Текст книги "Буревестник"
Автор книги: Конн Иггульден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 10
Дерри Брюер сидел в кромешной тьме и ждал, размышляя, не ловушка ли это. Он понимал, что его движение может заметить только сова, но все равно не решался смахнуть с лица воду. Хотя у него все расплывалось в глазах, он сохранял абсолютную неподвижность, лишь изредка мигая, в то время как из разверзшихся небес на него, словно из ведра, лил дождь. На нем был темный плащ на вощеной подкладке, который, тем не менее, пропускал воду, и по его телу текли холодные ручейки. Он находился здесь уже несколько часов, и боль в спине и коленях усиливалась с каждой минутой.
До того как над головой нависли грозовые тучи и по листьям застучали первые капли, сквозь облака пробивался бледно-серебристый лунный свет. Он видел аккуратно возделанные поля, простиравшиеся во все стороны от фермерского дома. На первый взгляд дом выглядел вполне обычно, но кусты вокруг него были посажены настолько плотно, что единственным свободным пространством оставалась ведущая к дверям дорожка, которую два лучника могли бы с успехом оборонять от целой армии. Дерри улыбнулся, вспоминая другие времена и другие места. Его взгляд натолкнулся на отдельно стоявшую поленницу дров. Она была расположена идеально для того, чтобы служить баррикадой и затем обеспечить отход в главный дом. Томас Вудчерч был весьма основательным и предусмотрительным человеком, как и сам Дерри. Основательность и предусмотрительность не раз спасали им жизнь.
Дождь ослабел, но ветер все еще стонал в ветвях деревьев, срывая и кружа листья. В окнах коттеджа метались тени, и он, дрожа всем телом от холода, пытался определить количество присутствовавших там людей.
Неожиданно Дерри испытал чувство дурноты, и у него судорожно сжался желудок. Он ничего не слышал, ничего не видел, но внезапно понял, что находится в единственномместе, откуда открывался хороший вид на переднюю дверь и основные помещения коттеджа. Сердце гулко забилось в груди, и ему подумалось: интересно, сможет ли он бежать после нескольких часов, проведенных в скрюченном положении. Его ладонь легла на гладкую, из оленьего рога, рукоятку тесака, висевшего на поясе. Он знал, что в такую дождливую и ветреную погоду никто не может услышать его замедленного дыхания. Гордость побудила его возвысить голос до нормального тона. Он полагался на свою интуицию.
– Сколько же времени ты будешь ждать здесь вместе со мной? – громко произнес Дерри. Он был уверен, что угадал правильно, но тем не менее едва не подпрыгнул, когда сзади кто-то негромко выругался, а затем рассмеялся. Дерри напрягся, соображая, что ему следует сделать: бежать или повернуться и броситься на находившегося сзади человека.
– Я думал то же самое, Дерри, – сказал Томас. – Здесь чертовски холодно, а в доме еда и эль. Если ты уже закончил свои игры, почему бы тебе не зайти внутрь?
Дерри выругался про себя.
– Во Франции есть несколько человек, которые очень хотели бы знать, где я нахожусь сегодня вечером. – Он медленно поднялся, превозмогая боль в коленях и бедрах. – Мне нужно было удостовериться в том, что ты не один из них.
– Если бы я это сделал, в тебе сейчас торчала бы стрела, – возразил Томас. – А мне нужно было удостовериться в том, что ты один, по той же причине. У меня тоже есть враги, Дерри.
– У добрых людей, таких, как мы, всегда есть враги, – отозвался Дерри, медленно повернувшись. Хотя он знал, где стоит Томас, различить его в темноте было чрезвычайно трудно.
– Я не добрый человек, Брюер. Как и ты, насколько мне известно. Пойдем, преломим хлеб. Я расскажу тебе, что меня интересует.
Под ногами Томаса захрустели листья. Он подошел к Дерри и хлопнул его по плечу, после чего они направились к дому.
– Как ты догадался, что я там? – спросил Томас, повернув голову.
– Я вспомнил, что ты любишь охоту, – ответил Дерри, следовавший за ним. – Как тебе удалось подобраться так близко?
Он услышал, как его старый друг усмехнулся в темноте.
