Текст книги "Сталин. Портрет на фоне войны"

Автор книги: Константин Залесский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

«Великий перелом».1929 год вошел в сознание части современников как начало термидорианского консервативного переворота. По аналогии с революционной Францией после свержения Робеспьера 9 термидора Л. Троцкий увидел в процессах конца 20-х гг. перерождение революции, предательство ее «ленинских идеалов» Сталиным и стремящейся к легкой жизни бюрократической правящей верхушкой. Разница, по его мнению, заключалась лишь в том, что в СССР этот процесс шел гораздо медленнее. Советская ортодоксальная историография рубежа конца 20-х – начала 30-х гг. характеризовала как «великий перелом» переход к наступлению социализма по всему фронту. Сегодня более обоснованной представляется точка зрения тех историков, кто связывает 1929 год с созданием Сталиным новой, командно-административной системы и установлением в СССР личной диктатуры. Троцкий безусловно прав в одном – перелом в историческом развитии СССР вызревал постепенно. Отход от нэпа обозначился уже с середины 20-х гг.

Важную роль в сломе нэпа сыграли причины экономического характера. При всех несомненных достижениях нэпа национальный доход СССР и в 1928 г. составлял лишь 88 % от уровня 1913 г., соответственно, ниже дореволюционного был и уровень жизни населения. Вдвое ниже была рентабельность советской экономики. В середине 20-х гг. страна лишь возвращалась к уровню 1913 г., что, естественно, не давало гарантий возможности развития СССР в случае экономической блокады, а главное, выбивало почву под целевой установкой большевиков на «освобождение мирового пролетариата от капиталистического гнета». Нэповская модель определенно нуждалась в корректировке. (Если исходить из расчетов известного экономиста Г.И. Ханина, который предпринял попытку просчитать предложенный Бухариным вариант развития экономики, при сохранении нэпа из-за недостатка инвестиций страну ожидали экономическая стагнация и военное бессилие, за которыми должен был неизбежно последовать социальный взрыв.) В конце 20-х гг. резервы были исчерпаны, страна столкнулась с необходимостью огромных инвестиций в народное хозяйство.

Была и другая не менее веская причина, заставившая Сталина «отбросить к черту» нэп. Вопреки ожиданиям новая экономическая политика не стала той оптимальной формой «соединения частного торгового интереса, проверки и контроля его государством, подчинения его общим интересам», на которую рассчитывал Ленин и которая «раньше составляла камень преткновения для многих и многих социалистов». Иначе говоря, стремление «держать капитализм на цепи», по выражению Сталина, не увенчалось успехом. Ситуация в стране ухудшалась и выходила из-под контроля. Налицо был глубокий социально-экономический кризис, стремительно перерастающий в политический. Сталин и его окружение отчетливо видели, что дальнейшее осуществление нэпа неминуемо выбивает почву из-под их ног, ведет к ослаблению властной диктатуры пролетариата, подрывает однопартийность, «поднимает шансы на восстановление капитализма в стране». За сохранение рыночных отношений между городом и деревней, против ускоренных темпов индустриализации и принудительного кооперирования крестьян выступали «правые». Бухарин предлагал снизить темпы индустриализации и переключить средства из тяжелой промышленности в легкую, он выступал за постепенное «врастание» через кооперацию частных хозяев, в том числе и зажиточных слоев, в будущий социализм, и по этой причине отстаивал теорию затухания классовой борьбы по мере приближения к социализму.

