Текст книги "Магазин потерянной любви"

Автор книги: Константин Шеметов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

III

Извлечь радость из повседневности непросто.

В этом может убедиться каждый, стоит только задуматься. Именно поэтому большая часть человечества не хочет думать. И вовсе не потому, что эти люди глупые, напротив – они чрезвычайно умны. Умны от природы. Их инстинкт самосохранения развит в значительно большей степени, чем у остальных. Но при этом и радость их поверхностна.

Другое дело – докопаться до истины, рассуждал Митя. Докопаться до истины и рассмеяться. Но не безумным смехом и не придурковатым козлиным смехом – он наслушался его вдоволь, – а смехом искренним и отнюдь не безысходным. Взять, к примеру, Джони с его материей прошлых вселенных. Куда ни кинь – у него тут вечная жизнь. Так что бояться нечего. Ничто не омрачит вашей радости. Думайте сколько хотите и смейтесь в своё удовольствие.

Небосвод тем временем лучился миллиардами звёзд. Тайка давно уснула. В какой-то момент над нею навис Южный крест, а затем и он растворился в потоке ускоренного и доведённого до абсурда времени. Перед тем Митя спросил у неё, можно ли остаться на ночь.

– Можно.

Тайка вообще редко когда возражала. Добрый человек. В её понимании отношения между людьми имели смысл лишь при эгоистической цели. Иначе говоря, если уж и перечить кому – то не на словах, а на деле. К тому же Митя располагал к себе. По сути он ботаник, рассуждала Нефёдова, а такие не кидаются на вас при первой встрече, хоть в будущем с ними и неспокойно. Она постелила ему в кресле напротив. Митя прилёг да так и остался смотреть за небосводом.

Примерно в половине третьего он поднялся попить. Митя налил себе стакан воды и вдруг приметил у пенала «Романтического эгоиста» Фредерика Бегбедера и там же брошюру «Брак по расчёту». «Сто реальных историй из жизни, как устроиться за рубежом», – гласил подзаголовок. Вот это правильно, обрадовался Митя, и сон как рукой сняло.

Может, и Джони был романтическим эгоистом? – подумал он. Митя читал этот роман и теперь не без горечи констатировал – Фредерик Бегбедер тоже умер. И всё же брошюра «Брак по расчёту» нравилась ему больше. Истории, описанные в ней, были одна другой краше. Даже при том что номер этого «Брака» оказался двухгодичной давности, случаи, приведённые там, давали точное представление об иллюзорном счастье.

Взять хотя бы историю Маши Безруковой из подмосковных Грязей и Ягора Козела из Гнидовиц, что близ Праги. Они повстречались в пивном ресторане «Жигули» в Москве и сразу же полюбили друг друга. Через два месяца Маша и Ягор поженились и счастливые уехали в Чехию, где устроились всё в тех же Гнидовицах у Козела. Брак и в самом деле вышел счастливым, а Безрукова хоть и не нашла себе работу, зато родила четверых расчудесных мальчиков. Автор заметки не без удовольствия перечислял их имена, словно подтрунивал над всем светом. Бзденек Козел, писал он, Андрейка Козел, Алёша Козел (в память о русском солдате-освободителе) и Владислав Козел. Все эти Козелы росли на удивление крепкими. Впереди у них было беззаботное детство, вполне обеспеченное будущее и так далее.

Митя и сам мог наклепать с сотню подобных историй, но дело не в этом. Хорош был именно МЕХАНИЗМ. Механизм и правда заслуживал внимания. Механизм выглядел практически идеальным. В браке были заинтересованы обе стороны – вот что главное. Маша Безрукова получала гражданство Европейского Союза, а Ягор Козел – прекрасное потомство. Митя не сомневался – молодые Бзденеки вскоре окупят себя. Да и затрат с ними, если разобраться, было немного.

Миновала ночь, настало утро. Воскресенье, третье апреля. Часы в заставке компьютера показывали 11:50. Хорошо бы ещё поспать, подумал Митя, но поспать ему так и не довелось. Из своей постели на него смотрела и улыбалась Тайка Нефёдова, пиар-менеджер и литературный агент Джони Фарагута. «Джони Фарагут», – припомнил Митя 2003-й и тоже улыбнулся.

