Текст книги "От Бреста до Мадеры"

Автор книги: Константин Станюкович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Ну, чаво вы пристали-то… Матвеич?

– Не разговаривать! – крикнул офицер и обернулся.

Матвеев юркнул за мачту.

– Что, брат, – с участием тихо шепчут Гавриле другие матросы, – отошло?

– Отошло, братцы, – говорит Гаврила, махнув рукой, и идет снасть тянуть.

– Андрей Федосеич!.. Андрей Федосеич!.. Посмотрите, ради бога, – кричит шканечный офицер, – контра-брас у вас не тянут!..

Голос и лицо этого офицера выражают такую искреннюю грусть и такое отчаяние, что не моряк подумал бы, что он о пособии просит, говоря, что, мол, малые дети с голоду умирают. Но моряк в душе, конечно, поймет все это отчаяние и грусть…

Рифы взялись благополучно… «Подвахтенные вниз!» – скомандовал старший офицер.

Матросы «невахтенные» тоже сошли на палубу.

– Уж как ты, Гаврилка, прозевал… просто не знаю… Трес я тебе, трес снасть-то… ровно ослеп ты, право.

– Какое ослеп… видать-то видал я, что надо ее раздернуть, да думаю… сама, подлая, раздернется… а она, каторжная, и не раздернулась… Под марсом, выходит, заело… Как не заметить-то! – поясняет Гаврилка. – А уж я Матюшке-подлецу не спущу… Съездил… хоша и не больно, а съездил… Еще, говорит, припомню… Ишь, раскуражился!

– Ну его к богу, Гаврилка… Ишь толчки считать вздумал.

– Ужо съедем на берег… взмылю его… право, взмылю…

– Ну уж и взмылишь… врешь!

– А нешто не взмылю. Хайло ему начищу!

– Ты что тут раскричался! – замечает боцман, проходя мимо.

– Да как же, Никитич… за что Матвеев обидел понапрасну… Ныне и господа не дерутся, а тут всякой в рожу лезет, ровно в свою.

– Ну, говори!.. Что ж и не лезть!.. С вашим братом иначе нельзя. Надо когда и в рожу.

Тем и кончилось все дело.

Скоро забылись неприятности авральной работы, и по всем уголкам палубы пошли разговоры… лясы матросские…

Гаврила уже рассказывал, как он проводил в отпуску время… Около него составился порядочный кружок.

– Ты, Гаврилка, сказывай, как ублажали-то тебя… в деревне, когда на побывку ходил.

– Известно… ублажали… Потому рази матрос – солдат… Солдат что? Только и знает делов, что «на плечо», да «на караул», да «здравия желаем»… а ты теперь сумей брамсель крепить да лот кинуть… И нешто понимает он, что такое лот?.. Опять не понимает, потому солдат, и где ему это понять?.. Пришел я, братцы, в село накануне самого Миколина дня [15]15
  Миколин (Николин) день – празднуется 9 мая и 6 декабря по ст. стилю.


[Закрыть]… Прямо вошел в избу… Почали ахать да охать… Ох, Гаврилко, да какой ты, говорят, куцый да поджарый стал… ровно тебя не кормили, говорят, долго… Мать сдуру в слезы… Бабье и ну реветь… Не кормили да не кормили… Одначе что с ними делать станешь – известно, деревня! Сходил я, братцы, в баню – знатно выпарился, опосля наелся и лег спать… Наутро в церкву… Как есть в новом казакине, при медали… Ну, известно, почет… Девки на тебя глядят… ребятишки за тобой бегут: «кавалер да кавалер»… Опять наелся до отвалу и выпил… Стали спрашивать и дивиться… «Ты скажи да скажи, Гаврилка, как это там у вас на море?» – Известно, говорю, на море как… Теперче выдет, говорю, приказ собираться в кампанию… Возьмешь, говорю, свои потроха и переберешься на корабль… Ну, известно, дивуются… «Как, говорят, на корабле-то?» – Ну, скажешь, как на корабле. Порядок, скажешь, и ежели ты какую снасть теперче не отдал, либо не раздернул – бьют, сказываю. – «Бьют нешто за веревку?» – спрашивают. За все бьют, и ежели, говорю, ты не выскочил, когда всех наверх засвистали… опять же бьют!.. И поднялся, братцы мои, мужицкий хохот!.. «Как, говорят, свищут?» – Ну, сказал им. Так, мол, и свищут… «А што, страшно, спрашивают, на окияне?» – Говорю, не был я на окияне, а што в море, говорю, страшно, опять потому, когда штурма бывает… Так, братцы, сперва просто мочи не давали… Все ты им скажи да расскажи… И какое-такое море, и как ветер в паруса дует, и часто ли тебя порют, и как офицеры живут… Ну, опосля перестали спрашивать… И пошла же мне, братцы, жисть… Потому лежи себе.

– А бабы?..

Тут Гаврилка только усмехнулся.

А в другом уголке старик рассказывал об одном матросе, который на линьки «был снослив».

– Драли его часто… Да не брало уж… Бывало, дадут ему с сотню, а он оденется да и спрашивает, и так это спрашивает, словно и не дран: «а что, братцы, скоро обедать-то?» Капитан узнал, значит, об эфтом, и бросили его драть.

– Заговор какой знал… – замечает молодежь.

– Небось, с чертом связался!.. Эх, дуралье!.. Просто шкура пообилась! – замечают старые.

И в таком роде шли беседы далеко на океане…

И хотя ветер не стихал, и хоть корвет сильно качало, однако все это не мешало и в кают-компании одному из товарищей наших играть на фортепиано, а другим преспокойно слушать, вовсе не думая ни о ветре, ни о качке. Конечно, кто был на вахте, тому было скверно… а кто внизу – что тому, кроме разве скуки?..

Дня через три стих ветер. Развели пары, и корвет взял курс на Мадеру.

1864