Текст книги "Невеста лохматая светом"

Автор книги: Константин Кедров

Константин Кедров
Невеста лохматая светом: Стихи – поэмы – стихи

Метаметафора – это обратная перспектива в слове. Это когда весь мир, вывернувшись наизнанку, опрокидывается в тебя, а ты каким-то непостижимым образом охватываешь весь мир.

Это моё личное ощущение мира, и я никогда с ним не расставался. По крайней мере, был и остаюсь верен ему в своей поэзии.

Константин Кедров

Как я вижу

Если признаться честно, я не знаю сколько мне лет. Скорей всего 15, когда я написал: «Никогда не приближусь к тебе ближе / чем цветок приближается к солнцу». Поэзия – это встреча цветка и солнца. Сегодня мне 72 в человеческом исчислении, но встреча продолжается.

В 1960 году в поэме «Бесконечная» я выговорил первую метаметафору:

Я вышел к себе

через-навстречу-от

и ушел под

воздвигая над.

Метаметафора – это обратная перспектива в слове. Это когда весь мир, вывернувшись наизнанку, опрокидывается в тебя, а ты каким-то непостижимым образом охватываешь весь мир. Это моё личное ощущение мира, и я никогда с ним не расставался. По крайней мере, был и остаюсь верен ему в своей поэзии.

Я в равной мере далек и от модного ныне отчаяния и от любого движения с приставкой «пост». «Пост» это не я. У меня никогда не было каких-либо учителей. В этом и только в этом смысле я футурист. Всё с белого листа и с первой страницы. Андрей Вознесенский называл мою главную вещь «Компьютер любви» одним словом – Небо. Заговор замалчивания моей поэзии – блестящая иллюстрация к словам Гамлета «дальнейшее – молчание». Только у меня не дальнейшее, а всю жизнь.

 
Червь, вывернувшись наизнанку чревом,
в себе вмещает яблоко и древо.
 

Я не всегда понимаю, где яблоко, а где древо. Где прошлое, а где будущее. Юность сегодня переживается даже острее, чем в юности. Хорошо это или плохо, но это так. Я благодарен космосу и природе за постоянно новое ощущение жизни. В этом смысле иду вразрез с веком, погруженным в суету и рефлексию. «Мне повезло / Я ненавижу зло».

 
Небо – это высота взгляда
Взгляд – это глубина неба.
 

Похоже, что никто, кроме меня, этот переворот в слове не воплотил.

Моя поэзия – это великая анаграмма космоса.

 
Свет – весть
Весть – свет
Свет – весть
Свет есть
Свет – смерть
Смерть – свет
Свет – весть
Свет есть
Смерть мертва
Атома немота
ТОТ стал ЭТОТ
 

Кульминация метаметафоры – в «Компьютере любви» (1983 год):

 
Человек – это изнанка неба
Небо – это изнанка человека.
 

Это, если хотите, определение метаметафоры и ответ Ломоносову на его бездонную бездну. Теперь вся «бездна звезд полна» – изнанка человека, а человек, в свою очередь, вернее, одновременно – «изнанка» той бездны. То, что в поэме «Астраль» выявлено анаграммой «звезда везде», опять же в ответ на анаграмму Ломоносова «звезд – бездн». Томимый предчувствием метаметафоры, царь Давид восклицал: «Бездна бездну призывает».

 
Метаметафора – амфора нового смысла,
как паровоз в одной лошадиной силе…
 

Правильнее сказать – зеркальный паровоз: “Зеркальный паровоз шел с четырех сторон…” – Хватит, – сказал Андрей Вознесенский, прочитав эти строки, – уже все вижу!

Если вы можете поместить себя в центр ленты Мебиуса или в горловину бутылки Клейна, вы уже в эпицентре метаметафоры.

Однажды я попытался представить жизнь без метаметафоры и понял, что такая жизнь просто не существует.

Константин Кедров

Невеста лохматая светом

«Земля летела…»

 
Земля летела
по законам тела
а бабочка летела
как хотела
 

1997

«Метаметафора – амфора нового смысла…»

 
метаметафора – амфора нового смысла
как паровоз в одной лошадиной силе
как конница в паровозе
 
 
дебаркадер – уже корабль
корабль – уже дебаркадер
 
 
радуга из всех горизонтов —
пчела
утяжелённая только полётом
 
 
как когорты снежинок уходят в Галлию
отслаиваясь в сугроб
ледяной поступью
ступая по лету
 
 
Лето в Лето влетая
из лета в лето
 
 
ударяя в литавры таврии
тавромахии андромахи
над аэродромом
где все самолёты давным-давно улетели.
 

