Текст книги "Три казни за одно убийство"

Автор книги: Корнелл Вулрич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Да разве что голуби нагонят, – отозвался проводник с натянутой улыбкой.

Блейк заперся в купе. Заперся и затянул шторку, хотя поезд еще не вышел из темного туннеля под городом. Откинулся на спинку кресла, облегченно вздохнул. Наконец-то!

– В жизни больше эту рожу не увижу! – успокоил он себя.

Колеса накручивали минуты и километры. Остановка в черте города. Но это уже не опасно. Если бы за ним увязался хвост, он направился бы к Центральному вокзалу. Однако… береженого Бог бережет. Блейк вызвонил кондуктора и спросил, не сел ли кто в поезд. Да, леди с маленьким мальчиком, с сыном, больше никого. А что? Да так, думал, может, знакомый догонит, если успеет… Был разговор…

Конечно, этот тип не успокоится, начнет выслеживать по всем Штатам, но теперь Блейк обеспечил себе отрыв.

В Хармоне к поезду прицепили угольный паровоз. Но это техническая станция, здесь поезд пассажиров не берет.

У Вест-Пойнта в дверь постучали, и страх стрельнул в позвоночник. Блейк вскочил и прильнул к запертой двери. Стук повторился. Громкий, уверенный.

– Кто там? – отозвался Блейк, приложив руки рупором ко рту, чтобы изменить голос.

– Подушку не желаете, сэр? – послышался голос проводника.

Он приоткрыл дверь, принял предложенное, в основном, чтобы отделаться, а не потому, что нуждался в подушке. И снова заперся.

Больше его не беспокоили. В Олбени поезд свернул к западу. Где-то в Пенсильвании или, может, уже в Огайо Блейк заказал еду, попросил оставить поднос возле запертой двери. Подкрепившись, выставил поднос за дверь и снова заперся. Не рискнул прогуляться до вагона-ресторана. Все эти мелкие меры предосторожности он принимал уже как бы по привычке, для успокоения совести. Необходимость в них отпала. Поезд – свободная территория Америки!

Ближе к полуночи он вызвал проводника, чтобы тот разложил оба кресла в постель.

– Вы последний в поезде, сэр, кто еще не спит. Из пассажиров, конечно.

– Да ну?

– Давно всех сморило. Спереду и до самого до хвоста.

Это его убедило. Надо размяться, что ли. Здесь тесно, в этой клетушке. Он прошел по поезду, между подвесных коек дешевых вагонов, зашел в обзорный салон. Никого. Тускло светит лишь дежурная лампа. Открыл дверь, вышел на ветерок. Оперся на ограждение. «Свобода!» – вспыхнуло в мозгу. Впервые он ощутил себя свободным, с момента, когда вышел из полицейской штаб-ква… ква…

– А-а, Блейк! – раздался негромкий голос из торчащего рядом глубокого кресла. – Наконец-то надоело держать себя в заключении.

Над тьмою, сгустившейся в кресле, тлел кончик сигары – больше ничего Блейку разглядеть не удалось. Он качнулся и схватился за перила, чтобы не свалиться под колеса.

– Ка… ко… Когда ты сел? – выдавил, наконец, Блейк.

– Первым из первых, еще в вагонном депо, – гордо заявил Роджерс. – Не думал я, что ты такой дурной. Я б на твоем месте помахал вдогонку этому поезду.

Он знал, что последует дальше. К тому все шло. Многие детали указывали на это. Нюансы в поведении противника. Опыт детектива накапливается годами. Сигнал надвигающейся опасности маяком светился на темном фоне грядущего.

Блейк пренебрег обычной показухой с дорогим отелем. Сегодня он направился в притон на южной окраине. Достойная декорация для западни. Роджерс почуял запашок ловушки еще до того, как зашел за Блейком в зал низкопробного кабака. Его подопечный восседал в гордом одиночестве, несмотря на множество шлюшек, мухами обсевших стойку и столики. Он отогнал даже парочку особо активных из них. Все указывало на подготовку к действию. Даже то, как он тянул свое пойло. Пил не чтобы развеселиться, не чтобы забыться, а чтобы подкрепить решимость. Об этом свидетельствовали поза, выражение лица, каждый жест.

