Текст книги "Теневая Империя (СИ)"

Автор книги: Константин Голомозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

  Предуведомление от автора:

   Заявляю сразу же, с первой строки: все персонажи этого текста, почти все его сюжетные линии и значительная часть его диалогов созданы не мной, а другим автором.

   Однако этот текст – не плагиат.

   Этот текст – сценарий-экранизация.

   Сценаристы берут чужой литературный текст (например, роман) и адаптируют его так, чтобы по нему можно было поставить кино. По первоисточникам кино, чаще всего, ставить невозможно – они создавались не «для кина», а для чтения.

   Я очень люблю американского (американско-канадского) писателя-детективщика Росса Макдональда (Кеннета Миллара). В моей иерархии он стоит выше Хемингуэя (чьим учеником он был). Я считаю, что произведения этого автора могут дать огромные возможности для киноартистов: Росс Макдональд – «кинематографичный» писатель. Насколько я знаю, в нашей стране его тексты никогда не экранизировались – ни в СССР, ни в РФ. И не инсценировались в наших театрах.

   Дело в том, что Росс Макдональд – очень американский писатель. Он – американец до мозга костей (в отличие от квазиамериканца – англичанина и швейцарского обитателя Чейза, по которому советские и постсоветские люди представляли себе Америку).

   Жизнь США середины ХХ века – от современного россиянина это далеко, и нынешнего российского зрителя не прельстит.

   Но у Росса Макдональда есть роман, реалии которого прекрасно накладываются на реалии нынешней России. Нынешняя Россия – такая реальность, что написать о ней невозможно. Писатели пытаются – у них не получается. Удивительный парадокс: Росс Макдональд, пиша о США середины ХХ века, рассказал в этом романе о России XXI века.

   Роман называется «The Way Some People Die» (1951). В буквальном переводе – «Как некоторые умирают», «О том, как умирают иные люди». На русский язык это заглавие переводилось по-разному: «Так они умирают», «Разные виды смерти», «Смерть по выбору», «Смерть на выбор», «Смерть в рассрочку». И исходное англоязычное заглавие, и все его переводы на русский язык – хороши (может быть, за исключением последнего: Макдональд – не Селин; он тоже мизантроп, но его мизантропия иной природы). У них есть общий недостаток: они совершенно не годятся для названия фильма.

   По этой причине я дал сценарию название «Оползень». Никакого оползня в первоисточнике нет: там ключевые сцены происходят в долине, в посёлке нефтяников. Я перенёс их в высокогорье, в «альтернативную олимпийскую деревню». Это – одно из моих дополнений, введённых в текст.

   Вообще я старался минимально изменять сюжет первоисточника. Даже имена персонажей – русифицированы, но по звучанию близки к именам героев первоисточника. Некоторые имена приобрели символические смыслы, но они и в исходном варианте тоже несли в себе символические смыслы, просто мы их не ловим. Так девочку-наркоманку там зовут «Руфь»; это – имя библейской бедной вдовы, собиравшей колоски на поле. В нашем случае это имя не годится, хотя бы потому, что у нас оно – только еврейское, а эта героиня – не еврейка. Я подобрал героине имя «Руслана». В уменьшительном варианте – «Руся». Или «Русь».

   Главный герой романов Росса Макдональда – Лю Арчер. «Лю» – это «Levi»; значит, у меня он станет «Львом». «Арчер» – «Артамонов». Лев Артамонов. Я изменил биографию героя, поскольку в наших реалиях безнаказанно совершать такие «подвиги», какие совершает Лю Арчер в его романах, невозможно без «высокого родового статуса». Остальные изменения, произошедшие с персонажами, увидите сами...

   Расклад таков: канва – Росса Макдональда, вышивка по канве – моя.

   Благодарю прекрасного, гениального писателя Росса Макдональда за то, что он предоставил мне канву для моих экспериментов!

  Оползень

  Сценарий-фантазия по мотивам романа Росса Макдональда

   «The Way Some People Die»

  Посвящается памяти американского писателя Росса Макдональда

  и русского кинорежиссёра Алексея Балабанова

   Север Черноморского побережья Кубани. По одну сторону – узкая полоска песка и кустарник. По другую сторону – бескрайнее синее море. Далеко в море – белый парус. Напрашивается романс о «парусе одиноком», но вместо него звучат панк-аккорды.

