Текст книги "Дубликат"

Автор книги: Константин Калбазов (Калбанов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Как видно, почувствовал это и раненый с плешивой бородой. Взгляд его стал еще более испуганным, хотя, казалось бы, куда дальше-то. Он перестал стенать, нервно сглотнул и отвел глаза от черного зрачка ствола маузера, посмотрев в сторону Семеныча, в настоящий момент вязавшего разоруженного Владимиром бандита.

Валковский поднял пленника, заломив ему руки, и, прижав к кунгу, начал стягивать его же брючным ремнем. Тот даже не пытался сопротивляться. Только пару раз вскрикнул, все время косясь в сторону Рогова.

– Не надо. Слышь, мужик, не надо. Я больше ни в жизнь. Богом клянусь, – все время причитал бандит.

Вот только Валковский не собирался его слушать. Когда пленник был связан, Владимир наконец забрался в кунг и развязал девушку. Странная манера благодарить. Едва обретя свободу, Даша тут же начала брыкаться, словно это он тут с ней вытворял непотребства. Потом отвернулась от него, поспешно и с явной брезгливостью, приводя себя в порядок. Причем все это молча. Ни тебе здравствуй, ни тебе спасибо.

– Даша, с тобой все в порядке?

В ответ она только фыркнула, повела плечами и начала застегивать китель. Стоп. А ведь не фыркнула. Всхлипнула – так будет куда точнее. Владимир опустил ей руки на плечи, чтобы прижать к себе и успокоить. Может, и глупость, вот только он понятия не имел, как себя сейчас вести. Он просто хотел показать, что ее никто не обидит, что она теперь под защитой.

Девушка обернулась дикой кошкой и оттолкнула его. Причем так энергично, что он едва сумел удержаться на ногах. Испугавшись, что он сделал только хуже, Валковский выставил перед собой руки в примирительном жесте и начал пятиться к двери.

Он уже был готов выскочить на улицу, когда девушка опустилась на мешок, на котором только что лежала. Да что там опустилась, она буквально рухнула, уткнувшись лицом в ладони, и тут же заревела.

– Ты поплачь, Даша. Ага. Поплачь. А с этими мы поквитаемся.

Глупо и избито? Это точно. Но ничего, кроме банальных высказываний, часто звучащих в мелодрамах, ему сейчас на ум не пришло. И потом, это ведь не сценаристы придумали, что со слезами вытекает боль и на душе становится легче. Их заслугой является только придание этому поэтического ореола и не более. Остальное усвоено людьми на протяжении тысячелетнего опыта.

– Ну и что будем с ними делать? – глядя на пленников, сидящих у отвесной скалы, поинтересовался Валковский.

– Да ничего не будем.

– В смысле? Отвезем в поселок?

– Мужики, забирайте все. Там в машине много чего. И оружие, и патроны, и одежда. Да всякого хватает, – явно не желая попадать на виселицу, засуетился главарь.

А что, в нем очень даже могла появиться надежда на благополучный исход дела. Ведь не убили же пока. Да еще, плохо ли, хорошо, но раны обработали, наложив повязки. Пусть они и промокли в воде, однако кровью не дадут истечь, и то дело.

– Видать, сильно тебя по голове приложило, – посетовал Семеныч. – Это все и без того наше, потому как в бою взято.

– А у нас еще есть. В берлоге. Мы сруб поставили, там и храним. Забирайте все, мужики, – продолжал тараторить главарь.

– Ну и где ваша берлога?

– Там, в кабине под козырьком карта есть с отметкой.

– Угу. Осталось только тебе поверить. Ладно. Сиделец, пора делом заняться. Давай наверх, будешь принимать этих ребят. Не дело в воде их держать, еще раны воспалятся.

– Так, может, в кунг? – с явной надеждой проблеял мужик с плешивой бородой.

– Молчи уж. Сами разберемся, что лучше, – оборвал его Рогов.

