Текст книги "Камень во плоти (Бесшабашный) (др. перевод)"
Автор книги: Корнелия Функе
Жанр:
Попаданцы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
18. Голос камня
Уилл слушал камень. Он слышал его так же явственно, как собственное дыхание. Звуки доносились сквозь стены пещеры, сквозь шершавый базальт под ногами, со скалистого свода над головой. На эти вибрации, как на самый родной и близкий голос, трепетно отзывалось все тело. У него больше нет имени, только новая кожа, защищающая его прохладным и прочным панцирем, новая сила в мышцах и боль в глазах, когда он смотрит на солнце.
Проведя ладонью по скалистой стене, он по бороздам и складкам почувствовал возраст камня. Камень нашептывал ему, сколько всего таится под его невзрачной серой поверхностью: волнистый агат, кремово-белый полевой шпат, золотистый цитрин, черный оникс. Шершавые неровности сами собой складывались в картины: подземные города, окаменевшие воды, мягкий свет, мерцающий в малахитовых окнах…
– Уилл?
Он обернулся, и скала умолкла.
У женщины, застывшей на пороге пещеры, солнце играло в волосах, и казалось, вся она соткана из солнечного света.
Клара. Вместе с ее лицом ворвалась память о совсем ином мире, где камень – это только скучные стены, тоскливые улицы.
– Ты не проголодался? Лиса поймала кролика и уже научила меня разводить костер.
Она подошла, нежно взяла его лицо в ладони – такие мягкие, такие бесцветные по сравнению с его кожей зеленого камня. Его всего передернуло от ее прикосновения, но он постарался это скрыть. Он ее любит? Или…
Если бы не эта мягкая, бледная кожа…
– Ты что-нибудь слышишь? – спросил он.
Она глянула на него с изумлением.
– Ну и ладно, – вымолвил он и поцеловал ее, чтобы поскорее забыть о желании вместо ее кожи ощутить под руками аметист. Ее губы пробудили в нем воспоминания: о доме, высоченном, словно башня, о ночи, залитой искусственным светом, и о его собственных, еще не золотых глазах…
– Я люблю тебя, Уилл. – Она прошептала эти слова будто заклинание, способное разрушить камень.
Но шепот скалы перекрывал все остальные звуки, и Уиллу хотелось как можно скорее позабыть имя, которым она его назвала.
«И я тебя люблю», – чуть было не ответил он по привычке. Но он толком не помнил, что, в сущности, значат эти слова и можно ли вообще чувствовать такое каменным сердцем.
– Все будет хорошо, – прошептала она, гладя его по лицу, словно надеясь под его новой кожей ощутить прежнюю, такую родную. – Джекоб скоро вернется.
Джекоб. Еще одно имя. С ним связано столько боли… Уилл вспомнил, как без конца выкрикивал это имя в безответную пустоту. Пустые комнаты. Пустые дни.
Джекоб. Клара. Уилл.
Забыть. Все забыть.
Он оттолкнул от себя мягкие руки.
– Нет, – отрезал он. – Не трогай меня.
Как она на него посмотрела… Боль. Любовь. Укор. Он уже видел все это на чьем-то лице. Да, мама… Еще больше боли, больше печали. И любви. Только ему все это уже не нужно. Ему нужен камень – твердый, прохладный. Совсем иной, чем вся эта податливость, ранимость, вся эта мякоть, полная слез…
Он отвернулся.
– Уходи, – бросил он. – Уйди же ты наконец!
И снова стал слушать скалу. Смотреть ее каменные картины. Превращая в камень все, что еще оставалось в нем мякотью.
