Текст книги "Мой милый враг"

Автор книги: Конни Брокуэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Что ж, здравствуйте. Я много о вас слышала. Бесстрашный искатель приключений. Не один раз бывал в когтях смерти, ну и всякое такое. Должна, однако, заметить, сэр, что в наше время бедных женщин Лондона ожидают куда более опасные приключения…

Как раз в эту минуту, к немалому облегчению Франциски, дверь, соединявшая столовую с кухней, открылась и на пороге показалась миссис Кеттл в сопровождении Кэти, которая несла огромное фарфоровое блюдо, распространявшее восхитительный аромат. Кухарка остановилась рядом с Эйвери и быстро сняла крышку с супницы.

– Луковый суп, мистер Эйвери, сэр, – выпалила она на ходу.

– Превосходно, – отозвался Эйвери, кивнув.

– Потом вас ждет семга, фаршированная морскими гребешками, а затем – седло барашка. Вместо салата на этот раз вам подадут шпинат с гусиной печенкой и на десерт лимонный торт, – объявила кухарка.

– Благодарю вас, миссис Кеттл, – ответил Эйвери.

Он уже заметил, что пожилая женщина старательно избегала встречаться взглядом с Лили. Если Лили Бид тратит столько денег на еду, привечает у себя безденежных суфражисток и кормит одряхлевших от старости скаковых лошадей, то она очень скоро доведет имение до полного разорения. А это означало, что он может спокойно отбросить последние сомнения касательно того, кому в будущем предстоит стать хозяином Милл-Хауса.

Эйвери не спеша принялся поигрывать серебряной чайной ложкой. Как ни странно, последняя мысль не принесла ему радости.

Глава 7

Вечером следующего дня Эйвери покинул свою комнату и направился в библиотеку, намереваясь просмотреть домовую книгу – если только ему удастся ее найти. Две горничные присели в реверансе, когда он проходил мимо. Их лица показались ему знакомыми. Со времени своего приезда он успел заметить в доме всего трех служанок, и все они находились на разных сроках беременности. Он кивнул им, и руки женщин тут же взметнулись вверх, чтобы скрыть смешки. Очаровательное зрелище.

До сих пор он мало общался с женской прислугой, однако у него возникло подозрение, что в большинстве домов горничные не разражались смехом при виде проходящего мимо мужчины. Проведя всю свою сознательную жизнь среди мужчин, он находил сугубо женский мир Милл-Хауса столь же таинственным и полным экзотики, как и любую из тех стран, в которых ему довелось побывать. Этот мир властно манил его к себе.

Женские голоса разносились по коридорам от рассвета до заката, заполняя их громкой музыкой, звонкими трелями, недовольным брюзжанием, смехом, столь же легким и непринужденным, как камешек, отскакивающий от зеркальной глади пруда, шумом перебранки, столь же резким, как звук испорченного тормоза, а иногда чуть слышным шепотом, похожим на щебет ночной птицы. Совсем как у Лили Бид… О черт!

Эта женщина незаметно проникала в его мысли в самые неподходящие моменты, заставая его врасплох. Однажды ему пришлось наблюдать, как колдун слепил из воска грубое изображение человеческой фигуры, чтобы навлечь проклятие на своего врага и подослать к нему злых духов, которых не мог видеть никто, кроме его жертвы. Нет нужды добавлять, что бедняга был перепуган до смерти. Эйвери чуть было не дался искушению обшарить комнату Лили Бид в поисках ее собственного воскового изображения, поскольку он никак не мог выбросить злополучную женщину из головы.

О дьявольщина! Ведь он же был аристократом, классическим образцом самообладания. Он два десятилетия своей жизни посвятил выработке в себе этого качества, и, Бог свидетель, он не должен был желать ее.

Он завернул за угол, снова мысленно сравнивая Милл-Хаус его детских грез с тем, каким он оказался в действительности. Он вспоминал нескончаемые коридоры, обшитые деревянными панелями, похожие на гигантские пещеры залы с величественными, как в кафедральном соборе, сводами, тысячи таинственных томов, заполнявших полки в библиотеке, и целые армии лакеев, начищавших до блеска сотни оконных стекол.

