Текст книги "Ход Вивисектора"

Автор книги: Константин Миг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Константин Миг
Ход Вивисектора

1 глава – Наставление

Двадцать человек – десять девушек и десять юношей, одетых в праздничные одежды, туники и плащи, выстроились в линию посреди площади небесного города Дэма. Вокруг, на почтительном расстоянии, рассредоточились граждане столицы, с любопытством наблюдая за шеренгой молодых фаратри. Помимо них, у каждого входа площади стояло по два охранника, вооружённых лазерными секирами: их грозный вид придавал событию особую торжественность.

Два часа назад амфитеатр наполнился шелестом крыльев, негромким топотом и голосами фаратри. Эти существа знали, вскоре им предстоит стать свидетелями одного из самых важных событий их народа – выпуска молодых в самостоятельную жизнь.

Гул нарастал, голос каждого становился громче, а двадцать избранных стояли и ждали, не смея пошевелиться, улыбнуться или отвести глаз от золотой трибуны, расположенной на возвышении из трёх ступеней.

Ответственный момент настал внезапно. Шум стих, и взоры, устремившиеся к трём ступеням и скользнувшие по блестящему покрытию трибуны, вдруг оказались прикованы к лицу правителя – Фреома Ависа, только что явившегося в сопровождении двух стариков – верховных министров. Немолодой фаратри стоял на предназначенном месте и оглядывал собравшихся тяжёлым взглядом, будто вырывающимся из-под надбровных дуг.

Лицо правителя было старо, щетина на его подбородке и скулах была готова превратиться в бороду, руки его, казалось, ослабли, но ни у кого в пределах подвластной ему территории не хватило бы духу предложить избрать нового правителя. Нет. Пусть Фреом и выглядел, как древний старец, но его силы даже на шестьдесят втором году жизни были велики.

Подойдя вплотную к трибуне и положив на неё руки, фаратри некоторое время разглядывал шеренгу в белом, после чего выпрямил стан и заговорил. Его речь с частыми паузами потекла неуверенно или лучше сказать, нескладно, но чем больше Фреом ораторствовал, тем лучше у него получалось.

– В нашем мире существует множество праздников, но самым важным из них, несомненно, является сегодняшний день. День, когда мы отпускаем молодых фаратри в свободную жизнь. Близится час испытания, которое покажет, достойны ли эти двадцать, в дальнейшем жить в лоне своего рода. Вглядитесь в их лица, вы видите самых талантливых и сильных выпускников столичной Академии, получивших право стоять на этой площади, в то время как их ровесники без лишнего внимания отбывают вниз. Чтож, так тому и быть.

Фреом откашлялся.

– Каждый помнит тот ответственный момент, когда его, отделяя от семьи и друзей, отправляли вниз, не землю Плеорима, чтобы испытать разум и тело. Поверхность планеты – место противоречивое и опасное, способное искушать, внушать сомнения. После этих слов все, верно, будут ждать от меня наставлений с расчётом, что я дам молодым путеводную нить, которая не позволит им поддаться соблазнам. Чтож, вынужден вас разочаровать: каждый идёт своей дорогой независимо от слов постороннего человека. Повлиять на это нельзя, лишь сказав речь, но, тем не менее, я обращусь с молитвой к тому, кому мы молимся в часы бедствий и кого благодарим в мгновения счастья – Истязающему. Тому, кто дал нам силу жить. Я молю, пусть эти двадцать – юноши и девушки – будут верны внутреннему свету. Пусть их тщеславие падёт, тьма отступит, и эти фаратри неизменно следуют туда, где находится светлое будущее нашего народа – Фреом взял паузу, сделал вдох и продолжил:

– Каждое их действие на земле покажет, чего они достойны на небесах. Всё, что они сделают там, непременно отразится на их будущей жизни. Без благ цивилизации, без продуктов прогресса они станут подобны диким животным, и в этом сближении с первобытным зверем и заключается испытание, в финале которого испытуемые получат кару или награду соразмерно своим поступкам.

