Текст книги "Правда о Ванге"

Автор книги: Красимира Стоянова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Среди посетителей Ванги был один болгарин А. X., который давно когда-то эмигрировал в Австрию. Жил он там неплохо, нашел богатую невесту, женился и сам разбогател. Он все это говорил молча слушавшей его Ванге, а затем добавил: «Все у меня хорошо, да по родине тоскую, извелся совсем». А приехал он в Болгарию на ежегодный осенний праздник урожая. Ванга сказала ему, что, по преданию, в начале этого праздника следует зарезать жертвенного ягненка и приготовить обрядовое кушанье – курбан. «Ягненка, – наказывала Ванга своему гостю, – должен купить и зарезать ты, иначе произойдет несчастье».

Не знаю, как там все получилось, но «австрийский» болгарин не купил ягненка, не приготовил старинное кушанье. Праздник как будто бы удался и без старинных обрядов, да только гость из Австрии скоропостижно скончался и был похоронен в Болгарии, навеки соединясь с землей своей родины, по которой так тосковал.

Ванга как-то заявила в кругу своих родных: «Я присутствую во всех горячих точках планеты, вижу военные столкновения, являюсь свидетелем страшных кровопролитий, предвижу природные катаклизмы и бедствия. Вы ночью спите, а я перелистываю страницы человеческого бытия и переживаю трагедии многих и многих людей».

Слушаю и переношу на бумагу рассказ матери:

– Много лет тому назад, а именно 1 ноября 1950 года, несколько женщин-соседок решили вместе съездить в Рильский монастырь. Была с ними моя свекровь, поехала и Ванга, ей очень хотелось отстоять торжественную службу в церкви по случаю дня Святого Ивана. Служба была очень красивой и очень долгой. Ближе к ее окончанию Ванга стала что-то очень беспокоиться: вертела головой, к чему-то напряженно прислушивалась. Чуть погодя она стала уговаривать богомольцев, которые были к ней поближе, немедленно куда-нибудь уехать, только не оставаться здесь. Но кто же поедет, не дослушав до конца торжественного молебна, кто ни с того ни с сего покинет вот так спешно святое место? Короче говоря, Ванга села в автобус одна, и одна вернулась домой.

А над долиной речки Рилы, отражаясь в блестящих церковных куполах, медленно вспухала черная грозовая туча. Она заполнила все небо, загрохотал гром, молния ударила в старое замшелое дерево, и началось. Прямо конец света! Потоки воды, водопады низвергались с небес на землю. Рила переполнилась водой, она катила камни, волокла целые деревья с корнями, были затоплены дороги, многие села, снесены дома. Мои родственники так перепугались, что не успели убрать от греха подальше свои пожитки, и их унесло течением, как корова языком слизнула.

Свекровь кое-как добралась домой, измокшая и продрогшая, очень перепуганная всем увиденным. После этой истории она слегла и долго болела.

…Как длинная лента, жизнь человеческая перед мысленным взором Ванги, вся перед нею – от дня рождения и до смерти. Конечно, и сама она не знает, почему так получается, что приходит к ней совершенно незнакомый человек и как бы вручает некий свиток, на нем – одной ей видимые письмена, долгий ли, короткий ли рассказ о его судьбе. Причем ни от воли самой Ванги, ни от воли ее гостя не зависит: вручать эту ленту, этот свиток или не вручать прорицательнице. Формула (если можно говорить здесь о формуле) такова: пришел – принес свою биографию. И точка. Так, может быть, и вправду уже с первого дня жизнь человека строго предопределена, «запрограммирована» его судьба? Но кем? И почему таинственный «программист» столь щедро, запросто открывает свои сверхтайные тайны слепой женщине, слепой ясновидящей? (Какое странное и удивительное сочетание: слепая – ясновидящая).

Приводят как-то раз к Ванге молодую девушку, которая весьма скверно себя чувствует: не может, бедняжка, открыть глаза, веки как бы сами собой закрываются. Ванга, ничего не спрашивая, выносит свой приговор: немедленно поезжайте в Софию, ищите самых лучших врачей, хотя уже сделать ничего не удастся, девушка скоро умрет.

