Текст книги "Дама, валет…"

Автор книги: Корнелл Вулрич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

~~~

Признанный мастер «чернухи» Корнелл Вулрич (1903–1968) написал сотни рассказов, но счастливых финалов в них почти нет.

Трудно было выбрать рассказ для этой антологии, ибо большинство персонажей автора – тени серого на сером фоне. Персонажи, с которыми идентифицирует себя читатель, вдруг оказываются убийцами или попадают в жизненный тупик. Служители правопорядка, полисмены – зачастую фашиствующие молодчики, садисты, с наслаждением пытающие подозреваемых. Милые девушки с ангельскими личиками полны корысти и лжи. Даже ситуации, в которых напрашивается оптимистическая концовка, Вулрич завершает тусклой пустыней, лишенной надежды, радости и любви.

История «Дилеммы мертвой леди» была непростой. Вдохновленный круизом, совершенным вместе с матерью в 1931 году, Вулрич переработал свои воспоминания в жуткое повествование. Обычно он сваливал несчастья на порядочных людей, но здесь центральный персонаж сюжета такой подонок, что читатель вправе считать, что он вполне заслуживает постигшие его беды.

Впервые опубликованный 4 июля 1936 года в «Еженедельнике детектива», рассказ затем был переименован в «Сундук» для книги «Голубая лента» (1946), а его автор взял псевдоним Вильям Айриш. Перерабатывая рассказ в радиоспектакль, Вулрич почему-то снова изменил название («Работа? Для дураков!»). Спектакль в эфир не вышел, но сценарий опубликовали в мартовском выпуске «Журнала детективов Эллери Квина» 1964 года.

Корнелл Вулрич
Дама, валет…

1

Уже давно рассвело, но странные молочно-белые уличные фонари Парижа еще светились за окном гостиничного номера Красавчика Шермана. В его комнате тоже горел свет, а сам он готовился к отъезду со скоростью курьерского поезда. Билет на пароход лежал в конверте на комоде. Выдвинутые ящики комода чудом удерживались в корпусе. В середине комнаты зиял здоровенный шкаф-сундук с откинутой крышкой. Красавчик сновал между комодом и сундуком и собирал вещи.

Красавчик Шерман, естественно, красавец. Если, конечно, вам такой тип красоты по душе. Женщины обычно на его внешность весьма падки. И это часто приводит к тяжкому разочарованию. В итоге они, конечно, понимают, что жестоко ошиблись, но поезд уже ушел. Унося с собой Красавчика Шермана. Однако и он от них натерпелся. Путаются в ногах, бестолочи, того и гляди, выкинут какой-нибудь финт… Вот хотя бы эта коротышка… как ее… черт… Да какая разница, как ее зовут! Он ее все равно больше не увидит. Вовремя она подвернулась – как раз, когда он освободился в отеле «Лоншан» – точнее, не она, а ее сбережения. И ее работа у ювелира на Рю-де-ла-Пэ. Красавчик криво усмехнулся, вспомнив все свои усилия: звонки утром и вечером, рестораны, всякое там донкихотство да донжуанство… Что ж, добыча того стоит. Он вытащил из нагрудного кармана небольшой сверток, развернул его и поднял к свету жемчужное ожерелье. Жемчуг был калиброван по размеру и застегивался пряжкой с бриллиантом. В Нью-Йорке он эту штуковинку пристроит, благо и каналы свои имеются.

А какую лапшу он вешал ей на уши, чтобы она показала ему эти побрякушки!

– Позволь, я лучше посмотрю на тебя, дорогая… – Этак с замиранием сердца. И не отрывая от нее взгляда. Пока наконец не почувствовал, что дело в шляпе. – Очень неплохой жемчуг. Давай прикинем на твоей милой шейке.

– Что ты, что ты, мне это запрещено! Я имею право продавать только золото: портсигары, зажигалки…

Но разве могла она устоять перед его просьбой! Бросив беглый взгляд в сторону закрытой двери кабинета мсье хозяина, она поднесла ожерелье к своей шее.

– Позволь, я застегну застежку… Повернись к зеркалу… Вот так…

– Нет-нет, не надо…

Как-то получилось, что ожерелье упало, он поднял его и вручил своей даме. Они стояли у конца длинной витрины с разных сторон. Когда ожерелье вернулось на бархатный лоток, дельце было обтяпано. Всего делов!