2000

Невеста

 
Невеста лохматая светом
невесомые лестницы скачут
она плавную дрожь удочеряет
она петли дверные вяжет
она пальчики человечит
стругает свое отраженье
на телесном батуте пляшет
ширеет ширмой мерцает медом
под бедром топора ночного
рубит скорбную скрипку
тонет в дыре деревянной
голос сорванный с древа
держит горлом вкушает либо
белую плаху глотает
Саркофаг щебечущий вихрем
хор бедреющий саркофагом
что ты дочь обнаженная
или ты ничья
или звеня соскáми месит сирень
турбобур непролазного света
дивным ладаном захлебнется
голодающий жернов – 8
перемалывающий храмы
В холеный футляр двоебедрой
секиры можно вкладывать
только себя
 

1976

«По комнате бродит медведь тишины…»

 
По комнате бродит медведь тишины
Я заброшен сюда из другого светлого века
мне смешно когда 4 стены
на одного свободного человека
Нет я не строил клетку из кирпичей
Это не я придумал замазывать солнце стеклом
Люди, хотите я позову врачей
и они прикажут разрушить каменный дом
А я… я заброшен сюда из другого светлого века
для меня ваше здание – каменное ничто
Мне смешно,
когда на одного свободного человека
надевают железное и каменное пальто
 

1962

«Есть на свете страна печали…»

 
Есть на свете страна печали
там тоскливые мамонты качают гибкие ветви
там на гибких ветках печальные обезьяны
из стеблей лиан вяжут мамонтам гибкие петли
Я пришел из эпохи великой людской печали
я ходил со слонами по диким лесам разлуки
И меня обезьяны как маленького качали
на ветвях тоски на ветвях мировой печали
Видишь милая у меня совсем прозрачная кожа
по губам моим стекает небесный сок
ты взяла мою голову эти слезы
слезы мамонта падают на песок
Обезьяньи морды усеяли гибкие ветки
Я сказал тебе – это просто глупые рожи
Ничего подобного милая
Это просто печальный ветер
Он пришел и ушел он придет опять ну и что же
Просто есть страна нездешней печали
Я молчу я любимая больше не буду
Это просто мамонты прокричали
но ведь их все равно никогда не услышат люди
 

1957

«Брожу один по скользким тротуарам…»

 
Брожу один по скользким тротуарам
надев фуражку задом наперед
в глаза мне лезут ласковые фары
а рядом что-то нежное плывет
 
 
каким-то шепотком неуловимым
среди шуршащих ботиков и бот
проходит нежное проходит мимо
и так во влажном воздухе плывет
 
 
Смеется клоун на афише бодро
и кажется запрыгает вот-вот
Брожу один по дремлющему городу
а рядом что-то нежное плывет
 

1957

Стеклянный робот

 
Не трогайте меня
я стеклянный робот
я стеклянный робот
я только стеклянный робот
кариатиды рыдают ночами
на камни ложится туман
и дома рассыпаются в пепел
и мертвые петли
повисли над головой
Я робот стеклянный
я только робот из стекла
и порезов кожи
я робот из осколков
летящих в душу
я робот из рам
с разлетающимися стеклами
я стеклянный веер
распахнутый из любви в бесконечность
я робот из ран
из осколков
врезанных в сердце
я прозрачная бесконечность
сияющая в стакане
я стакан разлетающийся
в момент падения или полета
то ли падаю
то ли лечу
то ли выпадаю из твоих рук
то ли приближаюсь
преломляюсь гранями
в радуге твоих губ
я робот губной грудной
из музыки стекол
сияющий небом
играющий отраженьем
преломленный во всех пространствах
осколками режущих граней
Я стеклянный робот
Я только стеклянный робот
 

1965

«Когда мы разрушим последний условный знак…»

 
Когда мы разрушим последний условный знак
и будут слова многомерней пространства
Минковского
мы научимся читать язык голодных собак
и откроем птицам поэзию Маяковского
И поделятся звери своей бессловесной мукой
и расскажут рыбы о том как они молчат
и расскажут камни обезличенные наукой
что никто не слышит как громко они кричат
Сообщение неба
сообщение сердца
сообщение ТАСС:
сейчас вселенная выступит перед вами
с краткой пятиминутной речью
И вселенная с нами заговорит
и язык у нее окажется человечий
 