«В чем состоит опасность правого, откровенно оппортунистического уклона в партии? – спрашивал Сталин в октябре 1928 г. – В том, что он недооценивает силу наших врагов, силу капитализма, не видит опасности восстановления капитализма, не понимает механики классовой борьбы в условиях диктатуры пролетариата, и потому так легко идет на уступки капитализму, требуя снижения темпа развития нашей индустрии, требуя облегчения для капиталистических элементов деревни и города, требуя отодвигания на задний план вопроса о колхозах и совхозах. Победа правого уклона в нашей партии развязала бы силы капитализма, подорвала бы революционные позиции пролетариата и подняла бы шансы на восстановление капитализма в нашей стране». Скрытый характер борьбы, вовлечение в нее лишь партийной верхушки, нежелание Бухарина апеллировать к партийным низам с самого начала обеспечили перевес в ней Сталину. Генсек, сколотив действительное большинство в поддержку своего курса, в конце февраля 1929 г. обвинил Бухарина, Рыкова, Томского во фракционной борьбе, в попытке выступить против курса партии, объявляя намеченные темпы индустриализации гибельными. Вслед за тем легко и просто настоял на утверждении «оптимального» плана пятилетки. «Правые» получают ярлык «защитников капиталистических элементов, «выразителей идеологии кулачества» и вскоре капитулируют, признав правильность генеральной линии партии. Тем не менее и Бухарин, и Томский, и Рыков были лишены своих влиятельных постов в партии и государстве. Так называемые нэповские альтернативы могли состояться лишь в случае серьезной трансформации характера самой власти, коренного изменения всей модели государственного и хозяйственного строительства, к чему не были готовы даже лучшие партийные теоретики, включая Н. Бухарина. Сталинское большинство «всерьез и надолго» занялось постройкой пролетарского социалистического государства. Ни одно из влиятельных течений в политическом спектре страны не предлагало полной либерализации рыночных отношений. Одна из причин этому – слабость отечественного частнопредпринимательского сектора, не способного при самом благоприятном для него повороте правительственной политики быстро модернизировать отсталую российскую промышленность. Стало быть, реальный выбор состоял либо в продолжении нэпа, либо в возврате к военно-коммунистической линии.

Лишь опасения большинства высших советских руководителей потерять власть в результате новой волны крестьянской войны привязывали их к нэпу. С победой сталинского курса и ужесточением политического режима многовариантность нэповской идеи была исчерпана. В 1926–1927 гг. давление на частный сектор усиливается. Сталинское большинство, ведя борьбу с троцкистско-зиновьевской оппозицией, берет на вооружение ее предложения о перекачке средств из частного сектора на нужды индустриализации. Достигнув потолка в извлечении средств обычными методами, Сталин возрождает чрезвычайные меры времен «военного коммунизма». Их активным проводником становится В.В. Куйбышев, возглавивший после смерти Ф.Э. Дзержинского ВСНХ. Начиная с 1927 г. Наркомторгом назначается ежегодный план по экспорту антиквариата (вопреки ранее принятому Декрету о запрещении продажи и вывоза произведений искусства без консультаций и санкций Наркомпроса) в целях финансирования страны. 23 января 1928 г. уже Совет народных комиссаров принимает Постановление о мерах по усилению экспорта и реализации за границей предметов старины и искусства. В результате его реализации за границей с молотка пошли многие художественные ценности из отечественных музеев, включая полотна Ван Дейка, Пуссена, Лоррена.

Восстановив партийное единство, Сталин продолжает политику решительного «социалистического наступления». Оно разворачивается против вчерашних союзников – крестьянства, нэпманов (предпринимателей), против так называемой буржуазной интеллигенции, т. е. всего того, что противостояло жесткому сталинскому курсу на скорейшую победу социализма.

На ХIV съезде партии в 1925 г. Сталин впервые заговорил об индустриализации как генеральной линии партии. Тогда же была сформулирована цель индустриализации: превратить СССР из страны, ввозящей машины и оборудование, в страну, производящую машины и оборудование. Однако в политбюро по-прежнему доминировали представления о необходимости минимальных темпов индустриализации.

Но уже к декабрю 1927 г. Сталин, как и оппозиция, не найдя иных способов решении проблем индустриализации, искусственно взвинчивает ее темп, выдвинув задачу в кратчайший срок догнать и перегнать ведущие капиталистические страны по основным экономическим показателям. Обосновывая идею «скачка», он в 1929 г. посчитал возможным сослаться на исторический прецедент: Петр I «лихорадочно строил заводы и фабрики для снабжения армии и усиления обороны страны, чтобы любой ценой и за счет непомерных лишений и жертв «выскочить из тисков отсталости».