   Небо ясное, но холодное дыхание осени чувствуется – отдыхающих нет. По песку идёт крепкий мужчина в возрасте около 35-40 лет. Это частный детектив Лев Артамонов.

   Он направляется к дому на берегу моря. Дом крупный, старый («сталинской постройки»), одноэтажный, но высокий (не двухэтажный, а «с крутой лестницей вверх»). Выглядит дом запущенным, он зарос плющом. Ограды или забора вокруг него нет. Он развёрнут фасадом в противоположную морю сторону. Лев подходит к дому не с фасада, а к боковой двери. Именно она сейчас – действующий вход в дом.

   Льва встречает Светлана Владиславовна Лаврентьева. Это пожилая женщина в возрасте за 60 лет, очень культурная и доброжелательная; но временами в ней проглядывает железная хватка бывшей школьной учительницы.

  – Лев? Артамонов? Как добрались?

  – Без приключений.

  – Где ваша машина?

  – За поворотом.

  – А не украдут?

  – Кому нужна эта рухлядь?

  – Мне так неудобно. У нас когда-то была хорошая бетонная дорога... перед центральным входом. Но с тех пор, как в нашем доме не осталось мужчин, она заросла кустами. И некому их выкорчевать. Теперь к нам на машине доберёшься только с моря, а это далеко. Ко мне больше не едут курортники. В этом году лишь в августе были молодожёны из Сургута. Я смотрела на парня и думала – вот его бы в пару моей Галинке...

   Лев меняется в лице.

  – Стоп. Когда вы мне позвонили, вы сказали, что у вас пропала девочка.

  – Да. Моя маленькая бедная глупая девочка!

  – Сколько же лет вашей девочке?

  – Двадцать четыре. В следующем месяце будет двадцать пять.

  – Светлана Владиславовна... я думаю, девочка в двадцать четыре года сама способна позаботиться о себе.

  – Нет! Вы не знаете мою Галю! Она такая доверчивая, такая чистая, она такая гордая! Она погибнет!

  – Ну ладно... она исчезла – отсюда?... из этого дома?

  – Нет, из Краснодара.

  – Что она делала в Краснодаре?

  – Она там работает медсестрой в Кубанской городской больнице... живёт... жила в общежитии для медсестёр.

  – Светлана Владиславовна. В Краснодаре есть отделение полиции, занимающееся поиском пропавших людей. Почему бы вам не обратиться туда?

  – Я так и сделала. А там мне порекомендовали вас. Я несколько раз ездила в Краснодар, в полицию. Последний раз – на прошлой неделе, написала заявление о пропаже. В этот понедельник ко мне приехал полицейский, такой молоденький мальчик. Он дал мне ваш телефон.

  – Ничего не понимаю. Я всю жизнь живу в Ростове. Откуда у краснодарского полицейского, да ещё и у молоденького мальчика, мой телефон?

  – Не знаю. Но он вас так хвалил. Говорил, мы не поможем, а Лев Артамонов из Ростова такой спец, такой ас... он песчинку на дне морском сыщет.

  – Когда пропала ваша дочь?

  – В прошлом году, как раз перед Новым Годом уехала.

  – Уехала? У неё есть машина?

  – Откуда? Мы – бедная семья.

  – Как же она уехала?

  – Её увёзли из дома, где она снимала квартиру.

  – Так она жила в Краснодаре – в общежитии или в доме?

  – Сначала в общежитии. А с прошлогодней весны – в доме, у одного старика.

  – И с тех пор никак не заявляла о себе? Не звонила?

  – Звонила пару раз по левым телефонам... на секунду. «Мам, я в порядке» – и всё. Я пыталась перезвонить – какое там: «абонент вне зоны доступа». В июне она мне открытку прислала. А до того в апреле, говорят, её видели в Новоморске... в обществе бандитов...

   Лев Артамонов собрался с духом:

  – Светлана Владиславовна. Я вас уважаю. Я вас очень уважаю. Я не буду с вас брать денег. Но... извините меня, боюсь, что я вам... не смогу помочь.

   Светлана Владиславовна вытаскивает из кармана фотографию дочери и бросается ко Льву в слезах.

  – Как же так?! Вот, посмотрите на мою красавицу, поглядите, какая она у меня...