19. Валиант
Терпевас считался у карликов самым большим городом и был основан, если верить архивам, больше двенадцати столетий назад. Однако рекламные вывески, на все лады расхваливавшие со средневековых стен местное пиво, оптическое стекло и новые модели газовых ламп, не оставляли сомнений: никто не стремится шагать в ногу со временем усердней, чем карлики. Вздорные, ворчливые, вечно твердящие о старине, на самом же деле предприимчивые и изобретательные донельзя, они вели торговлю в каждом уголке зазеркального мира, хотя ростом большинству своих клиентов были по пояс. Кроме того, за ними водилась слава непревзойденных лазутчиков и шпионов.
Движение на въезде в Терпевас было почти столь же оживленное, как по другую сторону зеркала. Только здесь стоял не рокот моторов, а грохот подвод, карет да цокот копыт по серой булыжной мостовой. Покупатели съезжались со всех концов света. Война только оживила карликам коммерцию. Они уже давно торговали что с людьми, что с гоилами, и каменный король многих из здешних купцов сделал своими главными поставщиками. Вот и Эвенауг Валиант, которого Джекоб очень рассчитывал отыскать сейчас в Терпевасе, в полном соответствии со своим жизненным кредо – «Вовремя переметнись на сторону сильнейшего» – давно уже торговал с гоилами.
Остается надеяться, что жизнь не переметнула его куда-нибудь подальше, думал Джекоб, направляя лошадь мимо карет и пролеток прямо к южным воротам. В конце концов, отнюдь не исключено, что за это время кто-нибудь из обманутых клиентов попросту пришиб Валианта.
Чтобы взглянуть в глаза часовому у ворот, пятерым карликам пришлось бы встать друг другу на плечи. На эту службу они вербовали только самых здоровенных детин из тех, кто мог доподлинно доказать свое происхождение от настоящих великанов. Их так и называли – великанцы, и на них был большой спрос что в охрану, что в наемники, хотя, по слухам, особой сметкой они как раз не отличались. Однако карлики, видимо, настолько хорошо им платили, что великанцы безропотно соглашались напяливать на себя допотопное обмундирование карликовой армии. Даже императорская кавалерия давно отказалась от шлемов с лебедиными перьями, но только не карлики – те любили рядить современность в одежки древних традиций.
Джекоб прогарцевал мимо великанцев вслед за двумя гоилами. У одного кожа была из лунного камня, у другого из оникса. Одеждой они мало отличались от обычных людей вроде купцов, чью пролетку великанцы только что пропустили в ворота, но под полами их длинных сюртуков угадывались рукоятки пистолетов. Широкие воротники расшиты мелким нефритом и лунным камнем, а стекла темных очков, укрывавших глаза от солнца, вырезаны из тончайшего оникса, – ни одной человеческой руке столь филигранная шлифовка была бы не под силу. Оба, казалось, не замечают отвращения и ужаса в глазах людей, попадавшихся им навстречу. На их надменных каменных лицах было недвусмысленно написано: этот мир принадлежит нам. Их король просто сорвал его с ветки, как созревший плод, и те, кто еще несколько лет назад травил гоилов, как диких зверей, теперь хоронят своих солдат в братских могилах и молят о мире.
Тот, что из оникса, снял очки и огляделся. Его напоенный золотом взгляд был настолько похож на взгляд Уилла, что Джекоб невольно попридержал лошадь и еще долго смотрел гоилу вслед, пока тот не скрылся между домами. Лишь сварливая ругань карлицы, чьим крохотным детишкам он преградил дорогу, заставила его очнуться.
Карликовый город, игрушечный мир.
Джекоб оставил кобылу в одной из платных конюшен под городской стеной. Главные улицы Терпеваса были шириной с человеческий переулок средней руки, но по сторонам улицы городу уже не удавалось скрыть, что населяющие его жители ростом не выше шестилетнего чада, а некоторые переулки оказались до того узкими, что Джекоб даже пешим с трудом в них протискивался. Города в Зазеркалье росли как грибы после дождя, и Терпевас не был исключением. Дым бессчетных угольных печей закоптил окна и стены, а шибавшая в нос вонь исходила отнюдь не от прелой листвы, хоть канализация у карликов была и получше, чем во дворце императрицы. Джекоб давно подметил: здешний мир с каждым годом все больше и больше силится походить на своего зазеркального собрата.