Выбор форсированной индустриализации означал и конец нэпа. Идея превращения России из отсталой аграрной в передовую индустриальную была одной из наиболее сильных сторон большевистской доктрины, отвечавшей историческому нетерпению обновлявшегося российского общества, все более осознававшего экономическое отставание от Запада. Однако курс Сталина на индустриализацию не явился результатом глубоко продуманной стратегии. Целостная внутренне, логичная модель направляемой государством импортозамещающей индустриализации складывается постепенно к концу 20-х гг. в острой внутрипартийной борьбе, методом «проб и ошибок». Сталинское руководство страны превращает индустриализацию в инструмент реализации утопической идеи социалистического переустройства общества. Главной целью экономического развития становятся изменение социальной структуры общества, ликвидация класса предпринимателей, вытеснение частного капитала, создание льготных условий для рабочих за счет других слоев населения. В экономике преимущественное развитие получает производство средств производства в ущерб легкой промышленности и сельскому хозяйству. Убежденность Сталина в неизбежности военного столкновения с капиталистическим миром выдвигает из всех задач индустриализации на передний план проблему укрепления обороноспособности страны. В итоге форсированное развитие оборонных производств приводит к постепенному подчинению экономики нуждам этих производств. Уже в 1932 г. производство военного снаряжения поглощало почти 22 % общего производства стали и чугуна в стране, в 1938-м – почти 30 %. Государство создает гарантированные условия развития военных отраслей.

Решение сложного комплекса новых хозяйственных проблем Сталин искал не на пути новых компромиссов, отступлений, как это было в начале 20-х гг., а за счет решительного «социалистического наступлениям». Важнейшим звеном этого наступления, наряду с индустриализацией, становится коллективизация. С каждым годом углубляющийся кризис хлебозаготовок подводил страну к общехозяйственному кризису и грозил в свою очередь перерасти в кризис политический. Непосредственным поводом для отказа от нэпа послужил кризис хлебозаготовок конца 1927 г., прямо связанный с попыткой форсировать темпы роста накопления и удержать цены на зерно на низком уровне. Попытки Сталина административными мерами стабилизировать положение и удержать цены на зерно на низком уровне не дали положительного эффекта. После очередного снижения цен на сельскохозяйственные продукты крестьяне отказались продавать свои излишки государству. За вторую половину 1927 г. заготовки зерна, по сравнению с аналогичным периодом 1926 г, сократились с 428 млн до 300 млн пудов. Политика высоких темпов индустриализации оказалась под угрозой срыва. Аграрный сектор не выдерживал той нагрузки, которую возлагала на него экономическая политика государства. Если бы Сталин хотел и дальше развивать рыночные отношения, то одновременно с повышением налогов он должен был бы повысить и закупочные цены. Государство не захотело использовать экономические стимулы, и заготовительные цены повышены не были. Вместо этого вопрос из чисто хозяйственного превращается в политический. Привычка видеть причины экономических и политических провалов и просчетов, главным образом, в недостаточной организационно-партийной и идеологической работе приводит к тому, что вместо выявления и устранения действительных причин и неудач, вместо понимания обычных экономических процессов Сталин приводит в движение всю репрессивную мощь государства, встает на путь «закручивания гаек» и репрессий. После того как направленные в конце 1927 – начале 1928 гг. на места с целью ужесточения административных мер по отношению к крестьянству грозные директивы ЦК ВКП(б) не внесли перелома в ход хлебозаготовок, Сталин обвинил в неудачах местное руководство, «хлебозаготовки, – указывал он в телеграмме на места, – представляют крепость, которую должны мы взять во что бы то ни стало. И мы возьмем ее наверняка, если проведем работу по-большевистски, с большевистским нажимом». Что это такое Сталин продемонстрировал на практике, во время своей секретной поездки в Сибирь в начале 1928 г. Это его единственное посещение глубинных районов страны за все 30 лет пребывания на высших партийных и государственных постах. За три недели сибирского вояжа Генерального секретаря ЦК ВКП(б) была отработана система репрессивных мер против крестьянства, получившая затем наименование «урало-сибирского метода». Посещая хлебные районы Сибири, Сталин требовал наказывать крестьян по 107-й статье УК РСФСР, предусматривавшей лишение свободы до одного года с конфискацией имущества за то, что они не желали продавать государственным заготовителям по низким ценам своим трудом произведенный хлеб. Более того, народным судьям предлагалось рассматривать подобные дела «в особо срочном и не связанном с формальностями порядке». При этом Сталин не скрывал своего намерения расколоть деревню, стравить крестьян между собой и в определенной степени руками самих крестьян выкачать хлеб у зажиточной части деревни. Именно эту цель преследовало его предложение «чтобы 25 % конфискованного хлеба было распределено среди бедноты и маломощных середняков по низким государственным ценам или в порядке долгосрочного кредита». План хлебозаготовок 1928 г. удалось выполнить только ценой повальных обысков в деревнях, судебных репрессий. Партийные руководители, помня указание Сталина во что бы ни стало взять «эту крепость» и что нужно нажать «по-большевистски», рьяно взялись за выполнение сталинских директив. На местах создаются наделенные всей полнотой власти чрезвычайные неконституционные и внеуставные «хлебные тройки» в составе секретаря и двух членов окружкома и райкома. С целью активизации хлебозаготовок были широко применены методы продовольственной разверстки. В результате «оздоровления» заготовительных и партийных организаций на местах почти 1,5 тысячи коммунистов, «не желавших ссориться с кулаком», были привлечены к партийной ответственности. Отсутствие критериев определения понятия «кулак» открывало широкий простор для беззакония и произвола. Для выкачки хлеба применялись не только «законные» по 107-й статье судебные приговоры, но и внесудебные меры насилия. В Алтайском крае в селе Ая местные власти добивались от крестьян подписки о сдаче излишков посредством инсценировок расстрелов кулаков и середняков. За сокрытие хлебных излишков кулаков и многих середняков привлекали к суду. Только в Среднем Поволжье под суд было отдано 17 тысяч крепких хозяйств. Судебные органы в массовом порядке преследовали торговых посредников, владельцев мельниц, и т. п. По отношению к предпринимательским слоям деревни вводились дополнительные налоги. Одновременно уменьшались кредиты, продажа сложной техники. Как и в период комбедов, большевистская власть поднимает против зажиточной части деревни бедноту.