Роджерс разместился неподалеку, вертя перед собой кружку пива, и даже чуть пригубив, но не пустив далее десен. На случай, если к пиву что-нибудь подмешали. Пистолет при нем, но лишь по привычке. Он всегда при оружии. Использовать пистолет сейчас, даже для самозащиты, Роджерс не собирался. Иначе это поставит под вопрос его доминирующее положение в отношениях с Блейком. Оно не должно зависеть от оружия, ибо господство оружия ограничено временем, когда ты держишь палец на спусковом крючке. Нет, его власть над Блейком должна приобрести долговременный характер.

Так, Блейк готов. Залился смелостью по горло. Встал и решительно направился к выходу. Геройская походка, ничего не скажешь. Приглашение на прогулку, в конце которой смерть.

И вся обстановка в зале усиливает значимость момента. Статисты устремили внимание на главных действующих лиц. Даже не взгляды. Никто не смотрит ни на Роджерса, ни на Блейка. Но и без взглядов все ясно.

Роджерс спокоен, даже расслаблен. В этом залог успеха, иначе нельзя. Блейк уже у двери. Роджерс медленно поднимается. Бросает на столик деньги за пиво. Вынимает сигару.

Блейк выходит, дверь за ним закрывается. Очередь Роджерса. Присутствующие замерли. Пацан-посыльный, безвкусно разряженная барменша, официант, шлюхи, посетители – сонное царство, зачарованное надвигающимся убийством.

Пальцы пианиста ласкают клавиатуру, барабанщик поигрывает палочками, трубач коснулся губами мундштука. Тоже, архангел Гавриил.

Роджерс вышел. Блейк недалеко, показывает путь. Ускорил шаг, как только заметил Роджерса, точнее, как только убедился, что Роджерс его заметил. Направился к какому-то сооружению, по виду гаражу. Значит, в гараже. И в мешок. А мешок с грузом – в озеро. В «Мич».

Роджерс повернул вслед за Блейкам. Свет горит, добро пожаловать. Никаких сторожей, никто не встревает, дело серьезное. Ворота открыты, видны автомобили, видно, как Блейк дошел до задней стены и замер. Повернулся навстречу Роджерсу.

Роджерс шагает к гаражу. Если издали, то есть шанс безвременной кончины. Но издали можно промазать. Вошел внутрь.

И сразу грянула музыкальная какофония из кабака. Звуковое прикрытие.

Роджерс задвинул гофрированные ворота, оставшись наедине со своим убийцей.

– Значит, такой у тебя театр, Блейк?

Детектив идет дальше, прямо на дуло глядящего на него револьвера. На лице Блейка отражается уже даже не ненависть, а какое-то неописуемое маниакальное чувство.

Роджерс остановился примерно в трех ярдах и небрежно оперся о капот автомобиля.

– Ну?

На лице Блейка промелькнула неуверенность. А Роджерс, как ни в чем не бывало, продолжал:

– Валяй, умник. Мне все равно, лишь бы тебя достать. Давай, не тяни, на этот раз Северном не прикроешься.

– Тебя никто никогда не найдет, – клюнул Блейк.

– Меня даже искать не будут. А вот тебя долго искать не придется. – Он повернул руки ладонями к Блейку. – Я без оружия, не бойся.

Неуверенность вернулась. На этот раз Блейк утонул в ней, она вымыла из него весь крахмал, он обмяк, опустил пистолет.

– Так… тебя подставили. Да, слишком уж ты открытый… Надо было мне сразу сообразить.

Голова гангстера пошла кругом. Он привалился к стене. Сначала не мог стряхнуть с хвоста этого преследователя и истязателя. Теперь выяснилось, что не может его убить.

Роджерс оперся на капот обеими руками, внимательно глядя на противника. Он сохраняет преимущество.

Ворота распахнулись, влетел один из кабацких быков.

– Готово, Донни, можно паковать? Мы…

Роджерс слегка повернул голову и одарил пришельца небрежным взглядом. Тот мигом оценил ситуацию по-своему.

– Испугался? Давай я его…

Блейк взвизгнул так, будто пуля готовилась для него. Он прыгнул вперед, заслонив Роджерса.