Вскоре он окончательно и безнадежно заблудился, а названия улиц прочесть не мог, потому что толком не знал карликового алфавита. Наконец, в третий раз стукнувшись головой о вывеску одного и того же цирюльника, он остановил мальчишку-посыльного и спросил, где лавка Эвенауга Валианта, торговца импортным и экспортным антиквариатом. Ростом мальчишка был ему едва по колено, и его угрюмый, снизу вверх, взгляд мгновенно потеплел, когда Джекоб бросил в его крохотную ладошку пару медных грошей. Мальчишка припустил с такой скоростью, что в узких, заполненных карликовым народцем улочках Джекоб едва за ним поспевал, но в конце концов проводник остановился перед дверью, которую Джекоб сразу узнал: именно в нее он однажды, три года назад, уже протискивался.
Фамилия Валиант была выведена золотыми буквами на матовом стекле, и, как и в прошлый раз, Джекобу, входя, пришлось втянуть голову в плечи. Зато в приемной даже нормальный человек мог распрямиться в полный рост. На стенах висели фото самых почетных клиентов. Теперь и в зазеркальном мире фотография пришла на смену живописи, и ничто не характеризовало деловую сметку Эвенауга Валианта лучше, нежели размещенные рядышком фотографии императрицы и важного гоильского офицера. Обе рамки были из лунного серебра, а под потолком висела люстра с бахромой из стеклянных волос джина, наверняка обошедшаяся хозяину в целое состояние. Все свидетельствовало о преуспеянии и достатке. И целых два секретаря вместо свирепой карлицы, встречавшей Джекоба в прошлый раз.
Тот, что поменьше, и голову поднять не соизволил, когда Джекоб остановился перед его игрушечным письменным столом. Второй разглядывал его с тем неподражаемым высокомерием, какое всегда припасено у карликов для людей, даже если они ведут с ними дела.
– Полагаю, господин Валиант все еще торгует с феями?
– Безусловно. Но коконы моли мы сейчас не поставляем. – Голос у него, как и у многих карликов, оказался на удивление басовитый. – Попробуйте зайти месяца через три.
С этими словами он снова углубился в бумаги. Однако при звуке мягкого щелчка, когда Джекоб взвел курок пистолета, голова его испуганно вскинулась.
– Да я не за коконами, – сказал Джекоб, одарив его одной из самых лучезарных своих улыбок. – Позвольте попросить вас обоих в этот вот шкаф…
Карлики славятся своей недюжинной физической силой, но эти двое явно были из слабаков, к тому же, очевидно, не настолько щедрое получали они у Валианта жалованье, чтобы подставляться под пули какого-то громилы с улицы. Они без сопротивления позволили запереть себя в шкафу, солидные дверцы которого внушали уверенность: никто не вызовет карликовую полицию, пока Джекоб будет беседовать с их работодателем.
Герб, красующийся над дверью в кабинет, наряду с волшебной лилией запечатлел еще и фамильное животное Валиантов – барсука, восседающего на горке золотых талеров.
Дверь была розового дерева, славящегося не только своей дороговизной, но и звуконепроницаемостью, благодаря чему Валиант ничего подозрительного из собственной приемной не услышал. Он сидел за нормальным, человеческим, письменным столом, правда с укороченными при помощи пилы ножками, и, блаженно закрыв глаза, попыхивал толстенной сигарой, которая даже у великанца в зубах не показалась бы миниатюрной. За то время, что Джекоб с ним не виделся, Валиант, по новой карликовой моде, сбрил бороду. Брови, кустистые, как и у всех его сородичей, были тщательно причесаны, а дорогой, по мерке сшитый костюм был из бархата – у карликов этот материал ценится превыше всего. Джекоб с превеликим удовольствием выхватил бы сейчас старого знакомого из кресла волчьей кожи и вышвырнул в окно, но, вспомнив каменное лицо брата, заставил себя сдержаться.