– Ты же сам сказал, что я люблю охоту, Дерри. Олени или люди, это одно и то же.
– Нет, в самом деле, как у тебя это получилось?
Они пересекли двор, миновав поленницу дров, и приблизились к дому.
– Я использовал ветер в качестве прикрытия, но не только это. Если у тебя есть двадцать свободных лет, я тебя научу.
Только теперь, когда они подошли к двери, Дерри смог рассмотреть лицо друга в свете горевшей за окном лампы. Тем временем Томас свистнул в темноту двора.
– Там кто-то еще? – спросил Дерри.
– Мой сын Рован. – Томас улыбнулся, увидев раздражение на лице Дерри. – Это моя земля, Дерри, – и его. Ты не сможешь здесь подкрасться ко мне незаметно.
– В таком случае ты, должно быть, мало спишь, – пробормотал Дерри.
В этот момент из пелены дождя появился высокий юноша в таком же, как у Дерри, плаще. Рован кивнул обоим и забрал у отца лук и колчан. Оружие было значительно лучше защищено от непогоды, нежели его владельцы.
– Тщательно смажь их маслом и проверь, чтобы все стрелы были прямыми, – сказал Томас сыну, после чего тот повернулся и ушел.
– Хорошо выглядишь, – сказал Дерри совершенно искренне. – Жизнь фермера позволила тебе нарастить на костях немного мяса.
– Да, на здоровье не жалуюсь. Пойдем в дом. У меня есть к тебе предложение.
Маленький очаг хорошо обогревал кухню фермерского дома. Дерри снял свой вощеный плащ, прежде чем с него успела натечь лужа на каменный пол, и почтительно кивнул сурового вида женщине, сидевшей за столом. Не ответив ему, она взяла тряпку и с ее помощью сняла черный железный чайник, висевший над огнем.
– Это моя жена Джоан, – сказал Томас. – Милая маленькая девочка, которая однажды рискнула и вышла замуж за лучника.
Гость улыбнулся ей, но выражение ее лица оставалось настороженным.
– Джоан, это Дерри Брюер. Мы когда-то были друзьями.
– Мы и сейчас друзья, иначе я бы не отважился прийти сюда. Ты прислал письмо Джону Фишеру в Кале, и вот я здесь, несмотря на проливной дождь.
– Почему мы должны доверять человеку, который притаился и наблюдает за нами в течение нескольких часов? – сказала Джоан.
Несмотря на прожитые во Франции многие годы, у нее сохранился характерный акцент, как будто она только вчера приехала из лондонских трущоб.
– Все в порядке, Джоан. Он просто осторожный человек, – ответил Томас, в то время как Дерри съежился под ее строгим взглядом. – Он всегда был таким.
Она громко фыркнула, издав глубокий горловой звук, и принялась разливать горячую воду в чашки с небольшим количеством бренди. Дерри обратил внимание на то, что его доля бренди составляла только половину доли ее мужа, но счел за лучшее промолчать.
– Ты можешь ложиться спать, Джоан, если хочешь, – сказал Томас. – На улице никого нет, если бы кто-то был, я увидел бы.
Джоан хмуро смотрела на мужа.
– Я не хочу чувствовать себя пленницей в собственном доме, Томас Вудчерч. Завтра я увезу отсюда девочек, и надеюсь, что к нашему возвращению все это кончится. Я не желаю больше вздрагивать и оборачиваться при каждом звуке. И присмотри за Рованом. Он все еще мальчик, несмотря на его размеры.
– Я позабочусь о нем, любовь моя, можешь не беспокоиться.
Томас поцеловал ее в подставленную щеку. Уходя, она обдала гостя холодным взглядом.
Когда за ней закрылась дверь, Дерри потянулся за бутылкой с бренди и добавил в свою чашку еще немного ее содержимого, чтобы согреться.
– Твоя жена просто мегера, Том, – сказал он, усаживаясь на добротно сделанный стул, который даже не скрипнул под его весом.
В любовно ухоженной кухне царил домашний уют. На мгновение Дерри стало грустно, что у него нигде и никогда не было ничего подобного.
– Я буду благодарен тебе, если ты оставишь свое мнение о моей жене при себе, Дерри. У нас есть другие темы для разговора, и тебе нужно уйти отсюда до рассвета.