Примерно минут через пятнадцать все трое были подняты из русла реки и привязаны к одинокому дереву. Семеныч больше не проронил ни слова, Владимир также предпочитал помалкивать. Он уже догадался, что намерен предпринять Рогов, хотя и не мог до конца поверить, что он в этом участвует. Вот такая она новая жизнь и новые понятия о справедливости.

– Семеныч, а это не слишком?

– Нормально, – делая надрез на бедре связанного главаря, ответил тот. – Ну чего ты дергаешься? Не буду я тебя сильно резать. Так, небольшой надрез, чтобы только кровь пустить.

– Мужики, не надо. Мужики, лучше кончите. Повесьте. Ну не надо, мужики.

– Ага. Сейчас все брошу и начну ерундой маяться.

Подготовив пленников, Рогов извлек из разгрузки видеокамеру и пристроил на ветвях невысокого куста, примотав изолентой. Включил запись, проверил картинку и махнул Владимиру: мол, пошли.

– Что это было, Семеныч?

– А что такого? Нужно же местную живность подкармливать.

– А не чересчур?

– Нормально. Собаке собачья смерть. Только попробуй! – Рогов схватил за руку Владимира, уже готового извлечь маузер с явным намерением добить бандитов. – Кстати, местные хищники стали за манеру брать двигаться на выстрелы, а не убегать от них, – добившись своего, начал пояснять охотник.

– Как так?

– Да вот так. Опасность до конца пока не осознали, это либо на своем опыте, либо не одно поколение должно в соседстве с нами вырасти. А вот то, что после охотников можно неплохо поживиться, они уяснили быстро.

– То есть выстрелы для них это как приглашение к трапезе?

– Где-то так. Ладно, пошли в машину, дело к вечеру, пора на ночевку устраиваться. Да и училка там, наверное, вся извелась.

– А камера зачем?

– Это для Петра.

– Думаешь, ему от этого легче будет?

– Будет, сиделец, будет. Поверь, я это знаю.

– Слушай, ты уже задрал меня сидельцем называть.

– Ты чего орешь? – взметнул брови Семеныч. – Чем тебе не позывной? Гадом буду, у тебя такой у одного на всю Колонию.

– Я и сам могу выбрать.

– Да кто тебе мешает. Но ты же не чешешься, – пожал плечами Рогов.

– Мой позывной будет…

Не чешется он. Ну, почесал в затылке, дернул кончик носа и даже мочку уха потер пальцами. В голову только одна чушь лезет типа Коготь, Ястреб, Змей… Нда-а. А ведь позывной этот тут на всю жизнь, долгую ли, короткую, но до донышка. Да какого, собственно говоря…

– Мой позывной будет Сиделец. Только это я сам определил.

– Конечно, сам, – разведя руками, тут же согласился Семеныч.

Глава 6
Рыбачий

– Правильного сына вырастил Петр Саввич. Виктор уже в свои восемнадцать был настоящим мужчиной, степенным и надежным. Пусть земля ему будет пухом. Царствие ему небесное.

– Царство небесное.

– Пусть земля будет пухом.

Тут же послышались приглушенные голоса жителей поселка, вторившие словам главы Рыбачьего. В поселковом клубе собрались практически все селяне, приехали и представители от окрестных хуторов. Не было разве что тех, кого не отпустили по-настоящему неотложные дела.

Как в песне из знаменитой передачи «Городок» поется: «Где рождение встречали и на веки провожали всем двором». Эти слова как нельзя лучше характеризовали происходящее на Колонии. Жесткий и порой жестокий мир неизменно оказывал на людей свое влияние, извлекал на поверхность их суть, обнажал характеры, нередко далеко нелицеприятные.

Впрочем, чему удивляться. В бурной воде и кипящем котле грязь всегда всплывает пеной на поверхность. А здесь еще то бурное море. Случается, что в этом котле закипает такое адское варево, что не приведи господи. Правда, пена – она и есть пена. Она может вспухать, занимая гораздо больший объем, чем основное варево, но это только кажущееся превосходство, – как бы она ни пыжилась, ее основу составляет пустота.