   На фото – молодая брюнетка с узким лицом и большими глазами. Она действительно очень красива. Но определение «глупая» к ней совсем не подходит. Девушка с фотографии не только красива, она умна, это видно по взгляду. В её выражении лица есть смелость, независимость, даже дерзость.

   Лев рассматривает фотографию, потом твёрдо говорит:

  – Светлана Владиславовна, я передумал. Я буду... Я буду искать вашу дочь.

   На этих словах на экране появляются крупные буквы – название фильма.

  Оползень

   Панк-аккорды, звучавшие всё время, вызревают в песню. Под эту песню и под вариации её мелодии идут титры фильма.

   Эко накидались кирпичей,

   Вдоволь наорались на судьбу,

   В крике не услышали его мольбу.

   В гневе растоптали не того,

   Спиртом разбудили сатану.

   Спали, а он плакал и кричал: «Тону!».

   Пускай ему приснится

   холм с лысой головою,

   А на холме волчица

   и песни, что я вою.

   В глазу торчит бревно.

   Он видит за мостом,

   Как нищий пренебрёг постом,

   Как он собаку ел

   И плакал от тоски,

   Что Богу не видать ни зги.

   Пускай ему приснится

   холм с лысой головою,

   А на холме волчица

   и песни, что я вою.

   Спрячь нас, дурман-трава,

   Спрячь нас, сестра-любовь!

   Уже тошнит от слова «кровь»!

   Пускай вам всем приснится

   холм с лысой головою,

   А на холме волчица

   и песни, что я вою.

   Пускай и мне приснится

   холм с лысой головою,

   А на холме волчица

   и песни, что я вою.*

   *песня рок-панк-группы «Прах шакала»; автор – Шура Прахов (Александр Сапунов).

   (проигрыш) пА. па-баба-па-паба,

   пА. па-баба-па-паба.

   В гостиной дома Светланы Владиславовны хозяйка и Лев неторопливо пьют чай и смотрят с высоты на расстилающееся до горизонта море.

   В обстановке гостиной – «честная, аккуратная бедность»; кажется, что комнату моют чуть не каждый день с мылом. Застеклённые книжные шкафы; их полки заставлены кувшинами с сухим камышом и ковылём, детскими поделками и рисунками. Много мелких недорогих безделушек. Повсюду лица – иконы в большом количестве, репродукции портретов Лермонтова, изображения каких-то индусов, среди которых опознаются седобородый Ошо и мордатый Раджниш, семейные фото советского периода. На самых старых фото – молодая пара, он и она; он – всегда в строгом костюме и при галстуке. Потом на фото появляется маленькая девочка. На более поздних – мужчина средних лет в белом медицинском халате, иногда вместе с красивой женщиной, в которой видны черты молодой Светланы Владиславовны. Есть и большое фото Гали на стене.

   Лев говорит:

  – Дом на берегу моря... Вам повезло.

  – Повезло? Молодой человек, вы шутите? Этот дом – моё проклятье.

   Лев вопросительно глядит на Светлану Владиславовну.

  – Этот дом государство дало родителям до моего рождения, в пятьдесят первом году. Мой отец – второй секретарь Староплетенского райкома, Владислав Михайлов. Не слыхали о нём? Он сделал много добра людям. Вы ведь тоже – сын советского генерала милиции? Нам, бывшим, надо держаться вместе... Как мы славно жили тогда! Я вышла замуж за Юру Лаврентьева. Он работал хирургом в Таманской больнице. Тоже не слышали? К нему даже из-за границы приезжали, таким он был виртуозом. А потом все стали умирать. В восемьдесят четвёртом году – отец, через семь лет после него ушла мама.

   Лев собирается закурить.

  – В две тысячи третьем году скончался муж, и в нестаром возрасте. Молодой человек, курИте на здоровье, я не запрещаю... КурИте и помните о моём муже. Его сгубило проклятое курево.

   Лев кладёт сигарету обратно в пачку.

  – Я рассчитывала, Галя останется дома, прочила её в мою школу, в учителя. Я тогда служила завучем. Но Галя, увы, пошла не в меня, а в своего отца, она решила во что бы то ни стало стать врачом, после выпускного поехала в Краснодар поступать в медуниверситет. Пришла туда с лучшим ЕГЭ, но не попала на бюджетное место – тогда без стажа на бюджетку не брали. А где в нашей станице возьмёшь медицинский стаж? У станичных фельдшеров-коновалов? Вот Галя и осталась в Краснодаре. Сначала я ездила к ней каждую неделю, и она тоже приезжала ко мне – и летом, и перед Новым Годом, и на выходные, помогала по хозяйству. Потом мы виделись реже. И вот она пропала...