– Ты выпроваживаешь меня? Я провел в дороге целую неделю, добираясь сюда, и рассчитывал на ужин и постель.
– Ладно, – нехотя согласился Томас. – Вот в этом большом горшке тушеная конина. А останешься ли ты в моем доме, вероятно, зависит о того, что я от тебя услышу.
Дерри со вздохом отпил глоток горячего напитка и почувствовал, как по его жилам растекается тепло.
– В общем, справедливо. Так что же это за важное дело, о котором ты упоминал в письме нашему старому другу? Ты знаешь, Фишер едва не разминулся со мной. Я уже собирался возвращаться в Англию, когда он разыскал меня. К счастью, ему известны мои излюбленные пабы, иначе я сейчас не сидел бы здесь.
Томас внимательно посмотрел на старого друга. Четырнадцать лет и множество забот наложили неизгладимую печать на того молодого парня, которым тот был, когда они встретились впервые. И все же Дерри все еще выглядел здоровым и сильным, даже несмотря на слипшиеся мокрые волосы с запутавшимися в них золотисто-красными листьями.
– Мне нужно знать, что произойдет, если люди в Мэне возьмутся за оружие, Дерри. Мне нужно знать, пошлет ли король Генрих нам на помощь солдат, или мы должны рассчитывать только на себя.
Дерри поперхнулся и кашлял до тех пор, пока его лицо не сделалось пунцовым.
– В Анжу стоит французская армия, Том. Когда следующей весной они двинутся сюда, может быть, твоя жена будет отмахиваться от них метлой?
Заглянув в серые глаза старого друга, он тяжело вздохнул.
– Послушай, мне очень жаль, что не было другого выхода, но Мэн и Анжу – цена перемирия. Ты понимаешь? Сделка уже состоялась. Твоему сыну не придется воевать, пока у него не вырастет основательная борода, как пришлось нам с тобой. Такова цена, как это ни прискорбно.
– Это моя земля, Дерри. Мояземля, которую отдали в чужие руки, даже не сказав мне ни слова.
– Это не твоя земля, Том! Эта ферма, как и пятьдесят тысяч других, принадлежит королю Генриху. Ему принадлежит этот дом и эта чашка, которую я держу в руке. Кажется, ты забыл об этом. Уж не думаешь ли ты, что платишь ежегодно десятину на добровольной основе? Единственными владельцами земли являются король и церковь, или ты из тех, кто считает, будто ее следует поделить? Может быть, ты смутьян, Том? Похоже, сельская жизнь сильно тебя изменила.
Томас бросил свирепый взгляд на Дерри, которого совсем недавно называл другом.
– Да, вероятно, она изменила меня. Мое дело – производить шерсть. Мы с сыном работаем в любую погоду, чтобы наши ягнята благополучно росли. Я тружусь не для того, чтобы пополнять кошелек лорда, а ради блага моей семьи и моего хозяйства, поскольку человек должен трудиться, иначе он и не человек вовсе. Если бы ты попробовал пожить такой жизнью, то не стал бы насмехаться надо мной. Ты бы понял, почему я трясусь над каждой монетой этой самой десятины. Над каждой монетой, которую язаработал. Я вкладываю в эту землю свой труд, свое умение, и поэтому она моя, Дерри. Здесь тебе не Англия. Это не какое-нибудь старинное владение где-нибудь в графстве Кент, принадлежащее семейству лорда на протяжении нескольких поколений. Это новая земля, и живут на ней новые люди.
Дерри отхлебнул из чашки глоток и слегка покачал головой, словно удивляясь негодованию собеседника.
– На кону стоит нечто большее, чем несколько холмов, Том. Никакой помощи вам не будет, можешь мне поверить. Самое лучшее, что ты можешь сделать, – загрузить в повозку как можно больше скарба и отправиться на север, пока еще свободны дороги. Если ты хотел узнать у меня именно это, пожалуйста, оказываю тебе любезность и говорю об этом прямо.
Томас молча допил свой напиток и вновь наполнил обе чашки. Он оказался щедрее на бренди, чем его жена. Дерри с интересом наблюдал за тем, как его друг насыпает в чашки по щепотке корицы.