Так вот. На Колонии люди неизменно начинали меняться в ту или иную сторону. Большинство же предпочитало просто жить, коль скоро для этого есть возможность. Они начинали вспоминать хорошо забытые обычаи и традиции, проверенные веками и выстраданные их предками. По новой учились воспринимать чужую боль, проецируя ее на себя. Не все, конечно. Но даже те, кто ставил себя выше других, вынуждены были придерживаться общих правил приличий. Разумеется, если хотели и дальше оставаться в числе жителей поселка.

Тут ведь никто и никого силком не держит. Более того, имелась даже такая мера наказания, как изгнание. За серьезную провинность можно было попасть под выселение. В этом случае администрация поселка чин чином выкупала недвижимость, если таковая имелась в собственности, после чего нерадивым давали пинка под зад. А тогда уж поди пристройся где в другом месте. Народу тут немного, слава разлетается быстро…

Рогов наклонил стопку, уронив несколько прозрачных капель местного самогона на корку хлеба. Оно бы за упокой души… Ну да Витя простит. Нельзя ему. Сорвется, как камень под кручу, и иди лови. Уж он-то себя знает.

– Что, Семеныч, глаз видит, да зуб неймет? – опрокинув стопку, весело оскалился сидящий напротив мужчина лет тридцати.

– Андрюша, ты бузиной-то закуси. – Рогов протянул руку и подвинул к мужчине мисочку с красной ягодой, из которой торчала ложка.

Колониальная бузина очень даже съедобна. Мало того, по полезным свойствам с ней не сравнится ни одна земная ягода или фрукт. Это просто кладезь витаминов, а кроме того, ее можно без труда сохранять в свежем виде в течение года, подобно той же клюкве. Достаточно иметь прохладное место, тот же подпол, и деревянную бадью, наполненную водой.

– Да мне оно как бы без надобности, – довольно нагло улыбнулся мужчина.

– Я говорю, закуси, не то я тебе сейчас зубы в глотку вобью. Мне ведь до лампочки, что кулаками тебя уму-разуму учить, что к барьеру выйти. Закусывай, Андрюша, закусывай.

Даша, расположившаяся рядом с Роговым, невольно потупила взор, отправив в рот ложку щей. С одной стороны, оно вроде бы ее и не касалось, но с другой – было как-то неловко находиться поблизости от назревающего конфликта.

Она все же исподлобья мельком взглянула на мужчину и заметила, как тот нервно сглотнул. Да и остальные словно отшатнулись. После чего любопытство заставило ее посмотреть на дядю Ваню. Вроде и украдкой глянула, мельком, но сразу стало не по себе – уж больно в этот момент он был страшен.

Мужчина протянул руку и отправил в рот полную ложку ягод, отчего его лицо тут же перекосила невольная гримаса. При всей своей полезности бузина на вкус просто невероятно кислая, куда там самому ядреному лайму.

– Ну вот и ладно. А то рожа у тебя больно довольная, – пожав плечами, как будто ничего и не случилось, пояснил свои действия Семеныч.

Нет, Рогов вовсе не был противником того, что за поминальным столом нередко случаются и веселые разговоры, даже несмотря на то что Виктор ему был дорог, а с его отцом они были друзьями с большой буквы, – люди есть люди, Иван не обращал внимания на такие вещи. Вот и на сей раз кто-то о чем-то спорил, доказывая свою правоту, кто-то вспоминал веселую историю. Парочку раз помянули и курьезы, связанные с покойным Виктором. Но Андрей был доволен по совсем другой причине, и Семеныч знал это точно.

В поселках со спиртным дело обстоит строго. С одной стороны, вроде как и пить никому не запрещают, но с другой – здешнее начальство неуклонно за этим следит. Оно Рыбачий-то номинально как бы независим от Андреевской администрации. Определили людей на жительство, помогли на первое время, предоставили возможность зарабатывать, а дальше живите как хотите.

Вот они и попытались было зажить, как им хочется. Во время путины заготовить икорку и сдать ее в Андреевский. Денежка есть, причем немалая, до следующей путины можно сидеть пузо чесать, в потолок плевать да самогон попивать, закусывая икоркой же. Красота.

