Текст книги "Месть из могилы"

Автор книги: Крис Картер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Малдер продолжал смотреть на Барнета.

А тот продолжал улыбаться. Потом взял в руки стакан с водой и сделал неторопливый глоток. Словно сидел за стойкой бара, словно не о нем секунду назад и говорили.

И тут на Малдера нашло.

– Барнет пристрелил Стива Уоленберга запросто и с удовольствием! – сказал он в микрофон, по-прежнему глядя на обвиняемого.

Сразу вскочил адвокат:

– Ваша честь, я возражаю!

– Возражение принимается, – сказала судья. – Свидетель, я лишаю вас слова!

Но Малдер ее не слышал. Он видел презрительную улыбку на лице обвиняемого, и эта улыбка действовала на него, как красная тряпка на быка.

– Стив Уоленберг был человек… У него было жена и двое маленьких детей, а ты…

Судья стукнула молотком:

– Свидетель! Пройдите на свое место! Немедленно!!!

–Ты убил его не колеблясь, как паршивую собаку! – голос Малдера задрожал от ненависти. – И потому сам должен сдохнуть как собака, сукин сын!!!

Адвокат взвился, словно его ужалила в задницу оса:

– Ваша честь, остановите его!

В зале поднялся шум. Кто-то крикнул:

– Правильно! Собаке собачья смерть!

Присяжные переглядывались между собой.

Судья принялась колотить молотком так, будто из стола перед ней вылез трехдюймовый гвоздь, представляющий непосредственную угрозу для ее жизни.

– Свидетель! Если вы не прекратите, я привлеку вас к ответственности за неуважение к суду! – Потом она повернулась к публике: – А если присутствующие не успокоятся, я прикажу очистить зал!

Стук молотка и крики привели Малдера в чувство. Он тряхнул головой, отодвинул микрофон и спустился со свидетельского места.

Барнет смотрел на него все с той же презрительной улыбкой.

Малдер прошел мимо, сел радом с Реджи.

– Ты что, с ума сошел? – сказал Реджи. – Что ты себе позволяешь?

Малдер не ответил – он смотрел на Барнета.

А тот, обернувшись, по-прежнему не сводил с него глаз. Потом негромко – между ними было не более шести футов – сказал:

– Я пришью тебя, малыш!

Барнет произнес эти слова спокойно, даже доброжелательно – словно поблагодарил друга за неоценимую помощь. Или пригласил его на ленч…

Но в сердце Малдера хлынула морозная волна страха. Потому что за спокойствием и доброжелательностью (как за единственной аляповатой декорацией – нищета захудалого провинциального театрика) пряталась самая настоящая, бесконечная и откровенная ненависть…

Деликатное покашливание оператора прервало воспоминания Малдер. Девушка вновь смотрела на него вопросительно. А с дисплея пялился очередной вариант Барнетовой физиономии.

– Мне нужны распечатки всех возможных трансформаций.

Малдер встал.

– Хорошо, – сказала оператор.

Открылась дверь, в лабораторию вошла Скалли. Она была заметно взволнована.

– Я тут факс получила. Из федеральной тюрьмы «Ташму»…

– Ну и?.. – вскрикнул Малдер. – Они что-нибудь обнаружили?

– Нет, просто мне вдруг пришло в голову… Ведь Джон Барнет умер от сердечного приступа, верно? Во всяком случае, так утверждает свидетельство о смерти. Я попросила ох переслать факсом его медицинскую карту. – Скалли заглянула в бумагу. – Оказывается, Барнета поместили в тюремный госпиталь с диагнозом «Инфекция правой кисти»! Никаких упоминаний об осложнениях с сердцем. – Она протянула бумагу Малдеру. – Более того, шестью месяцами ранее, после очередного планового медобследования, ему поставили печать «Абсолютно здоров»!

У Малдера от предчувствия успеха заколотилось сердце. А Скалли смотрела на него. Нет, это еще не был взгляд типа «ты был прав, а я не верила!» Но Малдер понял, что хотя бы один кирпич в возводимой вокруг стене ему расшатать удалось.

Федеральная тюрьма «Ташму»,

штат Пенсильвания

День второй

На следующее утро они отправились в федеральную тюрьму «Ташму».

К счастью, тюрьма располагалась не на Диком Западе, а совсем рядом, в штате Пенсильвания. И потому, добираясь до нее из Вашингтона, можно было вполне обойтись без заказа билетов на самолет.

