «на кого», а на «что»? – озадачилась Сюзи.

– Этого мы не знаем, – задумчиво сказала Кристианна. – Эллен просто сказала: «Надеть свою самую нарядную одежду».

– Я надену свою на столик в прихожей, – придумала Джейси. – Пусть тёте Аделаиде будет приятно.

– Я свою надену на рояль, – решила Хелен. – Его круглые ножки будут прелестно смотреться в моих кружевных панталонах.

– А я – на Ириску, – воодушевился Каро.

– Я ня Зюмкя! – заявило Дитя, пока никто другой не успел это сказать.

– А я тогда надену одежду на Модестину, – хихикнула Сюзи. Модестиной звали их страшно упрямую и сердитую ослицу.

– А я – на Тётушку Хрю-Хрю, – развеселилась Кристианна. Тётушкой Хрю-Хрю, разумеется, называли старую свинью.

– Я наряжу козла Билли, – сказал Саймон.

– А я – козу Нанни! – воскликнула Франческа.

– А мы – кур! – радостно завопили Младшие.

Но победила Тора, заявившая:

– А я надену свою нарядную одежду на Евангелину.

– Как расшумелись сегодня животные, – подивились мистер и миссис Браун, ожидавшие прибытия тёти Аделаиды.

Судя по всему, ветеринару удалось вылечить лошадей тёти Аделаиды, потому что они бежали резвой рысцой и без каких-либо происшествий доставили её экипаж прямо к парадному крыльцу. Тётушка взошла по ступенькам с величайшим достоинством, замешкавшись, только чтобы склониться над коляской, стоящей у парадной двери.

– Прелестная малютка! Как быстро растёт, – отметила тётя Аделаида, потрепав лежащего в коляске по подбородку, смахивающему на курицыны сережки.

– Кудах-квох-квох! – отозвался «ребёнок» из-под сияющих белизной расшитых крахмальных одёжек. Но ведь примерно так и разговаривают дети, когда ещё лежат в колясках. А мистер и миссис Браун не удосужились заглянуть под чепчик.

Также весьма удивительно было обнаружить в передней столик в кружевных юбках, а в гостиной – рояль, каждая ножка которого была облачена в белые накрахмаленные оборки с вышивкой. Но глаза у тёти Аделаиды были Не-Те-Что-Прежде, и слышать она тоже стала хуже и вроде бы не заметила в этом ничего странного. Кроме того, у неё созрел Новый План, о котором она тут же поведала мистеру и миссис Браун. По её словам, она всё хорошенько обдумала и пришла к заключению, что у мистера и миссис Браун слишком много детей («О нет!» – вскричала миссис Браун), и потому она решила взять какую-нибудь тихую, милую, воспитанную девчушку (тётя Аделаида всегда называла девочек девчушками) жить к себе, чтобы в семье Браун стало хотя бы на одного ребёнка меньше.

Бедная миссис Браун пришла в ужас. Отдать её милую, ненаглядную деточку в распоряжение тёти Аделаиды!

– Но, тётушка…

– Никаких возражений, – отрезала тётя Аделаида, воздев огромную костлявую ручищу. – Я настаиваю. И вы, несомненно, будете ошеломлены открывающимися перспективами!

И она обрисовала перспективы, ожидающие избранное дитя:

собственные комнаты, отделанные в шоколадно-коричневых тонах;

новый гардероб из тканей таких расцветок, на которых не видно грязи;

мопс;

канарейка;

письменный стол;

корзинка для рукоделия;

а также частные уроки:

красноречия,

хороших манер,

французского языка,

немецкого языка,

итальянского языка

и, самое главное,

фортепиано.

– Ах, но никто из них не сможет этого выдержать! – зарыдала миссис Браун.

– Что она говорит? – изумлённо переспросила тётя Аделаида.

– Она говорит, что ей трудно выдержать, – поспешно растолковал мистер Браун. – В смысле, расставание с одним из детей.

– Ф-фу, вздор! – воскликнула тётя Аделаида. – Всего одна девчушка из целой толпы детей? Да вы и не заметите.

– Тётя Аделаида, вы… Вы можете обнаружить, что… Ну, что вам это неудобно.

Носорожьи глазки тёти Аделаиды стали злобно наливаться кровью.

– Я могу обнаружить, что мне неудобно оставить вам все мои деньги после моей смерти, – безжалостно заявила она. И ударила зонтиком по ковру гостиной – точь-в-точь как няня Матильда, только после удара тёти Аделаиды ничего особенного не произошло.

– Теперь мы прогуляемся по саду и понаблюдаем за вашими дочерьми во всём их многообразии и, что называется, в естественной среде – и я выберу ту, которая мне придётся по сердцу. Затем я выпью чаю – китайского, если нетрудно, – и съем немного тонких бурых хлебцев с маслом. К тому времени как я буду готова к отъезду, избранное дитя должно ожидать меня в моём экипаже, имея при себе небольшой саквояж с ночными принадлежностями. В противном случае, – добавила тётя Аделаида, – я считаю себя обязанной пересмотреть своё Завещание.

И она вышла, сверкая носорожьими глазками и неся носорожий нос очень высоко и гордо; потом спустилась с крыльца и направилась в сад. Мистер и миссис Браун поспешили за ней, совершенно не представляя, что им теперь делать.

Дети тем временем изо всех сил старались надеть свою нарядную одежду. Со столиком в прихожей и роялем всё получилось просто, но собаки и дворовые животные оказались несколько более сложной задачей.

