Текст книги "Несгибаемый"

Автор книги: Константин Калбазов (Калбанов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 4
На всякого хитреца…

– Вот так держи. Ага, так. Я сейчас.

Петр вооружился молотком и, приставив к скважине гвоздь, вогнал его наполовину в бревенчатую стену, чтобы и не намертво, и держалось. Потом второй. Корпус распределительного щитка повис на стене, и потребность в помощнике отпала.

– Порядок, Митя. Дальше я и сам управлюсь. А ты давай пробивай изоляторы. Только строго по линейке, чтобы не как бык поссал.

– Ну что вы, дядь Петр, теперь мне каждый раз тот случай поминать будете? – шмыгнув носом, с обидой произнес парнишка лет пятнадцати.

– Еще как буду. И запомни: халтурить – это последнее дело.

– А мы сейчас что делаем? – хохотнув, возразил паренек.

– Ну знаешь, русский язык – он ведь велик и могуч. Вот возьми слово «коса»: есть девичья коса, есть песчаная, а есть для косьбы, – заканчивая крепить распределительный щиток, начал пояснять Петр. – Мы сейчас халтурим, это в смысле подрабатываем, помимо основной работы. А я тебе халтуру в работе поминаю, это когда дело свое плохо делаешь. Уяснил?

– Уяснил, – приколачивая первый изолятор строго по линии натянутого шпагата, произнес парень. – Ученый вы, дядь Петр. Только непонятно, откуда столько знаете. Сказывали же, что на улице выросли. А сами и грамоту разумеете, и арифметику, и с механикой у вас эвон как легко все выходит. Только летом устроились в мастерскую, а уже мастер.

– Вот это ты верно заметил. Если мне что нравится, то я враз это воспринимаю, – принимаясь набивать изоляторы в другом направлении от щитка, подтвердил Петр. – А что до знаний, так люди разные мне встречались. Господа-то, они не всегда заносчивые. Есть и такие, что всегда готовы помочь, и даже получают от этого удовольствие. Кто-то себя потешить хочет, кто-то считает эту помощь своим христианским долгом. А вообще, Митя, счастливый случай подворачивается всем без исключения. И не раз, не два, а пока живешь, тебе Господь подбрасывает возможности что-то изменить, чего-то достичь. И только от тебя зависит, увидишь ты это или нет.

– Это как это?

– Ну вот послушай притчу. Жил-был один мужик. В Бога веровал так, что спасу нет, все только и делал, что молился да поклоны ему бил. А тут вдруг половодье. К нему среди ночи соседи прибежали, мол, бежим, вода подступает. А он им, дескать, идите спасайтесь, а мне ничего не будет, я в Бога верую так сильно, что он не даст мне пропасть. Вода уж к крыльцу дома подступила, и ко двору подплывают на лодке, мол, садись, спасайся. А он им: «Ищите иных, кого спасать, а меня Господь сбережет». Сидит уже на крыше, река вокруг бурлит. И тут сверху падает веревочная лестница, а из гондолы воздушного шара зовут его, спасти хотят. А он им отвечает, что бояться ему нечего, Господь не попустит.

– И что дальше? – прекратив приколачивать изоляторы, живо поинтересовался паренек.

– А ничего. Потонул мужик. Ну, за праведность его определили в рай. А его-то любопытство гложет. Вот он и спрашивает у Бога, мол, он не ропщет, так предначертано, так тому и быть, но почто он не спас его и позволил утонуть? А Бог удивляется. Как же не помог? Соседей к нему послал, лодку направил, воздушный шар пригнал. Что еще нужно было сделать?

– А-а-а, по-онял. На Бога надейся, а сам не плошай.

– Хе. Ну в каком-то смысле да. Но главное все же – это то, что по сторонам нужно смотреть внимательно и слушать тех, кто рядом. Вот я и слушал, да от помощи не отказывался. А что получилось?

– Что?

– А то, что некий отрок Митрий сейчас смотрит на меня, открывши рот, и почитает за человека шибко ученого, – щелкнув его по носу, нарочито по-мужицки ответил Петр. – Колоти давай, умник. Слушать-то оно надо, но и о деле забывать не след.