– Тогда обойдемся без любезностей, Дерри. Мы будем сражаться, – сказал Томас.
Это не было бахвальством. Он говорил со спокойной уверенностью, что заставило Дерри выпрямиться на стуле и стряхнуть с себя усталость и последствия воздействия бренди.
– Тогда вы погибнете. Сюда придут две или три тысячи французов, Томас Вудчерч. А сколько вас? Несколько десятков фермеров и ветеранов? Это будет бойня, и они все равнозавладеют твоей фермой, когда все кончится. А теперь послушай меня. Дело сделано.Понятно? Я ничего не смог бы изменить, даже если от этого зависела бы моя жизнь. Твоя жизнь зависит от этого. Ты хочешь увидеть, как какой-нибудь французский рыцарь убьет твоего сына? Сколько ему лет? Семнадцать? Восемнадцать? Господи! В жизни бывают моменты, когда человеку приходится отступать. Я знаю, ты не любишь, когда тебя вынуждают поступать против твоей воли, Том. Но ведь мы отступили, когда нас троих атаковали пятьдесят всадников, разве нет? Мы бежали, как зайцы, и в этом не было ничего постыдного. Мы оставались в живых и продолжали сражаться. То же самое происходит и сейчас. Короли правят, а остальные применяются к обстоятельствам и стараются выжить.
– Ты закончил? Очень хорошо. Теперь тыпослушай меня, Дерри. Ты сказал, что помощи не будет, и я тебя услышал. Говорю тебе, мы будем сражаться. Это моя земля, и я не уйду отсюда, даже если сам король Генрих явится сюда и прикажет мне уйти. Я плюну ему в лицо и на этот раз не побегу.
– Тогда ты покойник, и помоги тебе Бог, поскольку я не в силах тебе помочь, – бросил Дерри.
Мужчины смотрели, насупившись, друг на друга, и никто не собирался уступать. Спустя некоторое время Дерри осушил свою чашку и заговорил снова:
– Если вы будете сражаться, вас всех перебьют. Хуже того, вы сорвете перемирие, ради достижения которого я проделал такую работу. Ты понимаешь это, Том? Нужно, чтобы ты встретился со своими друзьями и передал им то, что я тебе сказал. Передай им, что необходимо смириться. Передай им, что лучше остаться в живых и начать все сначала, чем погибнуть и гнить в канаве. Тебе еще не все известно. Если ты нарушишь перемирие ради нескольких паршивых ферм, я сам лично убью тебя.
Томас невесело рассмеялся.
– Ты этого не сделаешь, поскольку обязан мне жизнью, Дерри. И не надо пугать меня.
– Я спасаютвою жизнь, советуя уехать! – крикнул Дерри. – Почему ты не желаешь прислушаться к моим словам, старый осел?
– У нас вышли все стрелы, помнишь?
– Том, прошу тебя…
– Ты был ранен в ногу и не мог бежать. Французский рыцарь увидел тебя в высокой траве и повернул в твою сторону, помнишь?
– Помню, – с грустью ответил Дерри.
– Меня он не заметил, я прыгнул на него и свалил на землю, прежде чем он успел отсечь тебе голову своим изящным французским мечом. Я вытащил нож и всадил ему прямо в глаз, в то время как ты, Дерри, стоял и смотрел. И теперь этот самый человек сидит в моей кухне, на моей земле, и говорит, что не поможет мне? Я думал о тебе лучше, в самом деле. Мы когда-то стояли плечом к плечу на поле битвы, а это кое-что значит.
– Король совсем не похож на своего отца, Том. Он словно ребенок. Не умеет воевать и не может повести за собой людей, которые умеют. Учти, мне не сносить головы, если ты кому-нибудь скажешь, что слышал это от меня. Когда мой король попросил меня добиться перемирия, я добился его. Потому что это было верное решение. Потому что в противном случае мы потеряли бы всю Францию. Прости, ибо я знаю тебя, и для меня это как острый нож – сидеть в твоей кухне и говорить тебе, что дело безнадежно. Но это так.
Томас пристально смотрел на него поверх края чашки.