Сказав так, старик пристально взглянул на шеренгу в белых одеяниях и через пару секунд вновь заговорил:

– Уподобляясь животным, вы не должны потерять самих себя. Удовлетворяя физические потребности, вы обязаны помнить о своей высшей сути – разуме и душе. Не забывайте это и не отдавайтесь зверю сполна. Я говорю так, потому что на земле Плеорима, помимо прочего, вам будет позволено охотиться. Умоляю, не соблазняйтесь возможностью отнимать жизни, пусть и у неразумных зверей. Убивайте лишь для того, чтобы выжить, избегая бессмысленного кровопролития.

На данном этапе жизни, обладая определённым опытом, я прекрасно понимаю волнения ваших родных. Кроме того, сейчас среди этих двадцати находятся мои племянники. Я тоже боюсь, но страх мой происходит не от терзания, выживут они или нет. Он заключается в мысли о том, что, отдавшись зверю и вернувшись сюда, они изменятся до неузнаваемости. Мне страшно от предположения, что когда я встречусь с ними через год, я увижу не тех, кого знал до этого дня, а совершенно других фаратри – потерянных и жалких, не знающих, куда им идти.

Во время этого признания никто на площади не посмел издать малейшего звука. Каждый из присутствующих ощутил схожие чувства с чувствами правителя. Это был единый душевный порыв, стирающий разницу между обывателем и властьимущим.

Фреом, тем временем, продолжал:

– Я прошлое этого мира, фаратри, стоящие вокруг – настоящее, а эти двадцать – будущее. Вскоре мне придётся уступить место, но я не жалею. Всё в мире происходит в нужный момент, и если так должно быть, то я покорюсь. На этом всё. Надеюсь, вы не потеряетесь, и Всезнающий позаботится о вас.

Короткая речь закончилась, голос правителя стих, и вокруг, словно для того, чтобы восстановить баланс, раздались новые звуки: восклицания, смех, поздравления. Двадцать человек в белых одеждах враз развернулись и, превратившись из шеренги в ряд, двинулись к выходу из амфитеатра. Им тотчас освободили дорогу, но никто не хотел оставить молодых фаратри одних. Каждый из собравшихся невольно следовал за ними, натыкался на плечи и крылья рядом стоящих, извинялся и продолжал с нескрываемым восторгом смотреть на удаляющуюся процессию. Все до сих пор находились под действием слов правителя, уже ушедшего с трибуны.

Когда юноши и девушки подошли к огромной белокаменной арке, на колоннах которой были вырезаны змеи и птицы, какая-то девочка, державшая в руках замшевый мешочек, открыла его, достала розовые лепестки и бросила их над первым фаратри, подошедшим к ней. Юноша, увидев, как на его белый плащ упали цветы, слегка улыбнулся и продолжал идти.

Вскоре вся процессия вышла ко входу на территорию подвесных мостов, каменная сеть которых, словно паутина, опутывала пространство под гигантским куполом, настолько огромным, что увидеть его края не представлялось возможным. Это был центральный район города, сверкающий роскошью мрамора и золота. Внизу, у основания купола, рядом с белыми лентами дорог, расположились жилые улицы и каменные дома с широкими окнами и балконами. Рядом с ними стояли здания побольше, украшенные цветной росписью и орнаментами на стенах – библиотеки или «Дома мудрости». Вместе с этим, поверхности зданий были разбавлены обширными зелёными пятнами аллей и парков.

Черноволосый юноша, имя которого было Нокт, первым ступил на гладкую поверхность моста, ни на кого не оглядываясь, ничего не говоря. За ним последовали остальные девятнадцать фаратри, которые уже позволяли себе перебрасываться фразами, почувствовав, что всеобщее внимание вовсе не мешает разговору. Таким образом, переговариваясь и улыбаясь, молодые люди, чьи белые одежды развевались над пропастью зелени и мрамора, шли вперёд и изредка поглядывали вниз. Их, жителей небес, не удивляла ни высота воздушных мостов, ни вид, открывшийся сверху, но всё это могло изрядно удивить жителя земли – человека. И неспроста. Если случайный наблюдатель решил бы взглянуть на жилые улицы с подвесных мостов, то одно дерево показалось бы ему не больше зубочистки – таково было расстояние от зелёных пятен до «воздушных путей» как их называли некоторые фаратри.