– Вот и утро, сказала Тайка.

Она укуталась в одеяло. В одной руке у неё был iPhone, другой она убирала чёлку с лица и без умолку болтала.

– Пока мы спали, – говорила она, – прошёл дождь, возникло с десяток галактик, а над Хоккайдо пронёсся разрушительный ураган. За ночь на Земле умерло около 50 тысяч людей, родилось примерно 120 тысяч, но добрая половина из них – с врождёнными болезнями, включая болезнь Тея-Сакса. Вы слышали о такой болезни? – спросила Тая.

Нет, Митя не слышал.

– Это довольно редкая болезнь, возникающая из-за неполадок в геноме человека. Примерно до полугода ребёнок развивается без видимых отклонений, но однажды он перестаёт смеяться, – в этот момент Тайка и сама сделалась серьёзной. – Он не может стоять, сидеть и переворачиваться, – продолжала она. – Он вообще мало что может. К году этот ребёнок теряет зрение и слух, так и не научившись ни единому слову. Теперь он никогда уже не заговорит, не поднимется и не рассмеётся.

– Хотите, я приготовлю завтрак? – спросил Митя. За готовкой он хотя бы отвлечётся. Мысль о физической неполноценности приводила его в смятение. Можно ли вообще чему-нибудь радоваться, спрашивал он себя, когда вокруг столько несчастья?

– Хочу, – ответила Тайка.

Вопрос не из простых. Тем более непросто, что ответ был ужасен и который год он уже вертелся в Митиной голове, будь она неладна – здоровая, крепкая голова. Радоваться могли лишь такие же больные люди, думал он, но больные не физически, а нравственно. Люди с духовными изъянами и знать не знали про Тея-Сакса.

Как видим – вновь структурный брак. Одна разновидность этого брака уравновешивала другую. Те же, кто был посередине, либо откупались, и тогда смеялись, едва сдерживая плач, либо всячески обосновывали свою ухмылку у ворот Бухенвальда традиционным уже критерием справедливости. «Jedem das seine (каждому своё)», – говорили они.

Что любопытно – люди, занимавшиеся благотворительностью и делавшие – кто сколько мог – пожертвования больным детям, вполне уживались с просвещёнными фашистами. «Бог рассудит», – разводили руками волонтёры. А ведь это были лучшие люди, не унимался Митя, носители толерантности, ангелы, возвысившиеся над временем.

Так что выхода здесь не предвиделось.

Митя лишь принимал брак, брал его на комиссию, но убеждался в своей беспомощности – обслуживание брака выходило слишком дорого. Ясно, что комиссия была бы не по карману среднестатистическому обывателю. Представление человека о человечности не выдерживало никакой критики. Брак вообще следовало бы признать неремонтопригодным. Иначе говоря, комиссия, о которой Митя с таким упорством размышлял, была не по карману и самому Господу нашему, Иисусу Христу.

Он поставил чайник, разогрел сковороду и разбил туда два яйца. Тайка убрала постель, умылась и включила «Эхо Москвы». Воскресный эфир «Эха» был хорошо знаком ему, но и здесь Митя находил постепенный упадок человечности. Из года в год независимая радиостанция становилась всё более коммерческой. Одна за другой из эфира уходили любимые Митины передачи: «Книжное казино», затем детские чтения по выходным и наконец «Непрошедшее время» с Майей Пешковой. Они убрали даже «Книжечки», – казалось бы, всего ничего, 2-минутный обзор новых поступлений. Но в этом-то и дело – книжечек теперь не читали. Читали в основном биржевые сводки, святые проповеди и обзоры прессы. Особенной популярностью пользовались спортивные передачи, воспевающие российский спорт, передача «Галопом по Европам» о поездках за рубеж и политические программы.

Митя заварил «Пуэро», нарезал помидоров и сыр. Отдельно от яиц он поджарил бекон с колечками лука и вновь вернулся к своим тревогам. Впрочем, тревожься или нет – всё без толку: бизнес и политика вытесняли всё остальное. В особенности политика с её бесконечными дискуссиями, что лучше: западная демократия или «свой путь». Рейтинги этих передач неуклонно росли, словно русскому человеку и думать больше не о чем. В головах была путаница, а выкинуть этот брак и начать всё с начала никто не решался.