На самом деле в каждой комнате было всего по два окна, потолки оказались самыми обыкновенными, высотой в девять футов, а библиотека была забита отжившими свой век сенсациями сорокалетней давности, а вовсе не фолиантами эпохи Шекспира, как ему когда-то представлялось. Милл-Хаус оказался просто крупной сельской усадьбой без особых претензий, да и те немногие, что имелись, вызывали у него улыбку – окно эркера, забранное цветным витражным стеклом, дорогая севрская ваза и, если память ему не изменяет, бальный зал на втором этаже. Тем не менее теперешний Милл-Хаус с его непринужденной, располагающей к отдыху атмосферой нравился ему даже больше, чем тот образ, который он лелеял все эти годы в своем сердце.

– Мистер Торн, сэр?

К нему вперевалку подошла рыжеволосая служанка. Она покраснела от усилий удержать в руках большую стопку постельного белья.

– Да, Мери?

Его простой вопрос почему-то вызвал у собеседницы взрыв безудержного веселья. Реакция горничных на самые обычные слова, которые он произносил, была настолько сходной, что, если бы дело происходило где-нибудь в Африке, он мог бы счесть это чем-то вроде ритуального приветствия.

– О, сэр! – запыхавшись, проговорила девушка и приложила руку к животу. – Да благословит вас Бог, сэр! Вы запомнили мое имя!

– Разумеется. Вы единственная рыжеволосая бер… рыжеволосая Мери, которая служит здесь.

Его слова вызвали у горничной новую череду ужимок. Эйвери бросил встревоженный взгляд на ее огромный живот. Ему как-то раз пришлось присутствовать при родах в иглу[7]7
  Иглу – эскимосское жилище изо льда.


[Закрыть]. При желании он мог остаться снаружи на пронизывающем ветру при сорокаградусном морозе – выбор, которому он охотно отдал предпочтение, пока у него от холода не онемели ноги. Последующие часы оказались весьма поучительными, и у него не было никакого желания проходить через нечто подобное еще раз.

Эйвери, нахмурившись, посмотрел сверху вниз на горничную.

– Что вы хотели?

– Мисс Бид попросила меня найти вас и узнать, как вы намерены поступить с приглашениями.

– Какими еще приглашениями?

– Приглашениями от местной знати, – ответила горничная, – на приемы, дружеские вечеринки, праздники,

Балы, танцы, домашние концерты, пикники и всякое такое в том же духе.

– Я понятия не имею, как мне быть с этими проклятыми приглашениями. Лучше отдайте их мисс Бид.

Он уже собрался пройти мимо нее, однако горничная преградила ему путь.

– Я уже это сделала, – пояснила она, – и мисс Бид попросила меня передать их вам, чтобы вы сами решили, какие стоит принять, а какие – нет. По ее словам, их и так уже накопилось слишком много, и на них нужно ответить.

– Ах вот как?

Какую еще игру Лили затеяла на этот раз? И где она сама, черт возьми?

Накануне она следовала за ним повсюду словно тень. Он бы заподозрил ее в бесчестных намерениях, если бы это доставляло ей хоть малейшее удовольствие, однако весь ее вид выражал такую тоскливую покорность судьбе, что ему не могло прийти на ум иной догадки, кроме той, что она боится, как бы он не улизнул тайком с фамильным серебром. Она явно не доверяла мужчинам, подтверждением чему могли служить хотя бы ее политические связи, не говоря уже о письмах.

– Мери, успокойтесь, дитя мое, – проворчал он, когда горничная снова начала глупо хихикать. – Если я неверно произнес ваше имя, лучше скажите мне об этом прямо. Нет? Отлично, тогда послушайте меня. Я не знаю никого в пределах сорока миль от Милл-Хауса. А это значит, что как бы я ни был тронут желанием мисс Бид разделить со мной приятные минуты, пожалуйста, передайте ей, что мне решительно все равно, на каких приемах она будет присутствовать, а на каких – нет. Так или иначе я не намерен ее сопровождать… дьявольщина! Это что еще за звук? – воскликнул он в ужасе.

– Ай!

У девушки подкосились ноги. Она пошатнулась и, наверное, упала бы, если бы Эйвери не подхватил ее на руки. Стопка простыней с глухим шумом повалилась на пол.

– Теперь мне придется снова тащить их в прачечную! – простонала она.

– Боже правый, дитя мое, вы что, с ума сошли? Вам сейчас следует находиться под присмотром повивальной бабки, а не слоняться по коридорам. Неужели у мисс Бид не осталось ни капли совести? Как она смеет заставлять вас работать в вашем положении?

Горничная изумленно моргнула.