Тем временем, вдалеке показалась пристань, представляющая собой обширные каменные плиты, с белыми пилонами, у краёв которых стояли металлические корабли. Вся эта совокупность, титановых нитей, мачт, энергетических парусов и сверкающих бортов всегда находилась в воздухе, буквально паря над землёй. Именно на одном из парусников, стоявших сейчас на пристани, фаратри и должны были быть доставлены вниз. О том, что они могли сами спуститься к земле, речи не велось, так как делать это на собственных крыльях было небезопасно.

– Нам идти ещё пять тысяч шагов – вдруг тихо промолвил кто-то из процессии, – Лучше бы полетели!

– Терпи, Энен – сказал Нокт, продолжая идти впереди. Посмотрев вниз, он улыбнулся. Сейчас под ним находилось здание библиотеки, и юноша с интересом принялся рассматривать рисунки, изображённые на её стенах, пусть и видел их множество раз. Это была сцена сотворения мира Истязающим – богом с длинными зазубренными когтями, в железной маске с зелёными глазами и чем-то вроде крыльев за спиной. Бог был изображён восседающим на золотом троне с красными линиями на подлокотниках и спине. В руках он держал раскалённый сгусток магмы, вонзив в него когти. Через чёрные носовые отверстия в маске Истязающий выдыхал белесый туман, расползшийся по библиотечным стенам тонкими завихрениями. В некоторых местах он, соприкасаясь с лавой и огнём, остужал их, образовывая клочки суши и водоёмы, очерченные синей краской. Именно так сцену сотворения мира представляло столичное духовенство, всего каких-то пару веков назад имевшее большое влияние на политическую жизнь мира крылатых существ.

Вскоре предполагаемые пять тысяч шагов были пройдены, и фаратри оказались перед скромным корабликом с серыми парусами. Его корма, сверху покрытая титановыми листами, представляла собой весьма красноречивое свидетельство мастерства пилота: неглубокие борозды и царапины пересекали её вдоль и поперёк. Рядом с парусником стоял, по всей видимости, капитан – рослый мужчина с суровым лицом и изрядно выдававшимся небритым подбородком. Фаратри держал в руках книгу, которую недавно просматривал. Увидев подошедших, он криво улыбнулся и пригласил их подняться на борт.

– Вы полетите в трюме, это вам известно. Ваши вещи уже там. Вы можете переодеться и приготовиться – сказал он, когда все очутились на палубе. После этого он указал рукой на небольшую деревянную дверь, за которой находилась лестница, ведущая в трюм. Фаратри переглянулись, послышался быстрый шёпот. Чуть позже осторожно спустившись по ступеням во внутреннюю часть корабля и хлопками включив свет, крылатые существа огляделись и, найдя сумки с вещами, расселись на металлических нарах, вмонтированных в стены. Теперь, оставшись одни, без тысяч любопытных глаз, они могли спокойно говорить, хотя им и докучал шум, до сих пор раздававшийся снаружи.

Первым слово взял коренастый юноша. Его мясистый нос вздрогнул пред тем, как его владелец сказал первое слово:

– Ну и глупостей наговорил твой старик, Нокт! Большей чепухи я за всю жизнь не слышал!

– Да уж – согласился черноволосый парень, – Я тоже не ожидал, что дядя начнёт нести такой бред. С одной стороны, это всё подействовало на толпу воодушевляющее, но с другой… Мне всё время приходилось притворяться взволнованным и серьёзным. На самом деле, я стоял, едва не зевая.

– Да ладно, зато толпа довольна! – вдруг вставила высокая девушка с короткой мальчишеской стрижкой – Асити, – Ведь Фреом говорил, обращаясь больше к ним, чем к нам. Мы являлись лишь предлогом для его высокопарной речи. Но с Абромом (коренастый) я соглашусь, в его словах было уж очень много глупостей. Он приплёл даже Истязающего! Можно подумать, нам сейчас нужна вера в иллюзии прошлого. Если уж и молиться кому-нибудь, так самому Фреому, чтобы отменил это глупое испытание. Он упомянул страх родителей за детей и свой собственный страх, что ж, если боишься, то выбрось этот дурацкий обычай и позволь нам жить спокойно!