Иными словами, и те и другие были влюблены в свою родину, та не отвечала им взаимностью, и всё равно: для влюблённых это ничего не меняло. Отсутствие взаимности ровным счётом ничего не значило. Совсем как у Джони с Викой Россохиной, подумал Митя и наконец присел.

– Тая, давайте поедим, – сказал он. – Куриные яйца, жареный бекон с луком, помидоры, «Маасдам» и «Пуэро».

На «Эхе» к тому времени закончились «Дифирамбы» – на этот раз писателю Проханову – и пошла библейская притча об Иосифе – евангелие, проповеданное Исааку и Иакову об избранности. И снова ИЗБРАННОСТЬ. Когда же они прекратят эту пустую болтовню? – вопрошал Митя. Да никогда. Даже здесь Россия представлялась Богом избранной страной. Католики, а вкупе с ними и весь западный мир провозглашались неверными. Нет, не подумайте чего дурного. Проповедник делал это не открыто, но всё же достаточно ясно и для Ксении Собчак, и для писателя Проханова, и для Бзденека Козела из чешских Гнидовиц. В общем, придраться было не к чему.

– Будете ещё слушать? – спросил Митя Нефёдову, но та и не слушала. Ей вполне хватало новостей «Римуса», которые она пиарила и днём и ночью, а теперь проголодалась и ела помидоры, поглощённая своими мыслями.

Между тем Митин отпуск подходил к концу.

Завтра ему на работу. «На работу, сука», – припомнил он граффити на въезде в Москву и засмеялся. Как ни странно, приёмщик брака не испытывал ни горечи, ни досады. Не то чтобы он рвался в этот «Прекрасный мир», но и отвращения не было.

– Тая, и всё же – что вы думаете о Vi? – не удержался Митя.

– О чём? – Тайка никак не могла сообразить.

– Что вы думаете про Вику Россохину?

Религиозная передача подходила к концу. Пошла рекламная пауза. Рекламировали не бог весть что, зато с удовольствием. «Съел и порядок!» – услышал Митя. Он ел это уже 25 лет, а казалось, ему всё мало.

– Не знаю, – ответила Тая.

Она много слышала о Vi, когда работала в магазине, но видела её однажды, и ей хватило. Джони как раз познакомил их, но они тут же разругались – из-за чего, Тайка не помнила, – на этом всё и закончилось.

– Он её любил, конечно, но какая она в действительности, навряд ли мы узнаем.

– А в Джониных рассказах? – не отставал Митя. – Как часто и в какой степени Джони и Вика имели не вымышленную, а реальную связь?

– Да кто ж их теперь поймёт.

И в самом деле, если верить Джониным записям, они почти не расставались, что было не совсем так, и Вика косвенно подтвердила это ещё в начале Митиного расследования. По версии Джони они чуть ли не жили вместе. В их планетарии – Митя оглядел планетарий смущённым взглядом, – у неё дома, в их офисах, аэропортах и отелях по всему миру. Они много путешествовали. Ездили поездом, летали самолётом, да как только не летали: на вертолёте, дельтаплане, воздушном шаре и аэростате. Прыгали с парашютом, плавали морем, опускались под воду и вновь поднимались в небо. Всё выглядело довольно живо и правдоподобно.

– Да кто ж их теперь поймёт, – повторила Тайка и принялась мыть посуду.

Для поддержания любви достаточно иллюзии.

Не зря люди с развитым воображением более счастливы. Если разобраться – им и реальность-то ни к чему. Взять хотя бы Жюля Верна – тот вообще сочинил полсотни своих романов, не выходя из дому.

– Вы читали «Обещание на рассвете» Ромена Гари? – спросила Тайка.

Нет, Митя не читал. Он вообще не читал Ромена Гари, а зря. В этом эссе писатель вспоминает одну историю с его мамой. Поняв, что вскоре умрёт, так и не дождавшись Ромена с войны, она написала ему несколько сот писем, умерла, а письма всё шли, как ни в чём не бывало.