Красавчик уже полностью оделся, натянул даже шляпу, только башмаки не нацепил. Расхаживал в носках, стало быть, бесшумно. И вовсе не потому, что хотел смыться из этой дешевой ночлежки, не заплатив. И не из-за какой-нибудь дурацкой щепетильности. Сколько раз он удирал из гостиниц под носом у сонных тетерь, которых они называли консьержами! Но в этот раз Красавчик расплатился с улыбочками и прибауточками. Надо провернуть отъезд без сучка без задоринки. Семьдесят пять тысяч больше, чем гостиничный счет. Во франках вообще звучит как номер телефона. Кроме того, Красавчику здешние тюрьмы не приглянулись. От них за квартал разит. И еще одно. Здесь не взойдешь на борт, как в Нью-Йорке. Пять часов на поезде, не хотите? А телеграмма прибудет в Шербур намного раньше. Так что лучше расстаться друзьями. С кем можно, во всяком случае. Конечно, администрация отеля вряд ли сообразит, что его надо ловить в Шербуре, но в полиции, куда они могут обратиться, наверняка сопоставят с его исчезновением случившуюся одновременно кражу жемчугов.

Шерман присел на край кровати и подобрал правый башмак. Вытащил из-под матраса крохотную отвертку, отвинтил каблук. Полый укрепленный каблук оказался тайником. Красавчик засунул туда ожерелье. На этом берегу таможня ему не угрожает, а до Нью-Йорка он придумает что-нибудь понадежнее.

Шерман приладил каблук, но завинтить его не успел. В дверь постучали! Красавчик замер, но тут же вспомнил, что заказал переноску сундука. Облегченно вздохнув, Шерман прошерстил свой запас французских слов и скроил фразу:

– Рано, еще десять минут!

Но стук возобновился. Не громче, но чаще, лихорадочнее.

– Бебе, это я, открой!

Красавчик похолодел и мгновенно взмок. Если б он промолчал, она помолотила бы в дверь да ушла. Черт его дернул за язык!.. Теперь попался. Если не открыть, она, чего доброго, поднимет на ноги весь отель. Ни к чему Красавчику такая реклама. А эта девка, даже если бы Шерман не стибрил жемчуга, все равно могла стать опасной. Он ведь прикарманил ее денежки.

Что же делать? Надо как-то от нее отмазаться, протянуть время… Красавчик спрятал отвертку, сунул ноги в башмаки и, не зашнуровав их, подошел к двери. Открыв ее, он встал в дверях так, чтобы загородить комнату.

Конечно, она в истерике, в глазах слезы.

– Бебе, почему ты не пришел, что случилось? Я чем-то провинилась перед тобой?

– Зачем ты сюда приперлась? – зло зашипел Красавчик. – Я говорил тебе – в гостиницу не заявляться!

– Меня никто не видел, консьерж спит. Я по лестнице поднялась… – Она смолкла. – Ты одет? В такой час? Куда ты собираешься?

– Я только что вошел, – попытался сблефовать Шерман, но она уже заглянула в комнату, возможно, в поисках подлой разлучницы. Вместо женщины увидела сундук и тихо ахнула. Красавчик мгновенно зажал ей рот и втащил в номер, захлопнув за собой дверь.

Тут он ее выпустил и спокойно произнес:

– И не с чего паниковать. Небольшая деловая поездка. Послезавтра вернусь.

Но она уже прыгнула к комоду и схватила конверт. Он выдернул конверт из ее руки, но девушка уже поняла, что к чему.

– Послезавтра? Из Нью-Йорка?

Другой на месте Красавчика Шермана, возможно, смутился бы. Но не Красавчик.

– Нью-Йорк. Ну и что? Может, ты думала, что я на тебе женюсь? Мы даже разговариваем на разных языках.

Она покачнулась, но тут же пришла в себя.

– Чтобы выкачать мои деньги, тебе хватило французских слов. Вернешь до последнего су! Какой подлец! Я иду в полицию!

Она бросилась к двери. Он кинулся за ней, споткнулся о ковер, но все же догнал и схватил. Из ее руки выпал ключ, и Красавчик пнул его под кровать.

– Иди, иди… – прошипел он.

Он снова отпустил ее, но она, казалось, примерзла к месту. Проследив за ее взглядом, Красавчик увидел, что каблук отскочил, и жемчуг предательски вывалился на пол. Женщина быстро нагнулась, но он и тут ее опередил, отбросив ожерелье ногой. Все же она успела заметить что-то для него неприятное.