– Да! – вдруг одобрительно раздалось с разных концов трюма. Нокт, уже переодевшись в повседневную одежду, невнимательно слушал и слегка ухмылялся, когда формулировки Асити становились слишком резкими.

– Ты предлагаешь невозможное – заметил он, когда говорившая приступила к переодеванию, – Этому обычаю уже много лет, он действительно приносит пользу…

– Пользу? – вскричала Асити, отбрасывая в сторону мантию, – Пользу? Какая же польза в том, что многие возвращаются покалеченными с этого испытания? Как по мне, уж лучше бы всего этого не было. Неужели в правительстве думают, что после Академии нам нечем больше заняться, кроме как лететь вниз и выживать там, добывая пропитание в поте лица? Да лучше бы я оторвалась сполна. Жаль лишь, что фаратри не пьянеют, как люди. Эти животные имеют в этом преимущество!

– Ты говоришь, как падший – снова усмехнулся Нокт.

– Лучше быть такой, как я, чем таким, как твой брат – Дион. Вот действительно, кто достоин жалости! Я до сих пор не понимаю, как его допустили до финального испытания. Лучше бы его сослали в поселение людей. Это было бы гуманнее – злобно ответила девушка, заканчивая переодеваться.

– Следи за словами – вдруг грозно взглянув на Асити, проговорил Дион, – Если так хочешь развлечений, можешь подойти к капитану и отказаться от испытания. Не обижайся потом на понижение в социальной иерархии, но о брате моём не смей говорить! Не такой как ты осуждать его!

– А какая я? – осклабилась девушка. Грубость Нокта задела её.

– По-моему лучше представить нельзя – во все глаза смотря на переодевающуюся Асити, тихо заметил Абром.

– Да уж! – быстро сменив гневный тон на шутливый, согласился Нокт, – В этой одежде и с новыми волосами (она только что распылила на них краску) ты выглядишь прелестно, правда, не удивляйся, если распугаешь жителей низин.

– А что не так? По-моему, я выгляжу гениально! – заканчивая переодевание, рассмеялась девушка.

– Всё так – улыбнулся Нокт, мгновенно позабыв недавнюю злобу. Дальнейшая беседа протекала без его участия.

Задумавшись, он некоторое время сидел, бесцельно вглядываясь в разрисованное покрытие пола. Глаза юноши медленно переходили с линии на линию, с трещины на другую, и мысли его текли вокруг чего-то эфемерного. Сейчас, как и весь предыдущий месяц, Нокта занимал странный иллюзорный образ, возникающий временами в виде тумана и улавливаемый лишь боковым зрением. Юноша раздумывал, было ли это предвестником безумия или нет.

– А кстати, почему я не слышала возмущений от Диона. Я понимаю, что он овца, любит людей, но я не ожидала, что он так жалок и труслив, что не может даже ответить мне! – вдруг воскликнула Асити, и трюм наполнился её звонким смехом. Вслед за ними раздались и другие смешки, но Нокт молчал. Лишь через полминуты он отмер и проговорил:

– Его нет здесь. Скорее всего, он у дяди. Я слышал, как вчера Фреом приказывал после праздника ему явиться во дворец. Для чего – не знаю.

– Везёт. Вот, друзья, как жалуют человеколюбцев! Берите пример, мальчики и девочки, берите пример! – язвительно усмехнувшись, вскричала Асити.

Брат Нокта – Дион был юношей среднего роста, с тонкими русыми волосами, глазами цвета скалы и чётко очерченными скулами. Последняя черта происходила из его худобы, которая помимо лица затрагивала и всё тело.