Рыдающие родители уходят вместе со своей несчастной дочерью, а Ванга сидит, бессильно опустив руки к земле. И я думаю: какое это несчастье, какая горькая участь – знать близкий роковой исход и не быть в состоянии помочь. Знаю, есть такие, кто завидует Ванге, мол-де, у нее мировая слава, везде и всюду знают Вангу… Ох, тяжело бремя этой славы, порой невыносимо тяжело. Вот сидит она передо мной, бессильно опустив руки до земли, и тяжело молчит, жизненные силы оставили ее – бедная моя тетя Ванга…

Записываю рассказ мамы, не помню, говорила или нет, на всякий случай напомню: мама совершенно неспособна фантазировать, преувеличивать, она немножко напоминает мне патефон: на одной и той же пластинке всегда одна и та же мелодия. Так вот, она говорит:

– Мне хорошо запомнился визит к Ванге одного очень важного софиянина. Столичный гость приехал не один, с ним две женщины. Он себя с очень большим достоинством держал, говорил, будто приказывал, ботинки его так и сияли черным блеском, а щеки были чисто выбриты. Не знаю, почему, но мне страшно захотелось спросить его, сколько ему лет. Такой он был весьма самоуверенный, что и не поймешь: молодой он или в почтенном возрасте. Хотя и очень неловко было, я спросила: «Простите, сколько же вам может быть лет?» И вдруг этот важный господин весело рассмеялся и отвечает: «Я очень старый пень, в чине офицера участвовал в Первой мировой войне. Каким-то чудом я вернулся из ада живым и с тех пор старательно, изо всех сил забочусь о себе, только о себе. И впредь буду заниматься тем же. Вот такой секрет моей вечной молодости». Ванга присутствовала при нашем разговоре и молчала, но при последних словах офицера притопнула ногой и с досадой молвила: «Э-э, хватит с тебя, досюда, и хватит!» Мы не поняли слов Ванги, Скоро софиянин уехал, увозя с собой своих дам. Через три дня одна из них сообщила, что их господин скоропостижно скончался.

«Досюда и хватит», – сказала Ванга, она так сказала, ну а ей кто сказал? Кто?

В моих записках есть любопытное свидетельство и других наших родственников. Моя сестра – Анна, по профессии врач, вспоминает:

– С малых лет я жила в «поле притяжения» Ванги, не только я, конечно, все наши родные и близкие. Хорошо помню, что необыкновенный дар Ванги наотрез отказывались признавать медики. Чего только не болтали про бедную мою тетку: и что она шарлатанка, и ловкая спекулянтка, которая имеет целый штат соглядатаев, которые собирают предварительные данные о ее «клиентуре», а ей самой остается лишь, напустив на себя таинственность, прорицать, болтали также, что она гадалка, что занимается черной магией и еще Бог знает что. Когда я была ребенком, соседские дети дразнили меня, что я племянница гадалки.

Но Ванга все эти бредни пропускала мимо ушей, и упрекнуть нас и самым придирчивым людям было не в чем: жили бедно, праздничной одежонки не имели. «Гонорары» Ванга ни с кого никогда не брала, так что болтали о ней скорее всего из простой человеческой зависти. Так, к сожалению, часто бывает, и вчера было, и завтра будет.

Шли годы, и шли едва ли не каждый день к моей тете чужие люди. Она не отказывала никому. И вот настал такой день, когда пожаловала в наше скромное жилище официальная медицина в лице доктора Георги Лозанова. Милый и чуткий, очень внимательный человек, Георги Лозанов стал едва ли не родным для нас человеком. Он собирал и накапливал факты. Он и его ближайшие сотрудники поставили исследования на научную основу, искали (и не находили) научные определения «феномену Ванги». Тогда и появилось это, ныне широко известное определение – «феномен Ванги».

Сама я, как врач, относилась ко всему виденному вполне скептически. Классическая медицина учила нас, что познать человека, раскрыть все тайны его психики вполне возможно. Даже теоретически не допускалось, что в глубинах человеческой психики может оставаться что-то непознаваемое. И вот меня, весьма гордую своей профессией врача, «темная» Ванга запросто сбивала с «твердой материалистической позиции». Зная, что она не разбирается в медицине, никогда не пойму, как она ставит безошибочно диагноз. Ладно, диагноз. А как она предвидела судьбу? Ведь ее предсказания сбываются с буквально фатальной точностью.