– Так это была твоя идея? – В его голосе прозвучало удивление. – Кто ты, черт тебя подери, Дерри Брюер?
– Я человек, против которого тебе лучше не выступать, Том. Никогда. Я человек, которого тебе следует слушать. Потому что я знаю, о чем говорю, и не прощаю обид. Я рассказал тебе то, что знаю. Если ты начнешь войну из-за нескольких холмов и овец… Пожалуйста, не делай этого. Я добьюсь, чтобы тебе выделили другой участок земли на севере, в память о прежних временах. Это в моих силах.
– Пожертвования в пользу бедных? Я не нуждаюсь в твоей благотворительности, – процедил сквозь зубы Томас. – Я заслужилэту землю. Я заслужил ее кровью, болью и убийствами. Она моя, Дерри. Я никому ничего не должен. Никому и ничего. Ты находишься в моем доме, построенном вот этими самыми руками.
– Это всего лишь арендуемая тобой ферма, – проворчал Дерри, теряя терпение. – Оставь ее и уходи.
– Нет. Это тыдолжен уйти, Дерри. Ты сказал все, что нужно.
– Ты выгоняешь меня? – недоверчиво спросил Дерри.
Он сжал кулаки. Слегка наклонив голову, Томас буравил его взглядом из-под насупленных бровей.
– Да. Я рассчитывал на большее, но ты все доходчиво объяснил мне.
– Ладно.
Дерри поднялся на ноги, и одновременно с ним встал Томас. Они стояли друг против друга в маленькой кухне, наполняя ее своей яростью. Дерри взял вощеный плащ и резким движением натянул его на плечи.
– Король хотел перемирия, Том, – сказал он, распахивая дверь. – Он отдал за него некоторые свои земли, и с этим ничего не поделаешь. Не будь дураком. Спасай свою семью.
В кухне засвистел ветер, задрожало пламя очага, полетели искры. Оставив дверь открытой, Дерри растворился в ночи. Томас подошел к двери и закрыл ее.
Поднявшись на волне, корабль так внезапно нырнул в морскую пучину, что у Маргариты едва не вывернуло желудок. Палубу захлестнула вода, еще больше увеличив толщину соляной корки, сверкавшей на поручнях и на всех открытых деревянных поверхностях. Над ее головой трепетали и хлопали паруса, и Маргарита не могла припомнить, когда ей было так хорошо. Второй помощник капитана проревел команду, и матросы полезли вверх по канатам толщиной с ее запястье, передвигая реи, чтобы натянуть паруса. Она увидела Уильяма, который шел широким шагом вдоль палубы, держась одной рукой за поручень.
– Одна рука для корабля, другая для себя, – пробормотала она, довольная своими новыми познаниями в английском языке и морском деле.
Как могла она дожить до четырнадцати лет и ни разу не побывать в море? Путь из Сомюра был долгим во всех отношениях. Капитан обращался с ней чрезвычайно почтительно, постоянно кланяясь ей и ловя каждое ее слово, будто это было высшее проявление мудрости. Ей очень хотелось, чтобы свидетелями этого стали ее братья, а еще лучше – Иоланда. Воспоминание о сестре отозвалось болью в ее душе, но она превозмогла ее, подняв высоко голову и вдохнув полной грудью воздух, настолько холодный и свежий, что он обжег ей легкие. Отец отказался послать вместе с ней хотя бы одну горничную, чем привел Уильяма в бешенство. Она даже испугалась, что английский лорд ударит Рене Анжуйского.
Возникла весьма неприятная ситуация, но Уильям все-таки сдержался и в конце концов на свои деньги нанял для нее в Кале двух горничных.
Маргарита с улыбкой наблюдала за тем, как Саффолк, пошатываясь, приближается к ней, хватаясь за поручень. Корабль кренился из стороны в сторону, разрезая носом серое море. С запада порывами налетал холодный осенний ветер. В Кале она открыла для себя много необычного и получила массу новых впечатлений. Крепость была битком набита англичанами. Она увидела там множество нищих, торговцев и матросов, толкавшихся взад и вперед со своими тюками и сундуками. Когда они расплатились с последним извозчиком, Уильям быстро провел ее мимо нескольких раскрашенных женщин, как будто она никогда не слышала о проститутках. Она со смехом вспомнила его чисто английское смущение, когда он пытался избавить ее от этого зрелища.