– Стой! Не дергайся! Они специально подсунули его, чтобы взять меня. Видишь, как он подставился? Хорошо, я вовремя сообразил. – Блейк навалился на помощника, выпихивая его наружу: – Катись отсюда! Выстрелишь в него – убьешь меня. – Одновременно Блейк отводил пистолет в руке здоровяка к потолку.

Роджерс наблюдал за сценой с лицом заядлого театрала. А сцена получила дальнейшее развитие. Паника – штука заразительная.

– Дык… А я в него целился… Они и меня пригребут! – завопил вдруг бык, круто развернулся и припустил вон.

Роджерс и Блейк остались наедине. Охотник и дичь. Блейк тяжело дышал и дико озирался. Роджерс был спокоен, как будто его жизнь минуту назад не висела на волоске.

– Пусть бежит, он мне не нужен. Мне нужен ты, – внес, наконец, Роджерс ясность в ситуацию.

Роджерс сидит на кровати в своей комнате, свет не включает. Он в брюках, в футболке, без обуви. Сидит всю ночь, точнее, что от нее осталось после шоу в гараже. Скоро утро.

Дверь комнаты открыта на два дюйма, как раз чтобы контролировать происходящее снаружи.

Сквозь щель в комнату проникает полоса света из коридора. По полу добирается до кровати, поднимается вверх, на кровать, руку и плечо Роджерса. На руке световое пятно смотрится как шеврон. Роджерс чувствует, что шеврон он заслужил.

Роджерс смотрит, слушает, ожидает. Выжидает. Он видел, как гостиничный коридорный вбежал в комнату с пинтой и льдом. Через минуту выбежал, подбросил на ладони четвертак. Позже пронесся во второй раз. Еще пинта, еще лед.

Две пинты… Как раз, подумал Роджерс, но не двинулся с места.

Парень вернулся в коридор. Так, время пришло. Роджерс подошел к двери, высунул голову, подозвал коридорного:

– Сколько он тебе дал в этот раз?

– Всю мелочь, что у него оставалась. Все выгреб!

– Уже хорош? – Роджерс кивнул в сторону двери.

– Да, уже набрался. Скоро отключится.

Роджерс снова кивнул.

– Дай мне свой ключ.

Парень смутился.

– Не бойся, у меня разрешение администратора. Можешь проверить.

Парень отдал ключ, но уходить не спешил.

– Иди, иди. Без тебя справлюсь.

В свою комнату Роджерс не вернулся. Как был, в футболке и без обуви, приник к двери подопечного. Слышал приглушенные ковром шаги. Шагавший иногда натыкался на мебель, тогда раздавался стук и соответствующее ругательство. Иногда горлышко бутылки с веселым звоном касалось сосуда для питья. Роджерс представлял себе изменение угла наклона бутылки по мере ее опустошения. Скоро. Опять шаги. Мечется, как будто в поисках выхода.

Бутылка бухнулась на ковер.

Еще чуток…

Невнятные фразы, едва угадываются слова:

– Есть выход!.. Есть место, где он… где никто меня не достанет.

Звук вздернутой вверх рамы.

Пора!

Роджерс вставил ключ в замок, повернул его – и влетел в комнату.

Блейк стоит на подоконнике, готовится к последнему в жизни шагу. Нужно лишь наклонить голову, пригнуться, чтобы не мешала поднятая рама.

Но Роджерс уже распахнул для него объятия, обхватил самоубийцу за пояс и рванул на себя. Оба повалились на пол. Роджерс тут же вскочил, запер окно, задернул штору. Вернулся к лежащему.

– Подъем!

Грубый приказ сопровождался грубым толчком, почти ударом ноги. Блейк повернул голову, схватился за стул, потом за стол, с трудом поднимаясь на ноги. Пробуравил взглядом мучителя.

– Т-ты, сволочь! Ты мне жить не даешь, и сдохнуть не даешь! Чего тебе от меня надо? Чего?

– Ничего, – чуть слышно ответил Роджерс. – Я тебе уже это говорил. Почему я не могу следовать туда, куда ты направился? Это свободная страна. – Он пихнул Блейка на кровать, и тот растянулся в полный рост.