– Я же сказал, Банстер, не беспокоить! – Карлик вздохнул, не раскрывая глаз. – Или это опять тот клиент, что хочет вернуть нам чучело водяного?
А он растолстел. И постарел. Вон рыжие кудри поседели, рановато для карлика. Большинство из них до ста лет доживают запросто, а Валианту только шестьдесят – если не врал, конечно.
– Да нет, я не из-за водяного, – мягко сказал Джекоб, направляя на Валианта пистолет. – Но три года назад я оплатил услугу, а мне ее не оказали.
Валиант едва не проглотил собственную сигару и уставился на Джекоба именно с тем ужасом, с каким и дóлжно смотреть на человека, которого ты бросил на растерзание стаду разъяренных единорогов.
– Джекоб Бесшабашный! – только и выдавил он.
– Смотри-ка, ты даже имя мое припомнил.
Карлик выронил сигару и уже сунул было руку под стол, но с визгом ее отдернул, как только Джекоб одним точным взмахом сабли распорол ему скроенный по мерке рукав.
– Думай, что делаешь! – посоветовал Джекоб. – Чтобы отвести меня к феям, руки тебе не понадобятся. Уши и нос, кстати, тоже. Руки за голову! Ну, живо!
Валиант подчинился – и тут же осклабился в подозрительно добродушной ухмылке.
– Джекоб! – залебезил он. – Да что с тобой! Конечно, я знал, что ты жив. Кто же не слыхал историю про счастливчика Джекоба Бесшабашного, простого смертного, который целый год в плену у Красной Феи прожил. Спроси любого во всей стране, хоть карлика, хоть человека, хоть гоила, – при одной только мысли о таком счастье все умирают от зависти. И согласись: кому ты этим счастьем обязан? Эвенаугу Валианту! Предупреди я тебя тогда насчет единорогов – и она превратила бы тебя в трын-траву или в рыбу, как всякого непрошеного гостя. Но даже Красная Фея не может устоять, видя, как такой смельчак и красавчик истекает кровью!
Отчаянная дерзость этого «оправдания» даже Джекоба привела в изумление.
– Ну же, давай выкладывай! – как старому приятелю, без тени раскаяния в голосе, гаркнул Валиант. – Как она, какая? И как тебе все-таки удалось от нее смыться?
Вместо ответа, Джекоб схватил его за скроенный по мерке ворот и вытащил из-за широкого письменного стола.
– Вот мое предложение: за то, что я тебя не пристрелю, ты еще раз отведешь меня к феям. Но на сей раз ты мне скажешь, как миновать единорогов.
– Что? – Валиант попытался вырваться, но дуло пистолета мгновенно его утихомирило. – Это же не меньше двух дней верхом! – заверещал он. – Я не могу так сразу все бросить!
Вместо ответа, Джекоб отнюдь не ласково пихнул его к двери.
В приемной оба секретаря о чем-то возбужденно перешептывались в шкафу. Валиант только злобно оглянулся в их сторону, сдернув с крюка возле двери свою шляпу.
– Мои расценки за эти последние три года чрезвычайно возросли, – предупредил он.
– Я сохраню тебе жизнь, – бросил Джекоб в ответ. – Это гораздо больше, чем ты заслуживаешь.
Валиант одарил его снисходительной улыбкой и, смотрясь в матовое стекло двери, принялся поправлять на себе шляпу. Как и многие карлики, он питал страсть к черным цилиндрам, в которых выглядел на полголовы выше ростом.
– Похоже, тебе сильно приспичило вернуться к бывшей подружке, – промурлыкал он. – Отчаявшийся клиент платит не скупясь.
– Можешь не сомневаться, – отчеканил Джекоб, приставляя пистолет к его цилиндру. – Этот клиент в таком отчаянии, что пристрелит тебя в любую секунду.