– Мисс Бид, – ответила она серьезно, – настоящий ангел милосердия. Если бы не она, у меня вообще не было бы дома, так же как и у других девушек.

«Зато ваши услуги дешево ей обходятся», – промелькнула циничная мысль у Эйвери.

Чем больше он наблюдал экономию Лили, тем меньше она ему нравилась. Они обедали по-королевски, хотя Лили держала в доме всего трех беременных горничных, тогда как их требовалось вдвое больше. Наряды Франциски были сшиты по самой последней моде, однако сама Лили одевалась словно какой-нибудь обнищавший… сквайр. Уж во всяком случае, она могла бы носить платья. Когда-то прекрасные розовые сады заросли сорняками из-за отсутствия должного ухода, и вместе с тем двадцать списанных за негодностью скаковых лошадей кормились в конюшне отменным овсом. Расточительность и скупость шли рука об руку в Милл-Хаусе с тех пор, как он стал собственностью Лили. Скупость – когда дело касалось усадьбы, расточительность – когда речь шла о ее любимицах. Эйвери вынужден был признать, что с ее стороны было весьма ловким шагом нанять девушек, оказавшихся в отчаянном положении. Каждая из них рада была трудиться за двоих, признательная судьбе за то, что у нее вообще есть место.

Он никогда не сомневался в уме Лили, однако теперь неожиданно для себя усомнился в ее моральных устоях. Это было тем более неприятно, что его сомнения нимало не охладили его пыла. Разве уважающий себя мужчина позволит себе связаться с такой женщиной, как она? Однако он почему-то не способен был дурно думать о Лили Бид.

Эйвери с мрачным видом прижал Мери к груди, одновременно пытаясь найти место, куда бы он мог ее усадить. Однако поблизости не нашлось ни одного стула или скамьи.

– Ух ты! – Глаза девушки сделались такими же круглыми, как и ее рот. – Тереза говорила мне, что вы сильны, как молодой бычок.

Молодой бычок? Стало быть, прислуга сравнивала его с молодым бычком! Его губы сжались в тонкую линию.

– Как думаете, вы в состоянии…

Прежде чем он успел договорить, руки девушки мертвой хваткой сомкнулись вокруг его шеи, а с ее губ сорвался еще один приглушенный стон. Боже праведный! Не может быть, чтобы она…

– Неужели это уже началось? – осведомился он. И куда только, черт возьми, запропастилась Лили? Ему нужно было отвести Мери в ее комнату.

– Это ? – недоуменно переспросила Мери. – Ах вот вы о чем. Нет, сэр. Благодарю вас за заботу, сэр. Просто маленький шельмец ударил меня ножкой, только и всего. Это произойдет через несколько недель.

Эйвери уставился на огромный живот горничной. Смешно. Он не представлял, как можно разгуливать в таком состоянии «еще несколько недель». Существовали, в конце концов, незыблемые законы природы, и тяготение относилось к их числу.

– Только дайте мне еще минутку, чтобы перевести дух, сэр. Что там я должна была вам передать?

– Что-то насчет приглашений, – подсказал ей Эйвери.

– Ах да, верно, сэр! – Мери просияла, глядя на него снизу вверх. – Я хотела сказать, что все эти приглашения – все до единого – адресованы вам, сэр.

– Быть того не может, – отозвался он раздраженно. – Я ведь только что сказал, что никого здесь не знаю.

– Но, мистер Торн, вы же мистер Торн, и этого вполне достаточно. Мало того, вы тот самый мистер Торн, чьи заметки люди читают в журналах вот уже не один год. Здешняя публика прямо-таки сгорает от любопытства. – Голова Мери подскакивала то вверх, то вниз, как на веревочке. – Мисс Бид никогда не получает приглашений. Мисс и миссис Торн – да, иногда, но не мисс Бид. Во всяком случае, не от наших соседей.

По какой-то непонятной причине ее слова только подлили масла в огонь его раздражения.

– Меня это не удивляет, – огрызнулся он. – Дайте этой женщине время, и она восстановит против себя всю нацию, разгуливая повсюду в своих нелепых штанах и размахивая руками, словно матрос. Вы видели ее вчера утром? – осведомился он. Глаза Мери округлились от удивления. – Она шла по дороге перед домом, и волосы ее были распущены. Распущены! Показываться на глаза людям в таком виде!

– Да, сэр, – отозвалась Мери покорно.

