Текст книги "Вне Земли"
Автор книги: Константин Циолковский
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
7. Вторая лекция
Когда население замка сошлось для своей вечерней беседы, небо было особенно ясно. Несмотря на то, что после солнечного заката не прошло и часу, небеса сияли звездами; Луны не было: она восходила поздно.
– Смотрите, какое множество звезд! – сказал русский, указывая на небо, отлично видное через хорошо отшлифованные стекла свода.
В хорошую погоду часть потолка раскрывалась, что было и на этот раз, и волны чистого горного воздуха несли приятную прохладу после жаркого дня.
– Что такое, в сущности, эти звезды? – послышался голос человека, устремившего взоры кверху.
– Поговорим прежде о Солнце и Земле, – сказал Ньютон, – и тогда поймем, что такое звезды. Из предыдущей лекции вы представили себе довольно рельефно громадность Земли. Теперь я постараюсь дать понятие и о размерах Солнца. Солнце есть огненный шар, из которого можно слепить 1 280 000 огненных шариков величиною с Землю.
– Хороши шарики! – заметил один из слушателей.
– Но почему же оно кажется так мало? – спросил другой.
– Потому, что оно страшно далеко от нас, – сказал Галилей. – Его расстояние от Земли составляет 150 миллионов километров.
– И на этом расстоянии оно может так жарить! – удивился кто-то.
– Тут нет ничего удивительного, принимая во внимание его размеры, – ответил Ньютон. – Его поперечник в 108 раз более поперечника Земли. Так что, если бы изобразили Землю в виде шарика толщиною в 12½ сантиметров, то Солнце должны бы изобразить шаром с диаметром в 14 метров. Это целый пятиэтажный дом! Несмотря на разницу объемов, Земля и Солнце, в сущности, почти одно и то же…
– Ты, однако, уже слишком… – невольно прервал Галилей.
– Я знаю, – сказал Ньютон, – слушатели меня не совсем поняли.
– Это в самом деле не понятно, – подтвердил один из них. – Солнце есть невообразимо накаленная громадная пылающая масса, а Земля сравнительно крохотный темный и холодный шарик…
– Так-то так, да не совсем! – заметил Ньютон. – В том-то и дело, что этот маленький шарик до сих пор страшно горяч внутри. Было время, когда Земля сияла и горела, как маленькое солнце, и, может быть, наступит другое время, когда Солнце остынет и будет подобно Земле.
– Избави боже, – вздохнули слушатели.
– Земля есть маленькое остывшее солнце, а Солнце есть громадная еще не успевшая остыть благодаря своей громадности Земля.
– Неужели это возможно! – воскликнули слушатели.
– Не только возможно, но и совершенно очевидно, – заявил лектор. – Во-первых, Земля и до сих пор не потеряла своей внутренней теплоты, во-вторых, – что такое почва, что такое граниты, на которых располагаются наносные земли? Ведь все это продукты горения металлов, газов и металлоидов. Земля покрыта пеплом и составлена из пепла. Пепел указывает на громадное пожарище, ареною которого была Земля… Горели газы, горели чистейшие металлы и металлоиды.
– И самая вода океанов, – вставил Галилей, – есть только продукт гигантского горения водорода в кислороде. Всюду пепел: камни – пепел, вода – пепел, горы – пепел. Остатки не сгоревшего – ничтожны. Они, положим, есть, но скрыты в глубине Земли, недоступны нам; человек старается извлечь из наследованного им пепла сгоревшее наследство. Добывает золото, серебро, железо, алюминий и многое другое на свою потребу. Но как ничтожно то, что он извлекает!
Что же касается Солнца, – продолжал Ньютон, – то оно прогорит еще очень долго, однако уже и теперь на нем появляются громадные окалины, величиною с земной шар, и многие ученые думают, что и Солнцу когда-нибудь наступит конец…
– Но это ужасно! Когда же это наступит?
Смерть Солнца придет не ранее как через несколько десятков миллионов лет…
– А! – успокоились в толпе, – значит, ни нам, ни нашим детям бояться не приходится…
Совсем стемнело, атмосфера была чиста, и бесчисленное множество звезд было рассыпано сверху,
– Эти звезды, которые вы видите, – сказал Ньютон, – суть солнца.
– Но солнца громадные, пылающие, ни в чем не уступающие тому светилу, от которого зависит вся органическая жизнь нашей Земли.
– А я-то думал, что Солнце только одно, – наивно сказал один слесарь.
– Если бы вы потрудились сосчитать звезды, то не насчитали бы более 5 тысяч солнц.