  – Светлана Владиславовна, я постараюсь отыскать её...

  – Теперь я осталась одна... в этом доме. Чтобы купить молока или хлеба, мне приходится пилить два километра, если напрямую, или, если по пляжу, все три. А силы-то уже не те. Три года назад я вышла на пенсию. Коллеги навещали меня, иногда по дороге покупали продукты. Но и они меня бросили. Ни соседей, никого. Поговорить не с кем, одна-одинёшенька. Если сюда ворвутся бандиты, они меня зарежут, а я никуда не дозвонюсь, не успею. А как здесь страшно зимой, когда ветер с моря воет.

  – Так продайте дом и купите квартиру в многоэтажке.

  – Молодой человек, вы смеётесь? Денег, вырученных за этот дом, не хватит даже на однушку в нашей Староплетенной. Он разваливается. Прибоем подмывает фундамент. Весь чердак заражён грибком. Серпула плачущая. Такая дрянь, которая разрушает всё... и плачет при этом. Через пять-десять лет дом рухнет прямо на мои старые кости.

  – Светлана Владиславовна, давайте вернёмся к вашей дочери. Что с ней случилось?

  – Это началось в сентябре прошлого года – с того месяца всё идёт кувырком. Ведь Галя планировала в нынешнем году поступать в медуниверситет, и поступила бы, если бы не этот... Герман Спиридонов, журналист из Новоморска, мутный тип, в спорте что-то мутил. Он тогда попал к Гале в больницу, говорят, что был ранен в живот; а больница – замяла это дело, полиции не было. Ну, этому деляге дали отдельную палату. И мою Галю словно подменили – дни и ночи просиживала в его палате, всех других больных забросила.

  – Может быть, она влюбилась?

  – Ничего... такого... между ними не было. Мне сказали, что это исключено.

  – Что было дальше?

  – В конце ноября Германа выписали. И он исчез. В Новоморск он не вернулся. Говорят, что его видели в Донецке среди ополченцев.

  – А Галина?

  – Она жила в краснодарском доме до Нового Года. Прямо перед Новым Годом её увёз какой-то парень.

  – Герман?

  – Нет. Герман немолод. А это был молодой парень.

  – Что-нибудь о нём вам известно?

  – Ничего не известно. Мне никто ничего никогда не говорит.

  – Ладно. Сейчас я поеду в Краснодар...

  – Сразу? Может, переночуете у меня? Вечер же близко.

  – Нет. Я хочу за ночь добраться до Краснодара и завтра успеть переговорить со всеми, кто знал Галю. Не люблю терять половину дня на дорогу. Светлана Владиславовна, мне нужны адреса краснодарцев.

  – Ой, а я знаю только двоих. Во-первых, это старик, у которого Галя снимала комнату. Я так тогда беспокоилась, что она переехала из общежития... к мужчине. Мои страхи оказались ложными: ему сто лет в обед. Семён Захарович Райхер. Знаете, он фронтовик, он воевал, у него даже орден есть... Как вы, Лев, относитесь к евреям? Я их уважаю. Культурная нация. Я всегда говорила Галеньке: "Галя, держись поближе к евреям; они умны, они не потонут, и ты тоже не пропадёшь.

  – Захар Семёнович Райхер... И его адрес...

  – Улица Абрикосовая, дом семь. Такой маленький белый дом в районе Автозавода.

  – Я найду. А кто второй?

  – Вторая. Это Оля Грекова, девчонка с нашей станицы, бывшая галина одноклассница. Она работает медсестрой в Кубанской больнице вместе с Галей... и жила с ней в общежитии в одной комнате. Я просила её, чтобы она сообщала мне, если Галя начнёт что-то делать не так... ну, вы понимаете... но всё всегда было правильно. А потом Галя ушла из общежития к Райхеру.

  – Адрес общежития?

  – Не идите туда, незачем. Суббота – день дежурств Оли по графику. Вы найдёте её в Кубанской городской больнице. Главный корпус, отделение хирургии, четвёртый этаж.