– Ради всего святого, дитя мое, не надо так жаться от страха. Вы хоть раз видели, чтобы мисс Бид кого-нибудь страшилась? Ну конечно, нет. Да и с какой стати? Я самый деликатный человек на свете.

– Да, сэр. – Мери утвердительно кивнула.

– Я джентльмен, – продолжал он с еще большей выразительностью, – из той самой породы людей, с которой вам, без сомнения, не приходилось общаться, живя под пятой у мисс Бид, несчастное вы создание.

Девушка опустила взгляд на свой раздувшийся живот.

– О, могу вас уверить, – пробормотала она, – я уже знала в своей жизни достаточно джентльменов.

– А что до местной знати, которая отказывается приглашать ее на свои приемы, – повысил голос Эйвери, – то с ними мы еще разберемся, черт бы их побрал!

– Послушайте, Торн, – прозвучал со стороны лестничной клетки знакомый женский голос, такой звонкий, что легче было пропустить мимо ушей свисток отходящего поезда, – нельзя ли немного умерить громкость ваших криков? Я слышала вас все время, пока поднималась по лестнице.

Лили Бид появилась на верхней ступеньке. Едва она заметила их, ее великолепные темные глаза широко распахнулись.

– Мисс Бид, – ответил Эйвери, смело встретив ее взгляд, – я вовсе не кричу, а говорю ясным, доходчивым языком. Я как раз беседовал с этой юной особой, – он указал кивком на Мери, – пытаясь объяснить ей свою мысль.

Лили не обратила внимания на маленькую горничную. Она быстро направилась к Эйвери, надменно вздернув подбородок.

– Другие люди умеют объяснять свои мысли окружающим, не поднимая при этом шум на весь дом. Не было ли, случайно, среди ваших спутников глухих, или у вас самого плохо со слухом? – спросила она с самым невозмутимым видом.

– У меня превосходный слух, – ответил он, – так же как и у всех моих спутников. Более того, я не могу припомнить, чтобы мне хоть раз пришлось повысить голос за те без малого пять лет, что я провел в их обществе.

Она недоверчиво приподняла бровь.

– И если теперь мне приходится говорить на повышенных тонах, – продолжал он, стараясь сдерживаться, – то только потому, что меня довели до крайности.

В первую очередь виной тому была сама Лили. Она опять распустила волосы и расстегнула воротник, словно забыв о существовании пуговиц, так что он мог видеть под тканью едва заметную впадину, обозначавшую ключицу, и нижнюю часть ее стройной длинной шеи.

– Осмелюсь ли я спросить, что довело вас до крайности на этот раз? – осведомилась она с притворной мягкостью. – Вчера вечером, если не ошибаюсь, речь шла о вашем гардеробе.

– Ни один из костюмов не оказался мне впору, – ответил он, довольный тем, что ему удалось сохранить внешнее спокойствие. – Я просто выразил свое недовольство на этот счет.

– Вы кричали на всю округу, – отрезала она. – А сегодня утром вас довела до крайности моя просьба курить ваши отвратительные сигары подальше от дома.

Он метнул на нее сердитый взгляд. Вероятно, его реакция на ее неуместное требование оказалась чуть более бурной, чем подобало джентльмену.

– И наконец, после ленча вы были «доведены до крайности» тем, что куда-то засунули одну из своих книг.

– Мой путевой дневник, – проворчал он. – И я никуда его не засовывал. Одна из ваших горничных нашла его и спрятала!

– Она положила его на книжную полку! – крикнула в ответ Лили. – Наверняка ей казалось, что для человека ваших умственных способностей не составит труда найти его там!

– Я не клал дневник на книжную полку, – парировал Эйвери. – Я оставил его на письменном столе, потому что хочу, чтобы он лежал именно там. И я буду вам очень признателен, если вы предупредите об этом горничную, которая убирает у меня в комнате.

– Вы можете сделать это сами. – Глаза Лили полыхнули гневом. – Вы как раз держите ее в объятиях.

В течение всего этого разговора Мери не проронила ни слова, свернувшись калачиком на руках Эйвери. Теперь на лице ее появилась слабая улыбка.

– Обещаю вам, что такое больше не повторится, сэр. Я буду оставлять ваши вещи там, где вы их положили.

Вид у девушки был такой жалкий, что Эйвери не мог на нее сердиться.

– Ладно, довольно об этом, – произнес он самым добродушным тоном, на какой только был способен. – Я уверен, что у вас не было никаких дурных намерений.

– Вы хотите еще о чем-нибудь спросить Мери? – осведомилась Лили.