Следователь Кравцов все же оказался благодарным человеком и за добро отплатил добром. Для начала он устроил Петра на работу в железнодорожные мастерские, Павел Игнатьевич и впрямь был его добрым товарищем.

Правда, принял он новичка с недоверием. Поставил разнорабочим. А куда его еще, без специальности. Но очень скоро новенький начал влезать в различные дела. То электропроводку в порядок приведет с помощью подручных средств, то гайки крутить поможет. То с расспросами к мастерам, мол, а как это, а для чего это.

Поначалу мастера косились в его сторону. Но постепенно стали смотреть одобрительно и мало того – уважительно. А то как же, человек, который стремится чего-то достичь, заслуживает уважения. Правда, так на него смотрели не все. Были и те, которые считали его за выскочку и лизоблюда. Но справедливости ради нужно заметить, что по большей части это были либо горе-работники, либо откровенные лодыри. Нет, если бы Петр умудрился перейти дорогу мастерам, то и они бы поглядывали на него искоса, а то и не только поглядывали бы. Но мастера от него ничего, кроме уважения, не видели.

С жильем Петр также определился. Встал на квартиру к одной вдове. По Николаевской слободе пошла гулять сплетня. Но народ сильно не злобствовал. Посудачили, да потом и переключились на иные темы. Нет, отношения Петра и Аксиньи назвать платоническими было нельзя. Любви не было, и на женитьбе никто не настаивал. Была потребность у обоих, вот и сладились. К тому же ей нужны были мужские руки в хозяйстве да копейка какая лишняя, четверых деток растила. Но вели себя жилец и хозяйка чинно, не выпячивались.

К Новому году Кравцов выполнил-таки свое обещание. Проверив Петра по всем направлениям, в том числе и через жандармское управление, он поспособствовал тому, что Пастухов получил документы. И как только это случилось, заведующий тут же перевел Петра в слесари. Уж больно ловко у новенького получалось работать с разными механизмами.

Однако Петр и не думал останавливаться на достигнутом. Поэтому попросил Павла Игнатьевича посодействовать, чтобы Петр мог сдать экзамены в железнодорожном училище на машиниста. Тот пообещал выйти на директора училища, но заверил, что на экзамене ему никто скидок делать не будет. А Петру скидки и не нужны. Он уже сегодня готов вести хоть паровоз, хоть грузовик. Разве только практики нет, но это дело наживное.

Помимо работы в мастерских, уже с осени начал халтурить на частных заказах. Нет, не в мастерских. Хотя этим многие грешили, Петр предпочитал не злоупотреблять добрым к себе отношением. Разве только смастерил там же себе инструмент. Но перед этим подошел к Павлу Игнатьевичу и попросил у него на то разрешение.

Кстати, заведующий мастерскими оказался и первым клиентом Петра. У него случились проблемы с проводкой, а электромонтера было не дозваться. Хотя в городе и работает электростанция мощностью пятьсот киловатт, в электриках все же ощущается нехватка. А что Петру проводка в доме? Так, на один зуб. Не электроника и не радио, в самом-то деле.

Первый заказ сделал бесплатно. Нет, не в рекламе суть. Просто не мог не ответить добром на добро. Да и дел там оказалось на пару сморчков. Но потом пошли иные заказы. И вот тут уж Петр не стеснялся брать плату. Даже случился конфликт с парочкой электромонтеров, которым не понравилось, что у них хлеб отбирают. Да только не на того нарвались. Начистил он им морды вдумчиво и качественно, а напоследок посоветовал не считать себя пупами земли, а делать свое дело быстро и толково.

Вот и здесь, в доме красноярского купца второй гильдии Заболотного, Петр с помощником занимались электропроводкой. А кроме этого, еще и устанавливали «стирлинга»[6]6
  Двигатель Стирлинга – тепловая машина, в которой рабочее тело в виде газа или жидкости движется в замкнутом объеме, разновидность двигателя внешнего сгорания.


[Закрыть], который достаточно часто использовался в быту для получения механической энергии, только в данном конкретном случае «стирлингу» предстояло приводить в движение динамо-машину[7]7
  Динамо-машина – устаревшее название генератора.


[Закрыть].