– Почему же, когда в темную ночь вглядываешься в небо, число звезд представляется бесконечным? – спросили слушатели.
– Какой-то инстинкт указывает человеку на бесчисленность звезд, который отчасти и оправдывается, – сказал русский.
– Действительно, – продолжал Ньютон, – чем лучше мы возьмем трубы для осмотра звезд, тем больше их насчитаем. В самые лучшие телескопы насчитывают до 200 миллионов звезд…
– 200 миллионов солнц! – повторили в толпе, – Такое множество!
– Чтобы составить себе ясное понятие об этом числе, вообразим, что вместо каждой звезды, которую мы видим невооруженными глазами, поставлено 40 000 солнц, т. е. в восемь раз больше, чем мы можем прямо насчитать на обоих половинах неба.
– На клочок небесного свода, занимаемый Луною, – сказал Лаплас, – придется тогда насадить 10 000 звезд, из которых каждая есть отдаленное солнце.
– Поглядите, – сказал один из машинистов, – какая яркая красная звезда, вот, должно быть, гигантское солнце!
– Да это Марс! – заметил Галилей. – Ничтожная планета, подобная Земле. Это одно из крохотных остывших солнц; их принято называть планетами. Она и светит не сама собою, как огонь, а только благодаря дню, который царит там и подарен ей нашим Солнцем. Ее свет кажется сильнее звездного, благодаря крайне близкому расстоянию ее от Земли: какие-нибудь 70 миллионов километров, отделяющих ее от нас, есть ничто в междузвездных пространствах.
– И много таких планет между настоящими солнцами? – спросил один из сидящих у стен.
– Простыми глазами их можно видеть на обеих половинах неба семь штук. В телескопы же более 600. Крупнейшие семь называются планетами, другие планетоидами.
– Неужели их так мало? – удивился кто-то. – При таком множестве солнц это немного странно.
– Вы забыли их малую величину и темноту, – сказал Галилей – И вот причина, почему мы насчитываем их так мало. Видны только планеты ближайшие, принадлежащие к системе нашего Солнца и двигающиеся вокруг него вместе с Землей, которая составляет восьмую крупную планету Солнца. Если у нашего Солнца более 600 планет, то, без сомнения, и у других солнц должны быть также планеты; но как могут быть видны они, когда и самые эти солнца вследствие страшной своей удаленности представляются едва мерцающими звездочками! Огромное же большинство их совсем не видно.
– Так как, – сказал Галилей, – у каждого солнца в среднем не менее 600 планет, – потому что наше Солнце ничем не лучше других – то общее число всех планет составит не менее 80 миллиардов.
– Итак, – заметил Лаплас, – каждый человек мог бы получить в подарок 16 планет, между которыми некоторые больше Земли.
– Но кто поручится нам, что мы нашими слабыми глазами и нашими ничтожными приборами видим все звезды, действительно существующие? Если мы видим 200 миллионов солнц и догадываемся о существовании 80 миллиардов планет, то каково же число невидимых нами солнц и их планет?
Население замка употребляло для своих сношений французский язык. Сначала по поводу общего языка было немало недоразумений, но наконец решено было принять тот, который окажется кратчайшим и простейшим. Таким, по исследовании, оказался французский. Затем выкинуты были непроизносимые буквы и принят был фонeтичecкий способ письма, т. е. все писалось точно так, как произносилось.
8. Два опыта с ракетой в пределах атмосферы
Лекции были на некоторое время прерваны, потому что наши ученые приятели слишком увлеклись проектом русского.
Франклин изобрел взрывчатый состав в сто раз более эффективный, чем существующие, и из его лаборатории постоянно слышались взрывы, какое-то пронзительное шипенье и дикий свист, пугавшие мирных обитателей замка. Ньютон и Лаплас непрерывно производили вычисления и, показывая друг другу обильные ряды чисел и формул, таинственно и торжествующе перешептывались, а иногда и задорно кричали, как бы в ссоре. Гельмгольц решал вопросы об условиях существования в эфирном пространстве и вырабатывал систему дыхания и питания.
Русский, совещаясь то с тем, то с другим, чертил проекты снарядов и путешествий. Галилей восторгался и вместе с Ивановым пытался уже строить модель небесной кареты, но не совсем удачно, и потому от моделей снова возвращались к планам и расчетам, от планов и расчетов к осуществлению. Так прошел месяц. В стеклянной зале сходились каждый день, но публика не допускалась.