– Номер двадцать девять, тот, что я тебе показала! Боже мой, когда тебя поймают, меня обвинят в соучастии! Меня посадят в Сен-Дазар!

Красавчик в жизни никого не убивал. Но куда тут денешься? Может быть, она еще спасла бы свою жизнь, притворившись послушным барашком. Может быть, он сумел бы выпутаться, будь он спокойнее и рассудительнее. Но они оба обезумели, попав в эту непредвиденную ситуацию. Она сделала то, что решило ее судьбу: рванулась к двери с криком о помощи. И он сделал то, чем легче всего можно было оборвать ее вопль. Взмахнув ожерельем, он накинул его на ее шею и сдавил. Нанизанные на прочную платиновую проволоку жемчужины вдавились в шею. Она задергалась, принялась дико извиваться, размахивать руками, пытаясь оторвать от шеи смертную удавку… Жемчужины так глубоко вдавились в горло, что стали размером с булавочную головку. Он опомнился, стал разжимать пальцы. Поздно. Она рухнула к его ногам. Лицо черное, глаза выпучены, язык вывалился… Зрелище не для слабонервных. Готова. Убита предметом роскоши, украшением, предназначенным для того, чтобы доставлять радость.

2

Красавчик Шерман, конечно, скотина, но скотина, твердо стоящая на земле, – реалист. Он сразу понял, что дама отдала богу душу, даже и наклоняться к ней не пришлось… Пульс там проверить… Какой пульс? Глаза, так страшно выпученные, уже никогда ничего не увидят. Приятного, конечно, мало.

«Ну спасибо!.. Стерва! Хорошенькое дельце… Довесочек к краже… Этого мне только и не хватало…» – пронеслось у него в голове.

Сначала Шерман подскочил к двери. Прислушался. Возились они недолго, стены в старых парижских домах-бастионах толстенные. Вопль ее… Хорошо, что не тонкий, пронзительный, скорее хриплый, краткий, как будто и не женский. Снаружи все спокойно. Он перешел к окну, бросил взгляд вправо-влево сквозь убогие шторы… Ничего подозрительного, напротив сплошь занавешенные окна. На всякий случай плотнее задернул шторы на своем высоком французском окне.

Красавчик вернулся к покойнице, обошел ее. На этот раз его посетила мысль «по случаю»: «И как это я умудрился раньше никого не кокнуть? Везло. До сегодня». Конечно, Красавчик не был столь спокоен, как казался, но и психовать не собирался. Если бы такое довелось совершить порядочному человеку, тот бы, конечно, переживал. Но Красавчик понятия не имел, что такое совесть, и не ему испытывать какие-то ее угрызения.

Он наконец нагнулся, но не над трупом, а над ожерельем. Безнадега. Без инструмента ничего не сделать, а откуда у него инструмент?

– Жемчуг хотела? Ну вот, получила. Рада? Дура… – проворчал он, нарушив наконец тишину. Подбодрил себя звуками родного голоса. На память вдруг впервые с момента их знакомства пришло ее имя. – Манон, стерва, Манон…

Он прыгнул к двери, чуть заслышав стук. Проверил, заперто ли. На этот раз пришли за багажом.

– Мсье, ваш багаж…

– Минутку! Подойдите через минутку.

Но этот тип не отставал.

– Мсье, времени остается немного. Поезд отправляется через четверть часа. Успеть бы до вокзала доехать…

– Сейчас, сейчас…

– Ну, если мсье согласен опоздать…

Нет, ни в коем случае не согласен. Опоздаешь на поезд – успеешь на гильотину. Он не может ее отсюда убрать, но не может и оставить. Через десять минут после его отъезда эти олухи припрутся прибирать в номере – и в Шербур полетит телеграмма, опережая поезд. Красавчик заметался по комнате, рыча себе под нос… И замер. Вот он, ответ, прямо под носом. Консьерж дрыхнул, ее не видел. Кто-нибудь, домохозяин или работодатель, заявят в полицию об исчезновении. Объявят розыск. Вот и пусть ищут. Она уже будет лежать на дне, а им останется муляж ожерелья. Родственников в Париже у нее нет. А сундук приглашающе распахнут.

Красавчик пригнулся к замочной скважине. Тот тип дышал за дверью, сопел и перетаптывался.

