Текст книги "Волк равнин"
Автор книги: Конн Иггульден
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Сыновья были бледны от отчаяния, но сама Оэлун раскраснелась от гнева, поражавшего всякого, кто осмеливался посмотреть ей в глаза. Когда Илак пришел с приказом разобрать ханскую юрту, то даже он побоялся взглянуть на нее и упорно отводил глаза куда-то в сторону, пока разбирали юрту. Толстые слои войлока были отвязаны от деревянной решетки и скатаны, а деревянный остов разобрали на отдельные части, рассекая жильные стяжки быстрыми ударами ножа. Забрали все: и луки Есугэя, и зимние халаты, подбитые мехом. Бектер стал осыпать воинов проклятиями и кричать, когда понял, что их оставляют ни с чем. Оэлун лишь покачала головой при виде непонятной жестокости Илака. Великолепные халаты были слишком ценны, чтобы оставлять их тем, кто обречен на смерть. Как только ляжет первый снег, зима возьмет их жизни так же верно, как стрела, пущенная из лука. Однако Оэлун смотрела на соплеменников, высоко подняв голову, с достоинством, гордо и без слез.
Сборы надолго не затянулись. Все было готово к откочевке, и когда солнце поднялось в зенит, на земле остались только черные круги от юрт. Телеги были нагружены, мужчины привязали все пожитки.
Ветер усилился, и Оэлун вздрогнула. Теперь, когда юрт не было и укрыться было негде, она почувствовала себя голой и оцепеневшей. Она знала, что Есугэй, увидев такое, выхватил бы меч отца и снес бы с десяток голов. Но его тело лежало на траве, завернутое в покрывало. Ночью кто-то закутал в старую ткань и тело Чагатая, скрыв страшную рану. Они лежали плечом к плечу, и у Оэлун не было сил смотреть на них.
Илак затрубил в рог, пастухи закричали и длинными палками погнали животных. Овцы и козы заблеяли и пустились бегом, чтобы избежать ударов. Племя начало откочевку. Оэлун стояла вместе с сыновьями, словно семейка белых березок, и смотрела вслед уходящему племени. Тэмуге тихо всхлипывал, и Хачиун взял его за руку, чтобы мальчик не побежал вдогонку за племенем.
Ветер быстро разнес по степи крики пастухов и блеяние стад. Оэлун смотрела, пока все не исчезли вдалеке, и тогда наконец вздохнула с облегчением. Она знала, что Илак вполне способен послать людей, чтобы вырезать брошенную семью. Когда племя растворилось за горизонтом, Оэлун повернулась к сыновьям и собрала их вокруг себя.
– Нам нужны кров и еда, но прежде всего нам надо уйти от этого места. Скоро сюда налетят стервятники, набегут хищные звери рыться в отбросах. И не все они будут на четырех лапах. Бектер! – Ее резкий голос вывел сына из оцепенения. – Ты мне сейчас нужен, чтобы позаботиться о твоих младших братьях.
– Зачем? – отозвался он, глядя в сторону ушедшего племени. – Мы уже мертвы.
Размахнувшись, Оэлун ударила его по лицу. Он пошатнулся, глаза его вспыхнули. Из ссадины, оставленной мечом Илака, снова потекла кровь.
– Кров и еда, Бектер. Сыновья Есугэя не будут покорно дожидаться смерти, как этого хочет Илак. Жена Есугэя тоже. Мне нужна твоя сила, Бектер. Ты понял?
– А что нам делать… с ним? – спросил Тэмучжин, показывая на тело отца.
Оэлун вздрогнула, стиснула кулаки и задрожала от гнева.
– Неужели нельзя было оставить нам хотя бы одну лошадь? – прошептала она, представив, как безродные бродяги со смехом срывают покрывало с тела Есугэя, но выбора не было. – Это только прах, Тэмучжин. Дух твоего отца улетел отсюда. Пусть увидит, что мы остались живы. Он будет доволен.
– Значит, мы оставляем его диким собакам? – спросил потрясенный Тэмучжин.
Но ответил брату Бектер:
– Мы должны. Собаки или хищные птицы – это уже не важно. Далеко ли мы с тобой сумеем его унести, Тэмучжин? Уже полдень, а нам надо добраться до деревьев.
– Красная скала, – сказал вдруг Хачиун. – Там можно укрыться.
– Слишком далеко, до ночи нам туда не добраться, – возразила Оэлун. – На востоке есть долина, где мы сможем переждать до утра. Там есть дрова. На равнине мы умрем, но в лесу мне плевать на Илака, как и на всех, кто желает нам смерти!
– Я есть хочу, – захныкал Тэмуге.
Оэлун бросила взгляд на младшего сына, и глаза ее заблестели от слез. Сунула руку в складки халата и достала полотняный мешочек с его любимым сладким сушеным творогом. Каждый взял по катышку торжественно и серьезно, словно в эту минуту они давали клятву.