Осенью 1928 г. на ноябрьском пленуме была сформулирована задача – увязать производственное кооперирование сельского хозяйства с разгромом кулачества. На пленуме Сталин определил колхозно-совхозное строительство в качестве важнейшего направления аграрной политики. На эти цели вдвое увеличивались капиталовложения. Тем самым фактически уже в 1928 г. нэп в деревне был ликвидирован. Его сменила политика «военно-феодальной эксплуатации крестьянства», взимания с него дани.

Этот термин в устах Сталина означал сверхналог, или добавочный налог на крестьянство, своеобразную перекачку средств из сельского хозяйства в промышленность с целью быстрого развития индустрии. Крестьянство платило государству не только обычные налоги, прямые или косвенные, но еще и переплачивало за счет несоответствия сравнительно высоких цен на товары промышленности и заниженных цен на сельскохозяйственные продукты («ножницы» в обмене между городом и деревней – фактическое применение на практике идей Преображенского о неэквивалентном обмене). Без этого добавочного налога на крестьянство, по Сталину, промышленность и страна в целом обойтись не могли: добавочный налог на крестьянство существовал в интересах подъема индустрии, обслуживающей всю страну, в том числе крестьянство.

О политике насаждения колхозов Сталин объявил в статье «Год великого перелома», опубликованной в «Правде» 7 ноября 1929 г. по поводу очередной годовщины Октябрьской революции. Опираясь на отрывочные статистические данные о росте за последний год посевных площадей в колхозах и совхозах, он заявил о «коренном переломе» в развитии сельского хозяйства, о решительном повороте к колхозам середняцких масс. В статье Сталин обосновал позаимствованное у Троцкого теоретическое положение о возможности и целесообразности организации крупных зерновых фабрик. Поскольку, по мнению Сталина, социализм предоставил возможность крупным зерновым хозяйствам, являющимся государственными хозяйствами, обходиться минимумом прибыли. Создались благоприятные возможности для развития крупного зернового хозяйства. Настало время, по оценке Сталина разворачивать настоящее большевистское наступление, «целью которого объявлялась полная ликвидация кулачества, призывалось ударить по нему так, чтобы оно больше не могло подняться на ноги». По мнению западного историка М. Малиа, курс Сталина в 1929 г. не был ни личным капризом Сталина, ни ошибкой, которой удалось бы избежать, если бы во главе партии стоял другой лидер: проблема заключалась не в водителе, а в самой машине, машина партии не годилась, чтобы в ожидании социализма тащиться вслед за крестьянской клячей в течение десятилетий через поля отсталой деревни.

