Текст книги "Время перемен (СИ)"
Автор книги: Константин Ежов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Разве так должно вести себя Великому Князю? – Начала наставлять она.
Это мы уже проходили. Так что быстренько, принял горделивую осанку, да сделал морду лица, тяпкой. Эти мои преобразования не прошли для Глинской незаметными. Наставления прекратились. Дальше, как и положено, все пошли уже за мной, со всеми протокольными действиями. Эх! Но всё равно заметил мелькнувший её кулак.
Как сказали бы у нас, оргвыводы сделали немедленно. Слава богу, никого на кол не посадили, и даже голову не отрубили. Вот наставников добавилось, чтобы нам значит, баловством заниматься было некогда.
Появилось пара престарелых воевод, рассказывавших нам о битвах в которых они приняли участие. Периодически они сменялись, а взамен прибывали другие, из другого края, с новыми историями. Сколько же, оказывается, мы воевали. Почитай непрерывно. Ежели не здесь, так в другом месте обязательно. Несмотря на перемирие с Литвой, столкновения не прекращаются ни на минуту, только затихают периодически.
Также добавились в наставники двое из Охранной Стражи. Иван и Прокопий Терентьевы, как сейчас бы сказали, наставниками по боевым искусствам. Может мечный бой и был на Руси не развит, что, кстати, не удивительно, от пули всё равно не увернешься, но помахать руками и ногами желающих и умеющих хоть отбавляй. Нам только в радость. Были они братьями, двоюродными.
Сейчас вспоминаю свою, обретённую в этом мире, мать с грустью. Много она сделала для нашей страны, даже вот за этот небольшой промежуток времени. С 1536 по приказу Глинской начали отстраивать и укреплять города Владимир, Тверь, Ярославль, Вологда, Кострома, Пронск, Балахна, Стародуб, позднее – Любим и города на западных границах (защита от литовских войск), южных (от крымских татар) и восточных (от казанских татар: в частности, заложены города Темников и Буйгород).
Хотя это был вынужденный шаг, она фактически ввела единую валюту на территории Руси. Дефицит наличности был настолько велик, что мошенники откликнулись огромнейшим увеличением предложения. Не помогали никакие карательные меры. Экономика нуждалась в резком притоке наличности, а этого не было. Всё это привело к сильнейшему вздорожанию денег и падению цен на товары. Резаные монеты заполонили страну. В этих условиях было принято решение о введении новой монеты значительно меньшего веса. Решение довольно оригинальное, в смысле защиты от подделок. Всё просто, обрезать с такой монеты толком и нечего. Название она получила по чеканке всадника с копьём пронзающего змия, на одной из сторон. Эта была серебряная копейка, весом 0,68 г; одна четвёртая часть копейки – полушка. С гривнами их и не сравнить. Сделан весомый шаг для стабилизации экономики Руси, поскольку появились мелкие монеты, и это хоть немного позволило отказаться от бартера, особенно при небольших сделках. Ликвидировались права удельных князей на чеканку собственной монеты.
Началась и реорганизация местного самоуправления ("губная реформа"): Елена распорядилась изымать дела из ведения наместников и передавать губным старостам и "излюбленным головам", подчиненным Боярской думе, поскольку наместники, как ей докладывали, были "свирепы, аки львове". Систематического характера эти реформы так и не приняли, хотя страна очень нуждалась в них, а затем её смерть поставила крест на самой возможности продолжения преобразований. На долгие годы ситуация была заморожена.
Были и сомнительные успехи. Я так подозревал, что в войне с Литвой 1534-1537 годов мы лишь реагировали на действия Литвинов по причине её родственных связей с Гедиминовичами. Подозрения к делу не подошьёшь, как говорится. При этом за подобное же поведение Ивана Бельского, но по отношению к Казани, посадили, хотя там ещё его родственник отметился. В семье не без урода. Семион Бельский и Ляцкий переметнулись на литовскую сторону. Это вызвало волну арестов, среди князей литовского происхождения. Но хоть не убивали и то ладно.