Над головой прокричала чайка и, к ее радости, устроилась в паутине канатов, тянувшихся во всех направлениях. Она сидела так близко, что Маргарита, наверное, могла коснуться ее рукой. Птица смотрела на нее крошечными глазами-бусинками, и девушка пожалела, что не взяла с собой кусочек пирога или сухого хлеба.
При приближении Уильяма чайка захлопала крыльями и улетела, издав на прощание пронзительный крик. Увидев выражение лица королевы, английский лорд улыбнулся.
– Миледи, я подумал, может быть, вы захотите насладиться первым в вашей жизни видом Англии. Капитан говорит, если вы будете все время держаться рукой за поручень, мы сможем пройти на нос корабля.
Маргарита оступилась, энергично двинувшись вперед, и он взял ее под руку.
– Простите мне мою дерзость, ваше величество. Вам не холодно? – заботливо осведомился он. – Вас не укачивает?
– Пока нет, – ответила Маргарита. – У меня железный желудок, лорд Саффолк.
Лорд рассмеялся. Они с осторожностью продвигались вперед по мерно качавшейся палубе. До слуха Маргариты доносилось шипение воды, проносившейся под днищем корабля. Вот это скорость! Ее душа пела от восторга. Она решила, что после настоящей свадьбы в Англии непременно вернется к морю. Ведь королева наверняка может иметь собственный корабль!
– А королеве можно собственный корабль? – громко спросила она, стараясь перекричать свист ветра и гомон чаек.
– Я уверен, если королева пожелает, то ей можно даже собственный флот! – с улыбкой прокричал в ответ Уильям.
Ветер крепчал, и помощник капитана вновь отдал команду матросам. Те суетливо задвигались, ослабляя стропы, складывая огромные мокрые полотнища парусов и вновь привязывая их, после чего они опять наполнились ветром.
Маргарита и Уильям, все еще державший ее под руку, достигли наконец своей цели. Теперь впереди них располагались лишь штаги, стаксель-парус, деревянный бушприт и сети. Нос корабля ритмично опускался, почти касаясь волн, и тут же опять взмывал вверх. У Маргариты захватило дух, когда она увидела вдали белые скалы, отчетливо вырисовывавшиеся на фоне мглы, окутавшей море. Она сделала глубокий вдох и задержала дыхание, сознавая, что это английский воздух. До сих пор она никогда не покидала пределов Франции. Она не покидала даже пределов Анжу. Чувства переполняли ее.
– Они прекрасны, мсье! Magnifique! [11]11
Великолепно ( фр.).
[Закрыть]
Услышавшие ее матросы заулыбались и огласили воздух радостными криками. Им уже нравилась эта девушка, готовившаяся стать их королевой, – ведь она любила море так же, как и они.
– Посмотрите вниз, ваше величество, – сказал Уильям.
Маргарита опустила взгляд и едва не задохнулась от восторга, увидев вблизи гладкие серые тела дельфинов, скользивших по поверхности моря с той же скоростью, что и корабль. Они стремительно бросались вперед и выпрыгивали из воды, словно играя и соревнуясь, кто ближе подплывет к борту. В какой-то момент шест и цепь бушприта опустились довольно низко и коснулись одного из них, и дельфины неожиданно исчезли в пучине моря, как будто их не было вовсе. От увиденного Маргариту охватило чувство благоговения. Уильям смеялся, довольный тем, что смог показать ей столь увлекательное зрелище.
– Именно поэтому матросы называют эту часть бушприта дельфиньим бойком, – пояснил он, улыбаясь. – Они никогда не получают травм.
Ветер завывал с такой силой, что ему пришлось наклониться к ее уху.
– Через пару часов мы прибудем в порт. Не распорядиться ли мне, чтобы ваши горничные приготовили для вас одежду?
Маргарита задумчиво смотрела на белые скалы, высившиеся над землей, за короля которой ей предстояло во второй раз выйти замуж, хотя она его никогда не видела. Это была Англия, ее Англия.
– Пока не нужно, Уильям, – ответила она. – Позвольте мне еще немного постоять здесь.