Наконец, общество ученых пришло, по-видимому, к благоприятным результатам, потому что затевалось что-то необычное.
В мастерских кипела работа; строили что-то странное, очевидно, тот прибор, на котором наши приятели собирались посетить Луну. Решили произвести опыт сначала в высоком сарае. Движения снаряда были ограничены рамами. Взойдем вместе с нашими приятелями в светлый сарай и посмотрим на их прибор и опыт.
Прибор имел вид металлического, вертикально стоящего продолговатого рыбьего пузыря длиною в 20 метров. Поперечник его имел 2 метра. Внутри прибора было достаточно светло благодаря многим окнам небольшого размера. Там мы увидим три нетолстые трубы, идущие по его стенам и выходящие внизу наружу. Далее были какие-то механизмы, отчасти скрытые металлическими кожухами, и огромные отделения с какими-то подозрительными жидкостями. Через смешение их происходил непрерывный и равномерный взрыв, причем продукты с страшною силою должны вырываться через трубы наружу в нижней части снаряда. Ряд рукояток у замысловатых циферблатов предназначался для управления снарядом: для движения его в ту или другую сторону, с той или другою силою давления взрыва. Остальное опишем по мере надобности.
Франклин, русский и Галилей вошли в прибор, а Лаплас, Гельмгольц и Ньютон стояли в почтительном отдалении, смотря то на часы, то на прибор. Но вот раздался взрыв, потом равномерный оглушительный гул; прибор дрогнул и поднялся, насколько позволяли рамы и цепи. Зрители, бывшие снаружи, закричали с блиставшими глазами, но что именно, нельзя было расслышать за шумом. Через 10 минут сидевшие внутри через телефон поздравили своих товарищей с успехом, но продолжали опыты. Так снаряд простоял на весу еще 10 минут и тогда медленно опустился. Иванов и Франклин вылезли и молча бросились в объятия друзей. То же сделал замедливший итальянец, заявляя, что израсходовалась только 1/100 часть всех взятых для опыта взрывчатых веществ.
Следующий эксперимент над управляемостью снаряда приходилось уже произвести публично, что неудобно было сделать в ограниченном пространстве ангара.
Порешили установить снаряд на дворе и наблюдать отсюда за его маневрированием. На этот раз в аппарат уселись англичанин, немец и француз. Народ стоял неподалеку, не заходя за низкую ограду, окружающую блестевший на солнце, как зеркало, снаряд. Многие не знали хорошенько, зачем он построен; думали, что только для метеорологических изысканий в высших слоях атмосферы.
Трое друзей сидели внутри ядра на креслах и напряженно ждали условного часа для полета. Гельмгольц слегка дрожал, все взволнованно молчали. Ньютон заведовал силою взрыва и давлением газов и держал соответствующую рукоятку; Лаплас наблюдал за направлением, а Гельмгольц наблюдал за всеми и готов был в случае надобности заменить того или другого.
Наступил вожделенный момент, и Ньютон опустил до известной цифры рукоятку. Лаплас давно установил свою, и снаряд крайне медленно начал свое восхождение.
– Господа, снаряд идет прекрасно, – сказал с радостным чувством Гельмгольц, стараясь овладеть собою. – Мы поднялись на 100 метров… Остановите теперь движение!
Ньютон снова передвинул рукоятку, и снаряд сделался почти неподвижным, но газы продолжали вырываться со страшною силою. Через несколько секунд Ньютон предложил ускорить движение вверх, причем кажущаяся тяжесть внутри прибора должна удвоиться, т. е. каждый должен был весить от 8 до 10 пудов. Предварительными изысканиями они убедились в безопасности такого опыта. Товарищи не противоречили, но крепче уселись в своих креслах. Ньютон тронул рукоятку. Все побледнели и чуть не проломили кресел.
– Господа, мне тяжело, – взмолился Лаплас через 20 секунд. – Довольно, пожалуйста, довольно! – молил он, смешно провалившись в мягкое кресло. Опыт прекратили, для чего Ньютон должен был двинуть ручку прибора отяжелевшей рукой. Почувствовав себя хорошо, все невольно поднялись на ноги и смотрели в окна.
– Однако мы черт знает куда залетели, – сказал Гельмгольц с досадою. Действительно, замок с его пристройками чуть виднелся.
– Не черт знает куда, а только на 2 километра, – заметил Лаплас, взглянув на барометр.
– Мы могли бы через 10 минут подняться на 1800 километров, – сказал Ньютон, – если бы приняли предосторожности относительно дыхания. А теперь должны немедленно подумать о возвращении, в противном случае через несколько секунд мы задохнемся в разреженной атмосфере, потому что снаряд теперь двигается со скоростью 200 метров в секунду.