И я пришла к следующему выводу: никак нельзя нам, образованным и умным, зазнаваться, уж очень гордиться полученными знаниями. Не знаем мы даже того, что это такое «знание», не в состоянии определить масштаб «знания» по отношению к «незнанию». «Я знаю, что я ничего не знаю» – какой глубокий афоризм!

Мы, болгары, должны радоваться, что в нашей небольшой скромной стране жила удивительная женщина – Ванга. Всевышний оказался весьма щедрым по отношению к нам. Конечно, феноменальные способности Ванги изучаются и будут еще очень долго привлекать пристальное внимание ученых разных профессий. Кто знает, может быть, самым талантливым, самым пристальным из них и откроется оконце в таинственный слепой мир ясновидящей нашей Ванги.

Так считает Анна, врач и близкий человек.

Ну, а тому, кто перелистал уже эти страницы, думаю, будет интересно поближе узнать Вангу. Много раз слышала да и сама убеждена, что биография незаурядного человека бывает интереснее и самого захватывающего романа. Впрочем, не мне судить. Повторяю, задача моя очень скромная: переносить на бумагу лишь то, что я знаю вполне достоверно.

«Я ЖИВУ НЕ ДЛЯ СЕБЯ – ДЛЯ ЛЮДЕЙ»

Дом Ванги в Петриче привлекает множество гостей. Что ведет их сюда, что влечет из дальней дали, из соседних мест? Один хочет, чтобы мудрая женщина помогла ему распутать тугой узел семейных неурядиц, другой ищет лекарство от неизлечимой болезни, третьего ведет обыкновенное человеческое любопытство увидеть Вангу своими глазами, самолично убедиться, что все им слышанное не выдумка досужих умов. Будто можно вот так, глянув на человека один раз, решить, обладает он чудесным даром или нет. Но людям дорога в Петрич не заказана, и они идут к домику Ванги, если бы кто считал, то вполне мог бы насчитать до ста человек в день…

Петричане давно уже привыкли, что у дома Ванги всегда толпятся люди, всегда стоит разноплеменная очередь, и не обращают на приезжих ровно никакого внимания. Я думаю, что немногие наши горожане задумываются над тем, какой удивительный человек их старая, с 1942 года здесь живущая, соседка. И к Ванге привыкли петричане, и к приезжим, и ничего особенного нет даже и в самой этой привычке. Один известный писатель, кажется, Ф. М. Достоевский, сказал, что человек есть существо, ко всему привыкающее. Так что, если спросим у горожан, кто же такая их знаменитая Ванга – кудесница, ясновидящая или, например, врачеватель, то услышим простой и ясный ответ: соседка, землячка. Вот и все. Но все ли?

Ванга родилась 31 января 1911 года в югославском городе Струмица, в семье мелкого землевладельца. От отца, физически крепкого, продубленного тяжким трудом на скудной ниве, она унаследовала большую выносливость в физическом труде, а кроме того, кристальную честность, любовь к справедливости и отвращение к обману и лукавству. От матери тоже досталось ей доброе наследство – она переняла у нее веселый нрав, любовь к чистоте в чувствах и чистоте дома, эта особая чистоплотность – единственный культ Ванги.

Девочка родилась недоношенной, семимесячной, была очень слабенькой, ушки прижаты к голове, пальчики на руках и ногах сросшиеся. Никто не мог сказать, выживет ли она. Ребенок лежал, завернутый в пеленку и баранью теплую шкуру, и едва слышно попискивал. А так как в струмицском краю был обычай не давать имя ребенку, если мало надежды, что останется жить (детская смертность была очень высокой), то девочка некоторое время оставалась безымянной. Интересен также народный обычай того времени – выбор имени ребенка. Бабушка, бывало, выходит на улицу и просит первую встречную женщину назвать имя. Так сделала и бабушка этой крохотной девочки. Она вышла на улицу и услышала от проходящей мимо женщины: «Спрашиваешь, как назвать девочку? Назови ее Андромахой».

В те годы в Струмице и окрестных селах многие носили греческие имена, но бабушке это звучное имя не понравилось, она осталась стоять у порога дома и вскоре увидела еще одну женщину. «Как ребеночка назвать? – переспросила та. – Нет имени более благозвучного, чем Вангелия – «носительница благой вести». Чудесное греческое имя, пусть будет твоя внучка Вангелией».