Роджерс сгреб полотенце, намочил его холодной водой, скрутил и пару раз вмазал пьяному по физиономии. Отшвырнул полотенце, вытащил из кармана бумажник.

– Умерь пыл, продери глаза и взгляни сюда.

Достав из бумажника сложенный лист бумаги, он развернул его и сунул под нос Блейку. Бланк управления полиции. Выписка из приказа об увольнении детектива Роджерса.

Блейк похныкал, поныл и заснул пьяным сном.

Роджерс глянул в сторону зашторенного окна, придвинул кресло к кровати, уселся и закурил. Можно было подумать, что дежурный санитар приставлен к постели больного.

Живым и в здравом рассудке! Иначе какой от него прок?

Ненависть – чувство не вечное, как и все остальные человеческие чувства. Как и страх. Чувства выгорают, организм настолько привыкает жить с ними, что перестает замечать, даже если предмет страха, ненависти или иного чувства не устранен. Запри двуногого даже с королевской коброй, и он, если, конечно, останется в живых, через неделю будет равнодушно перешагивать через змею, стараясь все же на нее не наступить.

В отличие от столь интенсивных эмоций, как любовь и ненависть, понятия менее напряженные, вроде терпения, приверженности идее или делу, ослабевают не столь быстро и могут жить в человеке месяцы и годы.

Однажды вечером в дверь номера Роджерса в том же чикагском отеле постучали. Роджерс отворил дверь и увидел Блейка в брюках, подтяжках и в рубахе без воротника. От него разило лосьоном для бритья.

– Слышь, у тебя не найдется лишней запонки для воротника? Куда-то закатилась, понимаешь… А у меня тут блондинка на подходе.

– Найдется, – и Роджерс без лишних церемоний опустил мелкую побрякушку в ладонь Блейка.

– Премного благодарен.

Обмен взглядами. Уголки губ Блейка расползлись в едва заметной улыбке. Роджерс реагировал примерно так же.

Блейк вернулся к себе. Роджерс закрыл дверь. Улыбка с его губ тут же исчезла.

Запонка! Одолжение… Пустяк, который не имеет значения? Привычка? Поворотный пункт? Новое начало? Начало конца.

– Этот парень – коп, – ухмыльнулся Блейк рыжей девице слева. – Ну, был копом.

Он сказал это громко, чтобы Роджерс услышал. И одновременно подмигнул ему, чтобы не обиделся.

– И ты не боишься? – взвизгнула рыжая. – Я б со страху коньки отбросила.

Блейк расхохотался.

– Еще как трусил поначалу. Но теперь… да я бы без него, может, уже от насморка помер бы.

Роджерс покачал головой, обращаясь к той же девице:

– Не верьте ему, мадам. Он рассказывает о временах доисторических. Коп! Когда это было!..

– А почему вы перестали работать в полиции? – с серьезным видом заинтересовалась другая, брюнетка. Должно быть, Блейк пихнул ее под столом, ибо она сразу потеряла интерес.

– Быльем поросло, – прошептал он ей тихо, на этот раз, чтобы Роджерс не услышал. – Ему не нравится толковать об этом. Может… – он сделал жест, означающий «брать на лапу». – В общем, свой парень.

Роджерс тем временем увлекся чем-то, что происходило на танцплощадке. Во всяком случае, он улыбался, глядя в сторону танцующих.

– Пора отваливать, – решил Блейк и вытащил бумажник. – Черт, я опять на мели.

– Я заплачу, – успокоил Роджерс, бывший детектив. Успокоил того, кого он считал убийцей. – Потом сочтемся.

Роджерс с лезвием в руке расправлялся с мозолью, когда раздался знакомый стук в дверь.

– Ты, Донни?

– Я. Не занят, Родж?

Они уже Донни и Родж друг для друга.

– Нет-нет, заходи.

Еще движение – и нет мозоли.

Блейк повис в проеме, наклонившись вперед.

– Повстречал я тут старого знакомого, Билла Харкнесса. Давно не виделись. Может, зайдешь, в картишки перекинемся втроем?