  – Понятно. Я оставлю у себя фотографию Гали, можно?

  – Конечно же, можно.

  – И ещё просьба. Светлана Владиславовна, вы говорите, что Галя прислала вам открытку. Я её возьму тоже, я хочу иметь образец почерка.

  – Берите-берите.

   Светлана Владиславовна подходит к шкафу, отодвигает икону, открывает шкаф, достаёт из шкафа книгу большого формата (на обложке видны крупные буквы заглавия – Даниил Андреев «Роза Мира»), открывает книгу, вытаскивает из неё открытку. На открытке – вид моря с белым парусом и четверостишие.

   "Белеет парус одинокий

   В тумане моря голубом!...

   Что ищет он в стране далёкой?

   Что кинул он в краю родном?...

   М. Ю. Лермонтов".

   Светлана Владиславовна говорит экскурсоводческим тоном:

  – А вы знаете, молодой человек, что Лермонтов списал свою «Тамань» не с Тамани, а с нашей станицы, со Староплетенной? Вот так-то. Он останавливался на ночлег у нас, и здесь встретил всех своих прототипов – и слепого мальчика, и контрабандистов, и ундину тоже. Домик, где он ночевал, снесли в прошлом году. Я уж и жаловалась в Краснодар, и письма протеста подписывала – никакого толку! Мэр нашей станицы – ворюга! Всё только бы себе в карман нахапать... а о культуре никакой заботы...

   Лев берёт открытку и читает вслух:

  – «Милая мамочка. У меня всё в порядке. Не беспокойся обо мне. Приеду, но не сейчас»... Так... Отправлено седьмого июня. Штемпель Бухтинска. Я забираю открытку.... Светлана Владиславовна, мне пора в путь. Я хотел бы взять у вас... аванс. Обещаю, что если не найду Галю, верну вам всё.

   Светлана Владиславовна подходит к швейной машинке, стоящей на нижнем возвышении буфета, открывает крышку, достаёт оттуда маленькую пачку денег, отсчитывает несколько крупных купюр и даёт их Льву.

  – Столько хватит?

  – Хватит.

   Светлана Владиславовна прячет остальные деньги под крышку машинки.

  – Ну, с Богом! Удачи вам, молодой человек! Найдите мою Галю! Я сама была в её возрасте красавицей, и знаю, насколько это опасно.

   Тем временем морской пейзаж за окном потемнел – вечереет, и паруса уже не видно.

   Кубанская городская больница – очень современная: царство никеля, кафеля, пластика и гигиены. Лев Артамонов в накинутом на плечи белом халате и в бахилах. По коридору снуют врачи и санитарки. У одной из юных санитарок выдалась свободная минута, она стоит в коридоре. На груди у неё бейджик:

  Ольга Грекова,

  медицинский работник,

  Кубанская городская больница,

  отделение хирургии

   Ольга Грекова – маленькая блондинка лет 25 – пухленькая, круглолицая, симпатичная и аккуратная. Такие девушки часто краснеют, мило гневаются, выходят замуж за военных; их женихи, а потом их мужья говорят о них с ухмылкой – «мой командир».

   Лев Артамонов подходит к Ольге.

  – Здравствуйте. Я бы хотел с вами пообщаться.

  – Привет. Я люблю общаться. Не поймите меня неправильно, в хорошем смысле общаться.

  – Меня зовут Лев Артамонов. Я приехал из Ростова. Я – частный детектив.

  – Вау! Никогда не видела частных детективов. А можно, я с вами сфоткаюсь?

  – Можно.

   Ольга фотографируется со Львом на телефон.

  – Мне надо поговорить с вами о вашей подруге, о Гале Лаврентьевой.

   Ольга слегка мрачнеет.

  – Я её почти год не видела. Что я о ней скажу?

  – Ну, вы же были её одноклассницей. И работали с ней здесь. И вместе прожили в общаге четыре с половиной года. Какие у вас были отношения?

  – Средней паршивости. Кисло-сладкие, потом – кислые, потом отношений не стало.

  – Почему так?

  – Не сошлись характерами. Точней, не сошлись классовым происхождением.

  – Неужели?