Кстати, среди них оказался и ёё дядя, Михаил Глинский. Там, правда, история тёмная. Вроде как он недоволен был связью Глинской с Овчиной-Телепневым-Оболенским. Но думается мне, что недоволен он был не связью, а тем, что до власти не допустили. Хотя отношения с Овчиной-Телепневым-Оболенским подрывали позиции регентши необычайно. Не того ожидали от вдовы Великого Князя и Матери нынешнего.
Собственно, война, впоследствии названая Стародубской, началась с того что Литвины сами себя запугали, до дрожи в коленках, неминуемым нападением Москвы. Делать нам нечего, только на них нападать. Смоленское взятие дорого Руси обошлось, и пока, продолжать войну с нашей стороны никто и не планировал. А вот среди литвинов ходили упорные слухи о готовящемся нападении, то там, то сям. К примеру, де мы хотели на Киев напасть.
Всё проще, рыльце-то у них было в пушку. Постоянные их набеги на наши пределы, естественно вызывали ответные действия приграничных воевод. А деваться Литвинам было некуда. Бежали черносошцы от них к нам. Гнобили они их нещадно, а на что ещё вести разгульную жизнь шляхте, только выжимать последние соки из податных сословий. Потому и утекали от них, сломя голову. Вот чтобы как-то восполнить эти потери и лезли они к нам и уводили русских в полон. Естественно, мы не могли такого стерпеть и ходили в ответку, освобождать.
Всё это сопровождалось постоянными протестами сторон на беззаконие чинимое противной. Вот и боялись, что терпение у Москвы однажды лопнет, и мы вновь пойдём на них войной.
Мы, как всегда оказались не готовы к войне, не смотря даже на информацию о её подготовке. По старинке надеялись на русский авось, или разум противников, хотя в нашем случае, это было одно и то же. Когда речь заходит про Россию, у них крышу сносит окончательно. И вот, пока мордасами в грязи не искупаешь, да по самые уши, разум в их подставки под шапки и шлемы никак не возвращается.
Как ни странно, но Литвины ещё меньше были готовы. Но гуси, как говорится, улетели окончательно и потому, в общем-то, небольшие разногласия в московских верхах, там решили считать смутой. Ну, очень им хотелось этого, а тут наши перебежчики давай басни плести, да как раз, которые хотели услышать. В общем, нашли друг друга два одиночества.
Полгода, а то, как бы и не больше собирали всей Литвой тысяч 20 или 30. Не помогали даже угрозы Сигизмунда. В собранном войске царил такой разброд, что даже нам не снился. Одно слово, воевать таким войском было невозможно, и тогда они решили хотя бы кровь посворачивать московитам. Это им, однако, удалось, даже не смотря на то, что и так небольшое войско, разделилось на три части. Урон был нанесён серьёзный.
А что в Москве? А ничего. Несмотря на, казалось бы удачную, внешнеполитическую обстановку и наличие войск – собрано было порядка 120-150 тысяч человек, воевать мы так и не стали. Решили ограничиться грабежом, чтобы муторно Литвинам сделалось. Может тогда де, мол, разум вернётся к ним, и как-нибудь замиримся. Великое княжество Литовское подверглось разграблению вплоть до самого Вильно. Подозреваю, что именно под влиянием Глинской не стали захватывать крепости. В общем вот так бездарно была закончена военная компания 1534 и начала 1535 года. Больше нам обстановка так не благоприятствовала, а супостаты однако свою затею не бросили.
Дальше в войну с нами впряглись польские наёмники. И началась череда поражений. Нет, победы тоже были, но это скорее для самоуспокоения. Если учесть что Польско-Литовское войско из примерно 40 тысяч бойцов захватило Гомель, и разорило всю Северскую область, то становится совсем не весело. Ежели бы у Сигизмунда денег было побольше, то поляки бы не свалили по домам, и вот тогда нам совсем стало бы кисло. И ведь что обидно, Гомель сдал по малодушию наш же воевода, за что и был заключён в темницу, по прибытию в Москву. Только нам от этого не легче, отбить его всё равно не смогли, литовское боярство, уцелевшее с момента присоединения этих земель к Москве, решительно выступило против нас.