А то, что в Андреевском головой качают, – плевать, не указ они Рыбачьему. Народ даже взъярился, когда глава поселка вместе со своей женой начали было теребить людей: мол, нужно благоустройством заняться, безопасностью озаботиться, улучшать медицинское обслуживание… Словом, вопросов много, решать их нужно всем миром, вот только люди в ответ на подобные притязания тут же вызверились, не желая за свои кровные содержать каких-то там дармоедов. Хватит, тут вам не там! Жена главы – медик, вот и ратует! Ну и решили: ты глава – бог с тобой, им и оставайся, но к тебе же никто не лезет, вот и ты не задевай, иди своей дорогой, и пусть из Андреевского тебе деньги выделяют, а там нанимай работников, которые все сделают, что пожелаешь.

Не все, разумеется, предавались благостному безделью. Кто-то занимался благоустройством своего жительства. Но только его заботы не распространялись дальше собственного подворья.

Обитатели Рыбачьего ждали путины, чтобы за пару месяцев заработать на безбедное житье в течение года. До следующей путины. Жили где-то даже дружно, разделившись по интересам. Но при всем при этом пьяные на улице вовсе не были редкостью. Даже на пост по охране поселка частенько заступали, с трудом держась на ногах, из-за чего порой бывали и несчастные случаи.

Но настала путина. Рванули катера по Дону. Пошла рыба на разделочные столы. Потекло черное золото в бочки. Потянулись машины в Андреевский и… вернулись обратно! Не понравились Андреевской администрации порядки в Рыбачьем, а потому принимать у них товар они не пожелали. О чем-то таком еще по зиме вещал глава поселка Злобин Валентин, да кто же его слушал. Ага, как же, откажутся в Андреевском от икры! Да это же сотни миллионов. Они что, дурнее паровоза?

Оказались не дурнее. Выше по течению Дона, примерно в паре сотен километров, появился еще один поселок, Астраханский. Вот тамошние рыбаки и занялись добычей икры. Народ в Рыбачьем пыжился, пыжился, да потянулся к оружию. Полезли разбираться с этими астраханскими штрейкбрехерами. Угу, разогнались… Едва не нарвались на взвод солдат.

В общем, после года благоденствия наступил тяжкий год. Нет, с голоду не помирали. Да у них той же икры и осетрины, хоть… понятно, в общем. И с мясом вопрос вполне решаем, дичи в степи предостаточно, но… Не икрой единой сыт человек. Купить потребное, конечно, можно, не вопрос, да только за какие шиши. По бартеру не получается, пытались продавать в розницу в Андреевском – бесполезно. Астраханский вполне справлялся с поставками, а мог и еще больше.

Вот тут-то и вспомнили о главе. Сами устроили сход и его пригласили. Обвиняли во всех бедах. Чуть не сутки глотки драли. Но в итоге все же пришли к выводу, что что-то нужно менять. Причем не со следующей путиной, а прямо сейчас, чтобы показать Андреевскому, что у них теперь все по-другому. Вот тогда-то Валентин и начал закручивать гайки. Жители же, наученные горьким опытом, скрипели зубами, но терпели.

Так что с тех пор в поселке особо не попьянствуешь. Разок подловят с перегаром, второй… и привет. Попрут из артели. Причем без вариантов. Сами попрут, глава или урядник даже не подумают вмешиваться в это дело. Ну, почти. Просто придет время путины, и вдруг окажется, что консервный завод, принадлежащий администрации, отказывается принимать улов у какой-нибудь из рыбачьих артелей.

Оно, казалось бы, путина всего-то полтора месяца длится, но это вовсе не значит, что все остальное время народ бездельничает. Задействованные на консервном заводе – те круглый год при деле. Но и артели не бьют баклуши: работы в поселке на всех хватает. Благоустройство территории, строительство домов – как кирпичных, так и деревянных, – обслуживание техники. Да мало ли что требуется для нормальной жизни поселка, и все своими руками, потому что других взять неоткуда.