Тюрьма впечатляла. Отсюда вряд ли можно было удрать без помощи со стороны. Да и в этом случае в качестве помощи пришлось бы использовать полк «зеленых беретов» при поддержке танков и артиллерии.

Охранники, открывая и закрывая замки, передавали столичных гостей по отработанной цепочке, пока последний – медбрат тюремного госпиталя – не привел их в помещение, своей белизной чрезвычайно напоминающее больничную палату. Лишь решетки на окнах говорили о том, что в палате этой лечат заключенных.

– Крэндолл, к тебе пришли! – сказал медбрат человеку, сидевшему в инвалидной коляске спиной к двери.

– Ко мне никто никогда не приходит! – Энергичным движением рук Крэндолл развернул коляску.

Это был средних лет мужчина, обладатель серых глаз, крючковатого носа, небольших усов, короткой бородки и свойственной многим инвалидам глубокой безысходности во взгляде. Впрочем, едва он заметил Скалли, как глубокая безысходность мгновенно сменилась пристальным плотским интересом изголодавшегося самца.

Медбрат вышел, и Малдер тут же вцепился в обитателя палаты мертвой хваткой:

– Вы помните Джона Барнета?

Крэндолл с явным сожалением оторвался от созерцания неожиданной гостьи:

– Еще как помню.

– Вы хорошо его знали?

– На атасе я у него не стоял, – Крэндолл фыркнул. – И штаны перед ним не расстегивал… Так, шапочные знакомые…

– Но в завещании он назвал вас своим единственным наследником, – заметила Скалли. – Вероятно, слова «шапочные знакомые» надо бы заменить словом «друзья»?

Крэндолл вновь вернулся к созерцанию дамских прелестей, шумно сглотнул слюну и лишь через несколько секунд ответил:

– Нет, мэм. Это мы уже тут с ним стямались, на живодерне.

– Вам известно, что Барнет умер от сердечного приступа? – сказал Малдер. – Здесь, в госпитале, в восемьдесят девятом году…

– Как это умер!? – воскликнул он ошалело. – Что ты мне шьешь?

– Так написано в свидетельстве о смерти.

– Он жив. И никакого сердечного приступа не было, болт мне в задницу.

– Почему вы так считаете?

Крэндолл вновь повернулся к Скалли, но на этот раз в его взгляде не было и намека на похоть.

– Когда я видел Джонни в последний раз, он был совсем рядом, – голос Крэндолла дрогнул. – Живодер только что отхряпал ему больную граблю… правую…

– Какой живодер? – быстро спросил Малдер. – Доктор Ригли?

– Да-да, доктор Ригли. Он сказал, будто Джонни копыта откинул. – Крэндолл заволновался еще больше, у него даже руки затряслись, будто в отходняке. – Но я знал, что он баки забивает! Он на меня крысой посмотрел, когда я спросил!

– Но почему вы решили, что Барнет не умер?

Федеральная тюрьма «Ташму»,

штат Пенсильвания

Четыре года назад

Крендолла разбудили среди ночи дикие вопли. Он тяжело перевернулся на другой бок – мясники ничего не могли сделать с его больными ногами – и попытался заснуть. Однако вопли продолжались, и Крэндолл понял, что под такую музыку компанию подушке не составишь.

Пришлось перебраться в стоящую возле койки коляску и отправиться на поиски музыканта. Хорошо еще, его, Крэндолла, палату давно уже на ночь не запирали – что от безногого ждать!..

Крэндолл выкатился в коридор и тут же наткнулся на открытую дверь в палате Джонни Барнета.

Палата была пуста.

Джонни попал на живодерню пару дней назад, и Крэндолл сразу проникся к нему симпатией. В конце концов, разве важно, что новый знакомый по масти явно мокрушник? Хвороба всех уравнивает, а Джонни, по всему видно, не косил – у него и в самом деле разболелась правая грабля. К тому же он не кроил из себя неприступного. А скольких он там пришил, это были его личные с дядей Сэмом дела и ничьи больше. Да и к Крэндоллу он относился неплохо…

Вопли продолжались, и Крэндолл покатил вдоль коридора. Ему показалось, что кричит Джонни, а Джонни не стал бы орать зря. Раз кричит – значит, ему и в самом деле несладко.