Бабушка, а за ней и все остальные приняли это имя, и оно осталось за новорожденной: Вангелия, Ванга… Знали ее родители, кто лежит, завернутый в теплое баранье руно? Вряд ли.

Панде Сурчев, отец Ванги, видел свое призвание, смысл всей своей жизни в труде земледельца. Да вот беда: – редко выпадает крестьянину простое счастье – хлеб мирно растить. Крестьянин сегодня в поле, а завтра на поле брани, так уж повелось от века. Панде ушел в партизанский отряд, много их тогда боролось за свободу своей земли от турецкого порабощения. Партизаны именовались четниками, турки ненавидели их и боялись. Панде не повезло на ратном поле, в одном из боев он попал в плен и был отправлен на пожизненное заключение в тюрьму «Иеди куле».

Надежд на спасение узники не имели, и лишь в результате Младо-Турецкой революции 1908 года, когда была провозглашена конституционная монархия, он, как многие его друзья по несчастью, увидел свет свободы. Панде Сурчев вернулся домой.

Только дома уже никого не застал в живых. Родители умерли, пока он воевал и сидел в темной камере «Иеди куле», брат ушел из родных мест неизвестно куда… Что оставалось делать? И тут он услышал, что городская община в Струмице раздает брошенные турками дома и земельные участки. Решил искать доли в Струмице.

Ему дали комнатку в старом доме на самом краю городка. Все тут держалось кое-как: и домишки, и дворы; и плохо рожала неухоженная земля. Однако же сладкий воздух свободы пьянил всех жителей этого захолустья: хоть и голодно, да весело. Крестьяне, мелкие ремесленники, купцы малого и среднего достатка – все они привыкли подниматься рано на заре, работать азартно, жить дружно. Когда медный колокол на колокольне церкви Пятнадцати святых мучеников начинал трезвонить, машинально крестили лбы и сербы, и болгары, и цыгане, и даже многочисленное семейство турка Гюл-баба, который не пожелал покинуть насиженное место и уезжать в Турцию. Шутили, что не уехал он, потому что розы не пустили. Действительно, у Гюл-баба в саду розы цвели с весны до осени, распространяя дивный аромат на всю окрестность.

Новый землевладелец зажил со своими соседями в мире и согласии. Был он нрава доброго, а таких везде любят. Сколько-то времени жил он бобылем, да вскорости встретил милую, тоненькую, как тростинка, девушку, ловкую и веселую: звали ее Параскева. Они понравились друг другу, некоторое время миловались, как жених с невестой, а там и гостей стали созывать: честным пирком да за свадебку. Молодые были счастливы. В 1911 году, как я уже говорила, и родилась Вангелия.

Родители выходили слабенькое дитя, стала девочка силенки набирать, да случилось горе – через три года, при вторичных родах, Параскева скончалась. Закручинился Панде, затосковал, нигде себе места не находит, а тут еще и война нагрянула.

Первая мировая война стучалась в окна мирных домов. Мобилизовали и Панде, взяли служить в болгарскую армию. Девочку забрала в свою семью соседка, очень добрая и справедливая турчанка по имени Асаница. Как один день пролетели три тяжких громовых года войны, от отца Вангелии не было ни слуху ни духу. Соседи решили, что девочка осталась круглой сиротой, но в один прекрасный день отец ее вернулся домой, невероятно худой, кожа да кости, но целый и невредимый. Девочка плакала от радости.

Отец и дочь стали жить в прежней старой комнатенке, и начались нелегкие времена. Ванге было уже 7 лет. Худенькая, голубоглазая, русоволосая, очень шустрая, девочка ничем не напоминала жалкого заморыша, каким появилась она на божий свет. Отец быстро понял, что ребенку не хватает как родительской ласки, так и родительской строгости. Надо бы жениться, да кому нужен вдовец, без добротного жилья, с малым дитем на руках?

К концу войны в Струмице власть перешла к сербскому градоначальнику. Многие болгарские солдаты, офицеры, вернувшиеся домой со страшной войны, вынуждены были покидать родной край. И Панде мечтал уехать, ведь горожан теперь вынуждали и говорить, и писать на сербском языке. Только куда уедешь с ребенком? Панде остался, на радость соседским детям осталась и Ванга – самая веселая и общительная девочка во дворе.