Сейчас Дион находился в кабинете своего дяди. Он сидел в коричневом кожаном кресле перед рабочим столом Фреома, положив кисть левой руки на колено. Правителя небесного города не было на месте, и его племянник терпеливо ждал. Подперев голову другой рукой, юноша смотрел в окно, из которого открывался вид на бесконечные небесные глади. Облака, нагромождаясь одно на другое и образуя чудовищные конструкции, медленно проплывали мимо города, представлявшего собой конструкцию ещё более громадную и гораздо более привлекательную.

Пожалуй, будет трудно передать в нескольких предложениях всю прелесть Дэма, ведь над его видом работал не один человек, а тысячи архитекторов. Кроме того, при строительстве столицы использовались технологии, принцип действия которых будет весьма непросто объяснить, но если брать за основу описания лишь поверхностное впечатление, то можно сказать следующее: Дэм был великолепен. Этот город, парящий среди облаков, представлял собой гигантское концентрическое кольцо, снизу которого располагались технические кварталы, поддерживающие город в воздухе, а сверху – всё остальное. Под последними словами мы подразумеваем: жилые дома, подвесные мосты, дворец правительства, библиотеки, памятники архитектуры, смотровые площадки, парки, зоны, отведенные для полётов, и ещё множество всего. Верхний уровень был защищён от внешних воздействий необъятным куполом из особого материала кристаллического строения, который снаружи был почти незаметен.

Дион находился в кабинете правителя уже пятнадцать минут, но совершенно не замечал движения времени, о чём-то задумавшись. Сейчас он невольно напоминал своего брата, но, разумеется, не знал об этом. В этот миг для него существовала лишь одна реальность, сплетённая из мыслей, как для сорванного фрукта существует лишь корзина, сделанная из ивовых прутьев, куда его положили.

В таком состоянии он мог пробыть очень долго, без движения, еды и питья. Так, пожалуй, и было бы, но минутой позже дверь в кабинет отворилась. Вошёл Фреом.

– Дядя – почти удивлённо протянул Дион, встав с места.

– Не вставай, садись – махнув рукой, тотчас отозвался старик. Юноша сел, а правитель Дэма прошёл за стол.

– Не стесняйся. Могу заверить тебя, вскоре всё это станет твоим или твоего брата. Я думаю, вы не откажетесь от чести править фаратри? Знаю, ты нет, а вот Нокт…

– Он почтёт это за честь. Пожалуй, даже больше чем я… – до конца не освободившись от задумчивости, преследовавшей его с утра, неосторожно сказал Дион.

– Что? – усмехаясь рассеянности племянника, протянул Фреом, – Ты не хочешь занять моё место. Это не слишком дальновидно, мальчик.

– Дело не в том, хочу я или нет. Я не лидер – парень виновато улыбнулся, – Люди меня не выберут. Кроме того, мне страшно от мысли о том, что я могу не справиться – признался он, по собственной глупости всё дальше ввязываясь в неприятный разговор. Тема была выбрана поспешно, но Дион продолжал следовать ей.

– Сомнения – это плохо – хмуро заметил старик, видимо, тоже решив продлить случайный мотив беседы, – Мне, как и тебе, известно чувство страха перед ответственностью, которую ты не готов взять на себя. Но поверь, ты достоин больше любого другого, встать во главе нас! А люди… Чтож, у меня есть механизмы воздействия, причём такие, что выборы становятся лишь пустой формальностью.

Дион криво улыбнулся и взглянул на дядю более осмысленно. В глубине молодой души шевельнулось чувство, похожее на раздражённость. Юноша вздохнул и, немного подумав, спросил:

– Не думал, что ты способен лгать.

– Ради тебя, да…

– Ты для этого позвал меня? – вдруг вздрогнув, промолвил юноша.

– Нет, не для этого, хотя и нынешняя тема довольно важна.

– Она преждевременна – холодно заметил Дион. Фреом улыбнулся.

– О, бедный мальчик, как ты боишься. Тебя выдаёт не только лицо или движения рук, но даже интонация. Твоя душа наполнена страхом, и, пожалуй, это…

– Повод забыть обо всём сказанном – перебил юноша, чувствуя, как его голос начинает дрожать.