По перемирию 1536-1537 за Москвой закрепились Черниговские и Стародубские земли, правда, Гомель и Любеч остались за Литвой. Вот такой вот странно выгодный мир у нас получился. Собственно, отсутствие денег на продолжение войны остановило Сигизмунда, да наше, наконец, проявившееся желание воевать. Неспроста оно появилось. Отметились в этой войне поляки истреблением русских. Именно истреблением. Считать недочеловеками русских, годных разве что на уничтожение, придумали далеко не нацисты. Поляки это с успехом делали ещё в 16 веке, а шведы в 15. Вот такие они, общечеловеки с руками по локти в крови.
Кстати о Швеции. В 1537 Россия заключила договор с ней, о свободной торговле и благожелательном нейтралитете. В те годы считалась нормой, что все договора со смертью правителя прекращали своё действие, поэтому возобновление мирного договора с ними было важным шагом.
Судя по прошедшей войне, поместное войско годилось разве что пограбить да участвовать в скоротечных набегах. К тяжёлой, изнуряющей войне оно не подходило. Не удивительно, создавалась такая система для противостояния степи, а там только так и воевали. Новое же европейское войско, оказалось сильнее. При примерно равном соотношении, они у нас выигрывали. Нас спасало, только то, что выставить мы могли в поле гораздо больше любого из соседей.
Но эта же война показала слабость Литвы. Потому перспективы войны против них были вполне реальными. Она же поставила крест на мирном объединении. Нигде наши войска не встретили поддержки мирного населения в Великом Княжестве Литовском. Как и их войска в Великом Княжестве Московском, кроме Гомеля разумеется. У ослабевшей же Литвы была только перспектива быть поглощенной, либо нами, либо поляками.
В годы правления Глинской велась успешная борьба против роста монастырского землевладения, немало было сделано для усиления централизации власти: в декабре 1533 был ликвидирован удел дмитровского князя Юрия Ивановича, в 1537 – старицкий удел князя Андрея Ивановича Шуйского.
Не пользовавшаяся симпатиями ни у бояр, ни у народа, как женщина не московских, а, скорей, европейских нравов и воспитания, она этой весной умерла. Умерла во втором часу по полудню, подозрительно быстро, и в этот же день была похоронена. Как будто окружающие боялись раскрытия, какой тайны. Но верхом непотребства можно считать, что похоронили Глинскую, даже не отпевая.
Я её так особо и не узнал. Но только сейчас понял, насколько проблем у меня было меньше. Теперь же, постоянно приходилось находиться в Москве. Участвовать, сидеть памятником самому себе, в заседаниях Боярской Думы и говорить заученные фразы.
Сидел и думал, как там у меня дела. Я ведь не только учился и играл со сверстниками, но и пытался разности всякие делать. Кое-что, уже работало, и даже доход приносить стало.
Что было первым, яйцо или курица? Кажется, ерунда, какая. Какая, в сущности, разница. Кому как, а мне этот вопрос решать и приходилось. Чтобы сделать станок, нужен другой. А что делать, если его нет.
Первая мысль была построить плотину с водяным колесом и присоединить к ней лесопилку. Досок наделать, деньгу сшибить. Только вот незадача, в Коломенском я оказался осенью, это раз. И на кой мне сшибать деньги, нет, ежели чего попутно заработается хорошо, но Великому Князю это и не к лицу, и не нужно, это два. Но тут дело принципа. При любом раскладе пригодиться, но в том году строить уже поздно было. Ещё и мастеров найти надобно. Это дело я не забросил. Нагрузил людей, специально приставленных матерью для этого. Плотину построили на следующий год и сделали там мельницу. Но не простую, а золотую. Да не в смысле из золота, однако, золото приносящее, ну, не совсем, только серебро. Мололи на ней не муку, для начала крошку из глинита и кирпичей, неудавшихся. Много их было, очень, пока толком не отладили кирпичное производство. Так, это бы стало мусором, а в итоге получили глинит-цемент, который уходил на строительство новой стены в Москве. Собственно, на этом идея водного привода и заглохла, почти, опять же, не совсем, но обо всём по порядку.