  – Понимаете, Галя у нас – из станичных аристократок. Белая кость, голубая кровь. Отец – великий хирург, мать – заслуженный педагог, дедушка – ваще памятник, сама – бохэма. А у меня мамка – продавщица в сельпо, батя – тракторист. Я, как только Галю заселили ко мне, сразу же сказала: "Значит так, голубушка; здесь люди отдыхают после работы, а некоторые – готовятся к учёбе. Курить – на лестнице, алкоголь – только по праздникам, никаких посторонних мужиков. Твоя личная жизнь за пределами комнаты меня не колышет. И взаймы не дам. Галюня погоревала, но приняла мои правила. Вы не поймите меня неправильно, я – не тиранша... и не ханжа. Я сама не прочь посидеть с девчулями за праздничным столом, выпить вина, попеть, потанцевать. Но всему своё время. Вы понимаете, что я имею в виду.... И эта её ненасытность к мужикам. Она ведь и к моему Пашке клинья подбивала...

  – Даже так?

  – У меня есть жених, курсант Краснодарского военного училища. Мы всё порешили: в следующем году он выпускается, и я тогда закончу заочку в универе; после выпуска свадьба, его распределят – я уже знаю, в какую часть; там начмедша уходит на пенсию, мне место будет. Так вот, эта змея начала крутить и с Пашкой... Я сразу же заявила Пашке: «Ещё раз увижу её рядом с тобой ближе пятидесяти метров – свадьбы не будет». И с соседушкой побалакала... так, что та собрала манатки и пошла искать себе жильё... ну, семь футов ей под килем и попутного ветра в паруса.

  – А с какими мужиками Галя крутила ещё?

  – Всех не перечислить. Даже кое-кого из нашего отделения охомутала...

   Оля вдруг переходит на полушёпот:

  – Женатики. Я не буду называть их имена, поймите меня правильно. Ещё был мальчик из золотой молодёжи, сынок дипломата, то ли поэт, то ли артист, бохэма. Ходил весь в белом, как петух. Ну и Алик, конечно...

  – Алик?

  – Она же с ним уехала в Новоморск.

  – Не с Германом Спиридоновым?

  – Нет. С Германом она всё болтала в палате.

  – А вот теперь поподробнее – о Германе...

  – Лады. Герман Спиридонов, пятьдесят семь лет. Работал в газете «Вестник Новоморска» спортивным и криминальным журналистом, владел спорт-клубом «Глобус-Арена» в Приморском районе Новоморска. Поступил в нашу больницу... десятого сентября прошлого года с гнойным перитонитом. Не поймите меня неправильно... ходили разные сплетни... но я заявляю, что у него был гнойный перитонит и ничего кроме него... вы понимаете, что я хочу сказать.

   Появляется врач.

   – Ольга, через пять минут занесите в кабинет томограмму больного из четыреста тридцать восьмой палаты.

  – Хорошо... И наша Галя стала зависать у Германа.

  – Может быть, у них был роман?

  – Исключено. У нас в каждой палате видеокамеры. Жаль, что нет звукозаписывающих устройств, не знаю, о чём таком беседовала Галинка с этим Германом Спидом. У него кликуха была – «Спид»... А потом явился Алик... Ну, зовут его не Алик. Он кавказец, и фамилия у него сложная... типа тарантула. Они с Германом совладельцы «Арены». Алик пришёл наведать больного приятеля, и как только увидал Галю, у него слюни потекли – джыгыт, горачий кров. А та – не промах, ответила на мужской запрос...

  – Что было потом с Германом?

  – Германа выписали двадцать девятого ноября. Говорят, что он на неделю вернулся в Новоморск. А потом исчез неизвестно куда.

  – А Галя?

  – Она осталась жить у своего старого еврея. В конце декабря к ней приехал Алик и увёз её в Новоморск. Я слыхала, что они там поженились.

  – Знает ли Светлана Владиславовна о похождениях дочери?

  – Вы что?! Чтобы наши девки меня в стукачки записали! Я, конечно, заботилась о Гале перед её мамочкой... но знала меру. Вы догадываетесь, что я имею в виду. Пусть эта вдовствующая королева со своей прынцессой живут как хотят. Я в их личную жизнь не лезу. Честно говоря, не я принимаю всё это... не поймите меня неправильно, я не расистка. Я торе... толе... толерантная. Я люблю кавказские танцы, кавказскую кухню. Но я считаю, что русские девушки должны быть с русскими ребятами, а у кавказцев есть свои подруги... ну, вы понимаете, что я хочу сказать. Ой, я тут с вами заговорилась! Бегу!