1965

Адамово яблоко

 
Червонный червь заката
путь проточил в воздушном яблоке
и яблоко упало
Тьма путей прочерченных червем
все поглотила как яблоко Адам
То яблоко вкусившее Адама
теперь внутри себя содержит древо
а дерево вкусившее Адама
горчит плодами – их вкусил Адам
Но
для червя одно —
Адам и яблоко и древо
На их скрещенье червь восьмерки пишет
Червь
вывернувшись наизнанку чревом
в себя вмещает яблоко и древо
 

1978

Буква Зверь

 
Возьмите меня в золотую постель
Сыграйте со мною в серебряный ящик из света
Покуда доносится голос постылых пустынь
Я знаю, что сбудется это
И сбудется это
 
 
Пока еще нет во мне голоса —
Только любовь
Но только любовь – это голос
И все его слышат
Пока еще прячутся голуби в алую кровь
А алая кровь – это крылья взлетающей крыши
За голубем небо как текст улетающий в файл
За файлом экран и дисплей
За дисплеем экран
Прочитанный текст это
я улетающий в файл
Прочитанный текст – это файл улетающий в Я
 
 
Последняя книга которую я напишу
похожа на остов из мамонта из мезозоя
Но я не пишу и поэтому я не пишу
из зоомузея записок и из мезозоя
 
 
Музей музыкален в нем зоорояль зооарфа
в нем зоовалторны и зоолитавры аморфны
в нем зоолончели с изогнутой шеей жирафа
вдоль линии Соль соловей опрокинутый в морфий
 
 
Как в банке с эфиром
расправлены крылья всех звуков-стрекоз
прозрачно теряющих крылья в изгибах рояля
где сладковкушающий мамонт – вселенский наркоз
 
 
скрипичным ключом в Ре и в Ля
свой скелет повторяет теряя
 
 
Сквозь мамонта в Ля я влетаю в серебряный файл
в нутро где руины из рун и руно золотое
откуда роятся щемящие файные Фа
в сластящее лето летящие в зоо из зноя
 
 
Да будет вам книга моя из струны
переполнившей верх
Наверх вы товарищи все – динозавры
и плезиозавры
За буквою Ферт и не менее древнего Херъ
где снова из Ять и из Ерь
Херъ и Зверь вылезают
 

1991

Бемоль

 
Как образ зеркала взнесен над Петергофом
чтобы обрушить вниз каскад зеркал
так глухотой окутанный Бетховен
разнес по клавишам погасший Зодиак
Так в пропасти скрипичного ключа
немеют ноты и болят ключицы
Скрипичный ключ округлый как земля
похож на очертанье мертвой птицы
Гроздья роз источая грусть
тяжелеют от этой грусти
каждый путник всего лишь пути
забывающий в чувстве чувство
В каждом поле есть поле битвы
в каждой битве есть забытье
Из бытия не создать избыток
все что избыток – небытие
Как градусник из последних сил
вытягивает свой градус
так я полнеба в себя вместил
и вытеснил в небо радость
А там вдали от каждого поцелуя
свет как кардиограмма где нет пробела
или как кладбищенская аллея
не имеющая предела
впереди меня
огибая воображаемую линию
позади меня огибая эхо
так Офелия ловит лилию
и тонет в глубине смеха
 

1987

«Однажды осенью я вышел в цирк…»

 
Однажды осенью я вышел в цирк
был впереди своих последних лет
и улетела вдруг гремящим светом
лучеобразная лавина зла
полупрозрачный ангел стал прозрачным
сквозь ангела окно я увидал тот свет
он был как я
отнюдь не бесконечен
а здание возводилось из громоздкого вакуума
из заатмосферных сфер
во дни где нас не было
к дням где нас не будет
но я и сам не знаю
где нас не было больше
или где я больше был
Я люблю твою царскую пустоту
состоящую в основном из птиц
корабли
которым имена Грусть и Паноптикум
память – это аптечный склад
где будущее – аптека.
 