Потом вопли стихли, но Крэндолл уже засек дверь, из-за которой они только что неслись. Подкатил, повернул ручку. И увидел Очкарика, мясника, которого при обращении положено звать доктором Ригли.

Очкарик, одетый в забрызганный кровью зеленый халат, словно паук над мухой, нависал над мясницким столом, а на столе лежало наполовину укрытое простыней человеческое тело. Жмурик… Крэндолл узнал бы жмурика, даже если бы застывшее лицо его не было повернуто в сторону двери. Да, это был Джонни, это его разгрымзанные неподвижные гляделки пялились сейчас сквозь Крэндолла.

– Что ты делаешь с Барнетом?! – крикнул Крэндолл. И натолкнулся на стальной взгляд Очкарика – тот поднял голову.

– Не понял…

– Я спрашиваю, что ты делаешь с Джонни, болт тебе в грызло? – Крэндолл подкатился ближе к мясницкому столу.

Очкарик выпрямился, повернулся к нему всем своим паучьим телом:

– Возвращайся в палату! Вы уже ничем не можете помочь своему другу.

– Почему?

– Потому что Джон Барнет умер!

– Но я слышал, как он орал…

И тут Крэндолла чуть не стошнило: он увидел на белом подносе возле Джонни окровавленную человеческую граблю, отхваченную по локоть, с растопыренными побелевшими пальцами.

Между тем Очкарик вцепился в свое мясницкое перо, узкое, острое и блестящее.

– Я сказал, Джон Барнет мертв! Ты меня хорошо понял? – Очкарик сделал несколько стремительных шагов и махнул пером перед физиономией Крэндолла. – Давай, Крэндолл, проваливай! Тебе здесь нечего делать. Ясно?!

То, что здесь нечего делать, Крэндоллу было ясно. Он ведь не мясник!.. Вот только почему это Очкарик кромсает Джонни в одиночку? Где его свора?

Морда Очкарика все больше смахивала на крысиную. И Крэндолл понял, что пора уносить ноги. Откатился на полметра назад. Мясник тут же шагнул следом, по-прежнему держа перо наизготовку.

Сила солому ломит, дело известное… Крэндолл, вздохнув, бросил последний взгляд на Джонни. Экая корешу непруха вышла – перед коповскими пушками не согнулся, а концы отдал на мясницком столе от какой-то дрянной болячки!

И тут он увидел, как неподвижные гляделки Джонни ожили, медленно закрылись и снова открылись. Джонни моргнул, болт ему в задницу. Раз, и другой, и третий… Нет, рано ты, мясник, хавало вонючее, хоронишь Джонни! Джонни еще тебя перепрыгает!..

Но Очкарик уже оттеснил незваного гостя в коридор. Дверь закрылась. Щелкнул замок.

Крэндолл развернул коляску и покатил в свою палату. Ему было не по себе: он знал, что никогда уже не забудет увиденное в стенах мясницкой – вопли кореша, отхваченная по локоть окровавленная грабля. И неожиданно ожившие мертвые гляделки…

Штаб-квартира ФБР

Вашингтон, округ Колумбия

День второй

Когда они вернулись в Штаб-квартиру, Малдер достал из сейфа «зиг зауэр 226».

– Что ты собираешься делать? – Скалли посмотрела на него с удивлением.

Малдер зарядил пистолет и начал пристраивать под левой мышкой кобуру.

– Могу сказать тебе, что я не собираюсьделать! Сидеть и ждать, пока Барнет еще кого-нибудь убьет и пришлет мне очередную любовную записку!

– Ты хочешь сказать, призрак Барнета?

Малдер фыркнул:

– Вот уж не думал, Скалли, что ты веришь в призраков…

Зазвонил телефон. Скалли сняла трубку:

– Алло. Да, минутку… – повернулась к Малдеру. – Это тебя…

Тот застегнул последнюю застежку, поправил кобуру и подошел к телефону:

– Малдер слушает…

– Фокс Малдер?

Голос звучал вкрадчиво и размеренно, и Малдер сразу узнал его.

– Это ты, Барнет?

Он включил магнитофон и показал Скалли рукой на дверь.

Скалли все поняла, сказал громким шепотом:

– Попробую засечь… – и стрелой вылетела за дверь.

– Похоже, ты удивлен… – голос в трубке по-прежнему был вкрадчивым и размеренным.

– А разве мне запрещено удивляться?