– Гари получал их и пребывал в счастливой иллюзии, – сказала Тайка. – Он получал их три года. Три года он и думать не знал, что происходит на самом деле. – Вы понимаете, о чём я?

Да, Митя понимал. Он вновь столкнулся с браком. Мама Ромена Гари торговала структурным браком, а её сын покупал этот брак и был счастлив. На «Эхе» давали новости. Два паровоза столкнулись у Антверпена, на Чистых Прудах столкнулись демонстранты с полицейскими, а космический аппарат «Кассини» столкнулся с метеоритом при очередном облёте Сатурна. В течение ночи «Кассини» превратился в мусор и, притянувшись к внешнему кольцу планеты, стал его неотъемлемой частью.

Таковы были новости.

– Что ж, мне пора, – засобирался Митя. – Хотите, подвезу вас куда-нибудь?

Нет, Тайка не хотела.

– Спасибо, Митя, – Нефёдова выключила «Эхо Москвы» и взглянула на небосвод под крышей. Там по-прежнему мерцали звёзды. – Мне ещё надо поработать, и вообще здесь хорошо. Я напишу вам как-нибудь.

Она обязательно напишет, не сомневался Митя. Да и он тоже. У них теперь есть что сказать друг другу. Есть чего ждать и на что надеяться.

В машине вновь нахлынули мысли. Он ехал не спеша и вдруг подумал о Бзденеках Козелах. Пройдут годы, размышлял Митя, молодые Козелы без труда приобщатся к западной демократии и будут пребывать в полной уверенности, что явились на свет с любовью. Что их родители и вправду нашли друг друга по любви, по воле божьей, ещё как-то, но уж точно не по расчёту. Иначе говоря, для Козелов всё едино, заключил Митя, – что любовь, что брак.

IV

В понедельник Митя вышел на работу.

Он всё так же принимал брак, но всё больше задумывался о комиссии и оглядывался вокруг. К концу апреля зачастили дожди, распустились деревья и пару раз пронеслись зелёные смерчи из берёзовой пыльцы. В целом же стояли тёплые дни, приближалось лето. Откроешь форточку, а оттуда жар, думал Митя и содрогался. Лето в России короткое, но гнетущее.

И вот в один из таких дней среди недели неожиданно позвонила Хьюлет.

– Митя, я тут кое-что нашла, – сказала она.

– Что же вы нашли, Катя?

Голос у Хьюлет был чуть встревоженный, но в то же время и ровный. Она вполне справлялась с собой. Да и что в сущности могло случиться?

– Джони обвиняют в экстремизме, – продолжала Хью.

Она нашла его по фотографии через Google в объявлениях полиции и Интерпола, а затем где только не нашла. Всё это были сайты правоохранительных органов. Значит, Тайка недооценила их. Ты можешь избежать ареста, думал Захаров, избежать ссоры, предательства, банкротства, наконец. Но так же, как и смерти, тебе не избежать преследования. За тобою кто-нибудь, да смотрит. Прав был Кундера. «Наше единственное бессмертие, – писал он, – в папках полицейских архивов» («Книга смеха и забвения»). Митя читал эту книжку о репрессиях в прежней Чехии и теперь уж точно не строил иллюзий насчёт установившегося в России режима. Этот режим мало чем отличался от коммунистического.

По сути он ничем не отличался от него.

Да и можно ли вообще говорить о каком-либо экстремизме в художественной литературе? На память приходила судебная тяжба мусульман против Мишеля Уэльбека в начале 2000-х. Тогда писатель и его сторонники (петицию в поддержку Уэльбека подписали не менее 120 известнейших людей Франции) отстояли справедливость. Несмотря на довольно суровую критику ислама в романе «Платформа», французское правосудие осталось невозмутимым. Критика исходила от вымышленного персонажа, решили судьи, а персонаж не отвечает за автора. Дети не отвечают за родителей, ноты за композитора, а брак за производство.

Впрочем, Франция – не Россия. В отличие от РФ с 2000 года во Франции сменилось уже четыре президента. Так что механизм работал. Он работал исправно, а французский Аллах лишь разводил руками.

– Но это не всё, – продолжала Хьюлет.