20. Невмоготу
Лиса чуяла застывший в золоте страх, каменное отвращение, заледеневшую любовь. Все это дохнуло на нее из проема пещеры, и у нее шерсть встала дыбом, когда тут же рядом она обнаружила в траве Кларины следы. Клара не бежала, она шла, словно пьяная, и следы вели прямиком к деревьям, что росли за пещерой. Лиса своими ушами слышала, как Джекоб ее насчет этих деревьев предупреждал, но сейчас, похоже, Клара устремилась под их грозную сень совершенно сознательно.
Тот же запах, что и она, Лиса, слышит, когда сбрасывает с себя шкуру. Девушка. Женщина. Сплошная ранимость. Сила и слабость в одном существе. Беззащитное сердце. Запах, источающий все, чего она, Лиса, так боится и от чего ее защищает звериный мех. Поспешные Кларины шаги отпечатали этот страх на черной земле, и Лиса, идя по ее следу, как будто выслеживала теперь саму себя.
Ей не надо было принюхиваться, чтобы понять, почему Клара убежала так быстро. Боль. Она и сама уже пробовала убегать от боли.
Кусты орешника и дикие яблони выглядели вполне безобидно, но между ними в лесных зарослях проглядывали стволы, кора которых, словно кожура каштана, сплошь щетинилась колючками. Птичьи деревья. Солнечный свет меркнул в их сумрачной коричневой тени, и Клара угодила одному из них прямо в цепкие древесные когти. Она кричала, звала Джекоба, но тот был далеко. Дерево опутало ее по рукам и ногам, а вокруг уже кружили его верные пернатые слуги, остроклювые птицы в белоснежном оперении, с красными выпуклыми ягодинами глаз.
Лиса ринулась на них, ощерив зубы, не слыша их дикого грая, и в прыжке успела одну схватить, прежде чем та упорхнула под защиту спасительной кроны. Лисица ощутила бешеное биение птичьего сердца у себя между зубами, но впиваться не стала, только стиснула покрепче, еще крепче, вот так, – покуда дерево с гневным треском не выпустило Клару из своих цепких объятий.
Корни и ветви соскользнули с ее тела, словно змеи, и когда Клара, покачиваясь, встала на ноги, змеи уже с шуршанием скрылись под бурым ковром палой осенней листвы. Остальные птицы яростно галдели на нее сверху, призрачно белые среди пожухлых листьев, но Лиса крепко держала в пасти свою добычу и выпустила ее лишь тогда, когда Клара, пошатываясь, добрела до нее и встала рядом. Лицо у нее было белее снега, такое же белое, как перья, что застряли в ее одежде, и Лису окатило волной смертного страха, исходившего от ее тела, и еще боли, как от свежей раны.
К пещере возвращались молча, не сказав друг другу ни слова. Один раз Клара остановилась, словно не в силах идти дальше, но, постояв немного, снова двинулась вперед. Дойдя до пещеры, глянула в ее темный зев, должно быть в надежде увидеть там Уилла, но потом уселась на траву возле лошадей к пещере спиной. Если не считать царапин на шее и щиколотках, она осталась цела и невредима, но по ее лицу Лиса хорошо видела, что ей очень стыдно – и за свое беззащитное сердце, и за свое бегство.
Нет, Лиса совсем не хочет, чтобы она ушла. Сменив облик, она села с девушкой рядом, а та только уткнулась лицом в ее шелковистое платье, такое же мягкое, как лисий мех.
– Он больше меня не любит, Лиса.
– Он никого больше не любит, – прошептала Лиса в ответ. – Потому что он забывает, кто он такой.
Она-то знает, как это происходит. Другая кожа, совсем другое «я». Но мех, которым она обрастала, – он все-таки тоже мягкий и теплый. А камень – он такой холодный и твердый.
Клара оглянулась на пещеру.
– Не ходи! – шепнула Лиса, вынимая перо у нее из волос. – Джекоб ему поможет. Вот увидишь.