Итак, сундук. Сундук-шкаф, одна сторона его сквозная, чтобы вешать всякие костюмы, другая заполнена отделениями, ящиками и ящичками для башмаков, рубашек и иной мелкой дряни. Не слишком шикарный сундук, конечно, да и куплен не новым.

Красавчик быстро выпотрошил содержимое, вынул ящики и перегородки, которые вынимались, выломал неразборные. Черт с ним, с шумом.

Человек имеет право сломать принадлежащий ему сундук.

Порядок! Он перетащил ее к сундуку, засунул внутрь, подогнул ноги, закрыл. Крышка закрылась без заминки, без сопротивления. Много там места. Слишком много. Он снова открыл крышку-дверцу, принялся запихивать туда рубашки, костюмы, ящики и обломки перегородок. Все влезло! Закрыл, запер сундук, утер лоб. Схватил билет, скопировал номер каюты на багажный ярлык: «42А». На ярлыке надпечатка: «Багаж в каюту». Вот и хорошо. Лизнул ярлык, приклеил к сундуку.

Еще раз обвел взглядом комнату. Ничего. Ни крови, ни следов борьбы. Подобрал полый каблук, сунул его в карман. Все.

Красавчик открыл дверь, впустил носильщика в синей блузе.

– Это со мной в машину, – ткнул он пальцем в сундук.

– Шофер сдерет полторы таксы, – предупредил носильщик.

– Ничего, не разорюсь.

Красавчик уселся на край кровати, зашнуровал башмаки, а носильщик тем временем перекантовал сундук в коридор. Красавчик догнал его в конце коридора. Он не собирался слишком отдаляться от своего ценного имущества – ценою в жизнь. Чуть волновался, конечно, но в пределах нормы. Чего ради волноваться? Эта макака для него ничего не значила, да и мало ли он нагадил на своем веку!

Французским лифтам с их кабинками-клеточками он не доверял с самого начала. Но лестница не лучше, в пролетах не развернуться.

– Лифт выдержит?

– Конечно, если багаж отправится без нас, – заверил Жак.

Клетка лифта затряслась, закачалась, сердце у Красавчика екнуло.

– Ни разу не застревал, – заверил Жак.

«Одного раза хватит», – подумал Красавчик и, скрестив средний и указательный пальцы, начал спуск по лестнице, обегающей лифтовую шахту. Жак задвинул лифтовую решетку, просунул сквозь нее руку, нажал на кнопку и тоже направился вниз. Они спустились на полпролета, когда лифт дрогнул, взвыл, застонал и ринулся вдогонку.

Красавчику показалось, что внизу они ждали прибытия чертова лифта с полчаса. Он уже успел выскочить на улицу и убедиться, что такси фырчит мотором возле входа. Глянув на консьержа, можно было понять, что он не только спал, но и, пожалуй, продолжает сон на ходу.

Носильщик выволок сундук на улицу, на Рю-л'Эклюз, и началась типично французская свара, как раз такая, какие всегда развлекали Красавчика. Но сейчас было не до развлечений. Водитель ничего против сундука не имел, но только если пристегнуть его ремнями к заду, верху либо боку его колымаги. Представляющий клиента носильщик требовал принять сундук внутрь. Вперед, разумеется, сундук не влезал, там бы он смял рычаги управления и водителя.

– Плачу вдвое! – заорал Шерман. – Живо, черт возьми, на Северный вокзал.

В спор включились хлебопек из соседней пекарни и оказавшийся рядом точильщик ножей и ножниц. Навострил уши жандарм с перекрестка.

Водителя удалось уломать за две с половиной таксы. Сундук едва не вышиб дверь, обильно ее расцарапав. Жандарм вернулся на перекресток. Шерман втиснулся рядом с сундуком, захлопнул дверцу. Носильщику он сунул пять франков.

– Счастливого пути! – расшаркался проснувшийся наконец консьерж.

– Ждите, скоро вернусь! – оскалив зубы, помахал ему ладошкой Красавчик и сказал себе: – Первый барьер пройден. Осталось преодолеть второй в Шербуре – и я в море.

Он забыл о Северном вокзале. В поезде есть багажный вагон, и нельзя сказать, что Красавчик не доверял этому скромного вида вагону. Ничего бы не случилось там с его сундуком за пять часов пути. Но он боялся того, что сундук из багажного вагона отправится прямиком в багажный трюм судна, откуда его уже никакими силами не выудишь.