Эйвери опустил глаза на горничную.

– Нет.

– Тогда почему бы вам ее не отпустить? Если, конечно, – добавила Лили, переведя взгляд на Мери, – ты сама не против, дорогая.

Мери неловко поежилась.

– Нет-нет, что вы! Вы можете отпустить меня хоть сейчас, сэр.

Эйвери осторожно поставил ее на ноги и отступил на шаг, держа наготове руку на тот случай, если она потеряет равновесие.

– Я чувствую себя гораздо лучше. Благодарю вас за заботу, сэр.

С поразительным в ее состоянии проворством Мери, присев на корточки, подобрала с пола постельное белье и торопливо зашагала прочь.

Лили с облегчением наблюдала за удаляющейся горничной, хотя Эйвери едва ли стал бы ухаживать за Мери, тем более что она ко всему прочему еще и беременна. Однако когда она приблизилась к ним, на один ужасный миг ей показалось, что она помешала их свиданию, – до тех пор, пока не увидела лицо Эйвери. Он, похоже, не считал, что даже в малейшей степени нарушает приличия. Хотя у Лили имелся весьма ограниченный опыт по части мужчин, она могла с уверенностью сказать, что они обычно не напускали на себя невинный вид, кроме тех случаев, когда им действительно не в чем было себя винить. Эйвери просто делал то, что считал нужным, и тот факт, что остальные обитатели дома могли подумать о нем дурно, застав его стоящим в коридоре с беременной горничной на руках, даже не приходил ему в голову. Несмотря на свое настойчивое стремление выглядеть в глазах людей истинным джентльменом, Эйвери Торн примерно так же разбирался в светских манерах – равно как и в светских предрассудках, – как сорока в латыни. И помоги ей Бог, это только делало его еще обаятельнее! Она не могла позволить себе подпасть под обаяние Эйвери Торна. Он приехал сюда лишь для того, чтобы заявить свои права на усадьбу, ради процветания которой она трудилась не покладая рук в течение пяти лет.

Она обернулась – и, как оказалось, зря. Эйвери все еще стоял рядом, так близко от нее, что, повернувшись, она прикоснулась грудью к его плечу, отчего по ее телу пробежал электрический разряд. К счастью, он в этот момент с хмурым видом смотрел вслед удалявшейся Мери и потому не заметил ее пристального взгляда, обращенного к нему.

Он до сих пор еще не успел обзавестись новыми рубашками, а та, которую он носил, была ему слишком узка и плотно обтягивала каждый мускул на его груди. Он окончательно расстался с воротниками, поскольку ни один из них не сходился на его шее. Сейчас на нем были свободные, вылинявшие от многочисленных стирок брюки цвета хаки, которые почти ничего не оставляли на долю ее воображения.

Лили с досадой прикусила губу. Ее хитроумный план потерпел неудачу. Весь вчерашний день она следовала за ним по пятам, надеясь таким образом снова вернуть себе ясность ума. Однако ее увлечение не только не шло на убыль, но, напротив, еще больше возросло. Ей просто необходимо было что-то с этим делать.

– Стоит ли заставлять ее работать сейчас, когда ей осталось так мало времени до?.. – Эйвери внезапно обернулся, бросив на нее укоризненный взгляд.

– Сейчас? – эхом отозвалась Лили, погруженная в созерцание его недавно выбритой щеки.

– Да. Сейчас. – Он посмотрел ей в глаза. – Да что с вами, черт побери? Вам нехорошо?

Слишком близко. Лили попятилась к лестнице, однако ее каблук зацепился за ступеньку. Она качнулась назад, и Эйвери метнулся к ней, чтобы удержать от падения. Он схватил ее за плечи и притянул к себе, подальше от лестницы.

Какое-то время они стояли рядом, ее грудь была тесно прижата к груди Эйвери, его крупные пальцы запутались в ее волосах. Воздух между ними был насыщен тем же взаимным притяжением, от которого у нее, как и вчера за обеденным столом, немел язык и сохли губы.

– Благодарю вас. – Голос ее был слишком звонким и звучал неестественно. – Прошу меня извинить. У меня еще есть дела.

Она отстранилась от него и бросилась прочь, преследуемая сознанием того, что Эйвери Торн, единственный человек, к которому она когда-либо в жизни испытывала столь сильное расположение – нет, привязанность, – являлся ее соперником, ее противником и, следовательно, ее дражайшим врагом.