Мой дед, по прошлой жизни был печником и не только. Я частенько мотался с ним по соседним деревням, когда он поправлял печки. Русские, голландки и их комбинации.
– Смотри внучек, сложить печку дело не хитрое, только и надо, голову на плечах, да чтобы руки из того места росли. – Говорил он.
Честно говоря, было видно, что меня совсем не обманывают. Достаточно посмотреть хоть один раз, как её сложат, чтобы и самому это повторить.
– Деда, а почему тогда все сами их не ремонтируют?
– Да потому внучек, что работа эта грязная. Молодёжь, конечно, раствор теперь не так заводит, измараться боятся, брезгуют. Потому и заваливаются их печи, а мы старики едем исправлять, чтобы простояли они, потом долго и служили хозяевам справно.
Он кстати, ни сколько не кривил душой. Раствор для печей замешивался по "особому" рецепту. Удивительно, но так его заводили столетиями, и он не подводил.
– Да что раствор! Это ноне кирпич все готовый покупают, а раньше мы его сами делали. Хе! Всё из того же раствору. Ведь печь, как видишь, потом всё равно затирают, потому и без разницы, из сырого она кирпича или нет. А снутря она потом сама при протопке обожжётся. Вот так-то, вот.
– Так почему же сейчас так не делают?
– Сейчас мне лень делать такой кирпич, тяжело это, да и возраст не тот, и потому использую, какой есть. Преимуществ от него нет, только печь дороже, но и люди живут лучше.
Я этого не забыл. Голландки собирать было пока не из чего. Не было ни плиты, ни колосников, и двёрок всяких. Можно было сделать эрзац, но я решил делать основательно и на следующий год. Пока решил заняться "Русской печью". Ложить их здесь и без меня умели. Так что это не было открытием века. Печи, в основном, были без дымоходов, хотя в некоторых, особо зажиточных домах, их уже делали, но только не привычного нам вида, а горизонтальные. Так что моя печь всё-таки будет с изюминкой. Глядишь, оценят и возьмут на вооружение. Понятно, сооружать собрался не своими руками, но рулил именно я.
Начали с кирпичей для печек. Да уж... Чтобы отформовать сырец и всего-то нужно, что сделать форму. Чего казалось бы проще. Вот и я так мыслил. Петух, говорят, тоже думал, да в суп попал. Банально, не из чего сварганить эти самые формы. Нет досок. Формально и даже физически они присутствуют. При этом досок всё равно нет.
Первое, это, конечно же, толщина. Бог бы с ним, что она у них 5-7 см, но перепады такие на одной доске. И кстати их получают вовсе не из цельного бревна одну. Не такие уж и дураки были предки. Из одного ствола выходит несколько, с помощью топора и деревянных клиньев. По сути, местные доски это аналог, эдакой, здоровой плоской щепы.
Понятно, что она по определению ровной не будет и потому дорабатывается с помощью всё того же топора и чьей-то матери. Говорят, они даже улучшаются после такой обработки. Вроде как не гниют дольше. Врут безбожно. Для несмолистых досок это утверждение вообще сомнительно. Какой-то смысл в этом есть, например, для сосны, но именно, неясный. Некоторая закупорка пор, конечно, происходит при обработке её топором, но происходит это крайне неравномерно. В конечном итоге всё равно, вся доска сгниёт или только треть, результат один, становится негодной.
– И чего с ними делать?! – Изрёк я глубокомысленно, тупо уставившись на эти произведения человеческого гения, в смысле доски.
– Дык это. Чего скажете, то и сделаем! – Заявил мужичёк, подозрительной наружности.
Может, я чего не понимаю, но, похоже, он всерьёз верит, что их этих дров чего-то сделать можно. В глаза бы ему заглянуть, так нет, он как нарочно уже всю землю взглядом просверлил.