А ведь пьющие тоже никуда не исчезли. Присмирели, не без того, но не перевелись. Те, кто не захотел менять свои привычки и готов был жить впроголодь, но с выпивкой, покинули поселок. В большинстве своем не добровольно. Ну да здесь правозащитников нет, и за них никто не заступится.

Вот так и появилась Дурноселовка, километрах в ста от Рыбачьего, как раз на полпути к Астраханскому. Туда стала стекаться вся пьянь из округи. Как-то там сами себе живут, а вернее, бомжуют. Некоторые из них, вынужденные временно прекращать с пьянством, на сезонные работы выбираются в поселки или хутора, да только потом все неизменно возвращается на круги своя…

Так вот Андрей как раз относился к тем, кто бомжевать был не готов, но и выпить любил. Поэтому был рад любой возможности, чтобы опрокинуть стаканчик. У Петра горе, народ ему искренне сочувствует, а этому радость обломилась, можно на законном основании наклюкаться. Тут главное – не набедокурить, а так никто слова не скажет, – горе-то какое…

Поминальный обед – это не свадьба. Тут и с угощением скромно, и посиделок не бывает. Сели, помянули – вспомнили добрым словом усопшего (а иначе и не бывает, потому как об умерших либо хорошо, либо никак) – пора и честь знать.

Рогов вышел на крыльцо, прикурил сигарету. Многие с куревом завязали. Само как-то получалось. Но Семеныч упорно держался за свою привычку. Ну, нравилось ему курить.

– Иван, чего у вас там случилось? Я думал, ты Андрюху пришибешь, – поинтересовался подошедший Петр.

– Да так, Андрюша кое-что попутал. Весело ему чересчур было. Вот я ему замечание и сделал, а он внял.

– Понятно. А Сидельца твоего чего не было?

В голосе отца покойного послышалась неприкрытая обида. Это в радости ничего не замечаешь вокруг, и все тебе в радужных тонах видится, а в горе зачастую подмечаешь все до мелочей. Вот и Петр заметил отсутствие новичка.

– Петр, ты на него не обижайся. Когда дошло до дела, он на риск без лишних слов пошел и задачу свою выполнил не задумываясь. А почему не пришел?.. Земной он. Не стал еще нашим. Ты ведь знаешь, кто-то легко к людям тянется, а кто-то сторонится. Вот и он из таких. Ничего, Колония все по своим местам расставит: или человеком сделает, или в грязь втопчет.

– Да я не обижаюсь. Просто спросил.

– Ты вот что, Петр. До похорон не хотел. В общем, держи… – Рогов протянул Петру синий пластиковый прямоугольник видеокарты.

– Что это?

– Видео. Там расплата с этими говнюками. Захочешь – посмотришь, не захочешь… Словом, сам решишь.

– И как?

– Привязал к дереву да пустил немного крови.

– Значит, живьем на корм пустил, – зажав карту в кулаке, проскрежетал зубами Петр.

– А что мне их, пряниками нужно было угощать… Ладно, пойду я.

Простившись с другом, Иван неторопливо побрел по улице. Дел как таковых в поселке у него не было. Как раз подошел сезон, и надо отправляться в верховья Дона. Зубры ждать не будут, еще месяц – и здесь не найдешь ни одного исполина.

Вообще поведение этих животных до конца еще не изучено, но кое-что уже известно. Отгуляв на местных пастбищах, к концу августа – началу сентября тучные стада зубров набираются сил и начинают миграцию. Сначала их путь лежит на север, туда, где Дон достаточно узок, чтобы можно было через него переправиться. Зубры – хорошие пловцы. После преодоления этой серьезной водной преграды они берут курс на юго-восток, все время смещаясь к югу. Вот и выходило, что его собственная путина приходилась именно на это время.

– Дядь Ваня, – окликнул догнавший его на велосипеде мальчонка лет тринадцати.

– Чего тебе? – остановился Рогов.

– Там тебя дядя Прохор к себе в участок зовет.

– Спасибо. Иду.