На той стороне телефонной линии усмехнулись:

– Удивляться не запрещено никому. А вот как насчет записи телефонных переговоров? Особенно если собеседник не давал на это разрешения… Ведь закон таков?

Донесся новый смешок.

– С того, что ты был бы не против разнюхать, откуда звонит Джон Барнет. И тебя обрадовало бы лишь одно известие – что он звонит с того света… Или я не прав?

Надо было дать Скалли как можно больше времени. И Малдер сказал:

– Касается ли тебя закон, еще неизвестно… В каком ты штате?

– В том же, что и ты. – В трубке опять усмехнулись. – Мы стояли в одной очереди за кофе сегодня утром. А вчера в одном магазине. Ювелирном…

Сердца Малдера коснулась холодная лапа. Как вчера, на стадионе…

– По-моему, ты врешь!

Теперь в трубке откровенно расхохотались.

– Малыш, я всегда и везде рядом с тобой, – вкрадчивость сменилась жестокостью. – Запомни – всегда и везде. Ты – мой, малыш!

Надо было тянуть время.

– А почему это я должен верить, что ты действительно Барнет?

– Ты ведь помнишь мои слова! – голос стал еще более жестким. – В зале суда… Неужели ты усомнился в моем обещании?

Надо было тянуть время.

– Не помню. А что ты обещал мне в зале суда?

Короткая пауза, смешок.

– По-моему, ты тянешь время, рассчитывая засечь мой номер… – новый смешок. – У тебя ничего не получится!

– Я не верю тебе, – сказал Малдер. – Джон Барнет давным-давно мертв!

– Мертв ты, Малдер!

Еще чуть-чуть, и Скалли успеет. Но разговор близился к концу. Дьявол, почему мне раньше не пришло в голову, что он позвонит! Ведь это же Барнет!

– Ну хорошо, – сказал Малдер. – И тем не менее мне нужны доказательства, что ты тот, за кого себя выдаешь.

– Ах, доказательства тебе нужны?! – Барнет вновь расхохотался. И отчеканил, будто гвозди забил: – Да ради Бога!..

«Дьявол, еще бы хоть десять секунд, – Подумал Малдер. – Хоть пять!..»

В ухо полетели короткие гудки.

– Барнет! – потерянно крикнул Малдер. – Ты меня слышишь?

Десяти секунд не было. Не было и пяти. Были одни короткие гудки. Гудки в трубке. Гудки в комнате. Гудки – во всем мире…

В дверь влетела запыхавшаяся Скалли. Глаза круглые, рыжие волосы растрепаны.

– Малдер, мы не успели!..

Малдер вздохнул и положил трубку:

– Он знал, что мы попытаемся его засечь, и вовремя прервал разговор.

Скалли опустилась на стул:

– Это действительно был Барнет?

Малдер выключил запись, отмотал пленку назад.

– Джон Барнет родом из Нью-Хэмпшира. У него очень характерный выговор. – Малдер включил воспроизведение. – Вот, послушай!

– Ну хорошо, – донеслось из магнитофона. – И тем не менее мне нужны доказательства, что ты тот, за кого себя выдаешь…

Скалли узнала голос своего партнера. А потом послышался издевательский смех. И новый голос:

– Ах, доказательства тебе нужны?! Да ради Бога!

Малдер выключил магнитофон и вновь взялся за пистолет.

– Интересно, – сказала Скалли. – Что он имел в виду?

– Не знаю. – Малдер сунул пистолет в кобуру. – Но звонил мне Джон Барнет! Теперь я в этом уверен!

Возражений у Скалли не нашлось.

Квартира Реджи Фэрду

Германтаун, штат Мэриленд

День второй

22:45

– Я пришью тебя, малыш! – сказал Барнет Малдеру, и Реджи увидел, как сквозь приятную улыбку этакого рубахи-парня неумолимо проступает волчий оскал.

А потом физиономия у Барнета начала покрываться серой шерстью, вытягиваться. Обнажились клыки. Реджи схватился за пистолет и обнаружил, что пистолет позабыт на работе. Волк распахнул пасть. А на столе у судьи зазвонил телефон.

И Реджи проснулся.

Настольная лампа неярко освещала прикроватную тумбочку. За окном было еще темно. На груди у Реджи угнездилась раскрытая книжка, на носу очки. А на душе – мимолетный страх и давно уже ставшая привычной пустота.

Вновь грянул телефон.