В городе есть электростанция, но купец жил на окраине, и, когда досюда доберется электричество, было решительно непонятно. А так только дровишки подбрасывать не забывай. И ни от кого не зависишь. А еще можно будет к соседям провода пробросить. Мощности динамо-машины вполне хватит. В принципе, имея в виду это намерение купца, Петр и посоветовал выписать именно это динамо. Эдак он мало того что получит дармовое электричество, так еще и понемногу оправдает свои вложения…

Петр посмотрел на проделанную работу. По стене и потолку пробежали аккуратные строчки небольших белых изоляторов наружной проводки с собственно проводом. Нормально получилось. Теперь главное. Нужно провода в щитке в порядок привести.

– Митрий, давай подходи, провода крутить будем.

– Я? – с надеждой и недоверием уточнил паренек.

– Ну конечно ты, а то кто же. Да ты не бойся, я рядом буду, присмотрю. Давай.

Митя был старшим сыном вдовы Аксиньи, у которой квартировал Петр. Взрослый парень пятнадцати лет, он прекрасно осознавал, что происходит между мамкой и квартирантом. Но относился к этому с пониманием. Чай, не при живом-то муже.

Парнишка, будучи старшим в семье, брался за любую работу, но получить специальность ему было не суждено. Не было у матери возможности отдать его в училище. Он и школу-то только церковно-приходскую закончил. А дальше нужно было работать, мамке помогать.

Петр решил обучить его профессии электрика, а как только сам укрепился в мастерских, так и Митю к себе потянул. Благо парнишка оказался смышленый, и дело у него спорилось. Они даже изготовили в мастерской второй комплект инструментов. Петр не собирался пускать корни в Красноярске. Но и инструмент передавать по наследству в его планы не входило. Он здесь вообще-то довольно дорогой, и вот так просто в лавке набор не купишь. Мало того, Пастухов изготовил себе еще несколько ключей, газовых и разводных. Конечно, железо тяжелое, но своя ноша не тянет, а он ведь автомеханик и этим делом всегда прокормиться сможет.

– Митька, подь сюды, поможешь, – заглянув в комнату, позвал купец.

– Он занят, Захар Силантьевич, – вежливо отбрил купчину Петр, ткнув в бок дернувшегося было на зов парнишку.

– Ну дык ты поди сюда, – не унимался купец.

– Так и я занят.

– Ты просто стоишь.

– Не просто, а присматриваю, чтобы мой ученик все ладно сделал.

– Я вам плачу…

– Ты, Захар Силантьевич, нам платишь за то, чтобы мы тебе электричество в доме наладили. Вот мы свое дело и делаем. А со своим хозяйством, будь добр, сам разбирайся.

Нет, если бы тот подошел по-человечески и попросил помочь, то никаких вопросов, Петр помог бы. Но купец решил, что раз он им платит, значит, эти двое чуть ли не его дворовые работники и он может ими помыкать. Ошибочка. И лучше бы ему это понять и не лезть в бутылку.

– Л-ладно. Посчитаемся еще.

А кстати, неплохая идея. Больше половины работы Петр и его помощник уже сделали. И не мешало бы купцу выплатить им вторую половину. А ну как решит зажать денежку? Так ведь и в суд на эту наглую морду не подашь. Договора-то нет. Вот так заявит купец на белом глазу, что выплатил все сполна и на него, уважаемого горожанина, наговаривают. А то и вовсе скажет, что знать не знает, о чем речь, и Петр у него ничего не делал.

Сталкивался уже Пастухов с подобным в своем мире. И не раз. Нет, с ним-то такого не случалось. Потому как у него свои машины ремонтировали все больше простые трудяги, среди которых подобные жмоты редкость. Потому как и сами свою копейку по́том и мозолями зарабатывают, и к чужому труду уважение имеют.

А вот среди предпринимателей разной руки придержать плату за проделанную работу, а то и вовсе кинуть – это в порядке вещей. Встречаются просто жадные. И деньги у них есть, но вот так взять и отдать тем же штукатурам разом сто тысяч просто рука не поднимается. И начинает такой заказчик тянуть резину, выплачивая долг целый год.