Если только вернется.
21. Сторож брату своему
Когда Джекоб спешился возле пещеры, ему навстречу вышла одна Лиса. Уилла и Клары видно не было.
– Ты погляди! Эта очумелая лисица все еще бегает за тобой, как собачонка? – съязвил Валиант, когда Джекоб снимал его с лошади. Он связал негодяя серебряной цепью – любой другой металл карлики рвут, словно нитку.
Укуси Лиса Валианта в ответ на такие слова, лично он, Джекоб, нисколько бы не удивился, но она вообще не обратила на карлика внимания. Джекоб сразу заметил, что с ней что-то неладное: шерсть дыбом, на спине белые перья.
– Ты должен поговорить с братом, – бросила она, пока Джекоб привязывал карлика к ближайшему стволу.
– О чем?
Джекоб с беспокойством глянул на пещеру, где укрылся Уилл, но Лиса показала глазами в сторону лошадей. Там, в тени раскидистого бука, спала Клара. Рубашка на ней была разорвана, на шее следы крови.
– Они поссорились, – сказала Лиса. – Он уже не ведает, что творит!
Камень тебя обгоняет, Джекоб.
Он нашел брата в самом дальнем углу пещеры. Тот сидел, прислонившись спиной к скалистой стене.
Поменялись ролями, Джекоб. В прежние времена это он, провинившись, прятался в самом темном углу – у себя в комнате, в кладовке, в отцовском кабинете. «Джекоб? Где ты? Что ты опять натворил?» Всегда Джекоб. Только не Уилл. Уилл – никогда.
Глаза брата сверкнули в темноте, как золотые монеты.
– Что ты там Кларе наговорил?
Уилл глянул на свои пальцы и сжал руку в кулак.
– Уже не помню.
– Да неужели?
Уилл никогда не умел врать как следует.
– Ведь это ты захотел, чтобы мы ее взяли. Или этого ты тоже не помнишь?
Прекрати, Джекоб.Но у него болит плечо, и он устал вечно нянчиться со своим младшим братом.
– Сам справляйся! – заорал он на Уилла. – Привык рассчитывать, что я все за тебя делать буду!
Уилл медленно выпрямился. В его движениях чувствовалась теперь сила, да и времена, когда он был Джекобу едва по плечо, тоже давно миновали.
– Рассчитывать? На тебя? – переспросил он. – Да я от этого уже лет в пять отвык. Матери – той, к сожалению, больше времени понадобилось. И мне еще много лет по ночам пришлось слушать, как она плачет.
Братья.
Казалось, они снова в родительской квартире. В просторном коридоре среди пустующих комнат, с темным пятном на выцветших обоях, где когда-то висела фотография отца.
– С каких это пор имеет смысл рассчитывать на того, кого никогда нет? – В надтреснутом голосе Уилла будто позвякивали осколки битого стекла, и осколки были острые. – У тебя вообще с ним много общего. И не только внешне.
Он смотрел на Джекоба пристально, мысленно сравнивая его лицо с лицом отца.
– Не беспокойся, я справлюсь, – добавил он сухо. – В конце концов, это ведь моя кожа, не твоя. И я все еще здесь, верно? Делай, что собирался. Скачи от самого себя. Глотая собственный страх.
Тут до них донесся голос Валианта. Он уговаривал Лису вызволить его из серебряной цепи.
Уилл мотнул головой в его сторону:
– Это и есть проводник, о котором ты говорил?
– Да. – Джекоб заставил себя поднять глаза на этого незнакомца с лицом родного брата.
Уилл направился к выходу из пещеры и, щурясь от дневного света, прикрыл ладонью глаза.
– А о том, что Кларе сказал, я сожалею, – вымолвил он. – Я с ней поговорю.
И вышел на свет. А Джекоб стоял в темноте, словно боясь пораниться об осколки. Как будто Уилл разбил зеркало.