Текст книги "Утвверждения отрицания"

Автор книги: Константин Кедров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Она как яйцо раскололась

Из распахнутого чрева вылетает лоно

и чрево становится птицей

над чревом летящей

Крест висит на своей пуповине

Мария и рама -

в том окне только странник

теряющий в посохе посох

Шел плотник неумелый

с прозрачным топором

посреди дороги упал раздвоенный череп

мозг как хлеб преломился

вошла скорлупа в скорлупу

вылетела птица прилетела птица

ты остался собой

как стал как хлеб преломленный

но больше всего как птица

которая улетела

как колокол деревянный

сквозь топор пустоты небесной

летит раздвоенный мозг

пока поводырь не ведает о слепце

пока слепец бредет сквозь поводыря

оставшегося позади

с беременным посохом.

1977

* * *

Медленно летит стрела,

дробя тела,

край лица –

где край стола.

Голубь – это ты,

а я-

город синего лица

за пределами лица.

Несколько дорог,

на дороге бог,

за дорогой песнь,

колесный лай,

окоем,

каскад небесных поцелуев,

лицо,

которое глядит в окно.

За горизонтом только око,

а за окном еще окно,

на нотных знаках

знаки нот.

Они звучат, что

смерти нет,

а смерть ничто.

Я зачеркнул еще одно –

и дно

безмерного окна,

где все воздушные сады

из горизонтов и грозы

сплелись в неистовое пламя,

очерченное знаком нот.

От мании первопрестольной

до ноты «зря»,

глодая веды,

не ведаю.

В моем лице лезгинка тьмы полутоновой.

В росном опустошенье

обнажая трупную деву,

не теряй до неразвитости

пост фактум.

Триумвират

двух градусов града вече,

не мучь меня,

не безмерь

резед бессистемный натиск,

носоглоточный матч

меченосцев личностных,

личин впадин

ворошат и опустошают.

Надо быть вне.

Тонна глаз

и злата тон.

–Пророк–

Рассекая желчь порхающей требухи

громкоговоритель

четырех сторон света

чревовещатель

верха и низа

шестикрылатый шестиконечный

падающий летящий

западно-восточный

маятник

шестиоконный

черно-белый шахматный конник

пастух деревянных коней

грозный возничий

черно-белых плоских обозов

пригоняющих тьму к свету

как табуретку

–Чайный человек–

Когда справляли тризну Святители

каждый освятил свет

я же как жернов хрустальный

размалывал луч в сияние инь-ян сие

тогда воздвигло горизонт из льна

он в росписи не твоей рукой

а как бы перепорхнувший из

из пламя в пламя

златосотенный мед

как бы излиясь из грозы

переполнил горло

и вот нареченный отроком пламени

отстранился от астральной копирки

стал тенью пламени – Чайным человеком

в человеке есть оранжевость

но нету нутра

он летит как колодезный журавль

вокруг тела

и хотя каждый раз возвращается

под углом на круги своя

в нем небесное опережает земное

чем выше взлет –

тем больше глубина

можно пунктиром продолжить путь

за предел предела.

–Мейерхольд–

Государственная пустыня простирается через мрамор

о нем мертвые живы как отраженья

отшлифованные толпой

Кто меня звал?

Неужели уже железо?

Нет еще, слава Господу

звякнуло отлегло или откатило

многостаночная резня из металлорежущих дней

Снова камерный театр открывает заветные камеры

где убит Мейерхольд как холодное море холода

Meer kalt.

–Петушок–

Настил из Насти образован тремя прудами

там петушок на заре прозрел

воспойте нам от песен сионских

и петушок воспел:

«На заре

Назарет любви

назрел».

Услышав такую песнь

пали ниц чиновники и дворяне

принесли золотые дары

в мешках из сукна-рядна

нарядились и грохнулись в ноги

петуховичу-звонкогласу

«Петушок погромче пой

разбуди меня с зарей».

Я отодвинул заветное время – вот

и приблизился новый завет

из колокольного праха

и звона

вырос розоволицый кентавр.

Здравствуй, безумный слуга Китовраса,

выходи навстречу мне,

золотая восьмерица,

нестерка драгая.

–Konstantin Kedroff–

О ноченька, пожалей моих плеч уключинки

о Лермонтов, огради мя от смерти

на что мне эти неуклюжие длани

не умеющие влачить даже плечи.

Как неумело отгородило время:

справа стремя, а слева бремя

позади племя, а впереди знамя

наверху темя, а внизу вымя

на плечах бремя, а в груди пламя.

В неразделенную грусть

отправляется флагман капустный

в нем леса, огороды, дома

степи, линии, псевдоволокно

хруст суставов, треск составов

и кал полковника.