В те времена детская одежда была очень жёсткой, крахмальной, со множеством оборок, а нарядная одежда вдобавок была ещё и белой. Мальчики носили белые матроски и круглые белые матросские шапочки, а к ним чёрные шёлковые шарфы и свистки на верёвочке, которые вешались на шею. Девочек наряжали в белые расшитые платья со множеством рюшей, несколькими слоями нижних юбок, тоже оборчатых, а под ними – белые панталончики, и тоже все в оборочках. Венчала всё это белая круглая шляпка, тоже сплошь в фестончиках и кружавчиках. И, следует сказать, бедняжки выглядели во всём этом абсолютно ужасно.

К тому же всю одежду сильно крахмалили – настолько, что, когда её приносили из прачечной, она оказывалась слипшейся, а когда вы пытались просунуть руки в рукава или ноги – в штанины, раздавался восхитительный звук разрываемой ткани.

Ириска и Изюминка отнеслись к этой затее довольно добродушно и теперь весело играли на газоне. Мистер и миссис Браун увидели их первыми, и у них перехватило дыхание. Тётя Аделаида воззрилась на собак своими близорукими глазками.

– Очаровательная парочка, – наконец заявила она. – Но вам не следует позволять им так долго оставаться на солнце. Смотрите, какие тёмные у них стали лица на фоне белой одежды! И – неужели возможно, чтобы эти маленькие милашки играли с куском сырого мяса?

Мистер и миссис Браун сказали дрожащими голосами, что, по их мнению, эти маленькие милашки никак не могут играть с сырым мясом – хотя на самом деле это было именно так, – и поспешили увести тётю Аделаиду. Но за её спиной обменялись отчаянными взглядами, говорившими: «Ради всего святого, что же ещё натворят дети?»

Детям наконец удалось одеть Тётушку Хрю-Хрю, и, хотя пуговицы на её животе застегнулись не все, она выглядела просто очаровательно, стоя на задних ногах, а передними опираясь на свою загородку. Тётушка Хрю-Хрю оглядывалась по сторонам и радостно похрюкивала из-под широких полей белой кружевной шляпки.

Но козы Нанни и Билли оказались чудовищно трудной задачкой, как это всегда бывает с козами.

Билли довольно-таки спокойно влез в штанишки Саймона и плотную белую матросскую курточку, но Нанни, туго обтянутая платьем Франчески, тут же сжевала его чёрный шёлковый шарф, а затем стала жевать шнурок свистка – и проглотила сам свисток, так что теперь с каждым выдохом у неё получалось звонкое «уиии».

А хуже всего дело обстояло с Модестиной. Она в самом деле была очень упрямой и сердитой ослицей, и её не интересовало ничего, кроме морковки. И конечно же, одежда Сюзи оказалась ей тесна – пришлось добавить предметы гардероба, взятые у других детей, и Модестина совершенно не обрадовалась всем этим неудобствам.

Младшие дети явились пред взоры тёти Аделаиды, когда она шествовала через газон, озирая претендентов. Малыши довольно бестолково бродили туда-сюда, спотыкаясь о белые платьица и болтая друг с другом на весьма удивительной смеси шипения, кудахтанья и блеяния.

– Вам следует немедленно нанять учителя красноречия, – сообщила тётя Аделаида мистеру и миссис Браун. – У них просто отвратительная дикция.

Но в любом случае эти дети были для неё маловаты.

– Где ваши старшие девочки? – вопросила тётя Аделаида, начиная немного раздражаться оттого, что детей не выстроили перед ней в шеренгу, чтобы удобнее было выбирать. Однако в ту же минуту она заметила одну из девочек, тихо и благонравно стоящую у заборчика, – именно таких девочек тётушка и предпочитала. – Пойдёмте поговорим с ней, – сказала тётя Аделаида, махнув зонтиком туда, где Тётушка Хрю-Хрю, гордая и довольная собой, в белом оборчатом платье, грелась на солнышке, положив передние розовые копытца на забор возле своего хлева.

Ох, какой ужас!

Мистер и миссис Браун переглянулись в полном отчаянии – казалось, спасения нет. И вдруг – не мелькнуло ли что-то рыжевато-чёрное, неподвижное среди кустов у края живой изгороди? Не звякнули ли тихонько агатовые подвески на чёрной шляпке? Как бы там ни было – спасительное озарение снизошло.

– О, не думаю, что она вам подойдёт, тётя Аделаида, – уверенно заявил мистер Браун.

– Почему же? – поинтересовалась та.

– Она храпит, – пояснил мистер Браун без малейшего колебания.

– Это не имеет значения. У неё будут собственные комнаты. Я не буду её слышать ночью.

– Но она храпит и днём, – возразила миссис Браун столь же вдохновенно, как её муж. И действительно, из-под белой широкополой шляпки доносились какие-то странные звуки.

– О да, это меняет дело. – Тётя Аделаида внезапно остановилась как вкопанная и принялась озираться, втягивая воздух, словно охотничья собака, чующая новую добычу. – А что это за любопытный свист?

Любопытный свист издавала коза Нанни, внезапно примчавшаяся бешеным галопом из конюшни, и выглядела она, следует признать, очень странно: кружевная шляпка висела на одном роге, а панталоны несколько сползли. И пока Брауны втайне молились, чтобы она продолжила свой безумный бег, коза поступила так, как всегда поступают козы, – то есть сделала именно то, чего вы больше всего не хотите в данный момент. Или вообще не хотите. Коза внезапно остановилась, словно вросла в землю всеми четырьмя копытцами, прямо перед тётей Аделаидой и застыла, глядя той прямо в лицо.