– Ты не юли! Смогёшь сделать, об чём уговаривались? Или ты решил Великого Князя обмануть? – Пришёл мне на помощь Прохор.
– Как можно! Да я енти формы кирпичные на раз сделаю! – Стал возмущаться, видимо столярных дел мастер.
Но под бдительным оком моей охраны опять сник.
– Ну, раз говоришь, что сделаешь, так давай, не подведи. – Подвёл итог я.
– Мне бы это, кирпич бы, какой надобен из форм получить.
М-да задача? Кирпич хоть и распространён уже, но не сказать, что он повсюду валяется. Естественно, точно никто сказать не мог, какими должны быть у него тычок, ложок, и постель. Попытки, показать на пальцах, ни к чему не привели. Бог его знает, точные эти размеры. Я в тот момент впервые в лоб столкнулся с проблемой измерений. Изготовить его можно было только по образцу. Пришлось слать гонцов в Москву за несколькими кирпичами.
Пока привезли кирпичи, сделали формы, прошло три дня. Вот тебе и простая задача. Чтобы работать с тем инструментом, нужно действительно быть мастером. Кстати, когда говорят, что всё делали без гвоздей, врут безбожно. Делали без железных гвоздей. Заменяли их с успехом дубовыми шкантами. Правда, под них сначала отверстие просверлить надо, но гвозди они есть гвозди, хоть и деревянныё.
Пока же делали эти формы, пришлось-таки влезать в хитросплетения русского измерения. Всё измерялось вроде, как в саженях. Только саженей этих было три, и это только номинально. Анатомия то у людей разная, потому, чтобы получить точные размеры на изделии, нужен всегда образец. Бесполезно писать. Потому и кирпичи пришлось везти, вдруг ещё понадобятся, а они будут ещё нужны. Кирпичный завод ведь строить собрался.
– Вот, ежели мерить так, то будет простая, эдак, то маховая, а по таковски, косая. В каждой сажени по четыре локтя. – Объяснял Прохор.
– Стой, это как же? Сажени разные, а локтей в них одинаково. – В недоумении уточнил я.
– Так и локти разные. Вот смотри, это простой, это маховый, а вот это косой.
– И как тогда мерить чего?
– Так уточнять надо какой саженью мерил, всего и делов. Раньше в сажени было вообще только по три локтя, так её и показать никак, только в локтях и мерили.
Вот всё не слава богу! Мало того, что саженей три вида, так была ещё и старая, меньше всех нынешних.
– А чего-нибудь поточнее нет?
– Как нет, есть, однако. Персы свой товар продают "аршинами". Так вот, в аршине том шестнадцать вершков. Наши купцы тоже начали аршинами торговать, но только на свой манер. Всяк со своим аршином. Так что глаз за ними да глаз. Вот у персов он всегда одинаковый, не то, что у наших прощелыг.
– А сколько это? Покажи.
– Да, почитай, как простая полусажень. Немного поменее. Если не по пальцу мерить, а до запястья, она и будет, или длинна руки по плечо.
– А ежели всё аршинами мерить?
– Можно. Почему бы и нет.
Я задумался. Соблазнительно, однако, ничего не выдумывать, но. Как-то мелковат размерчик. Тем более в версте их получится 1500 штук. Не совсем чего-то для расчётов. Хотя и нынче тоже не лучше. Уменьшать версту не дадут. Столько указов стразу переписывать. От неё ведь десятина меряется. Это же всю страну на уши поставить. Итого, версту трогать нельзя! Но привести её надо к кратности десяти. В чем она там нынче меряется. Ага, пятьсот косых саженей. Во, то что нужно. Это значит 1000 полусаженей. Блин, одна проблема, от чего уходили, к тому и вернулись.
– А сколько этих аршинов в косой сажени? – Решил уточнить я.
– Примерно три, может более, а может менее чуток. Смотря кто, мерить будет.
– Так может приравнять сажень эту косую ровно к трём?
– Это ещё зачем?
– Чтоб у нас тоже была своя точная мера "русская", как у персов этих.