   Вечер. Белый частный дом за низким забором. По сравнению с хороминой Светланы Владиславовны он кажется крохотным. Лев Артамонов просовывает руку за калитку двери, отодвигает щеколду, проходит во двор. За забором у дома – маленький садик с осенними фруктовыми деревьями, скамейка. На скамейке закашлялся старик, кашляет долго и надсадно, не может остановиться. Лев подбегает к нему, стучит по спине.

  – Не... на...до. Ле...карство в вер...хнем кар...ма...

   Лев вытаскивает таблетки, даёт одну таблетку старику. Тот приходит в себя.

  – Спасибо, юноша. Вы меня спасли.

   Старик бодрый, жилистый, с еврейской внешностью, балагур. Видно, что ему очень много лет, и видно, что он – для его возраста – крепок.

  – Вы Семён Захарович?

  – Он самый. А фамилия моя непростая. Первый слог моей фамилии заключает в себе то, что Чубайс обещал нам; а в её втором слоге – то, что мы от него получили. Вы арестованы, гражданин Рай-Хер! Ха-ха.

   Старик смеётся, и его смех похож на кашель.

   Лев говорит:

  – Кстати, о Чубайсе. Не в защиту... но, согласитесь, что все... мы... достойны Чубайса. Народишко-то у нас... неважнецкий. Семён Захарович, я к вам по делу, я хочу с вами поговорить о девушке, которая жила у вас в прошлом году, о Гале Лаврентьевой. Вы её помните?

  – Юноша бледный, вот что я вам скажу. Перед вами – не маразматик. Помню ли я Галю Лаврентьеву? Отчего мне её не помнить? Мне о ней всё время напоминают. Шастают в этот дом толпами и спрашивают: «Как найти Галю Лаврентьеву?», «Где сейчас Галя Лаврентьева»? Откуда старому Семёну знать, где сейчас Галя Лаврентьева?

  – Кто-то к вам приходил раньше?

  – Вы на сегодня пятый с расспросами о Гале Лаврентьевой. Кстати, юноша бледный со взором горящим, вы кто?

  – Я частный детектив из Ростова Лев....

  – Лёва из Ростова.

  – И я ищу Галину Лаврентьеву.

  – Все ищут Галину Лаврентьеву.

  – Кто все?

  – Сперва на прошлой неделе приехала мамаша. «Ах, не вернулась ли моя Галенька?!». «Мадам, если Галенька вернётся, то не ко мне». Хорошо ещё, что я не сказал этой курице, что её доча укатила с кавказцем. А то она от переживаний померла бы на месте. Или родила бы Галю повторно. Но мамаша – не считается. Она была не сегодня.

  – А кто был сегодня?

  – Ой, сегодня у меня таки было вавилонское столпотворение. Сначала заявились эти поцы на джипе.

  – Какие поцы?

  – Шпана дворовая. Один тощий, как жердь, второй, тот, кто за рулём, толстый, как боров. Представились менеджерами курортно-оздоровительного комплекса «Парадиз». Хотел бы я поглядеть на тот парадиз, в котором оздоравливают пистолетом... Тощий вытащил пушку, начал махать ею перед моим шнобелем, требуя Галю. Ну, пришлось ему разъяснить, что я ломал таких пачками, когда его папаши не было даже в проекте, и что его ищет злая смерть пехотного ефрейтора Ганса Фогеля, был такой щеночек, и его не стало в январе сорок пятого. Я его задушил этими руками.

   Лев улыбается.

  – Четвёртый Украинский фронт, шестидесятая армия, хозяйство генерал-полковника Курочкина, батальонная разведка. Войну закончил в чешском городе Оломоуц. Тридцать восемь лично убиенных врагов. Орден Славы Третьей степени. Вот так-то, юноша Лёва со взором невинным... Я блефовал, конечно. Куда мне против тех двоих. Как ни странно, мои угрозы возымели действие. Тощий сел в джип и убрался. Через четыре часа парочка вернулась, уже с боссом в костюме. Тот вёл себя вежливо, извинился за своих охламонов.

  – Босс?