Фактор времени: помеха или союзник? Поезду пора отправляться. Купе целиком уже не выкупить, там сидит какой-то мерзкий янки, свои права знающий не хуже таблицы умножения.

Водитель подкатил к вокзалу с парижским шиком, на двух колесах и с воем тормозов. Пассажиров уже дважды попросили занять места. Дежурный по станции со свистком во рту не сводил глаз с хронометра. Свисток взревет – и самый скорый поезд в Старом Свете рванет к океану, а Красавчик Шерман останется куковать на платформе с трупом в сундуке и гарантированным смертным приговором.

3

Шерман скакал, как одержимый, между своим купе и ручной тележкой с сундуком, ругался, отчаянно жестикулировал, а с ним в том же темпе перемещались вагонный и багажный кондукторы.

– Ну в проходе возле двери, – умолял Красавчик. – Ну в тамбуре!

– Строжайше возбраняется, мсье! – И тут же – вот он, зловещий вопрос: – Почему вы так настаиваете, мсье?

– Потому что я уже потерял один! – взвизгнул Красавчик.

Свисток! Захлопали двери, вагоны дернулись, поползли. Багажный кондуктор понесся к своему вагону.

– Поздно! – крикнул он напоследок и успокоил: – Вышлют за вами!

Шерман выхватил бумажник, почти опустошил его. Здоровенные французские банкноты, скатерти какие-то, – остатки сбережений покойницы, около сорока баксов в переводе на нормальные деньги. Хорошо, что он их вчера не обменял.

– Жак, милый, выручай! Спасай! Его же не успеют доставить на пароход, если я не привезу его с собой на поезде. – Колеса поезда между тем медленно вращались, как будто наезжая на Красавчика.

Кондуктор быстро зыркнул вправо-влево. Платформа была пуста. Деньги манили, и деньги неплохие. Кондуктор кивнул тележечнику. Понятливый тележечник двинулся за поездом. Красавчик схватился за поручень тамбура, махнул на лесенку, кондуктор за ним.

– Поддержи! – крикнул кондуктор.

Красавчик обхватил его за пояс, кондуктор нагнулся, схватил поданный снизу тележечником сундук, легко, без усилий проскользнувший в тамбур. Они задвинули сундук к противоположной двери.

– С работы могу вылететь! – буркнул кондуктор.

– Ты ничего не видел, ничего не знаешь, – заклинал Красавчик. – Просто смотри в другую сторону, а я с ним в Шербуре сам справлюсь.

Чтобы развеять сомнения кондуктора, Красавчик вытряхнул ему на ладонь последние банкноты из бумажника, оставив себе лишь мелочь.

– Ты парень что надо, Жак! – Он похлопал проводника по плечу и бодро проследовал к своему купе.

Барьер номер два позади. Еще один… Но весь этот шум, черт бы его подрал… Шерман слишком заметен со своим дурацким сундуком. Бросается в глаза, запоминается. Но что поделаешь…

Сосед по купе встретил Красавчика взглядом не слишком дружелюбным. Шерман рассматривал соседа, пытаясь определиться, кто он, а тот, в свою очередь, разглядывал Красавчика.

– Ну и как? – небрежно бросил сосед наконец.

Вот так, запросто. Тоже, старый приятель выискался.

– Никак! – огрызнулся Красавчик. – С чего такой интерес? Я тебя не знаю.

– А я тебя? – спросил наглый пассажир. – Я ведь ясновидящий. Казенный дом, дальняя дорога… Сюрте Женераль,[1]1
  Главное управление французской полиции.


[Закрыть] понимаешь… Рискованные игры. – Он изобразил руками пассы карточной игры и издал ртом какой-то вульгарный и в высшей степени неприятный «чпок». – Одинокий волк…

Красавчик сжал кулаки, едва сдерживая гнев.

– Раскинь-ка лучше карты для себя. Может, там и тебе кое-что уготовано.

Пассажир не обиделся на агрессивный тон Красавчика. Он вздохнул и перевел взор в парижскую «Геральд». А чего ему обижаться, реакция Красавчика оказалась в точности такой, как он и ожидал.

– Ну что ж, дражайший, понадоблюсь – вы знаете, где меня искать. В каюте 42А.