Именно памятуя об этом, Петр и запросил у купца половину оплаты авансом. Но похоже, не помешает закрыть финансовый вопрос теперь же. Пока он может еще надавить на Заболотного, а то потом как бы поздно не было.

– Захар Силантьевич, кстати, как насчет того, чтобы рассчитаться? – окликнул Петр купца, уже выходившего из помещения.

– А ты что же, работу закончил, чтобы расчет просить?

– Захар Силантьевич, ты уж меня прости, но просят тебя пусть те, кто от тебя в зависимости какой. А я тебе просто говорю: либо ты заплатишь сейчас и сполна, либо я собираю свои вещички и ухожу.

– Это как это? А задаток?

– А задаток я уже вполне отработал. И даже больше того. Так что с моей стороны все по-честному.

– С чего это ты вдруг?

– А с того, что слова твои мне не понравились. Вдруг решишь, что меня, как тех инородцев, можно объегорить.

– Ты, Петька, за словесами-то следи. Не тебе, голоштанному, в моем купеческом слове сомневаться.

Вообще-то купцу за сорок, и он как бы Петру в отцы годится. Но это не имеет никакого значения. И спускать ему Пастухов не собирался.

– Во-первых, не Петька, а Петр Викторович. Родовитые дворяне меня по имени-отчеству величают, и тебе, купцу, не зазорно будет. Во-вторых, это не я, голоштанный, к тебе пришел, а ты ко мне, знать, я все же мастером слыву, а не рванью подзаборной. Ну и в-третьих, я никогда не беру на себя больше, чем могу унести.

– А как насчет слова твоего? Чего оно стоит?

Вроде и извиняться не собирается, но и Петькой уже не величает. Ладно. И то прогресс. Но все же поймал, зараза. Можно сказать, подсек на крючок. Потому как репутация в нынешней России очень много значит. И кстати, за Заболотным еще не водилось такого, чтобы он дурачил кого в Красноярске. Инородцев в тайге – дело иное. Ну так на то и купец, пробавляющийся пушниной.

– Мое-то слово крепко, – вынужден был ответить Петр.

– Ну так и держи его. Уговор был половину вперед, другую – когда закончите.

А что тут еще скажешь? Оно вроде как и наглеца на место поставил, и в то же время сам повязан. Нет, если бы не Митя, то плюнул бы Петр и на репутацию, и на заработок. Но он действительно хотел помочь семье Аксиньи за заботу да за ласку. И вообще, будучи воспитанником детдома, он не мог не уважать эту женщину. Выбиваясь из последних сил, она тащила на себе четверых, даже не помышляя избавиться хотя бы от одного. А ведь эту Россию подкидышами не удивить.

А репутация Петра, как по наследству, перейдет Мите, который сейчас в семье за главного мужика и добытчика. Так что гордость гордостью, но и про парня забывать не следует. А что до купца, так ведь не всегда в лоб-то надо. Порой и подумать не грех. Оно ведь не больно.

После обеда работа была закончена. Затопили топку в «стирлинге», обождали немного, пока прогреется горячий цилиндр. На улице хотя и солнечно, но февраль месяц и морозец давит, а потому разница температур в цилиндрах значительная выходит и греть долго нет надобности.

Петр взялся за маховое колесо машины, качнул пару раз и от души крутнул. Оно провернулось сначала с натугой. Потом сделало полный круг, еще, и еще, и постепенно начало набирать обороты. Несколько секунд, и «стирлинг» весело застрекотал. Когда подключили привод динамо-машины, обороты было упали, но лишь на мгновение, потому что практически сразу частота вращения стала прежней. Лампочка под потолком весело загорелась, освещая полутемное помещение машинного сарая.

– Ну вот, хозяин, принимай, – удовлетворенно произнес Петр. – Пару раз за вечер подбросите дровишек, а там и ко сну отходить время подойдет.

– Хорошая работа, – удовлетворенно кивнув, произнес купец.

– А по-другому и не можем. С тебя еще двадцать рублей.

– Я помню, Петр, не переживай. Только тут дело такое, поиздержался я малость. Ты уж не обессудь, но я с тобой потом посчитаюсь. Пора нынче горячая подходит, в тайгу ехать надо. Все в товар вложено.