– Они арестовали его?

– Пока нет, но нашлись материалы обвинения, – Хьюлет притихла. – В основном это выдержки из Джониных старых текстов – довольно безобидные, надо сказать, – и совершенно новый его рассказ. Там и правда есть за что зацепиться. Рассказ под названием «Вывоз мусора», можете загуглить, – сказала Хью, – с иллюстрациями и ссылкой на информационное агентство «Римус».

Именно там, в небольшом разделе Тайки Нефёдовой с IT-рекламой размещался «Вывоз мусора». Рассказ ранее не публиковался и был написан Джони в марте 2012 года. Вот что ещё интересно. Кроме полицейских архивов найденные материалы обнаружились и в тегах одной частной сыскной компании.

Не знает ли Катя, кто заказал частное расследование, спросил Захаров.

– Некто Джуди, – ответила Хью. – Джонина подруга. Они состояли в гражданском браке, по крайней мере до последней поры.

Её ещё не хватало, расстроился Митя, да ничего не поделаешь. Как раз к этой Джуди никаких вопросов и нет. Уж она-то как никто другой имела полное право на расследование. Что было действительно странным для Мити – так это секреты Нефёдовой. Могла бы сразу признаться, удивлялся он. Хотя и тут как посмотреть. Тайка ведь тоже любила Джони. Она и продвигала его с особой любовью, а IT-реклама была её главным источником дохода.

И снова брак против любви – Мите не позавидуешь. И Джуди, и Нефёдова демонстрировали истинный эгоизм, что, однако, вполне соответствовало современному устройству мира. Предприятие Господа Бога функционировало исправно – тут не было никаких сомнений.

– Катя, мы не могли бы встретиться? – спросил он.

Катя была даже рада. В последний месяц она чувствовала себя как никогда растерянной. Её давняя история с Лизой Берковиц казалась давно уже забытой, но нет: теперь о ней вспомнили, а выслушав, забыли вновь.

– Могли бы, – ответила Мануилова.

– Тогда давайте в восемь, заехать за вами?

– Не надо. Приезжайте в «Грабли» на Третьяковской.

Хьюлет довольно часто бывала здесь. Ей нравилось после работы не спеша прогуляться к Дарвиновскому музею, а там на «трамвай и к морю», как сказал бы Джони Фарагут, этот романтический эгоист. Джони и сам любил 39-й трамвай. Его маршрут будто связывал две топологии Джониной любви. Первая её часть прошла в окрестностях МГУ, а вторая – у Большого Устьинского моста. В «Граблях» хоть и шумно, думала Хьюлет, зато поем по-людски. Митя же представлял «Грабли» без вдохновения, да что было делать? Из головы не выходил «Вывоз мусора».

– Распечатайте рассказ и иллюстрации, – попросил он.

Как же непросто. Проси, не проси – от него мало что зависит. «Я жертва цепи несчастных случайностей, как и все мы», – вдруг вспомнил он «Сирен Титана». Казалось, не только его персонажи, но и сам Воннегут сидел в Митиной голове и был его другом.

Что же касается предприятия Господа Бога, оно определённо функционировало по принципу сверхурочной работы: согласишься – попадёшь в рай, не согласишься – в ад. Сверхурочная работа отнимала время и силы. В сущности, соглашаясь так жить, человек переставал думать, а тогда и вправду ничего уже не мог.

– Хорошо, – ответила Хью.

Он тут же перезвонил Тае, и та призналась. «А что вы хотели? – удивилась она. – Это был последний его рассказ и моя последняя возможность заработать».

– Почему последняя?

– «Вывоз мусора» – сами посудите. История безысходности. Мусор, накопленный тысячелетиями, уже никогда не вывезти. Джони словно прощается с нами. Вот я и не стала вас огорчать.

– Вы ботаник, Митя, – продолжала Тайка, – у вас некоммерческий склад ума, вам необходима надежда, а не уверенность и рост индексов, – Нефёдова притихла. – Мне же нужны деньги.

– Его ищут.

– Да и пусть ищут. Сделают из него героя – нам же лучше. Не обижайтесь, Митя, – добавила она. – Возвращайтесь к своей работе. Надеюсь, мы ещё встретимся.