Замечание пассажира вызвало в мозгу Красавчика вспышку: багажная метка на его сундуке. Он подавил ругательство, закрыл глаза, попытался успокоиться. Когда Шерман снова открыл глаза, он невольно уставился на башмаки незнакомца. Тупые башмаки… Тупые брюки тупого костюма… Проклятая тупая морда… Но он один. Почему он один? Эта публика водится парами. В отпуск ездил? Эта публика не ездит в отпуск за три тысячи миль, кишка тонка. Они вообще в отпуска не ездят, нет у них отпусков! Может, он и не охотится ни за кем, просто ездил в какую-нибудь европейскую полицию за какими-нибудь данными… о ком-нибудь, а вовсе не о нем, не о Красавчике Шермане… И здесь оказался случайно…

Сосед уставился в растянутую между ладонями газету, Красавчика вообще не видел… Только читал он сейчас не «Геральд», а этикетку прачечной на рубахе Красавчика, неприятно подмокшей от нервного пота! «Федерал? Городской? Черт его знает! Да нет, на федерала не тянет. А какого черта он передо мной раскрылся внаглую?» – возмутился Красавчик. И внутренне себя поздравил: «Значит, едешь ты не только с трупом в сундуке, а еще и с копом на соседней койке. Прелестно!» Красавчик вышел из купе, наведался к сундуку. Выходя, бросил взгляд на соседа. Тот по-прежнему сверлил глазами дырку в странице. Гм, нормальный человек обычно провожает взглядом выходящего…

С сундуком все было в порядке. Красавчик постоял в тамбуре, выкурил сигарету. Поезд несся на северо-запад. Пепел сигареты упал на сундук – как горсть земли на гроб. В ювелирном салоне на Рю-де-ла-Пэ, вероятно, уже хватились пропавшей сотрудницы, названивали домой, выясняли. А может, и покупатель какой-нибудь на его муляж за номером 29 нашелся… Хотя, глядишь, он и месяц пролежит без внимания, если повезет.

Красавчик исполненным достоинства шагом вернулся в купе, сел, при помощи карманного складного ножа очистил ногти. Через полчаса снова вышел проверить. Ох, далеко еще до Шербура! Третья инспекция принесла неприятный сюрприз. На сундуке сидела какая-то мелкая потаскушка, бодро жевала сэндвич. Что в этом страшного? Но Шерману почему-то не понравилось. Девица одарила Красавчика широкой улыбкой, но он не торопился отвечать ей тем же.

– Эй, слезай живо! Расселась тут, крошки повсюду.

Девица не стала спорить.

– Пардон, мсье президент! – расшаркалась она, спрыгнув на пол и не переставая улыбаться.

Не замечая ее улыбок, он отправился к проклятому шпику в купе. Уж лучше с ним общаться, чем с этой…

Наконец за окнами замаячил Шербур. Поезд еще не замедлил бег, а Красавчик уже дежурил возле своего походного гроба. Поезд подкатил к двухэтажному причалу. Друг-кондуктор завершил свою многотрудную задачу не замечать присутствия сундука и поспешил к следующему тамбуру. Красавчик высунул голову и обнаружил, что теперь задача упростилась. Ему больше не нужен француз-посредник, команда судна уже выстроилась вдоль платформы, готовая помочь пассажирам с ручным багажом. Один из матросов – или как они там называются – подскочил к Шерману.

– Погоди немного, – попросил его Красавчик. Надо пропустить пассажиров.

Пассажиры покинули вагон. Все, кроме шпика из его купе.

А вот и третий барьер – и, надо признать, высокий.

– В каюту? – почесал затылок морской волк. – Да что вы! Ни в какую каюту не влезет. Только в трюм.

Потекли драгоценные минуты. К торгу присоединились еще два члена экипажа, подошел офицер – и никакого толку.

– Ну хоть на денек, – взмолился Красавчик наконец. – Я его разгружу, рассортирую, а потом в трюм, на здоровье. – Красавчик раскуривал сигареты одну от другой и, не докурив, вышвыривал. Естественно, он снова взмок.

– К сожалению, это невозможно, – отрезал офицер. – Трюм мы загружаем не через верхнюю палубу, а через бортовые люки, и в море перегрузки не допускаются.

Неожиданно Красавчик получил поддержку.

– Слушайте, ребята, этот парень при мне, а мне есть что сказать. Вы не хотите тащить эту штуку в каюту, потому что она стеснит соседа? Сосед – я, и плевать мне на удобства. Тащите в каюту.