– Аминь, – скажем мы, опережая себя,

– Ам, – скажет гость грусти.

Вселедяная даль левреток нежных

ньюнаступанток на ню света

и некоюея

лю-лю-кларнетка или ни-коль-судьбинушка.

Группа прощающихся товарищей выросла на причале

одного облобызал я в уста златые

другой облобызал меня в уста немые

так мы прощались и лобызались

пока товарищи отплывали

в дальний путь они отправлялись

оставляя на причале мою могилу

Это был корабль, но не бесконечный

было там начертано «Konstantin Kedroff»

это и есть корабль надгробный

это вот и есть для меня могила

значит смерть – корабль, плывущий по суше

значит я себя проводил до смерти

берег мой – вода, а могила – суша

вот какой корабль я – «Konstantin Kedroff»

1984

* * *

Канатоходец нот

находит ногами нить

и нити тень

разрослась в канат –

так входя в теневую даль

он упал в палитру

он лязгнул плацем

хряпнул хрусталь скелетный

и разлетелось тело

затеплилось в воробьях

затрепетала воробьиная пыль

и пыльца небес облетела

стала прозрачна

крылатая эта

бабочка ландшафтная

расчерченная жилками по эллипсу

В бабочке угасая грассирующим полетом

там Фландрия или ландкарта

многократно сгибаемая и расправляемая

над градом и миром

мраморных изгибов

Их запомнил в ласке

миллионнолетний мурлыкий мрамор

из мертвых «вы»

но мертвые не мертвы:

тоньше стало их тело

без пыльцы телесной

прозрачное и нагое

но не меркнущее в мерцании

моргающее крылами

Он давно твой – этот камень

но ты не знал что он твой.

1988

–Конь окон–

Распрями свой мозг в извилистом пространстве –

распрямись на мозговом коне!

Хрустнули суставы, потекли –

выкатилась громкосуставная песнь,

заполняя вселенную звездными костями,

пирамиды хрустального света

низвергая в низины.

В расколотом солнце

голубой молот дробит хрусталь.

Громыхнул сиянием,

проскакал над полем

всадник серебряной колесницы,

раздробился в костях –

весь из летящего тела, наполненного теплом.

На окне иконном,

на коне оконном,

закусив удила горизонта,

скачи, конь

золотых окон.

Там тело твое стало звонким стеклом,

сияющим телом.

Чтобы тело твое добыть,

надо окно разбить,

но в окне все сияет,

ты весь оконный,

конь голубого света,

ты окна разверз за карниз,

ты – звон, вонзающий ввысь

оскал голубой.

Твое тело –

рама другого

небесного окна голубого.

1982

–Сад–

Мягкий тормоз грузного мозга

вдалеке полет и полет

а за полетом где поле голо

черепаха першит глазами

Рубят сердце в корыте

Червь выпадает из флейты

как яблоки из коня

Гость прогнившего сада

ты вырван из дерева с корнем

Ларинголог заглядывает в глаза

Сад ослеп

обнаженные ребра

белым плугом врезаются в почву

Сад проросший плугами

мертвящая пустошь ребенка

Стрекоза осыпалась

в ее пустоте

плоским молотом ветра

прибивали пустыми гвоздями

опоясанный тернием мозг

колосился зрачками

розы зрели в ладонях

в лозе опустелой

пел еще виноградный Христос

–Позади зодиака–

Тебя долбят изнутри

и вот ты – челн из зыби

в глазной изнанке нет горизонта

угольный зрачок стекает с резьбы винта

небо – гаечный ключ луны –

медленно поверни

из резьбы вывернется лицо

хлынет свет обратный

на путях луны в пурпурных провалах

друг в друге алея.

Марс – Марс

каменное болото

костяное сердце

отзовись на зов.

Кто поймет эту клинопись

провалов носов и глаз?

Черепа – черепки известковой книги

в мерцающей извести зияющие провалы

твоя звенящая бороздка

долгоиграющий диск черепной

повторяющий вибрацию звонких гор.

В том извиве прочтешь

ослепительный звук тошнотворный

и затухающий взвизг

при скольжении с горы вниз

в костенеющую черепную изнанку.

В том надтреснутом мах и пристанище

ночная грызня светил.

За этой свободой ничем

не очерченный

не ограненный

за этими пьянящими контурами

проявляющейся фотобумаги

не ищи заветных признаков

не обременяй громоздким

твое грядущее шествие в неограненность

и когда эти камни

эти щемящие камни

отпадая от тела

упадут в пустоту

ты пойдешь по полю

наполненному прохладой

отрывая от земли букет своих тел.