– Тьфу, гроб в стакане! Приснится же такое! – Реджи переложил книжку на подушку, повернулся на бок и снял трубку. – Слушаю!

– Реджи! Это Малдер.

Реджи снова выругался, на этот раз – мысленно.

– Малдер, что тебе надо? Звонишь посреди ночи…

– Сейчас всего десять сорок пять, Реджи!

– Да? – Реджи глянул на часы. – Ну все равно! Я уже спал…

– Подожди, Реджи! Не похоже, чтобы Барнет был мертв!

Реджи вздохнул:

– Ну что ты ко мне пристал?!

Голос Малдера сверлил ухо:

– Он мне позвонил сегодня. А до этого мы побывали в тюрьме «Ташму». И заключенный по имени Крэндолл… Это тот самый, кого Барнет назвал своим наследником… Так вот, этот Крэндолл клянется, что видел Барнета живым в ту ночь, когда он якобы умер.

Реджи переложил книжку на тумбочку и сел:

– Знаешь, Малдер… Шел бы ты домой, гроб в стакане, отдохнул немного. И другим бы дал отдохнуть. Ей-богу, я жалею, что позвонил тебе вчера из ювелирного магазина…

– Реджи, да послушай ты!.. Есть, правда, одна странность в показаниях Крэндолла.

– Да? – Реджи снова вздохнул. – Ну и какая же?

– Записка, оставленная в ювелирном магазине, была написана правшой…

– Ну и что?

– Крэндолл заявил, будто видел, как Барнету ампутировали правую руку…

Реджи начал подбирать слова, чтобы суметь Малдера и отшить и не обидеть, но тут ему показалось, что в спальне он не один. Справа мелькнула какая-то тень, послышался шорох. Реджи, похолодев, вскочил и начал поворачивать голову.

Это движение и стало причиной его гибели – с чужой помощью голова повернулась дальше, чем следовало. Последнее, что увидел Реджи в своей жизни, была рука, мелькнувшая перед его лицом. Кажется, она была желтого цвета, в черных пятнышках. И кажется, на ней было всего четыре паль…

Хрустнули позвонки. Больше он ничего не видел и не слышал.

Тело сползло с кровати на пол. Вновь раздался хруст – это подвернулись под чужой каблук осиротевшие очки. На недвижную грудь Реджи Ферду лег лист бумаги в половину формата А1. чмокнула защелка замка в прихожей. И наступила почти мертвая тишина. Лишь за окном чуть слышно посвистывал ветер, да из валяющейся на кровати телефонной трубки раздавалось гнусавое кваканье:

– Эй, Реджи, ты слышишь меня? Что случилось?… Что происходит? Ответь, Реджи! Ты слышишь меня? Что там у тебя происходит?… Ответь, Реджи! Реджи!!!

Трубка квакала еще секунд десять – до тех пор, пока до Малдера наконец не дошло, что Реджи ему не ответит.

Скалли приехала к дому агента Реджи Фэрду около полуночи. По той суете, которая царила вокруг и внутри дома, ей стразу стало ясно, что произошло непоправимое. Окружающие были очень злы и очень неприветливы – как всегда, когда убивают своего. Наверное, каждый представлял себя на месте убитого.

Малдера она отыскала в спальне – там, где произошло убийство. Он не был зол и неприветлив. Он вообще не былтут – потому что стоял столбом, молчал и смотрел в зеркало, висевшее над лишенным косметики косметическим столиком. Вряд ли он кого-либо там видел…

Работавшие на месте преступления эксперты его не трогали.

– Я надеюсь, ребята, вы были очень внимательны, – сказала Скалли, чтобы хоть что-то сказать. – Любая нитка может оказаться важной уликой. – Она чувствовала себя ужасно глупо, но Малдера надо было вывести из ступора. – Если ничего не нашли, пройдите еще раз… Послушай, Малдер!

Малдер не шевельнулся. Он по-прежнему смотрел в зеркало. Но голос его ожил:

– У него жена умерла от рака шесть лет назад. Он не любил вспоминать об этом. В последнее время он над чем-то работал. Все обещал рассказать мне, но так и не рассказал. А теперь уже и не расскажет. По-моему, Реджи был единственным в Конторе, с кем я мог поделиться. Если что-то не ладилось…

Он несомненно преувеличивал, но Скалли не стала его поправлять.

– Малдер! – Она вздохнула. – Мне очень жаль!..