Прохор, местный урядник. Сейчас уже и не вспомнить, с чего это казачье звание прицепилось к поселковым правоохранителям. Не пристав, не участковый, а урядник. Говорят, что на Ставрополье так называли сельских участковых. Может, и так. Иван хотя и жил в частном секторе, но все же был городским и специально этим не интересовался. Да ему в общем-то и без разницы. Главное, что подобное приглашение игнорировать никак нельзя.

Здесь вообще к власти отношение особое. С одной стороны, ее уважают, с другой – опасаются. Нет, не боятся, а именно опасаются, потому как эффективных рычагов воздействия на население у представителей власти хватает. А главное, они ничуть не брезгуют ими пользоваться. Хотя, чего греха таить, пока что все это шло людям только на пользу. Да, порой неприятно, когда тебя берут за глотку, перекрывая доступ в нее алкоголя, или пинками заставляют подкрашивать дом и содержать в порядке газон перед ним. Ты даже в запале можешь пригрозить, что вынесешь мозги этому чертовому главе, но на деле недовольство недовольством и останется, потому что в результате таких пинков ты окажешься только в выигрыше. Совсем другое дело, если со стороны властей начнутся злоупотребления. Впрочем, в этих краях ничего подобного пока что не наблюдалось.

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, Иван направился по улице в обратную сторону. Рыбачий – зажиточный, но пока еще небольшой поселок. Всего-то полсотни дворов и два общежития на две параллельные улицы с тремя переулками.

В центре стоит довольно просторное двухэтажное кирпичное здание в распространенном на Колонии стиле русского барокко. В нем размещены все службы поселка и медпункт с отделом милиции, который все называют участком. Как медпункт имеет шесть койко-мест, так и участок, кроме рабочего кабинета урядника, располагает камерами на четверых задержанных.

Камеры, с прочными решетками на маленьких оконцах, находятся, ясное дело, в подвале за железными дверями. А как же иначе, если там не только административные правонарушители отдыхают, но случаются и висельники. Вот, к примеру, если бы Семеныч надумал доставить тех бандитов в Рыбачий, то держали бы их там, пока народный суд не решит их судьбу.

Суды в Колонии это вообще отдельный разговор. Обычно на них председательствует глава поселка, но он только следит за общим ходом, визирует протокол заседания и приговор, если таковой вынесен. Обвинитель, зачастую урядник, представляет доказательства вины преступника. Если найдется у обвиняемого защитник – хорошо, а если нет, то он сам себя защищает. Само собой, допрашиваются и свидетели. А вот судьбу его решают всем миром.

На данный момент порядок таков: от каждого двора или общежития выставляется один представитель, имеющий право голоса на суде. Откреститься не получится, это вменено в обязанность. Как не получится и отдать свой голос в пользу того или иного решения тишком. Каждый за это решение открыто голосует поднятием руки, а потом ставит подпись под приговором.

Кстати, это одна из весомых причин, отчего люди стараются всячески зарабатывать в глазах общественности лишние очки. Жизнь, она штука такая, мало ли что и как случится, поэтому куда лучше иметь благожелательно настроенных по отношению к тебе поселенцев. Тогда есть надежда, что если коснется тебя самого, то люди не станут подписываться под твоим приговором о повешении.

Ходить по поселку одно удовольствие, не то что за его пределами. Все улицы и переулки в Рыбачьем заасфальтированы. Грузовикам ездить разрешается только в крайнем случае, чтобы не портили покрытие. Здесь асфальт обходится подороже, чем на Земле. Опять же все делается своими руками, никаких дорожников. Это так называемые общественные работы, или физический налог – назвать можно как угодно. Поэтому во дворах можно увидеть только легковые автомобили, в основном УАЗы.

Для грузовиков предусмотрена отдельная площадка у выезда из поселка. Так что их владельцы держат машины там, под навесом, поставленным собственными руками. Каждый въезд грузовика в поселок должен быть санкционирован главой и никак иначе, а то дай волю, так будут кататься даже до нужника, продавливая асфальтовое покрытие многотонными машинами. Правда, сейчас волей-неволей приходится выдавать такие разрешения, ну да покрытие пока держится без сколов и трещин, все же для себя делали. В этом деле схалтуришь – потом опять переделывать, фактически за свой счет и своими же руками.