Без пяти восемь Митя приехал в «Грабли» и присел за свой столик в углу на третьем этаже. Минуту спустя по крыше застучал дождь и появилась Хью. Всё такая же измождённая, с мокрым от дождя лицом, но с живыми и какими-то необычайно умными глазами. Завидев эти умные глаза, Митя и сам будто поумнел.

Нет, в самом деле, и что он так разволновался? Ботаник с некоммерческими наклонностями. Тайка всё же права – что ему до Джони? До всей этой канители? Мало ли придурков ошивается по земле в поисках любви? Потерянная любовь – что посылка. Бандероль, затерявшаяся на «Почте России». Когда-нибудь эта бандероль найдётся, но всё равно будет отправлена не по адресу. Путаницы не избежать: ищете вы эту бандероль или нет – она утрачена навсегда.

– Митя, вы не поверите, – сказала Хью.

– Что случилось?

– Я получила от Лизы письмо, – Катя сняла свою сумку и села напротив. Хью похудела, подумал Митя. Любовь даётся непросто. – Лиза зовёт меня к себе.

Письмо от Берковиц пришло со службой DHL. В отличие от «Почты России» в немецкой компании работали быстро и писем не теряли. Митя знал об этом по себе. Он не раз заказывал пересылку и DHL и «Почтой России», и всегда удивлялся – откуда у русских столько веры в национальные услуги? Ведь по сути отечественный сервис ни на что не годился. Даже получив посылку, вы вскоре понимали, что обмануты. Это была не ваша посылка, а если и ваша – то была с дефектами, она стоила слишком дорого, шла необъяснимо долго или вообще оказывалась разбитой. Брак, одним словом. Структурный и не поддающийся ремонту брак.

Может, на Западе и с любовью лучше? – задавался вопросом Митя. Взять хотя бы Ромена Гари с его мамой.

Может, и так.

– Катя, вы счастливы? – спросил он.

Да, она счастлива и готова была убраться в штат Мэн хоть сейчас. Хью принесла Джонин рассказ и с десяток цветных распечаток. Всё это были довольно интересные репродукции с Джониным автографом и названием в правом нижнем углу: «Вывоз мусора», «Межзвёздное пространство», «Последний этаж» и так далее. Вот и ещё один список артефактов в отделе брака, подумал Митя, – будет, чем заняться.

Надо же, все эти работы Хьюлет нашла по сути на помойке. А как ещё назвать допотопные полицейские галереи? Джонины рисунки и вправду были хороши. По меньшей мере, они были самобытны. Сайты же сыскных агентств не имели никакого отношения ни к живописи, ни вообще к искусству.

Или имели? – не унимался Митя.

Может, это и было настоящим искусством. Синтез практичности и любви. В своём роде инсталляция современного искусства в масштабе международной полицейской акции. Задавая вопрос за вопросом, Митя словно продвигал себя в неизвестности. В нём будто поселился Сократ, заставляющий его думать.

– Вот ещё, – Хьюлет протянула Захарову несколько фотографий. – Джонины детские снимки и фотография Луизы в Пресвитерианском госпитале, – Хью отвела взгляд. Митя понимал её чувства и прикоснулся к её руке, будто их и в самом деле соединяла общая беда.

Вероятно, это был первый и последний её снимок. Крошечное существо с исходящими в разные стороны проводами. «Бактерия», – мелькнула мысль. Совершенно безобидная и безвредная бактерия с крайне непродолжительным временем жизни. С обратной стороны снимка значилось: «Луиза Берковиц-Мануилова, 27.07.2010, Пресвитерианский госпиталь, Нью-Йорк, США». Луиза спала и видела сны. С виду казалось, она улыбалась.

Но даже мимически в ней угадывались черты Лизы Берковиц и Джони. В особенности чувствовалось сходство с маленьким Фарагутом, хоть его снимки и были явно постановочными. На одной он застыл в позе Есенина, свесив кисть с подлокотника кресла, а на другой напоминал Леопольда из мультика про кота Леопольда – с ироничным выражением безмятежности на морде. Свет же, исходивший от Луизы, был, несомненно, светом Хьюлет. Она лучилась умиротворённостью, словно после продолжительного и ни к чему не обязывающего секса.