1982

¬–¬Комментарий к отсутствующему тексту–

Этот текст является комментарием к отсутствующему тексту. Хотя отсутствующий текст является комментарием к этому тексту.

В отсутствующем тексте множество гипербол, метафор, синекдох, метафизических аллюзий, но все они могут быть истолкованы и в обычном смысле. Обычный смысл второстепенен но в то же время именно он – главный.

Но нет обратного хода от второстепенно-главного к главно-второстепенному

Речь изобилует намеками на обстоятельства, известные и понятные только узкому кругу лиц или даже одному лишь автору. Но и сам автор не знает, о чем он пишет, хотя отсутствие текста спасает дело и несколько сужает искомую многозначность смысла

Текст иронизирует над этим комментарием, пародирует его, и в то же время он ироничен, не пародиен и скорее исповедально-лиричен, но лирика здесь не в общепринятом и общедоступном смысле, а в каком-то другом, не общедоступном значении.

Здесь наиболее тонкий ход, поскольку слово отсутствует даже в отсутствующем тексте и произвол комментатора очевиден.

Однако у комментатора нет другой возможности обозначить отсутствие означаемого в том что является главным стимулом всей игры, отнюдь не игрового субстанционального свойства. Перегруженность философской терминологией еще более увеличивает расстояние между интерпретируемым и интерпретатором. Здесь легко впасть в самоиронию, чего не следует делать, или поддаться метафизической эйфории, что еще более пагубно для изначального смысла, как он есть.

Текст построен таким образом, что искажения, вносимые самим высказыванием, составляют как бы ядро и первооснову. В этом видна особая тонкость. Само отсутствие текста делает искажения минимальными.

Семантическая вибрация похожа на инстантонные колебания физического вакуума, порождающего виртуальные смыслы. Религиозная, культурная и физическая символика все время отвлекает от основного значения, и только отсутствие культуры, неортодоксальность веры и ненаучность физической парадигмы отчасти спасает дело.

Теперь нужно сосредоточиться. Именно в этом месте давление отсутствующего текста достигает максимальной тонкости снаружи (раздувание мыльного пузыря или модель «раздувающейся вселенной»), идеально отражает возникшую семиотическую коллизию.

Аналогия цыпленка, проклевывающего прозрачную прокладку внутри яйца, или матери, чувствующей из чрева толчки младенца, как некое щекотание вплоть до опасности прободения – вот что ожидает неосторожного читателя в этом месте.

Ему уже кажется, что он все понял, что отсутствующий текст вырывается наружу, что лопнули обручи комментария, что отсутствующий автор отсутствующего текста имеет в виду мировое ничто, нирвану, нечто, дзэн, мировой звук, инь-ян, апофатическое богословие, нигилизм, прозрение, вдохновение, любовь к ближнему как самого себя,, любовь в общепринятом (каком?) смысле, просто поэзию или, на худой конец, теорему Гёделя о неполноте (если высказывание верно, оно не полно или «в языке содержатся недоказуемые высказывания») – все это было бы верно, если бы отсутствующий текст был; но его нет или как бы нет, и в этом главная закавыка.

Не надо думать, что комментатор знает о тексте больше читателя. Он (комментатор) в положении буриданова осла: справа сено, слева вода. Сено – смысл, вода – абсурд, но в отличие от осла автор не погибает от голода или жажды из-за невозможности выбора, и есть, и пьет, не задумываясь о закономерности чередований.

Тут спасительный структуральный или диалектический цинизм только усугубляет дело, поскольку и автору и комментатору цинизм и структурализм противны до тошноты. Поэтические симпатии автора несомненны. Хлебников, Хармс или на крайний случай Элиот могли бы многое прояснить в данной каблограмме, если бы опять же она была. Кабалистика Нагаруджаны и дзэн Кузанского мало что выявляет в амбивалентности текста и описания.

На помощь приходит Борхес или спасительная «Игра в бисер», но все мы понимаем, что это путь наименьшего сопротивления, уводящий в смысловой ад.

Вычурность и занудность этого комментария слегка уже отдает концептуальной тягомотиной, а этого я хочу избежать, если можно.

Вот здесь-то и возникает проблема финала. Отсутствующий текст двусмыслен при чтении – это полбеды, но он еще и бесконечно длинен, хотя и краток.

Вульгарные антитезы не спасают от поражения в духе кантовских антиномий или блудливых диалектик, поэтому я как комментатор полностью признаю свое поражение и возлагаю все надежды на дальнейшее отсутствие текста…

–Д О О С–

Есть возможность лечь навзничь

сказал мне врач

есть возможность быть или не быть

о, какой восхитительный выбор:

от Христа до Христа – верста

далее – по требованию – везде.