Ванга очень любила, чтобы у каждого предмета в доме имелось свое, и только свое надежное место. Причем самое неожиданное. Однажды отец решил пойти на рыбалку и попросил соседа подождать буквально секунду, пока он возьмет удочки. Секунды оказалось маловато, он искал их по всему дому, пропали – будто карп в воду утянул. Ванга наблюдала с удовольствием всю эту суету и лишь после сказала, что «удочки зацепились за шляпу». Отец поднял голову: удочки удобно лежали на вбитых в стену гвоздях, под самым потолком. Таким же образом он в следующий раз долго искал лапти, много раз в своих безуспешных поисках обошел вокруг опрокинутого старого, всеми забытого котла, не сообразив, что лапти лежат там.

Считая, что одному не справиться с ребенком и с хозяйством, Панде решил жениться во второй раз. У него по-прежнему не было особой надежды на успех, так как он был беден, вдов и с ребенком, но, к собственной радости, быстро нашел хозяйку.

В то смутное время сербское начальство часто издавало нелепые распоряжения. Одно из них, вполне средневекового характера, гласило: все женщины, которые так или иначе состоят в связи с болгарскими офицерами или солдатами, вместе с семьями должны немедленно покинуть Струмицу. Одна из самых красивых девушек города, невеста болгарского офицера, звали ее Танка, как раз готовилась к свадьбе. И вот тебе на – нелепый и вздорный приказ! Чтобы не быть посрамленными и выселенными из Струмицы, родители Танки быстренько и втихомолку выдали ее замуж за Панде. Бедняжка чувствовала себя глубоко несчастной, хотя и встретила в лице супруга хорошего и работящего человека. В народе говорят, стерпится – слюбится. Так и вышло на этот раз: Панде любил жену, а та стала заботливой хозяйкой и доброй матерью для девочки.

Потекли дни благополучия и взаимопонимания. Панде был хорошим земледельцем и крепким хозяином, мало-помалу его земельный надел увеличивался и скоро достиг 10 гектаров. Панде даже нанимал весной и осенью батраков, чтобы посеять и вовремя убрать урожай, и люди стали почтительно обращаться к нему – «чорбаджи Панде» (господин Панде).

Но, увы, благополучие оказалось временным. Над Струмицким краем вновь разразилась буря. Сербское руководство поставило перед собой очередную нелепую цель – превратить в сербов как можно большее число местных жителей. Нашелся весьма «усердный» руководитель для этой дикой акции, некто Попчевский, который своей жестокостью поразил буквально всех: человеческая жизнь для него была не дороже медного гроша.

Сербские власти дали ему «право» распоряжаться жизнью людей по своему усмотрению. И он решил прежде всего освободиться от тех, кто симпатизировал болгарам, и, разумеется, от тех, кто был по национальности болгарином. Одной из первых жертв сербского холуя стал отец Ванги и его семья. Панде арестовали, у них забрали всю землю. А как раз подошло время жатвы, когда люди убирали с полей хлеб. Урожай пропал, семья обнищала – с того ужасного года и на долгое время.

Когда отец вернулся из тюрьмы, жестоко избитый, искалеченный, жена его мучилась родами, возле нее хлопотала добрая бабка-повитуха. Танка родила мальчика, которого назвали Басил. Год его рождения – 1922-й. Отец пошел в пастухи – в соседние села Босилово и Дабиля. Пастух, батрак и последний бедняк – таким он и оставался до конца своей жизни.

Весь день он пропадал на пастбище, а дома хлопотала жена с двумя детьми – Вангой и Василом, и, надо сказать, Ванга споро помогала своей новой матери по хозяйству. Ей исполнилось уже 11 лет. Ванга нянчила своего братца, придумывала такие игры, в которые могла играть и сама. И однажды придумала новую игру, которая несколько обеспокоила ее родителей. Во дворе, на улице, возле дома в укромном уголке она прятала какой-нибудь предмет, чаще всего незатейливую игрушку, потом возвращалась домой, закрывала крепко-крепко глаза и начинала, как слепая, на ощупь искать спрятанное. Упорно, вновь и вновь, играла она в «слепую», и никакие угрозы и запреты отца с мачехой не могли ее остановить.