– Ну, ежели русская, то конечно можно. Только купцы всё одно мерить аршинами будут. Отрез ткани так гораздо удобней отмерять, особенно если под рукой ничего нет.
М-да, с точки зрения купца, аршин, куда более практичная мера. Что тут скажешь. Хотя чего это я. Полусаженями тоже отмерять ткань не хуже, причём именно косыми.
– Эврика! – Завопил я.
– Чего? – Спросил Прохор, и опять озабоченно стал меня рассматривать.
– Говорю здорово! – И стал взахлёб рассказывать посетившую меня идею.
Получалось, если, по-моему, сделать, то пускай купцы, как хотят, так и отмеряют. Главное, появится чёткая зависимость между мерами. Вот за основу "русской" меры и предложил взять косую полусажень, при условии равности полной трём аршинам. Блин, как красиво-то получается. Ничего по сути вроде и не изменится, а появится точная величина, в которой всё и меряется. Она и от метра, не очень отличаться будет, поболее правда будет, 107 см примерно. Назвали мы её "мерой", но название впоследствии не прижилось. Называть её стали казённой полусаженью, а потом и вовсе полусаженью, потому как другими мерить перестали, но случилось это не скоро. В одной "мере" 10 ладоней. В ладони, 10 ногтей, а в ногте, 10 точек.
Сделали мерныё линейки гораздо быстрее, чем формы для кирпича. На линейках, в одну казённую полусажень, были нанесены деления кратные ногтю, а по другой стороне шла разметка в аршинах, с делениями кратными вершку, точки были на линейках в две, три и пять ладоней. На них с обратной стороны были только вершки. Пока они стали законом только в Коломенском, постепенно, по мере размещения заказов на стороне, распространяясь и далее, но если честно, не особенно.
Пока дурака валял с этими мерами, формы под кирпич и подоспели. Надо было забивать её раствором. Только его сначала надо сделать, и тут затык. Дело в том, что его начали мешать в корыте, выдолбленном из цельного ствола. Так-то ничего, но ёмкость маловата. Долго получалось. Но я же умный! Решил сделать из досок.
А вот и фиг. Вот тут и стала понятна разница между гвоздем и местным его аналогом. Ничего он его не заменял, м-да. Сшивать герметично здесь умели только внахлёст. Причем изнутри стык прошить нужно как ниткой ткань, ещё по стыку нагелей деревянных набить. Получается, что весь крепеж будет торчать вовнутрь. И это вдобавок к ёлочке из досок.
Спас меня в очередной раз Прохор, подошедший узнать, чего это Великий Князь уставился в никуда.
– Так тут бондарь нужен! – Воскликнул он, когда я ему изложил суть проблемы.
Сделать договорились нечто похожее на огромную деревянную шайку. Она должна была выйти на славу, но только по снегу. Однако и эту мою беду разрешил опять Прохор. Понагнали ещё работников с корытами. Расшили, так сказать, узкое место. Процесс пошёл не просто быстро, а очень даже весело. Не успевали вытряхивать кирпичи на солому, чтобы просушились.
Наученный опытом местного производства, я все-таки решил проверить, а как тут с шанцевым инструментом, то бишь, по-русски, с лопатами. Никак тут с ними было. Весь инструмент был деревянным, в лучшем случае, с железным навершием. М-да, с таким, о серьёзном кирпичном заводе говорить не приходится. Нет, конечно, вопрос можно утрясти и так, как решили с замесом раствора. Попросту, понагнать побольше работников, и снять проблему, но как-то это отдавало не тем.
Пришлось встречаться и с кузнецом. В-первую очередь подумал про мотыги. Мешать ими, это не лопатами. И сильно легче и не в пример быстрее. И велосипед изобретать не надо, в смысле, всякие мешалки выдумывать. Заодно, у кузнеца были заказаны штыковые и совковые лопаты, а также "Лепестки", вилы, в том числе и "Садовые", и гибрид "Садовых" вил и штыковой.
Печь ложить надо было в специально поставленном для этого пятистенке. Крышу не сделали, потому, как трубы ещё не было, а плотники не знали, что это за зверь такой, и с чем его едят. Потолка, пока в нём тоже не было, поскольку на Руси в это время они были страшной экзотикой.