На очередную кампанию были подняты сотни тысяч людей. Из месяца в месяц «кривая», характеризующаяся ход коллективизации, круто взмывала вверх. Высокий темп коллективизации поддерживался массовыми репрессиями, провозгласив в ходе коллективизации главным лозунгом ликвидацию как класса. Сталин накалил обстановку в деревне до предела. Насилие властей вызывало ответный протест. Чтобы сбить волну нарастающего протеста, Сталин 2 марта 1930 г. опубликовал статью «Головокружение от успехов». После ее публикации колхозы стали разваливаться. Среди местных организаций партии чувствовалась растерянность. Функционеры, по сводкам ОГПУ, выражали сомнение – «зачем надо было давать отбой». Кое-кто называл статью Сталина капитулянтской. Из Северного края шли обвинения Сталина в правом уклоне. Из ярославского округа сообщалось о заявлении одного из председателей местных советов: «к черту сталинскую статью, нам нет времени этим заниматься. Это был ответ той самой неукротимой, стремящейся к уравниловке массы, для которой были открыты все шлюзы призывом Сталина к «коренному перелому». В декабре 1930 г. секретарь ЦК ВКП(б) Л.М. Каганович, назначенный еще и секретарем московского партийного комитета вместо отстраненного «за перегибы» К.Я. Баумана, дал на пленуме очень своеобразный рецепт борьбы с «головокружением»: «все искусство марксистско-ленинского большевистского руководства состоит в том, чтобы суметь без перегибов, но удвоить и утроить коллективизацию».

Статья Сталина имела очевидную цель успокоить людей, дать им некоторую передышку и приняться за прежнюю жесткую линию, которая являлась отнюдь не только линией низового начальства, но и самого Сталина. Не случайно в его статье не было сказано ни одного слова об ослаблении темпов коллективизации. Практически и после статьи Сталина разгром деревни продолжался. Каганович все понял правильно. Становилось все более очевидным, что речь не идет только о борьбе против кулачества, а против всех крестьян, выступающих против коллективизации. Врагами советской власти становились все единоличники вне зависимости от экономических характеристик их хозяйств. Не случайно партийные работники давали директивы: «того середняка, который не выполняет наш план, мы будем сажать». Эта линия была одобрена ХVI съездом ВКП(б), нацелившим организаторов коллективизации «закрепить достигнутые успехи».

Решительно насаждая колхозы, Сталин преследовал несколько целей. Чтобы осуществить беспрецедентную программу индустриализации, советскому государству необходимо было сосредоточить в своих руках все экономические и политические рычаги. Только политика насильственной коллективизации давала их в руки советского правительства. Сталин как убежденный марксист никогда не забывал ленинскую установку: «Пока мы живем в мелкокрестьянской стране, для капитализма в России есть более прочная экономическая база, чем для коммунизма». Чтобы мелкокрестьянская деревня пошла за социалистическим городом, Сталин и встает на путь насаждения в деревне крупных социалистических хозяйств в виде колхозов и совхозов. Предлагая на основе «усиленных темпов» коллективизации сделать страну «через каких-нибудь три года» одной из самых хлебных стран мира, Сталин предупреждал всех несогласных, что партия будет решительно бороться со всеми противниками насильственной коллективизации. Это предупреждение было услышано. Колхозцентр и Наркомзем РСФСР в очередной раз пересмотрели план коллективизации крестьянских хозяйств. В соответствии с новым планом предлагалось в весеннюю посевную кампанию 1930 г. вовлечь в колхозы 6,6 млн хозяйств единоличников (34 %), а число колхозов довести до 56 тысяч.

Практическую работу по коллективизации возглавили секретарь ЦК партии по работе в деревне В.И. Молотов и председатель Колхозцентра СССР Г.Н. Каминский.