– Нет, это прекрасно. Страх выдаёт в тебе желание показать себя с лучшей стороны. О, теперь я уверен, что отдав тебе место, я не прогадаю. Ты был прав, когда сказал, что твой брат более жаждет власти, чем ты, но в этом стремлении управлять, пока я не вижу ничего достойного. Сила извращает, а правит лучше тот, кто не желает этого делать, но кто не смеет отказаться – сказал Фреом, не переставая улыбаться нежною отцовскою улыбкой. Юноша, сидящий в кресле, внутренне содрогнулся.

– Довольно – сделав усилие над собой, чтобы придать голосу спокойствие, наконец, промолвил Дион, – Ты хотел поговорить со мной о чём-то ещё…

– Да, хотел – подтвердил старик, – Помнишь мою недавнюю речь? Я уверен, многие посмеются над ней, но только не ты. Тебе она понравилась, не так ли?

– Быть может…

– Нет, так и есть! – подняв указательный палец, заметил Фреом, – Я видел, что ты слушал внимательно, и это не было жестом вежливости. Это было искренне.

– Ты говорил правильные вещи. Несколько завуалированные, но весьма верные. Так что с того? Ты хотел обсудить своё выступление?

– Нет, разумеется! За кого ты меня принимаешь! – шутливо возмутился правитель, – Из моего выступления я лишь хочу подчеркнуть слова о потере себя. Ты должен помнить о них особенно хорошо.

– Ты говоришь так, что у меня создаётся впечатление о твоём страхе. Он велик – не отрывая глаз от подвижного лица Фреома, проговорил Дион.

– Да, ты прав – кивнул старик, – И на мою тревогу есть причины. Сказать, какие? Может, тебе будет от этого неприятно, но я должен сказать всё, что думаю перед предстоящими испытаниями. Давай вспомним случай, имевший место быть пару лет назад…

– Не надо – попросил юноша. Фреом удивлённо повёл бровями.

– Я так и знал. Ты не хочешь выслушать меня? Тебе больно?

– Да, и стыдно – признался Дион.

– Терпи – вдруг строго приказал правитель, и его племянник замолчал. После короткой паузы, старик продолжил:

– Твоя любовь к человеку тогда встала многим поперёк горла. Ты проявил слабость, свойственную неразумным детям, приведя сюда ту малышку. Тобой руководило слепое чувство, и именно эта твоя склонность к тонким материям волнует меня. Она может погубить.

– То есть – чуть склонив голову, промолвил Дион, – Ты считаешь, что с моей стороны было ребячеством привести сюда больного ребёнка? В место, где его могли вылечить? Да, его мать была человеком, но что плохого в том, что мне захотелось помочь нуждающимся, пусть, по вашему мнению, и низкородным?

– Ничего – ухмыльнулся Фреом, – Ничего, если забыть о некоторых моментах. Во-первых ты подставил пилота челнока, его наказали после того случая. А, во-вторых, ребёнку ты решил помочь не из великого чувства милосердия, а лишь из-за собственной выгоды. Будешь спорить? Не стоит, ведь мне всё известно, мальчик. Ты был влюблён в мать той девочки и, спасая её чадо, надеялся выстроить тропу к сердцу женщины.

– Ложь! – вдруг вспыхнул Дион, невольно сжав кулаки.

– Разве? Значит, я ошибся – снова ухмыльнулся Фреом. Его улыбка ещё больше взбесила юношу.

– Я любил её и её ребёнка – с трудом подавив гнев, ответствовал Дион.

– Нет, ты был очарован её красотой. Тобой овладела не любовь, а влюблённость. Это разные чувства, похожие друг на друга. Ты поступал тогда лицемерно, ведь за внешними благими побуждениями скрывался собственный интерес. Интерес к очаровательной девушке – вдруг легко стукнув костяшкой указательного пальца о стол, промолвил старик. Он снова ухмыльнулся, глядя на племянника, зардевшегося и уронившего взгляд к ногам правителя. В мыслях юноши клубились тучи злости, изредка рассеиваемые внутренним осознанием своей неправоты.

– Я хотел помочь, всё остальное мелочи.