– Я вот что подумал… – напарник по-прежнему не слышал ее. – Все бы сложилось совсем иначе, если бы я тогда пристрелил Барнета…

– Малдер! А почему ты решил, что здесь побывал Барнет? Мы ведь до сих пор ни в чем не уверены…

Малдер повернулся и молча показал на косметический столик.

Скалли подошла.

На столике лежала записка. «ПОХОРОНЫ ОПЛАЧЕНЫ. СНАЧАЛА – ДЛЯ ДРУЗЕЙ ЛИСА, ПОТОМ И ДЛЯ НЕГО САМОГО».

И Скалли поняла, что, сказав слово «мы», она имела в виду лишь себя. Да и в этой части – соврала.

Штаб-квартира ФБР

Вашингтон, округ Колумбия

День второй

Утро

– Чернила свежие, немного смазаны, – сказала Хендерсон, глядя в микроскоп. – Не буду хвастать, Малдер, но я редко ошибаюсь… Записка наверняка написана правой рукой. Я в этом практически уверена. Видишь – характерное изменение нажима у нисходящих штрихов…

Сегодня соответствовать не требовалось, потому что Хендерсон не прикалывалась. Впрочем, сегодня мог прикалываться только тот, у кого крыша поехала. Или совесть в круиз ушла…

Малдер пристроился ко второй паре окуляров. В поле зрения красовалась хорошо знакомое слово «Fox».

– А что ты еще заметила?.. Кстати, слушай… Не могло ли быть так, что у того, кто это написал, вместо руки – протез?

Хендерсон покрутила ручку предметного стола.

Текст поехал в сторону, и в поле зрения появилось слово «friends».

«Друзья, – подумал Малдер. – Сначала друзья Лиса. Похороны оплачены в первую очередь для друзей. Как Реджи мог впустить к себе убийцу? Или он и не впускал никого… И как можно свернуть шею агенту ФБР, не имея правой руки? Что это должен быть за протез? Разве лишь рука киборга, какими переполнены многочисленные голливудские поделки…»

– Думаю, это написано мужчиной, – сказала Хендерсон. – Почерк достаточно легкий, беглый… Судя по изменению нажима на переломе штрихов, у этого мужчины очень ловкие пальцы… От протеза такой ловкости и за миллион лет не добьешься.

Малдер оторвался от микроскопа:

– Понятно. Как полагаешь, первые две записки написал этот же человек?

– Несомненно, – Хендерсон подняла на него глаза, полные печали. – Ты думаешь, это он убил агента Фэрду?

– Думаю, он. Хотя и не представляю – каким образом! Свернуть Реджи шею в его собственной спальне – это… – Малдер замолк.

Хендерсон покивала. Глаза ее затуманились.

– Знаешь, что мне пришло в голову?.. – она вновь уткнулась в микроскоп. – Обрати внимание: ни на одной записке нет отпечатков пальцев. А если бы у этого типа была надета перчатка, характер штрихов был бы немного другим… Поразмысли-ка над этим противоречием…

Едва он переступил порог родного кабинета, Скалли тряхнула волосами:

– Малдер! Я тебя обыскалась! Послушай-ка, что я обнаружила, – она кивнула на лежащую перед нею бумагу. – По данным Американской медицинской ассоциации, доктор Ригли, подписавший свидетельство о смерти Барнета в тюрьме «Ташму», с семьдесят девятого года врачом не считается.

Малдер сел напротив:

– Что ты имеешь в виду?

– Он был исключен из членов Ассоциации без права на восстановление, – с торжеством заявила Скалли, – после того как власти штата Мэриленд лишили его гранта за вопиющие нарушения врачебной этики.

– Где ты это раскопала?

– В ежемесячнике Национального института здоровья.

Малдер задумался.

Скалли ждала, зная заранее, какой следующий вопрос задаст напарник.

– Что за исследования вел этот Ригли? – спросил он наконец.

Вопрос был тот самый, ожидаемый. Поэтому Скалли ответила мгновенно:

– Этот Ригли проводил эксперименты над детьми, страдающими болезнью под названием «прогерия».

– И где это было?

– В самом Национальном институте здоровья. В Бетезде. От Вашингтона – два шага!