Глава ежеквартально отчитывается перед жителями на поселковом сходе в клубе о том, куда и сколько потрачено. Дело в том, что в Рыбачьем как раз начался настоящий строительный бум. Чуть не треть домов центральной улицы представляют собой строительные площадки. На сходе было принято решение – кстати, в ходе жарких баталий, – что застраивать поселок будут на манер Андреевского.

Центральная улица – кирпичные дома в стиле русского барокко. Пока одноэтажные, но стены и фундамент с расчетом на поднятие как минимум четырех этажей. А вот параллельная – деревянные коттеджи. Никаких бараков, изб или лачуг. Никаких вариантов типа «я его слепила из того что было». Слава богу, с заработками у всех все в порядке.

Модульные дома, которые обычно выделялись семьям, подлежали сдаче и потом передавались новым поселенцам либо в самом поселке, либо на хутора. Земледельцев надо поддерживать, потому что, когда под боком есть свои крестьяне, это просто удобно и полезно. Сейчас неподалеку от Рыбачьего есть десять хуторов, так что вопросов с продовольствием не возникает.

Вход в участок с торца здания. Он состоит из четырех помещений: коридора, два на четыре, и таких же трех кабинетов. Один для урядника. Во втором сидит дежурный из числа жителей. Тут ведь вся охрана поселка на них и держится. Есть даже группа немедленного реагирования из трех человек. Дежурят мужчины по очереди и на это время поступают в распоряжение урядника. Еще одно помещение рассчитано на случай приезда представителей из Андреевского. Ясное дело, что Рыбачий от них не зависит, это так, дань уважения и гостеприимства. Ну и на вырост, то есть на перспективу. Это сейчас, когда в поселке и окрестных хуторах народу и за четыре сотни не переваливает, справляется один урядник. Но поселок постепенно разрастается, а значит, и потребность в правоохранителях возрастет.

– Разреши, Прохор Васильевич, – постучавшись, поинтересовался Семеныч.

Оно можно и просто по имени. Они прекрасно друг друга знают, и отношения у них вполне хорошие. Да только сейчас он при исполнении и в кабинете присутствуют двое. Один не из местных, второй Воронов, проживает на центральной улице. Словом, не располагает обстановка к панибратству. Неправильно это.

– О, Иван, давай заходи, – тут же замахал руками урядник, едва увидев заглядывающего в кабинет Рогова. – Ну так ты уяснил, Сергей?

– Да я-то уяснил. Но и ты пойми, Прохор Васильевич, шабашники мои ведь на улицу носа не выказывают. Бывает, выпивают, не без того. Но ведь я общество от них полностью изолирую. Они пьют, я их стерегу, чтобы никому беды не сделали, да и себя не пожгли. Ну, работники они такие, что тут поделать. А потом, это только раз в неделю и бывает.

Ага, как видно, Воронов нанял гастарбайтеров из Дурноселовки. Ну а тех подпаивать время от времени нужно, чтобы резкость на глаз навести. Вообще-то если бы Семеныч решился ставить себе кирпичный дом, то поостерегся бы экономить на рабочих, тем более когда речь идет о запасе прочности в дополнительные три этажа. Подобные работники могут такого наворотить, что рад не будешь такой экономии.

– Сергей, я тебя предупредил. Распишись в поручительстве и можешь забирать их документы. – Прохор выложил перед посетителем небольшую стопку пластиковых удостоверений. – Ну чего ты на меня смотришь? – видя нерешительность Воронова, вздернул бровь урядник. – Ты же порядок знаешь. Либо так, либо пусть выметаются на все четыре стороны.

– Да вот насчет этого порядка-то как раз не все понятно. Они что же, дети малые? Пусть сами за себя поручительство подписывают.

– Если сами по себе, то они сюда лишь в лавку могли бы прийти, и только трезвыми. Это если Петр согласится их обслуживать, а то может для начала отправить на Дон, помыться. А так их привел ты. Так что решай: либо подписывай, либо чтобы через полчаса ноги их не было в Рыбачьем.