Мне – вечному мученику бечевы и вервия

пламенному заступнику всех народов

пулеметному настройщику всех пулеметов

одновременному негодяю всех стран

любимчику ненасытных вдовых –

приостановится высь и осатанеет закат

знание это не знание

а простуда – вездемигрень

это гарнир из не одной доли

гарантия катарсиса от любви.

Квитанция, которую я получил,

полыхает закатом-

там солнечная печать

надо доверять только вечности – по субботам

все остальное время лучше не доверять.

Неостановленная кровь обратно не принимается!

Окна настежь и все напрасно

две дани времен – две отгадки:

одна направо – одна налево

ДООС

Добровольное Общество Охраны Стрекоз.

–Бесконечная–

(поэма)

Ежедневно слышу тебя

как-то странно звучат слова

закрываю глаза

и всюду передо мной

эти крики рожденные тишиной

эти краски рожденные темнотой

вот сижу оставленный всеми

в глубине понятий и слов

исчезает видимый мир

но я могу говорить

и мир рождается снова

на обнаженный нерв нанизывая звуки

все глубже чувствую великий диссонанс

и радость возвышения над миром –

поэзия – вершина бытия

и вагоны, стиснутые в железном рукопожатье

и деревья и станция и тишина

и ты в тишине уходящей ночи

и все что связывает с тобой

и миллионы которые спят рабами

ничего не понимая в такой любви

нуль миров вращается в небе звезд

это взгляд возвращается к своему истоку

Листопад ягуаров

полусолнечный бред весны

И синий день

и красная волна

зеленый луч упал на попугая

и попугай заговорил стихами

и синий день

и красная волна

и я бегу бросаясь под трамваи

и синий день и красная волна

где голубой укрылся папоротник

и в пору рек века остановились

мы были встречей ящериц на камне

около окон пролет полета

и этот стон

среди серых стен

какой-то прохожий

шагнул в пространство

и рухнул замертво

сквозь столетья

вода текла

сквозь бетон и вечность

а дворник сметал с тротуара звезды

и в мокром асфальте ломались люди

я вышел к себе

через-навстречу-от

и ушел под

воздвигая над

двое нас – это очень много

это больше чем можно

больше чем я могу

никогда не приближусь к тебе

ближе чем цветок приближается к солнцу

никогда не назову тебя именем

которым хочу назвать

всюду где чувствуется несовершенство

ты возникаешь как тоска по стройному миру

на черном озере белый лебедь

на белом озере черный лебедь

белый лебедь плывет

и черный лебедь плывет

но если взглянуть в отраженье

все будет наоборот –

на белом озере черный лебедь

на черном белый плывет

Человек оглянулся

и увидел себя в себе

это было давно

в очень прошлом

было давно

человек был другой

и другой был тоже другой

так они оглянулись спрашивая друг друга

и никто не мог понять

кто прошлый кто настоящий

кто-то спрашивал

но ему отвечал другой

и слушал уже другой

потому в голове был хаос

прошлое перепуталось с настоящим

Человек оглянулся

и увидел себя в себе

Одногорбый верблюд и двугорбый верблюд и двуногий

идет одногорбый верблюд глотая пески и туманы

идет одноногий верблюд все в память и в сон превращая

а в городе пляшет луна над городом плачет луна

слезами домов и людей очень маленьких и нереальных

но гордых собой до конца

И молча идем мы сквозь песчаную бурю дождя

немного аисты немного верблюды

и тоскливо бредут мне навстречу

одногорбый верблюд одноногий верблюд и двуногий

идет одногорбый верблюд глотая пески и туманы

идет одноногий верблюд все в память и в сон превращая

1960

Hosted by uCoz

© Copyright: Кедров-Челищев, 2013

Свидетельство о публикации №113080309500

Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Заявить о нарушении правил

Рецензии

Написать рецензию

Константин. Конечно, человек оглянулся, и человек понял, что можно ходить, как в лесу, но пройдешь по кругу. И много нас, но ходят по кругу, и кругов много. Но кто в центре этого круга? Катерина

Екатерина Адасова   25.08.2013 23:11   •   Заявить о нарушении правил

Добавить замечания

Написать рецензию     Другие произведения автора Кедров-Челищев

Разделы: авторы / произведения / рецензии / поиск / вход для авторов / регистрация / о сервере     Ресурсы: Стихи.ру / Проза.ру

Сервер Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил сервера и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о сервере и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория сервера Стихи.ру – свыше 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным независимых счетчиков посещаемости Top.Mail.ru и LiveInternet, которые расположены справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.