В 1923 году семья переехала в Ново село, к брату Панде – Костадину. Тот разбогател, выгодно женился, да счастьем не обзавелся: у него не было детей. Когда Костадин понял, в сколь тяжелое положение попала семья брата, решил позвать его к себе, чтобы вдвоем присматривать за скотиной и чтобы его близкие не голодали в Струмице. Отец с женой согласились.

Началась новая жизнь. Как самая старшая, 12-летняя Ванга имела серьезную обязанность: каждый день гонять ослика до загона за селом, а оттуда везти на нем Домой два бидона молока.

Однажды летним днем она возвращалась в деревню вместе с двумя двоюродными сестрами. Девочки решили сходить напиться из родника «Ханская чешма». Идти было всего ничего – двести метров. Как произошло все дальнейшее, никто не понял. Вдруг налетел ураган. Небо потемнело, поднялся страшный ветер, который ломал толстые ветки деревьев и нес их вместе с пылью над землей. Девочки онемели от ужаса, ветер свалил их на землю, а Вангу, как былинку, понесло в чистое поле. Сколько времени продолжался этот ураган, никто не знает. Но, когда ветер стих, девочки прибежали, плача, домой без Ванги. Лишь спустя час ее едва нашли в поле, заваленную ветками, засыпанную песком. Она едва не обезумела от страха и от жестокой боли: как иголками кололо засыпанные пылью глаза, она не могла их открыть.

Дома стали лечить ее, промывали глаза чистой водой, но ничто не помогало. Обратились к знахарям, к тем, кто мог заговаривать болезни, делали ей компрессы, давали минеральную и «святую» воду, мазали бальзамами, но и это не принесло облегчения. Глаза бедняжки наполнились кровью, веки опухли. Отчаявшись помочь дочери здесь, в селе, отец решил вернуться в Струмицу и там поискать хорошего врача. В сущности, в этом селе они пробыли совсем мало, около трех месяцев, и, казалось, они приехали туда лишь для того, чтобы у Ванги заболели глаза. Ужасная мысль не давала покоя отцу Ванги.

В городе быстро разнеслась весть о бедной девочке, к ним приходили соседи, снова предлагали отвары трав, мази, рассказывали истории о чудотворном действии этих трав, но, конечно, эффективного средства против такого заболевания никто не знал.

Нашелся, наконец, и профессиональный врач-окулист. Он осмотрел Вангу и сказал, что положение очень серьезное, так как воспаление прогрессирует, необходима срочная операция, чтобы спасти зрение. Для этого требовалось много денег, нужно было ехать в Белград. Семья сделала все, чтобы собрать нужную сумму – около 500 левов по теперешним деньгам. Продали буквально все вещи, хотя что можно было продать в бедняцкой семье? Старую швейную машинку, оставшуюся от первой жены, единственную овцу, которая была у них, и часть скудного скарба. Панде занял еще немного денег – в результате, наскреб едва ли половину нужной суммы. А время операции приближалось..

За день до операции отправили Вангу в Белград с одним из соседей, который был побогаче и ехал в гости к сыну. Несмотря на то, что Панде очень хотелось быть в этот тяжелый момент рядом с дочерью, он решил не ездить, чтобы не тратиться на дорогу, денег и так не хватало.

Когда сосед привез Вангу в больницу, то выглядело это так, как будто богатый родственник привез свою бедную родственницу и хочет как можно скорее от нее отделаться. Именно такое впечатление сложилось у доктора Савича, который на другой день должен был делать операцию. Когда он увидел, сколько денег дает ему сопровождающий, он страшно рассердился на его скупость, строго и безапелляционно заявил: «Когда принесете мне нужную сумму, сделаю операцию!». И все же немного подлечил девочке глаза.

По возвращении из Белграда Ванга хоть и слабо, но видела. Врач предупредил ее, что для выздоровления нужна обильная пища, чистота и полное спокойствие. Конечно же, эти советы остались лишь благим пожеланием, потому что жизнь семьи текла по старому руслу – в нужде и нищете. В 1924 году родился еще один ребенок – мальчик, которого назвали Томе, и бедняк Панде вновь пошел батрачить по селам, чтобы хоть как-то прокормить свою семью из 5 человек. Его жена, насколько ей позволяли силы, работала в поле, а Ванга присматривала за двумя своими братьями и вела хозяйство.