Пока Ньютон говорил, они поднялись еще на километр и стали, в самом деле, задыхаться. Но Ньютон прекратил взрывание жидкостей. Все потеряли тяжесть. Вес каждого обратился в нуль, каждый стал весить менее пылинки. Явление было очень любопытно, но так как они по инерции продолжали полет кверху и задыхались все более и более, то им было не до того, чтобы наблюдать. Поднялись еще на 2 километра, снаряд остановился в нерешительности и стал опускаться уже исключительно силою тяжести. Отсутствие веса продолжалось в ядре, но через 20 секунд замедлили его падение, и еще через несколько секунд при посредстве взрывания снаряд крайне медленно опустился на свою стоику во дворе замка. В эти 20 секунд усиленная тяжесть опять всех приковала к креслам.
9. Снова астрономическая лекция
Торжество наших ученых было полное.
Теперь предстояло совершить полет за пределы атмосферы.
На радостях решено было собраться в круглой зале для про чтения третьей лекции и сообщения публике о новом снаряде для полета в эфирном пространстве.
Описав обществу кратко снаряд, Ньютон сказал:
– Теперь, когда мы имеем надежду на возможность путешествия в межпланетных пространствах, нам особенно должны быть интересны данные астрономии. В предыдущей лекции мы видели, что видимый мир звезд или солнц вмещает в себе не менее 80 миллиардов планет. В одной нашей солнечной системе мы воочию насчитываем более 600 планет. Ввиду предстоящих путешествий необходимо обратить внимание на расстояние планет от Солнца и от 3емли. Овладеем ли мы этими расстояниями? Даже хватит ли человеческой жизни, чтобы их одолеть!
– Самое близкое к нам небесное тело, – продолжал Ньютон, помолчав, – Луна.
– Луна – такое же дитя Земли, как Земля вместе с шестьюстами других планет – дитя Солнца… Земля и большие планетам также дочери Солнца.
– Выходит, что Луна приходится Солнцу внучкой, – произнес один из присутствующих.
– Именно, – подтвердил Галилей. – Но у Солнца имеется еще много и других внучек, это – луны планет. Так, Юпитер имеет восемь лун – восемь дочерей, и все они такие же внучки Солнца, как и наша Луна.
– Будем же говорить про Луну, – сказал Ньютон. – Ее расстояние до Земля 380 тысяч километров; пролетая в нашем небесном экипаже средним числом по 5 километров в секунду, мы достигнем Луны через 76 000 секунд, т. е. скорее, чем через сутки…
– Вон восходит Луна, – сказал один из слушателей. – Пожалуй, можно слетать на нее и с помощью аэростата или аэроплана…
– Да, – сказал русский, – если бы воздух доходил до Луны! Но и тогда потребовалось бы на это 1000 дней, т. е. около трех лет, потому что в воздухе нельзя двигаться так быстро, как в пустоте.
– Атмосфера же, – заметил Лаплас, – облегает Землю подобно апельсинной корке, т. е. на величину сравнительно незначительную. Это легкая воздушная одежда Земли.
– Атмосфера простирается, – продолжал пояснять Франклин, – на высоту 300 километров, но уже на высоте 10 километров она настолько редка, что человек ею дышать не может и неизбежно умирает.
– Наибольшая высота атмосферы составляет не более 1/1000 доли пути от Земли до Луны и, конечно, дорогою до Луны для аэростата служить не может.
– Вот так! – произнес тот же слушатель. – А мне все казалось, что не только Луна, но и звезды парят в нашем воздухе…
– О, звезды от нас чересчур далеко! – воскликнул другой из слушателей.
– Да, –сказал Ньютон, – самая близкая к нам звезда – это наше Солнце, но и она отстоит от пас на 150 миллионов километров! Как же далеко должны отстоять другие солнца, если они представляются нам едва мерцающими звездочками, несмотря на свою световую силу, превышающую силу Солнца.
– Пролетая на нашем снаряде по 10 километров в одну секунду – сказал Франклин, – долетим до Солнца в 15 000 000 секунд, или менее, чем в 1/2 года. До планет нашего Солнца путь также измеряется годами и на нашем снаряде кажется вполне возможным, если не принимать во внимание других трудностей, кроме времени.
– Но до планет других солнц, – произнес Гельмгольц, – нам не добраться живыми… для этого не хватит человеческой жизни.