На «Петра» обижаться не стал. Это же не «Петька», а вполне даже уважительно. А вот в остальных словах купца усомнился. Двадцать рублей – это для рабочего сумма довольно серьезная при его месячном заработке в тридцать рублей. И это для нормального рабочего, не белой кости, мастерового, но и не подмастерья или какого никчемного. А у Захара Силантьевича разница на одной только соболиной шкурке минимум тридцать рублей составляет, а то и всю сотню.

– Уверен, Захар Силантьевич?

– А ты в моем слове сомневаешься?

– Да как бы часа три назад ты иное сказывал. Про крепкое купеческое слово поминал.

– Да как ты… Да я тебя…

– Все-все-все, Захар Силантьевич, не серчай. Потом – значит, потом. Вот как скажешь, так и будет, – забрасывая на спину ранец с инструментом и направляясь на выход, согласился Петр.

– Вот то-то же, – самодовольно буркнул купец в спину уходящему.

Оказавшись на улице, под лай купеческой собаки Петр с Митей быстро вдели ноги в крепления лыж и покатили по заснеженной улице. Петру претило вышагивать пешком, просто потому что это было ну очень медленно. Не привык он к спокойной размеренной жизни. У него до сих пор никак не могла выработаться свойственная местным неторопливость. Он не мог свыкнуться с тем, что для того, чтобы пройти город из конца в конец, нужно затратить порядка полутора часов. Это же уму непостижимо, сколько он за это время успел бы сделать!

Поэтому, когда выпал первый снег (который, что изрядно удивило уроженца Кавказа, после этого так и не растаял), Петр озаботился лыжами. Никогда не ходил на них, но решил, что так будет всяко быстрее. Ох и намучился он, пока научился более или менее сносно бегать на этом девайсе! Пришлось в прямом смысле этого слова тренироваться, выбираясь на выпасы за слободкой.

Потом выяснилось, что длинные лыжи в городских условиях – все же не очень удобно. Громоздкие они. Опять же, на улицах города провалиться в снег не грозит. В основном приходится кататься по дорогам или набитым тропам. Поэтому Петр решил смастерить эдакие широкие коротыши. Оно и по свежевыпавшему снегу не так тяжко, и вполне себе оборотисто. Считай, те же ролики или коньки.

Затраченные усилия себя оправдали. Скорость передвижения по городу возросла минимум в два раза. Правда, приходилось быть поаккуратнее, чтобы не угодить под какого лихача с одной лошадью в упряжке или тридцатью – под капотом. С другой стороны, не сказать, чтобы движение в Красноярске было столь уж оживленным. До автомобильных пробок тут явно еще очень и очень далеко.

Поначалу его затею подняли на смех. Митя наотрез отказывался выставлять себя на посмешище. Но Петр заявил, что он никого ждать не собирается, и если Митя хочет с ним работать, то должен пошевеливаться. Это возымело свое действие. Заработок семье был нужен, а потому паренек наступил своей гордости на горло.

Впрочем, коситься и оглядываться на смешки ему пришлось недолго. Затею вполне себе оценили. Сначала неугомонная детвора, мастерившая себе лыжи из подручных материалов. Потом забаву подхватили господские дети, а там и многие взрослые подтянулись. Появилось у них и свое название – городские лыжи. К концу зимы они даже появились на прилавках вместе с лыжами нормальных размеров.

– Дядь Петр, а можно спросить? – весело катя рядом со старшим товарищем, произнес Митя.

– Валяй, – шевельнув плечами и поудобнее пристраивая ранец, разрешил Пастухов.

Удачно все же ему подвернулся этот австрийский трофей. Выкупленный за рубль у какого-то мужичка на базаре, он отлично подошел для хранения и носки инструментов.

– А вы специально в распределительном щитке с соединением намудрили? Ну, когда меня от него отстранили?

– Х-ха. Вот молодец ты, Митрий. Причем дважды. В первый – потому что промолчал и спросил только сейчас. А во второй – потому что заметил ошибку. Не зря все же я тебя вечерами гоняю и дома угол под наши занятия выгородили.

– Значит, я не ошибся?