– На полчасика, пожалуй. Хотел сегодня пораньше на боковую.

Блейк вернулся к себе, оставив дверь Роджерса открытой. И свою тоже не закрыл.

Роджерс выключил у себя свет и задержался на пороге. Зевнул. Как некто другой, задолго до этого, перед выходом за вечерним выпуском ежедневной газеты. К чему?.. Что изменится, если пропустить один день… Постель приглашает. Он, в конце концов, не машина, он человек, со всеми человеческими слабостями. Да и чего ради? Кем он стал? Нянькой при Блейке. А к чему стремился?

Но на него смотрели две пары глаз, Блейк приглашающе взмахнул рукой.

– О чем задумался, Родж? Давай сюда!

Что ж… Он закрыл дверь и пересек коридор. Вошел. Харкнесс – явно темная лошадка. Какие еще могут быть знакомые у Блейка?

– Очень рад…

– Очень приятно…

Рукопожатие… Каких только подлых рук не приходилось пожимать Роджерсу за время общения с Блейком!

Блейк для знакомства завел старую пластинку о полицейском прошлом Роджерса.

– Родж, Харкнесс не верит, что ты был копом. Расскажи ему сам.

Блейк обкатывал таким образом каждого встречного. Казалось, он гордится своей удалью. Вот, был опасный коп, а он, Блейк, его приручил, вырвал когти.

– Тебе еще не надоело? – проворчал Роджерс.

Раздали карты. Роджерс покосился на дружка Блейка.

– Без бумажных. Играем на мелочь.

– Ага, боишься? – засмеялся Блейк.

Игра получилась нескладная, неинтересная. И вечер не радовал разнообразием. Сидят трое за столом, убивают время.

Харкнесс постоянно теребил себя за рукав.

– Я думал, только в старину карты прятали в рукав, – ухмыльнулся Блейк. – Брось, ради таких ставок не стоит стараться.

– Да, понимаешь, у меня пуговица сломалась на рукаве, за все цепляется. Страшно раздражает.

Действительно, от одной из пуговиц осталась лишь половина, причем в форме заостренного крючка. Он попытался ее открутить, но ничего не вышло, так как ухватиться было практически не за что, и Харкнесс лишь расцарапал подушечки пальцев. Вполголоса ругаясь, он обсасывал и облизывал царапины.

– Да сними ты свой клятый пиджак! – предложил Блейк как бы между прочим. – Не замерзнешь.

Харкнесс послушался, повесил пиджак на спинку стула, и игра возобновилась. Полчасика Роджерса удвоились, утроились, учетверились. Наконец, игра выдохлась, игроки потеряли к ней интерес. Посидели. Роджерс начал клевать носом.

– Смотри-ка, уже час, – опомнился Харкнесс. – Пожалуй, мне пора.

Он снял со спинки пиджак, надел его. Запустил руку в волосы.

– Слушай, одолжи расческу, – обратился он к хозяину.

– Возьми в верхнем ящике, вон там, – лениво кивнул Блейк в сторону комода, продолжая тасовать карты. – И вытри после себя как следует. Я брезгливый.

Харкнесс открыл ящик и почтительно проронил:

– О, верный железный дружок.

Он вынул из ящика и принялся вертеть в руках револьвер Блейка. Роджерс приоткрыл глаза.

– Не боишься, что старый полицейский знает о твой пушке?

– Знает и знает, чего бояться. У меня на него разрешение выписано. Кончай дурака валять, положи на место, это не игрушка. Он заряжен.

– Понял, понял. – Харкнесс отложил пистолет на салфетку, прикрывающую комод, и полез за гребнем.

Блейк продолжал бездумно тасовать карты, а Роджерс вдруг заметил то, что прогнало его сон и заставило раскрыть глаза до допустимых пределов.

– Эй, друг, твоя пуговичка подцепила тряпку, а пушка на самом краю. Ты бы лучше…

Предупреждение, как водится, вызвало прямо противоположный эффект. Оно привело к тому, на предотвращение чего направлялось. Харкнесс немедленно дернул руку, чтобы посмотреть на все собственными глазами, пистолет соскользнул с края комода и устремился к полу.