Личная диктатура.Стремление Сталина к единоличной власти сыграло немаловажную роль в формировании в СССР тоталитарной политической системы. Уже в начале 20-х гг. советское государство коренным образом отличалось от того образа «полугосударства» без армии и полиции, без бюрократии, который виделся В.И. Ленину накануне революции. Революционная практика беспощадно вскрыла весь утопизм марксистской доктрины. Менее чем за двадцать лет в силу внутренней логики «диктатура пролетариата» перерастает сначала в диктатуру правящей коммунистической партии, а затем и диктатуру одного человека – Сталина.

Невозможность для сталинского руководства опереться для легитимации своей власти на авторитет традиций, а также демократически выраженную волю большинства населения, вызывает к жизни необходимость сознательного культивирования личности Сталина, создания культа его личности. Его прижизненная канонизация начинается через год после смерти Ленина – в 1925 г. Царицын был переименован в Сталинград. Затем появляются целые культовые ряды в топонимии: Сталинск, Сталинири, Сталинабад. Уже на XIV съезде партии благодаря К.Е. Ворошилову партийная линия отождествляется с личностью Сталина, приобретает вполне определенную форму: «Тов. Сталину, очевидно, уже природой или роком суждено формулировать вопросы несколько более удачно, чем какому-либо другому члену Политбюро. Тов. Сталин является – я это знаю, – подчеркнул Ворошилов, – главным членом Политбюро». К началу 30-х гг. любое слово Сталина воспринималось как откровение, как прямое руководство к действию. Складывающийся культ опирался на определенный слой партийных функционеров, вызванных к активной политической деятельности революцией, Гражданской войной, военным коммунизмом. Эти люди не столько «хотели управлять историей», сколько иметь возможность карать и миловать. И этой возможности они требовали для себя, а потому и для Сталина и его окружения.

Большую роль в легитимизации сталинского режима отводилась марксистско-ленинской идеологии, в обосновании с ее помощью соответствия сталинской власти интересам всего народа.

Реальная, а не книжная диктатура оборачивается сверхцентрализацией власти, террором и деспотическим господством партийной бюрократии. Реальная власть еще в 20-е гг. безраздельно переходит в руки партийно-государственного аппарата. Несмотря на шумные пропагандистские кампании, «орабочить» государственный аппарат не удалось. Сама идея привлечения в госаппарат рабочих от станка как радикального средства против его бюрократизации оказалась надуманной. К 1930 г. из миллиона советских служащих более 60 % принадлежали к непролетарским слоям. Быстро меняется природа большевистской партии. Все больше отрываясь от масс, широко используя репрессивные меры по подавлению инакомыслия, партия трансформируется из революционной структуры в управленческую. В ходе внутрипартийной борьбы 20-х гг. все чаще решения коллегиальных партийных органов подменяются решениями узкого круга партийных руководителей. Во время болезни Ленина все основные вопросы решались «тройкой» Зиновьев – Сталин – Каменев, затем два года роль секретного ЦК играла «семерка», в которую входили Сталин, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков, Томский и Куйбышев. С конца 20-х гг. в ВКП(б) ужесточается дисциплина и свертывается внутрипартийная демократия. Все реже и нерегулярнее проводятся партийные съезды, конференции, пленумы ЦК. Усиливается система секретности, поддерживая анонимность реальной власти, скрывая многие стороны работы партаппарата не только от народа, но и от самой партии. Классовое понимание демократии неизбежно привело к монополии на информацию и на истину только правящей политической партии. На основе статьи 126 Конституции СССР ранее существовавшая практика принятия совместных решений государственных и партийных органов на всех этапах управления приобретает официальный статус. С этого времени партийные решения фактически приобретают характер нормативных актов и воспринимаются государственными органами как обязательные для них. Одновременно номенклатурный принцип создавал реальные возможности для дальнейшего присвоения партаппаратом государственной власти. Важнейшей особенностью советской номенклатуры являлся ее закрытый характер. Рядовые советские граждане не знали ни о самом факте существования списка государственных должностей, ни тем более о характере полномочий отдельных бюрократов и их привилегиях. Не случайно с 1932 г. номенклатурные списки должностей становятся государственной тайной. Партийные инстанции активно формировали персональный состав органов власти и управления. С их согласия назначались партийные и беспартийные кадры на государственные и общественные посты, составлялись списки номенклатурных должностей.