Очень в редких и зажиточных домах делали потолки, второй этаж строили так вообще только в очень богатых. Просто это позволяло делать стены ниже, притом, что вверх было достаточно свободно, а значит, экономило деньги при строительстве. Удивительный рационализм во всём. Даже неудобства жизни приспосабливать для пользы.
Печь должен был ложить печник. И вот, начал мне этот делец заливать.
– Печь будет всенепременно в лучшем виде! И не угарной, и жаркой, но не жадной, чтобы дров шло как можно меньше, и будет она красива, миловидна.
– Ты мне что, девку расписываешь? Печь главное сложи, как мне надобно, а все эти жадно, жарко брось.
Видно было, что не сдержалась душа поэта, по тому, как он встрепенулся от моих слов. Но вовремя показанный кулак, одним из воев "Охранной стражи" при мне, остановил порыв. Я бы, тоже думаю, остановился, если бы мне такой показали. Им только быков, ударом в лоб, валить.
Сложили печь не интересно. Печник, которого оказалось, Захаром кличут, поначалу попробовал по-своему всё же устроить, но и мы не пальцем деланные. Возмутила его высота моей печи. Тут так пока не ложили. Были они не высокими, а я вон какую заворачивал. Но после задушевного разговора с воеводою Михайло Венюковым, пришёл на работу с фингалом под глазом, и стал исполнять всё, что скажу.
Вот когда с печью закончили, вот тогда и доделали и крышу и сделали потолок, как просил. На улице, по ночам уже похолодало. В окна поставили стёкла. Я как узнал цену, чуть на месте не упал на пятую точку. Во, где деньги гребут лопатой. Эпическая сила!
С производством стекла тоже что-то надо было делась. На самом деле это производство стратегическое. Если оно не будет создано, на хороших станках можно ставить крест. Химия развиваться и та не понятно как будет. Сам я в этом мало понимал. Надежда была на то, что найдут знающих людей, да хуть немчин. Это производство нужно было кровь из носу, уже вчера.
Печь же, в первую протопку, парила просто нещадно. Спасу не было. Двери настежь, но всё равно, в избе дышать было нечем, и только к вечеру, пошло нормальное, сухое тепло. Вот Захар как-то поглядывать на меня странно начал, опять стал норовить на колени бухнуться, что, кстати, я ему строжайше запретил на время строительства.
– Чего это с ним? – спросил я у Прохора.
– Ты только не серчай, за слова, которые я тебе скажу, Князь, но не думал он, что что-то путное из всего этого выйдет. Думал одно баловство. А вон оно как, от того к тебе у него уважение, превзошёл ты его, мастера, хоть не в умении, но в знании. Не думал он, что узнает ещё чего новое про печь, а поди ж ты. И я не думал, ты уж извиняй. – Проговорил он с поклоном.
– Да чего там. – Хотел сказать, но сдержался.
Ничего великого вроде и не сделал, всё по науке дедовой, от того и неуютно стало. Не моё это достижение, а как такое объяснить. Придётся привыкать к подобному.
Только и вздохнул.
– Тут такое дело. Бумагу надобно свою делать, у нас на Руси, а не заморскую завозить. Слышал я, где-то у папистов придумали машину, чтобы книги печатать. – Начал я новую тему.
Прохор-то внимательно стал слушать, аки откровение, какое от меня снизойдет. Но мы пока так высоко не летаем, только как те крокодилы, из анекдота.
Со всем перечисленным, я мало что мог сделать, потому и завёл тот разговор, чтобы народ напрячь поиском специалистов. Типографию сделать то можно, но без своей, русской бумаги и в большом количестве это было бесполезно. Разве что потешить своё самолюбие. Сначала бумага, потом книги. Единичные экземпляры и без меня перепишут. Вот и металлическое перо надо сделать. Грифельный карандаш тоже. Да чего только не надо, так ведь, как говорится, и Москва не сразу строилась.