– Позвони-ка в этот институт, – сказал Малдер, – сообщи о нашем приезде. – Он вдруг улыбнулся. – По-моему, я уже месяц не интересовался собственным здоровьем. Да и тебе бы не мешало провериться…

Национальный институт здоровья

День третий

В национальном институте здоровья Малдера и Скалли провели в кабинет некоего доктора Энгера.

Это был совершенно лысый мужчина лет пятидесяти пяти, с большими вислыми усами и в очках со старомодной роговой оправой.

К приезду гостей из ФБР он подготовился основательно – на столе стоял не менее старомодный, чем очки доктора, кинопроектор, а на стене висел древний белый экран.

После взаимных приветствий и обмена любезностями Скалли устроилась за столом и достала блокнот. Доктор зашторил окно, погасил свет, зажег для Скалли маленькую настольную лампу и включил аппарат. Раздавшийся стрекот напомнил Малдеру детство – у них дома были кинокамера и проектор.

На экране появилась совершенно плоская, коротко остриженная морщинистая женщина в белом балахоне, совсем маленького роста – не выше ста сорока сантиметров – и абсолютно седая. Этакая дожившая до преклонного возраста карлица из цирка…

– Эта пациентка – восьмилетняя девочка, – сказал доктор Энгер. – У нее последняя стадия прогерии.

Малдер с удивлением глянул на него:

– Судя по внешнему виду, она родилась, как минимум, в начале века…

Скалли поправила настольную лампу и сделала в своем блокноте какую-то пометку.

– По всему миру зарегистрировано не более ста случаев этого заболевания, – продолжал доктор Энгер. – Оно встречается крайне редко…

– Болезнь неизлечима? – быстро спросила Скалли.

– Да, неизлечима, – доктор развел руками. – Некоторым больным, правда, удается дожить до раннего отрочества, но большинство погибает в возрасте семи-восьми лет.

Малдер покачал головой и вновь посмотрел на девочку-старушку:

– От чего же они умирают?

– Клиническая картина – смерть от сердечно-сосудистых заболеваний. Но на самом деле это бедное дитя умирает от самой обыкновенной старости…

Маленькая старушка на экране подбежала к мужчине в очках и белом халате, вытащила у него из кармана большую конфету в яркой обертке, развернула и целиком засунула в рот. Морщинистое лицо засияло бесконечным и неподдельным счастьем.

Мужчина погладил старушку по седой головке и посмотрел прямо в камеру.

– Это и есть Ригли? – спросил Малдер.

– Да, в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году. – Доктор Энгер снял очки и отвернулся от экрана. – Джозеф Ригли полагал, что найдет возможность замедлить процесс старения у таких больных. Поначалу его лабораторные исследования обещали немало, но потом он совсем отбился от рук… – голос Энгера стал жестким. – Он хотел начать эксперименты над людьми.

– А почему ему не позволили? – Малдер отвернулся от экрана.

Скалли продолжала писать в своем блокноте.

Энгер вдруг заволновался, пробежался по кабинету, пересек луч проектора – по экрану прошла тень.

– Потому что ему нельзя было позволять. Все было слишком гипотетично, слишком… опасно то есть… – Энгер замахал рукой. – Поймите вы! Я знал Джо Ригли. Он плевал на этих детей, он относился к ним не лучше, чем к лабораторным крысам. Прогрессия – ужасная болезнь, а он рассматривал ее как прекрасную возможность… он именно так и говорил: «Прекрасная возможность!»… разгадать секреты старости. И когда ему не разрешили продолжать эксперименты, он пришел в неописуемую ярость. Он словно тронулся от злобы! Знаете, как его звали за глаза?

– Как?

– Доктор Менгеле!

– Каким же все-таки образом Ригли потерял диплом врача? – спросила Скалли.

– А он стал проводить эксперименты над людьми без разрешения. С согласия пациента… – Энгер сжал кулаки. – Когда все это выплыло на свет божий, грант у Ригли отобрали и подали на него в суд от имени городской ассоциации врачей.

Скалли захлопнула блокнот:

– Боюсь, ваш бывший коллега исчез с лица земли!

Доктор Энгер посмотрел на свои сжатые кулаки и помотал головой.

– Возможно, вы правы. – Он сел за стол. – Хотя долгое время ходили упорные слухи… Будто бы он отправился в Южную Америку. С целью продолжать свои эксперименты.

Малдер подошел к экрану вплотную.