1987

Лермонтолёт

 
Чтобы коснуться тюрьмы ресниц
я хотел бы немного раздвинуть стены
Эта стена стенаний твоих ладоней
В ладонях живут только птицы
Но и они улетают если
ладонь в ладонь
Ладонь уплывает
Ах как ненавистны все эти птицы
терзающие когтями небо
складывающие крылья
как две ладони
и раскрывающие ладони
чтобы лететь
аплодируя телом
 
 
Нет нежнее ресниц жен
жен рожающих патефоны
жен питающихся стихами
и ласкающими гортанью
 
 
В это непролазное небо
вламываются тела из ломоты
 
 
Я пишу птицами
как кистями
Они мне во всем послушны
обмакиваемые в небо
 
 
Тамародвижение
Интрига беззвучной бездны
Бездны не имеющей эха
но отдающейся в себе слева
 
 
Коллапс
 

1989

Южный Херувим

 
Только ты знаешь как играет и светит гобой
Южный Херувим
Когда с ветвей свисает гиббон
С лица стирается грим
 
 
Но грим лицу не всегда к лицу
Не для всех играет гобой
Но грим всегда к лицу подлецу
Подлец не бывает самим собой
 
 
Он может быть всем
Что творит гобой
Вернее может не быть
Но ты можешь быть только самим собой
Только самим собой можешь ты быть
 
 
Помогай бытию отворяя дверь
Или солнце включая
Херувим летит сквозь земную Твердь
Тверди не замечая
 
 
Ангелам нет основания в Тверди
Это заметил Джузеппе Верди
Когда
Сквозь твердыню ада
Вошла и вышла Аида
 
 
На слонах на конях фараона
в ад въезжают
фараоны и рабы фараонов
Но ад всегда отдает назад
Ангелов и влюбленных
 
 
В нем нет стен потолка и пола
В нем нет возраста и нет пола
Он полон пламени без огня
Ад всегда без меня
 

1994

Слонолёт

 
О слон с Востока летящий
на самых слоеных крыльях
в пространстве сна расслоенный
лишь к вечности прислоненный
Как старый комод летящий
ты весь из витражных стекол
мерцающих леденцами
из музыки и шарманки
 
 
шарниры шины насосы
стеклянные псы и бусы
короны из шоколада
серебряный меч из липы
картонный щит
и конечно
газетный шлем на макушке
 
 
Никто никому не нужен
Все более чем железны
спокойны неуязвимы
железно железнодорожны
 
 
Но слон с Востока летящий
наполнен пляской щемящей
нарушивший злое время
вернувший громаду детства
он снова тебе напомнит
что ты все равно ребенок
и крайне далек от смерти
которая где-то рядом.
 

Плиний

 
Пленяя Плиния
сладким пленом
она дала ему пару птиц
которые
содрогаясь
взял в руки Плиний
 
 
Плиний не подозревал
как это возможно
сжимая птиц
он пел
историю
неистово
исторгая
оргии
здравого смысла
на коих помешан Рим
 
 
Здравый смысл
тем более отвергаем
чем более очевиден
чем боль ее очевидней
 
 
Он взял щит и меч
и ощетинился
копьями во все стороны
 
 
Так вы полагаете что Боги?..
Как я уже доказал
боги равнобедренны
и прямоугольны…
 
 
Плиний отпустил одну птицу
И охладил ладонь
Но далее
Речь была нечленораздельная
– Рим должен отпустить птиц…
 

1990

Дирижер

 
Дирижер бабочки
тянет ввысь нити
Он то отражается то пылает
Бабочка зеркальна и он зеркален
кто кого поймает
никто не знает
Дирижер бабочки стал как кокон
в каждой паутинке его сиянье
Бабочка то падает то летает
дирижер то тянется то сияет
Дирижер бабочки стал округлым
он теряет тень между средней Вегой
он роняет пульт посредине бездны
он исходит светом, исходит тенью
Будущее будет посередине
в бабочке сияющей среброликой
в падающем дальше
чем можно падать
в ищущем полета
в середине птицы
 

1981

Свирель

 
За мной крадется вор с тупой свирелью
в ней все заполнено очами
слепой свирелью стал туманный посох
врастающий в туман
гремит туманом
свирельная ночная мгла
зрачки перебирая
окутанный свирелью горизонт
встает из праха
мертвый как младенец
спеленатый свирелью грозовой
слепые роды грозовой свирели
 