– Едва ли так. Всё дело в том, что ты выдаёшь желаемое за действительное. Тебе хочется думать, что твои действия были направлены во благо кому-то. Возможно, так и есть, но лишь в качестве побочного эффекта, так как цель изначально у тебя была иная – непреклонно отчеканил Фреом.

– Что с того?

– Я начал говорить об этом, чтобы разоблачить твою слабость. Ты слишком чувствителен. Сейчас, во время первой молодости, твоя душа открыта всему миру, всем ощущениям, всем побуждениям. Чем ярче образ или мысль, тем сильнее она на них откликается, но внешность обычно бывает лжива. Снаружи – позолота, внутри – гниль.

– В той, кому я помогал, гнили не было – упрямо возразил юноша.

– С этим спорить не буду, но суть дела не в этом. Тьма в то время была не столько в ней, сколько в тебе. Во-первых, ты невольно соблазнил её своим богатством и положением, во-вторых, ты подарил ей ложную надежду и разбудил в ней алчность. Если бы всё было иначе, она не посмела бы просить тебя поселить её здесь – спокойно промолвил старик и встал с места. Он подошёл к окну, расправил пёстрые крылья, будто желая взлететь, но остался стоять на месте. Лицо его утонуло в жгучих солнечных лучах.

– Но ты сам сказал, что всё это я сделал невольно, не обдумав предварительно.

– Разве это важно? Плачевный результат остаётся плачевным даже после обнаружения причины. Лучше подумай о том, для чего я всё это тебе сказал – донёсся приглушённый голос Фреома.

– Я думаю, ты желал предостеречь меня. Правда, всё это бесполезно. Ты сам говорил, что слова даже всеми уважаемого человека не могут повлиять на ход истории. К тому же, я считаю, наши ошибки делают нас умнее – начал было Дион, но дядя резко перебил его:

– Да, но только в том случае, если ты не повторишь два раза одну и ту же ошибку. Если же так произойдёт, то ты набьёшь шишку ещё бОльшую, но так ничего и не поймёшь, потому что только дурак не способен учиться на собственных промахах.

– Что дальше? – глядя на старика с чувством, объединяющим в себе уважение и неприязнь, тихо спросил юноша. Ему порядком надоел нравоучительный тон дяди, его слова и усмешки. Особенно его раздражало то, что правитель был прав в своих высказываниях.

– Ты подобен глине – будто не расслышав последнего вопроса, промолвил Фреом, – А твои знакомые, друзья и враги – твёрдым камням. Твою форму изменить легко, их – почти невозможно. Пока что, над тобой работал ответственный и способный мастер, здесь, на небе. Но когда ты спустишься на землю, всё изменится. Прошу, будь осторожен, ведь мне так не хочется увидеть вместо прекрасного кувшина, который в будущем, после обжига, можно будет наполнить чистой родниковой водой, кривую буллу.

– Странное сравнение…

– Прошу, пообещай мне, быть осторожным и внять всему, что я только что изложил – внезапно развернувшись и приблизившись к юноше, проговорил старик. Его глаза наполнились какой-то мыслью, ужасной и почти реальной, будто она уже отразилась на действительности. Правитель крепко стиснул руку Диона, так что молодой фаратри поморщился и снова прошептал:

– Пообещай…

– Обещаю! – прохрипел парень и тотчас встал. Он со страхом посмотрел на Фреома, пытаясь разгадать, о чём старик только что думал и из-за чего так испугался.

– Хорошо – уже спокойно промолвил правитель, – Теперь иди.

Юноша выбежал вон.

До самого корабля он нёсся сломя голову, нервничал, кусал губы и проклинал закон о запрете полётов в пределах города. Больше всего сейчас он боялся увидеть пустой причал, а внизу – уже маленький, словно точка, уходящий корабль. Но его страхи не сбылись – парусник стоял на месте, толпы зевак уже разошлись.

Влетев на палубу, кивнув капитану, которого Дион уже видел до этого, парень спустился в трюм и только сейчас понял, что спешка была излишней. Тотчас на него устремились девятнадцать пар глаз, в которых отражались эмоции, варьирующиеся от злобы и негодования до безразличия и лёгкой неприязни. Лишь его брат поглядел на него без всяких эмоций. Взгляд Нокта был рассеян, будто юноша смотрел в пустоту.