– Не ошибся. Не ошибся. А сделал я это, потому как понял, что купец с нами не расплатится. Ну а коли так, то каждому воздастся по делам его.

– А как он честно с нами расплатился бы?

– Ну так и я бы все сразу исправил. Там дел-то – пару-тройку проводов перекрутить. Или ты ошибку увидел, а в чем она, не понял?

– Да не. Понял, дядь Петр.

– Вот и ладно. Ничего, Митя. Прибежит еще к нам, в ножки поклонится. Как говорил один мудрец, на всякую хитрую задницу найдется архимедов винт.

– Какой винт? – поспешил уточнить паренек.

– Учиться тебе надо, Митя, вот что я тебе скажу.

– Как же учиться? Вот вашу науку познать – это да, надо. А какие иные… Некогда мне учиться. Братьев да сестренку поднимать придется. Мамка одна не сдюжит.

– Это верно. Но прими совет: из кожи вон, но постарайся выучить своих братьев. Сделай их настоящими мастерами. Не все же горе-то мыкать.

– А ты, дядь Петр? Ты не поможешь?

– Ну, я. Я, по сути, человек-то сторонний. И потом…

– Не надо, дядь Петр. Понимаю я все. И она с довеском, и ты куда моложе ее. Но мамку не обижай.

– И в мыслях не было. И не будет, – искренне заверил Петр.

– Вот и ладно, – вздохнул Митя. Он успел прикипеть к постояльцу и был совсем не против, чтобы тот остался с ними навсегда. – Дядь Петр, а мы сегодня на выгон стрелять пойдем? Ты обещал, – перевел он разговор со скользкой темы.

– Обещал – значит, пойдем. Давай-ка поднажмем, а то мамка нас к обеду уже заждалась, поди. Тоже ведь обещали.

До дома пробежались, можно сказать, на одном дыхании. Аксинья их и впрямь ждала. Правда, весть, высказанная Митей с порога, ее не обрадовала. Как видно, она уж рассчитывала на купеческие деньги. Петр всегда отдавал ему четверть заработанного.

– Так уж случилось, Аксинья. Ты не серчай, – пожал плечами Петр.

– Так я что, я ничего, – вздохнула женщина.

– Понимаю я, что ты сказать хочешь. Да только нельзя спускать такое. Ну и что с того, что он купец? Нас, поди, тоже не в дровах нашли, электромонтеры как-никак. Мастера. А он решил, что за полкопейки купил нас с потрохами.

– Так ведь плетью обуха-то не перешибешь, – вновь со вздохом произнесла Аксинья.

– Перешибешь. Если с умом, – подмигнул ей Петр.

Потом прошел в свою комнату и, вернувшись, вручил хозяйке красненькую, выуженную из своих сбережений. Аксинья только удивленно воззрилась на него.

– Ну чего глядишь? То сына твоего заработок. Не его вина, что я гонор выказывать стал.

– Так ведь четверть его. А вам сегодня должны были двадцать рублей уплатить.

– Сегодня парень честно на половину заработал. Вровень со мной все делал и без ошибок. Мало того, за мной недосмотр заметил. Так что заслужил сполна.

Митя, уже усевшийся за стол, зарделся от удовольствия. Аксинья же окинула его взглядом, полным материнской гордости, и приняла деньги. Петр снова подмигнул ей, а потом уселся рядом с парнишкой, отпустив ему звонкий подзатыльник.

– За что-о! – тут же вскинулся он.

– А это впрок. Чтобы не зазнавался. Ну что, хозяюшка, кормить-то будешь?

Обед вышел знатный. Не то что бывало, когда Петр появился в доме. Мясо тогда здесь было только по большим праздникам. Да что мясо, жили впроголодь. Но потом пошла деньга от квартиранта, да еще и сверху стал докладывать. А там и Митю к делу приставил. Когда же они начали халтурить электромонтерами, так и вовсе хорошо стало. В среднем в неделю Петру удавалось подзаработать рублей десять, ну и Митя получал свою часть.

Пострелять у них сегодня не вышло. Совсем позабыли с этим купцом, что наколотых дров дома немного осталось. Оно вроде пока и имеется, но ведь это дело такое: сейчас есть, а на завтра уже и нет. А оба мужика на работе до позднего вечера. Нет, Аксинья, конечно, управится и сама. Ведь обходилась же до появления Петра, и Митя также днями пропадал вне дома в надежде хоть что-то подзаработать.