1981

Крест

 
В окруженье умеренно вянущих роз
обмирает в рыданиях лето
Гаснет радужный крест стрекозы
где Христос
пригвождается бликами света
 
 
Поднимается радужный крест из стрекоз
пригвождается к Господу взор
распинается радужно-светлый Христос
на скрещении моря и гор
Крест из моря-горы
 
 
Крест из моря-небес
Солнце-лунный мерцающий крест
крест из ночи и дня
сквозь тебя и меня
двух друг в друга врастающих чресл
 

1979, Ялта

Поцелуй

 
В это время змея сползающая с откоса в мазуте
оставляет кожу на шпалах как шлейф Карениной
В это время в гостиную вваливается Распутин
и оттуда вываливаются фрейлины
 
 
Все охвачено единым вселенским засосом
млечный осьминог вошел в осьминога
Двое образующих цифру 8
друг из друга сосут другого
 
 
Так взасос
устремляется море к луне
Так взасос
пьет священник из чаши церковной
так младенец причмокивает во сне
жизнью будущей переполнен
 

1978, Пицунда

Орхидея

 
Я презираю тебя всемирная деточка
и клянусь тебе в том
что нет меня и не будет
пока не откроют дальнюю дверь
в ту мрачную бездну
где нет никого кроме я
Остекленелые глазные ступени к дому
где нет меня никогда
Сирота имеет три знака
тризну и распахнутый омут
ЭЛЬ АЛЬ АЙ
Срастается
срастается в сердце шов
это ОРХИДЕЯ
она пожрала свет
скоро выпадет снег
и она остановит время
Свидетельствую —
пыльца мимолетна
 

1982

Леди льда

 
Ангел с крыльями из двух парусов
плыл от мира к миру
отмирая
мирами
от рая к раю
Два телесных паруса летели
по волнам незримым
озаряемые сомкнутыми губами
из лунных уст
слишком лучно
слишком нежно
нежно нежели можно
Так однажды
мы вышли к зимнему морю
где в лучах луны нежился
обледенелый
весь стеклянный
парусник-корабль
переполненный млеющими матросами
от мачты до якорей
гроздьями свисали матросы
и сыпались на берег
прозрачные
как виноград
Звенела Ялта
ударяясь льдом о лед
Звенел корабль
ледяными снастями и парусами
Звенели волны
Облизывая ласковый лед
Ялта леденела
приобретая призрачность
и прозрачность
Луна леденела в волнах
Земля леденела в лунах
И ты стояла над причалом —
прозрачная Леди льда
 

1990

Селена

 
Отражением дышит луна
вдыхая себя и меня
отвергнутый плачем ненужным
и стоном наружным
он потерял что-то
и
трезво рассуждая
остался ни с чем
в этом промозглом полузавтрашнем
перебранка перебранка любовь
Он думал что еще вчера
не напрасно был трезв и весел
но перерезанный светом
вывалился на стол
еще не размороженный
еще мертвый
Сквозь прозрачную плоть твоей мысли
можно увидеть мутную глубину медуз
и морского дна
небо
где ничего не видно
кроме вязкого звездного света
 

1981

Путник

 
О сиреневый путник
это ты это я
о плоский сиреневый странник
это я ему отвечаю
он китайская тень на стене горизонта заката
он в объем вырастает
разрастается мне навстречу
весь сиреневый мир заполняет
сквозь меня он проходит
я в нем заблудился идя к горизонту
а он разрастаясь
давно позади остался
и вот он идет мне навстречу
Вдруг я понял что мне не догнать ни себя ни его
надо в плоскость уйти безвозвратно
раствориться в себе и остаться внутри горизонта
О сиреневый странник ты мне бесконечно знаком
как весы
пара глупых ключиц между правым и левым
для бумажных теней
чтобы взвешивать плоский закат
 

1976

Странник

 
Опираясь на посох воздушный
странник движется горизонтально
Опираясь на посох горизонтальный
вертикальный странник идет
Так два посоха крест образуют идущий
наполняя пространство
в котором Христос полновесен
 
 
Виснет кровь
становясь вертикальной
Из разорванной птицы пространство ее выпадает
из распахнутого чрева вылетает лоно
и чрево становится птицей
над чревом парящей
 
 
Это дева беременная распятьем
распласталась крестом
Угловатое чрево разорвало Марию
Она как яйцо раскололась
Крест висит на своей пуповине
Мария и рама
в том окне только странник
теряющий в посохе посох
 
 
Шел плотник неумелый
с прозрачным топором
посреди дороги упал раздвоенный череп
мозг как хлеб преломился
вошла скорлупа в скорлупу
вылетела птица прилетела птица
ты остался собой
стал как хлеб преломленный
 
 
но больше всего как птица
которая улетела
как колокол деревянный
сквозь топор пустоты небесной
летит раздвоенный мозг
пока поводырь не ведает о слепце
пока слепец бредет сквозь поводыря
оставшегося позади
с беременным посохом.
 