– Дай хоть прочту, – вздохнул Воронов.

– Некогда мне. Второй экземпляр почитаешь. Если что не понравится, тогда гони их взашей, пункты пересмотру не подлежат. Все, иди давай, не задерживай.

Оно ведь как, хочется и рыбку съесть, и… Ну там – чай, кофе, потанцуем… а что ты насчет койки намекала? Но в жизни за все нужно платить. Так что выбора у мужика нет. Хочешь сэкономить в деньгах, рискуй качеством, ну и собственным спокойствием. Но, как видно, бережливость все же взяла верх. Воронов быстро подписал поручительство, подхватил свой экземпляр и документы работников, после чего вышел из кабинета.

– А глянуть на их рожи не хочешь? – ухмыльнулся Рогов, обращаясь к Прохору, когда дверь за посетителем закрылась.

– Навещу, конечно. Но это еще успеется, день долгий.

– Ясно. Ну, здравствуй, что ли, Константин. Сидишь в уголку, как партизан какой.

– А у меня должность такая. Тихая. Не то что у некоторых, особо буйных. Семеныч, ты это что учудил? – играя желваками, процедил Лукин.

– Прости, Костя, так вышло, – пожал плечами Иван. – Радиостанция моя вся окислилась, так что связь не дальше пары километров.

– А выскочить на большак и связаться через любую встречную машину – не судьба? Ну хотя бы когда понял, что девушку умыкнули.

– А чего вокруг нее лишний шум поднимать? Ясно же, что раз бандиты ее не кончили, значит, уволокли с собой, а тогда уж разве только изнасилуют. Ничего, девка молодая, оттаяла бы.

– А может, все дело в том, что у кого-то крышу сорвало, когда он труп парня увидел?

– Слушай, Костя, с девкой порядок? Порядок. Жива, здорова и непотресканная. Вон только что на поминках с ней общался. Так чего тебе еще нужно?

– Мне нужно, чтобы ты не занимался самодеятельностью, Семеныч. А если бы это были подготовленные бойцы? Да хоть те же американцы. Что было бы тогда? Сомневаюсь, что у тебя получилось бы уложить отделение рейнджеров.

– Витя мне если не как сын, то как родной племяш был. И ты думаешь, я с этими падлами устраивал бы танцы с лебедями? Ты вот что, Константин, иди стружку снимай со своих штатных работников. А я… Нет доверия, так не озадачивай больше. Все, разговор окончен!

– Ладно. Хорошо все то, что хорошо кончается, – примирительно произнес Лукин и поинтересовался: – Валковский как?

– Да нормальный мужик. А то, что у него с Ладыгиным кошка какая пробежала, так это их тараканы.

– Он из-за этих тараканов был готов его кончить. А кто такой Ладыгин для Колонии, я тебе объяснять не буду. Так что смотри за ним.

– Не переживай. Присмотрю.

– Хорошо, если так, – смерив Ивана оценивающим взглядом, процедил безопасник. – Ладно, поехал я дальше. Прохор, помни, Даша теперь твоя головная боль.

Нет, понятно, что у того начальство местный глава, а если там в совещательном плане, то глава Андреевского Управления внутренних дел Конев. Но на то она и служба безопасности, что далеко не все и не всегда озвучивается, выставляясь на всеобщее обозрение.

– Да помню я, помню. Не было печали, – отмахнулся урядник.

– Так я не понял, ты что же, приезжал только для того, чтобы высказать мне свое «фи»? – искренне удивился Рогов.

– Не дождешься. Проездом. Бывайте, мужики, поскакал дальше, по долинам и по взгорьям.

– Как думаешь, у него в Рыбачьем еще кто-то на связи есть? – поинтересовался Иван, когда дверь за безопасником закрылась.

– А ты думаешь, он вот так в открытую пришел, поставил задачу и свалил? Есть конечно же, и наверняка не один, только светить их он не будет даже передо мной, – пожав плечами, ответил Прохор.

– Ясно.

– Семеныч, я чего тебя звал-то. Тут такое дело. Выяснил я все насчет того «Урала», что вы взяли.