Пастухов взвесил, что важнее, и пришел к выводу, что с оружием он разобраться еще успеет, а вот дрова в доме нужны. Некрасиво получится, если мужики будут прохлаждаться, а баба – махать колуном. Опять же, он в квартиранты шел и с тем условием, что в доме мужская рука появится. Это в его мире мужички тихой сапой или внаглую забрались бабам на шею и упорно делают вид, что так и должно быть. Тут мужик хозяин, глава семьи, опора, надежа и кормилец. А как нет его, так и беда в дом пришла. И яркий тому пример был у него сейчас перед глазами.

Пилили и кололи дрова до позднего вечера. Хорошо еще покойный муж Аксиньи сладил дровяной сарай. Повесили «летучую мышь»[8]8
  «Летучая мышь» – разновидность керосиновой лампы.


[Закрыть] и работали сначала до ужина, а там и после. Аксинья даже набросилась на них, мол, завтра понедельник, на работу вставать еще затемно, а они разошлись не на шутку. Но зато дров заготовить получилось изрядно. На неделю, с запасом хватит.

На работу поднялись рано. Позавтракали да потопали. Вернее, покатили на лыжах. Причем не одни. Вон сосед, Егоров, с невозмутимым видом перебирает ногами, помогая себе палками. А ведь чуть ли не громче всех насмехался над горе-лыжниками. Петр вообще не удивится, если это поветрие сейчас распространится по городам Сибири. И не только. Словом, там, где зимы на зимы похожи. Удобно ведь.

До обеда время пролетело незаметно. Петру вообще нравилось возиться с железом, а когда начал изучать паровые машины, так и вовсе ушел в это дело с головой. Крутил гайки, читал книжки, надоедал с расспросами мастерам, не забывая и заведующего мастерскими, знающего инженера, между прочим. Устройство-то новое и при всей схожести с ДВСом – основанное на совершенно другом принципе. А коль так, то и своих нюансов тут по самую маковку.

А главное, Петра по-настоящему удивило, на что способны паровики. Вот, казалось бы, подводные лодки. Ну как тут пристроишь паровую машину? Но местные вполне справлялись. Причем при необходимости могли использовать ее и под водой. В этом вопросе его просветил один из мастеров, как раз и служивший на подводной лодке машинистом.

Начинал-то Алексей в надводном флоте, но потом предложили перебраться под воду. Дело это было сугубо добровольное. Тот бы и отказался. Ну какая радость каждый раз добровольно топиться и гадать, а всплывешь ли? Но у подводников срок службы был вдвое меньше, чем у надводников. А служба во флоте семь лет длится. Алексей-то к тому моменту уже успел отслужить год, но еще шесть маячили впереди. Вот и решил разменять их на три. Ну а тут война грянула. Понырял, чего уж там. Правда, гордится местом службы: и лодку, и экипаж вспоминает как дом родной и родню близкую. А еще подводников при нем лучше не задевать, а если произнесешь расхожее «самотопы», все, в зубы получишь гарантированно.

– Петр, там тебя спрашивают. – Вот и Леша, легок на помине.

– А кто? – тут же встрепенулся Митя, обедавший рядом с Пастуховым.

Мальца понять можно, у него в думках мамка. Вдруг что случилось. А вот у Петра мысли совершенно о другом. Похоже, опять халтурка подвернулась. А поскольку лимит праздников и, как следствие, выходных пока что исчерпан, вполне возможно, что работать придется впотьмах, при керосиновом освещении. Признаться, его это раздражало неимоверно. Ну вечер-другой под керосинку – еще туда-сюда. Но постоянно…

А еще отсутствие телевизора, Интернета, телефона, автомобиля, да много чего. Казалось бы, уже больше полугода здесь, а никак не может позабыть о благах цивилизации. К хорошему человек быстро привыкает и живет, не обращая на это внимания, воспринимая как должное. И только потеряв, осознаёт, чего он лишился.