Так что между этими людьми была связь.

Устойчивая, глубокая связь – не в пример Интернету и телефонии. Современные средства коммуникации вообще не выдерживали никакой критики и лишь удручали. Они хоть и обеспечивали удобный интерфейс для взаимодействия, но также и изменяли этот интерфейс огромным количеством новой и постоянно обновляемой информации. В будущем, не сомневался Митя, это приведёт к перестройке самого мыслительного процесса. Человеку просто надоест возиться с формальными данными, и он максимально упростит себе жизнь. «Нас ожидает преимущественно физиологическая и крайне недолговечная связь», – заметил как-то Джони в одном из писем к Вике Россохиной. Образно эту проблему он сформулировал так: «Что станет с нашими телефонами, когда мы умрём?»

«Что станет с нашими телефонами, когда мы умрём? – задавался вопросом фотограф «Прекрасного мира» и тут же отвечал: – Сначала ими завладеют близкие люди или даже судебный пристав. Впоследствии оператор связи заблокирует номер, SIM-карту выкинут, аккумулятор высохнет, а кнопки подёрнутся тиной. Вниз с паутины, одним словом», – подытожил он.

Митя всё больше уходил в себя. Хьюлет с беспокойством поглядывала на него. Дождь стучал себе и стучал. Миллиард дождевых капель, что звёзды – схожие и в то же время совершенно уникальные, – падали с неба и со всей силы разбивались о жестяную крышу «Грабель».

Основой бесконечного разнообразия форм жизни, рассуждал Митя, является доисторическая бактерия. Будучи простейшим организмом, она вела свои примитивные войны за выживание и то побеждала, то проигрывала. Проигрывая, эта бактерия обеспечивала людям принципиальную схожесть, а побеждая – различия.

– Самая красивая до сих пор бактерия, – сказал он, – спустя время окажется лишь интерпретацией уже известной ранее. – Нежность, таким образом, уступит место разочарованию, а там и вовсе безразличию.

В действительности Митя был рад за Хью. Она казалась ему удивительно человечной. Несоизмеримо более человечной, чем, к примеру, кот Леопольд или Тайка Нефёдова – пиар-менеджер с белоснежными зубами и лицом Ксении Собчак.

Хьюлет постепенно обсохла. Они взяли себе жареной картошки, салат на двоих из свежих овощей и бутылку минеральной воды. «Липецкий бювет» – незамысловатое название и таблица на этикетке с ионным составом. Если верить надписям, производство основано в 1805 году. Задолго до Бородинского сражения и вообще при царе Горохе. Со льдом и крупными пузырьками, вода казалась необыкновенно вкусной. Столь долговечных продуктов теперь не сыскать. Продукты естественного происхождения и в самом деле наиболее долговечны. Как правило, их собирают в лесу, выращивают в огороде или на ферме. Чистая вода и вовсе – предел совершенства: без срока службы и с пожизненной гарантией.

– Нравится вода?

– Да.

Он держал её за руку, а она заглядывала ему в глаза, будто ища спасения. Словно та Викина птица, думал Митя. Как же надо любить человека, чтобы так безраздельно его ждать?

– Катя, вы уверены, что вы лесбиянка? – спросил Митя. Он набрался храбрости, задал этот вопрос и теперь, каким бы ни был ответ, он не будет строить домыслов и попусту мучить себя.

Но Хьюлет словно ждала. Если подумать, она всегда ждала этот вопрос да и сама то и дело задавалась им.

– Не совсем, – ответила она. – Как вам объяснить? К примеру, мне хорошо с вами, но это не означает, что я полюблю вас или что мы займёмся сексом. Да и кто вообще может поручиться за свою ориентацию?

Хью говорила правду и объективно была права. Физиологически любой человек готов к любым отношениям. Эмоционально же – как повезёт. В среднем каждый седьмой склонен к гомосексуализму с детства, примерно половина определится чуть позже, а остальные думают об этом, но противятся этим мыслям из-за страха. Страх парализует их свободу, они предпочитают обманывать себя, а затем врут остальным и всему миру.