Харкнесс непроизвольно дернулся за падающим предметом, попытался перехватить его на лету, в чем и преуспел. Быстро соображал этот человек, да и координацией движений обладал отличной. Однако на этот раз ему не повезло. Он схватил оружие в неверном месте и в неудачном положении.

Вспышка в его ладони сопровождалась грохотом, после которого все замерло. Не двигался также сам Харкнесс. Роджерс, не мигая, смотрел на него. Блейк перестал, наконец, перемешивать карты. Роджерс хотя бы видел, что произошло. Для Блейка это оказалось полной неожиданностью, он повернул голову уже после выстрела.

Харкнесс, наконец, зашевелился. Он согнулся, достал головой до пола и снова замер, изобразив собою нечто похожее на ворота для крикета. Затем продолжил движение, пока не растянулся на полу, как будто расположившись на отдых.

Роджерс рванулся к упавшему, перевернул его.

– Помоги перенести на кровать. Его задело… – Он замолчал и выпрямился.

Блейк все еще сжимал в руке колоду.

– Нет, не надо. Готов. Мгновенная смерть… Чего только на свете не случается… – Взгляд Роджерса упал на пистолет. – И чего ты свою пушку получше не припрятал… – Он поднял револьвер и протянул его Блейку. Рукояткой вперед.

Тот автоматически принял оружие и сразу опомнился.

– Хорошенькое дельце! – Блейк подбежал к двери, прислушался. Осторожно открыл, выглянул в коридор. Двери толстые, стены капитальные. Выстрела, возможно, никто не слышал. Блейк вернулся к столу. Лоб его взмок, он схватил платок и вытер лицо.

– Повезло хоть, что ты тут оказался. Не то доказывай потом, что не я его хлопнул.

Роджерс всматривался в лежащую фигуру. Его тоже занимали некоторые соображения.

Блейк подошел и тронул Роджерса за рукав.

– Слышь, Родж, может, ты заявишь… Все-таки ты бывший коп, тебе веры больше…

– Да, конечно. Все улажу. Давай пушку.

Он взял пистолет сложенным носовым платком за ствол. Блейк с готовностью разжал руку, снова стер пот с лица. Он постепенно успокаивался.

Роджерс позвонил.

– Соедините с лейтенантом Колтоном. – Он прижал трубку плечом, вытащил бумажник, извлек из него все бумажные деньги и с какой-то известной одному ему целью швырнул на стол.

– Ох, повезло же мне, что ты тут оказался, – продолжал переживать Блейк. – Ловко это я придумал, тебя пригласить…

Роджерс слегка расправил плечи. Три долгих года…

– Эрик Роджерс докладывает, лейтенант. Вернулся из продолжительного отпуска за свой счет. Я в семьсот десятом номере отеля «Ланкастер». На моих глазах только что произошло убийство. Донни Блейк застрелил человека по имени Вильям Харкнесс… Да, своими глазами видел. Какие указания, лейтенант?.. Отлично, держу его до вашего прибытия.

Он повесил трубку.

Блейк побелел. Его охватил ужас.

– Роджерс, я его не трогал! Я даже не видел, спиной сидел! Роджерс, ты же знаешь…

Роджерс направил на Блейка ствол его собственного пистолета. Осторожно держал, обернув рукоятку платком.

– Конечно, знаю. И ты знаешь. И я это признаю. Здесь, при тебе, в последний раз. Но больше никто на свете от меня этого не услышит. Три года, семь месяцев и восемнадцать дней я ждал сегодняшнего момента. Когда-то ты нашел лазейку. Теперь лазейку нашел я. Ты достиг своей цели, вылез из петли. И я достиг своей цели, загнал тебя обратно. Сейчас тебя арестуют за убийство. Тебя осудят и посадят на электрический стул, если есть еще закон в этом штате. Процесс по делу об убийстве мистера Харкнесса. Лишь его имя прозвучит в зале суда. А на самом деле тебя арестуют, осудят и казнят за убийство человека, имя которого ни разу не упомянут в ходе процесса, за убийство сержанта О'Нейла. Тебя нельзя привлечь к ответу за убийство, которое ты совершил. Но ты ответишь за убийство, к которому не причастен.