– Сиди, малой. Не мамка, – правильно поняв парнишку, успокоил Алексей. – Там купец Заболотный припожаловали, дюже сердитые.

– Ну так ведь я ему нужен, не он мне, – пожав плечами, спокойно ответил Петр.

– Ну-ну, – ухмыльнувшись, отошел в сторону бывший подводник.

О том, что Петр подрабатывает электромонтером, в мастерских знали все. А потому отношение к нему было неоднозначное. Одни посматривали уважительно, как на человека умного и разностороннего. Другие откровенно завидовали его заработкам. А то как же, у него в месяц выходило как у полноправного мастера, а ведь таковым не является.

Нет, понятно, что по умениям и знаниям он с ними теперь вровень, но мастерские-то казенные, а потому штат мастеров ограничен. Это надо кого другого подвинуть, чтобы платить высокое жалованье новичку. А вот на это Петр пойти не мог. Да и не стал бы Павел Игнатьевич двигать старых работников ради выскочки, который в мастерских без году неделя, пусть и талантливый. Вот если бы тут было частное предприятие, тогда, конечно, хозяин постарался бы удержать его.

Были и такие, что подходили с явными намеками, мол, научи «электричеству». Вот только Петр не собирался этого делать. Нет, проблема вовсе не в том, что он боялся конкуренции. Электрификация Красноярска постепенно набирает обороты. Сегодня весь центр уже имеет электрическое освещение. Но дело это все еще новое, поломки возникают довольно часто, а специалистов не хватает. Бывает, электромонтеров ожидают чуть ли не неделю. Кстати, с телефонами ситуация еще хуже, хотя это частная лавочка.

Просто подходили с просьбой научить все больше охотники до легкого и, желательно, длинного рубля. Таким где бы не работать, лишь бы не работать. А Петру претило таких учить. Ну не нравились они ему, и все тут.

– А-а-а, вот ты где, – возмущенно едва не выкрикнул Заболотный, увидев Пастухова.

– И тебе здравствовать, Захар Силантьевич.

– Ты чего это там накрутил, криворукий? – даже не думая здороваться, тут же набросился купец.

– Никак случилось что, Захар Силантьевич?

– Ты коли не умеешь, так и не берись за дело! – продолжал бушевать тот. – Я весь запас лампочек в доме за вчерашний вечер извел.

– Да что ты говоришь, – с явной издевкой всплеснул руками Петр. – Видишь ли, Захар Силантьевич, это они со стыда так горят. Знают, что ты со мной рассчитаться не захотел, вот и горят, клятые. На сколько уж нагорело? Рубля на три? Ну это только цветочки.

– Издеваться надо мной! – Заболотный налился кровью и угрожающе надвинулся на Петра с недвусмысленными намерениями.

– Охолонь, купец. – Поднявшись во весь рост и даже не думая тушеваться, Пастухов упер твердый взгляд в глаза Заболотного. – Я тебе не шавка подзаборная, которую ты можешь пинать. На сколько ты заплатил, на столько я и сделал. Разговор кончен. Впрочем, ты можешь отдать остатнее, и все-то у тебя заработает как надо.

– Не один ты мастер в городе, – все же решив не доводить до мордобоя, зло бросил купец.

А вот это правильно. Мужик он, конечно, кряжистый, но против Петра у него шансов никаких. Тот и возрастом почти вдвое моложе, и не так тучен. Словом, чем закончится эта глупая стычка, понятно любому.

– Мастер не один. Да только другому тебе придется заплатить за полную работу. Потому как, не зная причины, ничего там не исправить, и придется им все переделывать. Ну чего ты так на меня смотришь? Ты знаешь свое купеческое дело, я знаю свое.

Конечно, Петр блефовал. Практически любой электрик разобрался бы, в чем там дело, и устранил неполадки за трешку. Но отчего бы не приукрасить. Вообще-то Петр думал, что Заболотный плюнет на него и отправится на поиски другого электрика. Но, как видно, жаба у него была ядовито-зеленого цвета и весьма пупырчатая. Недаром он в итоге переступил через себя.

– Иди исправляй. Отдам я тебе долг.

– Так не пойдет, Захар Силантьевич. Две красненькие вперед, как мы и договаривались, и тогда я все исправлю.