К концу 30-х гг. номенклатурный принцип охватил все выборные органы власти, всю систему государственного и общественного управления, хозяйственные должности, порождал частую перестановку управленческих кадров, их безответственность перед государственными органами, партийную деспотию. При этом сам Сталин подчинил кадровой работе всю свою деятельность, полностью контролируя списки № 1 и № 2. Таким образом, в 30-е гг. верховной властью в СССР являлся не конституционный ВЦИК, а высшие органы партийного аппарата – Политбюро, Оргбюро и Секретариат ЦК, на заседания которых выносились практически все принципиальные политические и экономические вопросы. Рассекреченные в последнее время протоколы заседаний Политбюро ЦК говорят о том, что там в силу крайней централизации власти сосредоточилось решение всех вопросов вплоть до мельчайших (на Политбюро рассматривались сотни частных вопросов, многие при этом решались опросным порядком). После XVII съезда партии (1934) наряду с решением принципиальных политических вопросов партийные органы окончательно берут на себя задачи организации и управления производством. В аппарате ЦК ВКП(б) создаются отделы по промышленности, строительству, транспорту, связи. Соответствующие структуры организуются на местах – на уровне обкомов и райкомов партии. На крупнейших стройках и на заводах появляются наделенные чрезвычайными полномочиями парторги ЦК.

Логическим продолжением процесса концентрации личной власти стало создание «секретариата тов. Сталина». Первоначально его роль была чисто технической, но по мере концентрации власти она резко возросла, поставив этот внеконституционный институт над всеми высшими органами партии, включая Секретариат и Политбюро. Это учреждение фактически становится высшим исполнительным органом партии, проводящим кадровые перестановки в верхних эшелонах власти: партии, правительстве, силовых ведомствах. Все важнейшие вопросы внутренней и внешней политики предрешались, таким образом, до их передачи в высшие органы партии, и затем просто утверждались Секретариатом ЦК, Оргбюро и Политбюро. Одновременно все важнейшие правительственные посты занимают сторонники и выдвиженцы Сталина: К.Е. Ворошилов, который с ноября 1925 г. становится наркомом по военным и морским делам, Г.Г. Ягода, возглавивший в 1926 г. ОГПУ, В.М. Молотов, занявший пост Председателя Совнаркома СССР в декабре 1930 г., после разгрома правой оппозиции. С превращением партии из общественной организации в структуру власти происходит резкое усиление централизма во всем управленческом процессе, сформировавшиеся в первые годы революции относительно демократические структуры демонтируются. В конце 1929 г. в соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) «О реорганизации управления промышленностью» ликвидируются все главные управления ВСНХ, все 32 хозрасчетных объединения («Уголь», «Сталь»), а спустя три года и сам ВСНХ дробится на ведомственные управления: Наркомтяжпром, Наркомлес, Наркомлегпром. К 1940 г. в стране действовало уже 39 общесоюзных наркоматов.

Провозглашение принципа приближения управления к производству, к массам воплотилось после XVII съезда в создание госаппарата, действующего по отраслево-территориальному принципу. Функциональная система построения всех советско-хозяйственных аппаратов, предусматривавшая расчленение процесса управления на ряд взаимосвязанных функций (планово-подготовительных, производственно-оперативных, контрольно-учетных), была осуждена как буржуазная. Сталиным ей были приписаны все недостатки бюрократического стиля управления: общие тезисы, декларации, при отсутствии самого дела. Отмена «функционалки» на деле привела к увеличению штатов, созданию дополнительных звеньев управления, в конечном счете усилению централизации. Под предлогом разукрупнения в наркоматах создавались новые главки. В сельском хозяйстве реорганизация Наркомзема и Наркомсовхозов привела к созданию главных управлений по зерну, свекле, льну и т. п. Стремительно растет в эти годы аппарат административного управления. Соответственно увеличивается управленческий аппарат. В условиях разбухания административно-управленческого аппарата становятся ненужными органы демократического контроля – ЦКК-РКИ. Отныне они нужны власти лишь как послушные звенья исполнительного аппарата. «Нам нужна теперь не инспекция, – заявил на XVII съезде партии Сталин, – а проверка исполнения решения Центра, нам нужен контроль над исполнением решений Центра». Такой организацией становятся комиссии партийного и советского контроля.