1978

Позади зодиака

 
Тебя долбят изнутри
и вот ты – челн из зыби
в глазной изнанке нет горизонта
угольный зрачок стекает с резьбы винта
небо – гаечный ключ луны —
медленно поверни
из резьбы вывернется лицо
хлынет свет обратный
на путях луны в пурпурных провалах
друг в друге алея.
Марс – Марс
каменное болото
костяное сердце
отзовись на зов
Кто поймет эту клинопись
провалов носов и глаз
Черепа – черепки известковой книги
в мерцающей извести зияющие провалы
твоя звенящая бороздка
долгоиграющий диск черепной
повторяющий вибрацию звонких гор.
В том извиве прочтешь
ослепительный звук тошнотворный
и затухающий взвизг
при скольжении с горы вниз
в костенеющую черепную изнанку.
В том надтреснутом мах и пристанище
ночная грызня светил.
За этой свободой
ничем не очерченный
не ограненный
за этими пьянящими контурами
проявляющейся фотобумаги
не ищи заветных признаков
не обременяй громоздким
твое грядущее шествие в неограненность
и когда эти камни
эти щемящие камни
отпадая от тела упадут в пустоту
ты пойдешь по полю наполненному прохладой
отрывая от земли букет своих тел
 

1982

Разомкнутый квадрат

 
Оброненная фольга
в мертвом воздухе звенит
свой затейливый повтор
продолжает сладкий звук
 
 
свет ночной намолочен
резко сдвинута ночь
как комод
и от пыльного лунного света
остался квадрат под квадратом
 
 
манит теплою лунною пылью квадрат
не смываемый никем и ничем
не вмещая обтекает себя квадрат
как рог изобилия сыплет квадрат вещами
 
 
в отсутствующей вещи
намного больше вещей
 
 
из него выпадает ночь
и прозрачная пыльная луна
извлечена
как корень
сладко ноет корень
молочных зубов луны
 
 
вот и вылетел пыльный мотылек
осыпая пол пылью
 
 
квадрат приподнялся
вспорхнул
и улетел
оставляя тень квадрата
 

1984

султаНово вече

 
Достань мне эту луну,
багровую от любви,
разрубленное солнце,
сторукую деву,
простимся в подлунную королевскую темноту.
Испепеленные трупным гневом
три дозы любви,
три отгадки
дев светлооких
окон
на гнев приходящих.
Да сбудется султаново вече
отрубленных голов
сторублевых ассигнаций,
множество зазубрин, впадин,
насечек минаретов,
молелен коек.
Ничего нет,
ничего не было
ничего не будет
 

1982

Театр после тирана

 
Уже отыграна игра
и умерли давно актеры
А сцена всё ещё гола
И ждет другого режиссёра
 
 
Но и другой когда придет
Не сможет отыграть те роли
Они отыграны до боли
А боль когда-нибудь пройдет
 
 
Тогда и вылезут на сцену
Фигляры Клоуны Пажи
Переиграют нашу пьесу
И передразнят нашу жизнь
 
 
И может быть из-за кулисы
Я выйду как выходит Тень
И все актеры и актрисы
Уйдут за мной в глухую тень
 
 
И в занавесе встрепенется
Моя минувшая печаль
И зал внезапно содрогнется
Отчаянием из отчайнь…
 
 
И может быть над Мейерхольдом
Оденется в последний траур
И это траурное небо
И этот черный тротуар
 
 
И может быть умрет Михоэлс
Надев корону из Кремля
И в горностаевых сугробах
Утонет тело Короля
 
 
И в судорогах Таиров
Опять над Коонен замрет
Всё замерло всё затаилось
Всё умерло
всё не умрет
 
 
Любыми средствами любыми
Вы выиграете Игрой
На сцену вырвется Любимов
И проиграет вашу роль
 

2007 г.