– Ну, наконец-то! – первая возвестила Асити, подчеркнув общее чувство собравшихся, – Я думала, ты решил остаться в городе! Конечно, кому же захочется спускаться на землю, когда есть дворец. Правда?

– Правда – совершенно наивно, не ощутив злой насмешки, ответил Дион. Тут можно было ожидать смеха, грубых шуток, оскорблений и прочего животного хохота, но внезапно все застыли в удивлении. Даже Асити, ожидавшая хоть какого-то отпора, словно парализованная, замолкла, не смея пошевелиться.

– Что вы его слушаете?! Он вышел от Фреома, где его, наверняка, мучили нравоучениями, он бежал до корабля и, видимо, совершенно вымотался. Не придавайте его глупостям слишком большого значения – вдруг, как ни в чём не бывало, рассмеялся Нокт, с неподдельной веселостью разглядывая молодых фаратри. Те долго сидели, словно окаменев, но позже, пришли в себя и, действительно, позабыли о неосторожном ответе Диона. Смех Нокта развеял их внутренний гнев.

Почувствовав, что тучи прошли стороной, русоволосый юноша сел рядом с братом; его сумка стояла здесь же.

Когда корабль поднялся в воздух и начал отчаливать от пристани, разговор в трюме завязался снова. На этот раз это была пустая болтовня, разжигаемая преимущественно Асити и ещё несколькими фаратри, которыми она негласно руководила. В это время, когда множество голосов превратили внутренность корабля в грохочущую утробу, Нокт, обращаясь к Диону, промолвил:

– Я помог тебе, но дальше этого делать я не смогу. Если будешь глупить, тебя не спасёт даже Фреом. Ты фаратри, а значит, и веди себя подобающе. Ты понял?

В ответ Дион повернулся к брату и едва заметно улыбнулся, будто говоря, что его наставления бессмысленны. Русоволосый юноша давно понял, что его жизнь не соответствует нормам жизни крылатого народа, что он, рождённый на небе, как и все, тем не менее, отличается от собратьев, хотя и не желает этого. Одиночество, ореол которого уже как два года окружил парня, приносило ему боль, но боль эта была болью развивающейся души, становящейся сильнее от трудностей внешнего мира. Никто в окружении Диона не видел этого роста, а сам юноша принимал его за недуг, а оттого боялся. Всё это способствовало его замкнутости.

Оглядев брата, Нокт едва заметно махнул рукой и отвернулся. К нему вернулась задумчивость, и туманный образ снова начал всплывать на задворках сознания.

Корабль отчалил от пристани и теперь медленно спускался, мелькая среди облачных крепостей. Ещё пара часов и он окажется на земле и выпустит из своей утробы двадцать молодых птах, чей жизненный путь только что начался всерьёз. Каждый из фаратри, сидящих в трюме, ощущал это весьма остро. Наверное, оттого и разговор их был весел и непринуждён, ведь пред лицом страшных трудностей разумным существам свойственно искать убежища в пустых и лёгких мыслях.

Асити Крадл продолжала смеяться, и её смеху, словно гласу пророка, вторили остальные…

Эта невысокая девушк, обладающая выдающейся внешностью и острым языком, была негласным лидером фаратри, сразу после Нокта. Её прельщала власть, пусть и невидимая, она питала непомерное самолюбие и заставляла девушку пытаться всеми способами сохранять её. Был ли это смех, или серьёзные речи, задорный нрав или философская задумчивость – для Асити подходили любые методы. Один раз решив, что она достойна власти и высшего положения, Крадл медленно, но верно начала продвигаться вверх. Это было заметно на занятиях в Академии, тренировках, беседах, словом, везде, где могло быть целесообразно. В лёгких намёках, повиновении перед вышестоящими, приятных подобострастных улыбках и прочем явно сквозил единый честолюбивый мотив. Но так Асити обращалась лишь с теми, кто был ей полезен, к иным она относилась иначе.