– В самом деле, – сказал русский, – до второго ближайшего к нам солнца, находящегося в созвездии Центавра (α), насчитывают 38 биллионов километров. Чтобы пройти такой путь, двигаясь даже со скоростью 100 километров в одну секунду, что возможно, надо 12 тысяч лет. Если бы отправилось большое общество, то лишь четырехсотое поколение прибыло бы к этому солнцу.
– Как жаль, – воскликнул Галилей, – что те 80 миллиардов планет, о которых говорил Ньютон, оказываются для нас навеки недоступными!
– Да, – сказал Иванов. – Но не забывай, что человечестве бессмертно и 12 тысяч лет для него пустяки. Так что, если те солнца и их планеты и не есть нашенаследие, то оно может быть наследием людей вообще.
– Все-таки, – возразил Ньютон, – Солнце с его планетами и их спутниками для нас важнее, потому что мы можем посетить их, между тем как о других солнцах с их планетами мы можем только мечтать… Вот планетная система в уменьшенном виде. Масштаб одна биллионная (1/1 000 000 000). Представим себе огненный шар с диаметром в 139 сантиметров, – это Солнце. Кругом него приблизительно в одной плоскости и в одном направлении ходят планеты с их лунами. Ходят они тем быстрее, чем ближе к Солнцу. Быстрее всех и ближе всех к Солнцу двигается планета Меркурий. По нашему масштабу, это шарик с поперечником в 5 миллиметров (малая горошина), отстоящий от Солнца на 58 метров. Далее следует Венера в виде шарика с диаметром в 12 миллиметров (лесной орешек). Ее расстояние до Солнца, уменьшенное в биллион раз, составит 105 метров.
– Посмотрите на Венеру, – прервал Галилей, указывая на запад, где в лучах еще не совсем потухшей зари блистала яркая звезда.
– Ни одна звезда не блестит так сильно, как Венера, – заметил Лаплас.
– Раз я ее видел даже днем, при полном сиянии Солнца, – сказал Франклин. – И Меркурий и Венера видны бывают или на западе или на востоке. Меркурий видеть труднее, потому что он очень близок к Солнцу и заходит тотчас после солнечного заката.
– Будем продолжать, – сказал Ньютон. – За Венерой увидим Землю, отстоящую от центрального тела на 148 метров – орешек с поперечником в 13 миллиметров.
– Только-то! Вы почти сравняли Землю с другими планетами, – заметил один из слушателей.
– Я не унижал Землю, – ответил Ньютон, – такою сделала ее природа. Так мы видели, что Земля все-таки больше других планет. Следующая планета – Марс – в виде горошины с диаметром в 6½ миллиметров. Двигается она медленнее Земли, потому что отстоит дальше, именно на расстоянии 227 метров… Смотрите! Вон яркая красная звезда на востоке; она уже поднялась довольно высоко. Это и есть Марс. У него два спутника – совсем ничтожные пылинки, не изобразимые по нашему масштабу, которые кружатся вокруг него с ужасною скоростью и вместе с тем движутся кругом Солнца со своей планетой.
– Но ты забыл сказать про земную Луну, – заметил Лаплас. – Луна для нас наиболее доступна и потому наиболее интересна. С нее-то мы и начнем при путешествии реальный обзор небесных тел!
– Правда! правда! – согласился Ньютон. – Наша Луна – это просяное зернышко в 3½ миллиметра, отстоящее от Земли на 38 сантиметров. Она вертится кругом Земли и движется вместе с нею кругом Солнца, как и другие планеты с их спутниками.
– За Марсом мы увидим, – сказал Ньютон, – еще более 600 планет в виде крохотных маковых зернышек и пылинок – всевозможных, но очень малых размеров; они размещены довольно тесно, что не мешает им в полном согласии, т. е. в одну сторону, совершать свой путь вокруг Солнца. 3я этим планетным роем несется крупнейшая из планет – Юпитер в виде очень крупного яблока или даже арбузика с поперечником в 14 сантиметров Вот тут Земле делается действительно как будто совестно, потому что из Юпитера можно скатать 1390 таких шариков, как Земля.
– Это наиболее солидная планета; по нашему масштабу, он будет отстоять от Солнца на 750 метров. Она имеет восемь спутников величиной с просяные и маковые зерна.
– Только ближайший, – заметил Лаплас, – сущая пылинка.
– На этой планете, – сказал, поклонившись аудитории, Ньютон, – позвольте мне закончить свое повествование. Лектора поблагодарили и разошлись с пожеланием друг другу приятных снов.