– Почему вы спросили?

– Вы мне нравитесь, может, я и влюбился бы в вас, поэтому не хотел домыслов, но домыслы остались.

– Вы честный человек.

– С некоторых пор.

– С тех пор, как взялись за Джонину историю? Зачем вам это?

И вправду – зачем? Никаких гениальных мыслей у Джони не было, а если и были, ими занималась Нефёдова. Судя по всему, Джони придерживался традиционных взглядов, избегал собраний и тем более демонстраций. Он был застенчив и старался никому не мешать. Папа у него давно умер, а на детских снимках он походил на кота Леопольда. Разве что любовь и то, как Джони волочился все эти годы за Викой Россохиной. Так, а кто не волочился за кем-нибудь? Люди волочились друг за другом, словно коты Леопольды за своими мышами. Мыши смеялись над ними, они изматывали их, а коты не знали, что и предпринять.

Подобные отношения Митя считал браком, но он также и не сомневался, что этот брак является естественным следствием эволюции человека. Бактерия, о которой он размышлял чуть ранее, была вынуждена волочиться за кем-нибудь, но при этом волочились и за нею. И Хьюлет, и Митя испытывали друг к другу схожие чувства, но пока ещё сдерживали их. Они словно наводили порядок в своих головах и пытались разобраться, что к чему.

Хороший человек, думала Хьюлет. Честный и искренний. Он хочет понять действительность. Так и я хочу, но всё без толку. Вокруг один мусор. Джони прав – мусор, конечно, можно собрать, но вывезти, а тем более утилизировать – нет.

Всё слишком запущено, будто вторил ей Митя Захаров. Одна несправедливость порождает другую, а та следующую. Он так и видел снежный ком, катящийся с горы. Подмосковный «Снежком» в своём роде. На этом курорте никто и не помышлял о сменяемости времён года. Справедливость была иллюзией. К ней можно стремиться сколько угодно. Кое-кто и стремился, но напрасно. Объём формальных данных превышал здравый смысл, и Леопольд с его мышами терялся: он и хотел бы вывезти мусор, да не мог.

ВЫВОЗ МУСОРА

Главным персонажем в этом рассказе была Наташа Рёнэ – мученица за демократию, жертва офисной деспотии и последний Джонин друг в «Прекрасном мире компьютеров». Поняв, что с мусором ей не справиться, она улетела в космос. Преодолев окрестности Солнечной системы, Наташа решила лететь дальше и спустя время приблизилась к Магеллановым Облакам. Это была одна из ближайших к нам галактик, хорошо заметная невооружённым глазом в Южном полушарии.

Там же ей попался космический корабль инопланетян. Они состыковались и вскоре наладили дружеские отношения. «Вывоз мусора? – удивились они. – Да не вопрос». Вполне за приемлемую плату эти добрые существа предложили и вывоз, и утилизацию, и захоронение. О захоронении Рёнэ и не мечтала, но почему бы и нет?

«Почему бы и нет? – полемизирует Джони. – Захоронение, если верить православной традиции – единственный способ успокоить душу». И Дальше: «Утилизацию и захоронение Рёнэ считала неотъемлемой частью бракоразводного процесса. В широком смысле это касалось любого расставания, а в ещё более широком – и эволюции сознания». В самом деле, размышляла Наташа, расположив к себе инопланетян и поглядывая в иллюминатор, зачем таскать за собой груз прошлого? Как правило, он отвратителен. Взять хотя бы Великую Октябрьскую революцию. Захорони мы в девяносто первом КПРФ – не было бы теперь и Единой России. Конечно, мусор в голове остался бы, но также ясно, что его было бы значительно меньше.

Тут как с немецким кладбищем в Мухосранске – никто ничего не захоронил. Немец как был злодеем в газете «Правда», так и остался в русской голове врагом. В лучшем случае это «наши немецкие партнёры», но ведь любому ясно, что речь идёт лишь о скелетах. Они и до сих пор раскиданы где попало. Присмотришься внимательней – а там немецкие кости и свастика на заборе. «Видите, сколько грязи в жизни русского человека?» – обращалась Рёнэ к инопланетянам.