  – Всем боссам босс, не погляди что метр с кепкой. Вот ведь... те ребятишки корчили из себя бандюков, а сами – шакалята голодные. А этот – всё строил из себя культурного бизнесмена и чиновника. «Я депутат, я помощник депутата»... посулил мне персональную пенсию как фронтовику. Нужны мне дары от чёрта плешивого. Я отказался. И вы бы отказались, Лёвушка, если б увидели его глаза.

  – А какие они?

  – Никакие они, вот какие его глаза. Он-то и есть душегуб; Лёва, я убеждён, что он убивал. И он тоже захотел Галю. Не столько Галю, сколько её ненаглядного Алика. Алик у этой мафии что-то своровал. Я в первый раз узнал фамилию Алика. Аслан Темиртайпиев. Я сказал, что это похоже на название моего лекарства от печени – «тетрагепатрин». Босс ответил, что Алик у него давно в печёнках сидит. И они все заржали, как дураки. Я объяснил боссу, что не видел Галю и Алика с прошлого года, что я не знаю и не могу знать, где сейчас Галя с Аликом, потому что они в этом году не звонили старому Семёну. Кажется, он поверил мне.

  – Вы сказали, что я – пятый. Значит, был четвёртый.

  – Был. Этот... пижон.

  – Какой пижон?

  – С которым Галя гужевалась прошлым летом. Не бандит, и не подбандиток, как те, а так... имитатор, фрайер в белом... белые туфли, белые штаны, белый пиджак, белая рубашка, белый галстук, белая ковбойская шляпа. Белая сопля в бронзовом паккарде. Этот тоже интересовался Галей... тихо, осторожно. Мне подумалось, что он-то, в отличие от тех... знает, где Галя... что он интересуется не Галей, а теми. Разведчик хренов.

  – Хорошо, Сёмён Захарович. Теперь расскажите мне про Алика.

  – Что мне о нём рассказывать? Я его видел один день – двадцать пятого декабря прошлого года. Он примчался из Новоморска на чёрном фольксвагене, Галя с Аликом собрали шмотки и навсегда уехали в Новоморск.

  – А какой из себя, этот Алик?

  – Огромный кавказец. Но не дикий. Цивильный, лощёный даже. Задал он старому Семёну задачку.

  – Что такое?

  – У меня есть маленький навык; я умею определять национальность по лицу. Вы понимаете, что в январе сорок пятого года мне было жизненно важно суметь отличить чеха от судетского немца. С той поры я стал практиковаться. Вот вы, юноша, типичный русак, хотя и Лёва. А с этим Аликом... не получилось. Я глядел на него и думал: кто он? Чечен – не чечен. Ингуш – не ингуш. Аварец – не аварец... Старею. Теряю навыки.

  – Спасибо за информацию, Семён Захарович.

  – Не за что. Лёва, у меня к вам будет одна небольшая просьба. Когда найдёте Галю, сообщите мне. Я беспокоюсь за неё. За Галей охотятся опасные люди, а этот пижон не спасёт её. Я любил Галю. Мне с ней было весело. Однажды ко мне зашла её напарница Оля. Она девушка славная – порядочная, целеустремлённая; но рядом с Галей она... как пресная ватрушка. Галя не славная... но в ней есть изюминка. С ней легко. Мне кажется, что у меня есть что-то общее с Галей. Только я не могу понять, что. Нет, она не еврейка. Настоящая кубаночка.

  – Я не только дам вам о ней знать. Я приведу её к вам.

  – Лёва, вы мыслите десятилетиями. Старому Семёну не угнаться за вашими широкими шагами. Я не увижу Галю. У меня рак лёгких. Четвёртая стадия. Врачи отмерили мне не больше трёх месяцев. Пиво мне нельзя, а рак, значит – можно. На что мне тот рак без пива? Хорошенькое дело, Лёва...

   Утро следующего дня. Новоморск. Это большой портовый город, но сейчас Лев Артамонов – на задворках Новоморска. Маленькая круглая площадь; с одной её стороны пустырь, с другой – круглая серая бетонная блямба-пломба без окон, наводящая уныние. Это здание спортивного клуба «Глобус-Арена».

   Лев открывает дверь клуба и входит. Дорогу ему преграждает высокий смуглый кавказец в форме охранника. Из недр «Арены» слышатся удары по боксёрской груше.