Скудная пища, плохие условия жизни, и более всего – недобросовестное лечение сказывались: зрение ухудшалось. Занавес вновь опустился, о новой операции не могло быть и речи, и через некоторое время она полностью ослепла. Уже навсегда…

Отчаянье охватило девочку. Целыми ночами Ванга плакала и все молила Бога, чтобы произошло чудо и она бы прозрела, но чудо не совершалось. Прошли долгие месяцы, а она все не могла примириться с тем, что стала в тягость семье и что стала абсолютно беспомощной, она не знала, как найти выход из этого положения.

Соседи посоветовали ее отцу, чтобы он съездил в город Земун, где был Дом слепых, и оставил там Вангу. Они говорили, что девочка не будет голодать, что там заботятся о несчастных детях. Отец согласился.

В 1926 году семья получила известие из Дома слепых, что Вангу принимают. Ей уже исполнилось 15 лет. Когда она поняла, что уезжает, что ей придется расстаться со своими братьями, отцом, мачехой, которую она успела искренне полюбить, с родным домом, сердце ее чуть не разорвалось от горя, девочка не переставала плакать.

Наступил день прощания с родным домом. Худенькая и слабенькая, как-то странно притихшая, «смотрела» она в наступающее весеннее утро, вернее сказать, слушала наступающий день. Теперь она лишь слухом воспринимала мир. Зрячие даже не могут предположить, как много звуков окружает их. Вот легкий ветерок протискивается сквозь оплетенный вьюнком плетень и потом поглаживает легонько герань и левкои, по молодой траве пробегает как бы на кошачьих лапках, качается На самой высокой ветке сливы. И еще ласковое, нежное солнце, оно ползет по ее лицу, согревает щеки, слепые глаза… Эта картина запечатлевается в сознании Ванги на всю жизнь.

В Доме слепых в городе Земун все было ново: хотя и страшно, но интересно.

Детей сразу же одевали в строгую ученическую форму – коричневые плиссированные юбки и блузки с матросскими воротниками. Обували в удобные туфли. Первый раз в жизни Ванге подстригли ее русые волосы. Она была смущена и, к собственному удивлению, счастлива. Она долго украдкой ощупывала, поглаживала новую одежду и чувствовала себя царицей, потому что никогда так дивно не одевалась.

Режим в Доме был строгим. До обеда ученики занимались серьезными делами: изучали азбуку Луи Брайля для слепых, проходили все школьные дисциплины, учились музыке. Новая ученица имела необычайно развитый музыкальный слух и быстро научилась играть на фортепиано. Клавиши будто бы не только издавали звуки, а и рассказывали ей о доме – о зеленых струмицких полях, о синем небе над Новым Селом, о дворе с пестрыми цветами, о веселом журчанье струй реки Тракайны, о детстве, о близких, о ясном солнышке и высоких звездах. Как жаль, что урок музыки не мог продолжаться целый день!

После начинались практические занятия. Их, слепых детей, учили наощупь класть по местам свои вещи, накрывать стол к обеду, прибирать в комнате. Понятно, что это была не слишком сложная работа для тех, кто видит, а слепые девочки должны были научиться «видеть» руками – развить необыкновенную чувствительность и гибкость пальцев. Ванга все усваивала легко, и не было преподавателя, который был бы недоволен ею.

Незаметно пролетели три года. Ванга из тощего заморыша-подростка превратилась в стройную, подтянутую девушку, ее худое лицо излучало глубокое спокойствие и удовлетворенность. А с некоторого времени это прекрасное лицо озарилось и какой-то внутренней радостью. Здесь, среди воспитанников Дома, был один молодой человек, звали его Димитр, он был родом из села Гяото Гевелийского района. Ванга, как только слышала его голос, сразу радостно вспыхивала, ее сердце тревожно и радостно трепетало в груди. Молодой человек тоже узнавал ее по голосу, и оба были несказанно счастливы, когда оказывались вместе. В один самый счастливый для Ванги день ее жизни Димитр признался ей в любви и сделал предложение. Родители его были богаты и ничего не имели против того, чтобы помогать им обоим.

Целыми днями Ванга пыталась представить себе, как будет выглядеть в роли невесты – в длинном белом платье с нежной, как дыхание ангела, фатой. Она обмирала от счастья. Администрация послала отцу известие о решении Вангелии и Димитра пожениться, и все стали ждать его благословения.