Изображение двигалось теперь прямо по нему – доктор Джозеф Ригли, взяв маленькую старушку за сморщенную ручонку, вел ее к открытой двери. Сделав несколько шагов, он вновь оглянулся на камеру и улыбнулся.

Всю дорогу до Штаб-квартиры ФБР напарник был молчалив и задумчив. Он вовремя тормозил на перекрестках и вовремя добавлял газу, но было хорошо видно, что мысли его пребывают вдали от дорожной обстановки.

Наконец Скалли не выдержала:

– Брось, Малдер! Молодость не возвращается!

Он посмотрел на нее как на помешанную:

– Очевидно, Ригли отыскал способ возвратить ее…

– Чушь! – Скалли пожала плечами. – Полная чушь!

– А вдруг все-таки отыскал! – Малдер вновь бросил на нее быстрый взгляд. – И ему нужны были подопытные. Одним из них стал Джон Барнет.

– Малдер! Это же из области научной фантастики!

Напарник усмехнулся:

– То же самое ты бы сказал двадцать лет назад о методах генной инженерии и о клонировании. Или, к примеру, о компьютерных играх и искусственном разуме. А вдруг с помощью Ригли наш друг Барнет отыскал для себя идеальный метод маскировки – молодость!

В чем-то он был прав. А если и не был, то для того, чтобы опровергнуть его, требовалось разобраться с этим доктором Ригли подробнее.

Малдер снов замолк. Но когда машина подъехала к зданию Штаб-квартиры, сказал:

– Я не могу потребовать для тебя охрану на основании того, что ты сейчас имеем. Поэтому у меня к тебе большая просьба, – голос его сделался требовательным, – не открывай дверь незнакомым людям и не выпускай из рук оружие.

И вот тут Скалли впервые за эти дни стало по-настоящему страшно.

Штаб-квартира ФБР

Вашингтон, округ Колумбия

День второй

– А можно запустить программу в обратную сторону?

Малдер вновь сидел перед экраном компьютера. С дисплея на него смотрело знакомое лицо Барнета, то самое – без усов, бороды и лысины.

– Можно, – сказала оператор.

– Тогда давайте вернем его к более юному возрасту. Скажем, лет на десять назад…

Девушка посмотрела на него с удивлением, но пальцы ее послушно запрыгали по клавишам.

Физиономия на дисплее сделалась более худощавой, морщины уменьшились, волосы стали гуще.

– Теперь еще на пять…

Морщины совсем пропали.

Малдер, склонив голову, внимательно наблюдал за трансформацией.

– Неужели у вас нет его фотографий в ранних возрастах? – изумилась оператор.

– Нет, – сказал Малдер. – Этот тип очень не любил фотографироваться. Фотографироваться ему было – все равно что отрезать руку, – он прищурил левый глаз. – А добавьте-ка ему опять фунтов двадцать. Только теперь это должны быть двадцать фунтов здоровья и молодости.

Лица на дисплее неотвратимо менялось. Но сейчас оно становилось для Малдера более незнакомым, чем то, на лежащих перед ним многочисленных распечатках. Что в них необычного? Ничего!.. Барнет лысый, Барнет бородатый, Барнет в парике – юная прическа, но предательские морщины и мешки под глазами… Найти такого Барнета для ФБР проблемы не представляло.

Нового Барнета, двадцатипятилетнего, Контора тоже нашла бы без особых проблем. Нужно лишь немного времени и соответствующая армия агентов… Вот только никто не даст гарантии, что Барнет похож на свою компьютерную версию.

Квартира Даны Скалли

Аннаполис, штат Мэриленд

День третий

Поздний вечер

Работа над информацией, полученной в Национальном институте здоровья, заняла немало времени, и Скалли порадовалась, что укатила работать домой. В Штаб-квартире она бы точно ничего не успела.

Закончив читать последний файл, она оторвалась от дисплея и потянулась так, что хрустнули косточки в плечевых суставах.

Оказывается, уже настала ночь. В доме было темно, но Скалли не стала включать свет. Лишь поставила на стол подсвечник и зажгла свечи. При живом свете думается гораздо лучше. Чем при всяких там люстрах, настольных лампах и прочих бра…

Интересно, чем сейчас занимается Малдер?.. Хотя чем бы он ни занимался, он ждет ее резюме. А резюме для Малдера окажется не слишком утешительным. Впрочем, здесь от нее ничего не зависит – она не рождает новой информации, она лишь систематизирует уже имеющуюся…