– Мы переживем это, дети мои, – сказала Оэлун. – Мы доживем до той поры, когда вы станете мужчинами, а Илак состарится, и тогда он будет трястись при каждом стуке копыт в темноте, боясь, что это вы пришли за ним.
Они с восторгом и страхом посмотрели в лицо матери и увидели на нем лишь яростную решимость. Оэлун сумела развеять отчаяние сыновей и внушить им уверенность в собственных силах.
– Теперь в путь! – резко приказала Оэлун. – Кров, затем еда!
ГЛАВА 11
Мелкий дождик до костей промочил прижавшихся друг к другу Тэмучжина и Бектера. До наступления темноты они успели добраться до поросшего лесом холма и расположились у оврага, где по болотистой земле струился ручей. Узкая лощина стала приютом черным соснам и березам, белым, словно кость. Эхом отдававшийся в овраге плеск воды был непривычен и пугал мальчиков, устроившихся среди громадных корней.
Оэлун велела сыновьям собрать поваленные молодые деревца, найти среди опавших листьев большие жерди и навалить их на изгиб низкого дерева. Они в кровь исцарапали руки и грудь, но мать не давала им отдохнуть. Даже Тэмуге таскал охапки сухих иголок и насыпал их на тонкие ветки, приносил еще и еще, пока мальчики не соорудили незамысловатое укрытие. Бектеру и Тэмучжину там места не хватило, но Оэлун в благодарность расцеловала обоих, а они гордо стояли и смотрели, как она забирается в укрытие, придерживая младенца. Хасар свернулся у ее ног, словно дрожащий щенок, а после него внутрь заполз плачущий Тэмуге. Хачиун решил остаться со старшими братьями, хотя его качало от усталости. Тэмучжин взял брата за руку и подтолкнул в сторону их временного жилища.
Мать кое-как устроилась в тесном жилище и стала кормить малышку. А Тэмучжин и Бектер ушли прочь, стараясь не шуметь, и стали высматривать, где бы спрятаться от дождя и поспать.
Укрытия они не нашли. Однако спать среди корней деревьев было все же лучше, чем просто лежать на сырой земле. Невидимые в темноте корявые корни оставляли вмятины и синяки на боках, как ни повернись. Когда наконец к мальчикам пришел сон, ледяной дождь то и дело будил их, и они спросонья не сразу понимали, где находятся и почему оказались под открытым небом. Казалось, эта ночь никогда не кончится.
Проснувшись в очередной раз, Тэмучжин распрямил затекшие ноги и вспомнил, что случилось днем. Странно было оставлять отцовское тело лежащим на голой земле. Они постоянно оборачивались, глядя, как белое пятнышко становится все меньше. Оэлун замечала их тоскливые взгляды, и это раздражало ее.
– Вы всегда были среди соплеменников, – говорила она. – Вам прежде не приходилось прятаться от воров и бродяг. А теперь мы должны таиться. Нас может убить даже одинокий пастух, и никто его не осудит.
Новая жизнь оказалась такой жестокой, что леденила кровь, как дождь, который действовал на них угнетающе. Тэмучжин моргнул от упавшей на него капли. Он не был уверен, что вообще спал этой ночью. Желудок был болезненно пуст, и мальчик с тоскою спрашивал себя, что же они сегодня будут есть. Если бы Илак оставил им хотя бы лук, то Тэмучжин накормил бы всех жирными сурками. Но без лука они умрут от голода через несколько дней. Тэмучжин посмотрел на небо и увидел, что дождевые тучи ушли и светят звезды. Вода капала с деревьев по-прежнему, но мальчик надеялся, что к утру станет теплее. Он промок до костей, одежда была в земле и листьях. Тэмучжин растер скользкую грязь на пальцах, стиснул кулак и подумал об Илаке. В ладонь вонзилась не то сосновая иголка, не то шип, но он даже не заметил этого. Он мысленно проклинал человека, который предал его семью. Тэмучжин нарочно сжимал кулак изо всех сил, пока все его тело не задрожало, а под плотно закрытыми веками не замелькали зеленые точки.
– Оставь его в живых, – прошептал он Отцу-небу. – Пусть будет здоров и крепок. Оставь его в живых, чтобы я мог его убить.
Бектер что-то пробормотал во сне, ворочаясь у него под боком, и Тэмучжин снова закрыл глаза, мечтая, чтобы поскорее прошли предрассветные часы. Ему хотелось того же, что и всем маленьким детям на свете: чтобы мать обняла его, защитила от всех бед. Но он понимал: ему придется быть сильным, чтобы самому защищать мать и братьев. И он твердо знал одно: они выживут и однажды найдут Илака, убьют его и заберут меч Есугэя из мертвой руки. С этой мыслью Тэмучжин заснул.
Все поднялись, как только рассвело, и ужаснулись: до того грязны и растрепаны они были. Глаза Оэлун распухли, от усталости их обвело черными кругами, но она собрала всех своих детей и напоила их водой. Маленькая дочка нервничала: она испачкалась. Чистых тряпок не было, и малышка уже побагровела от воплей, но успокаиваться не желала. Оэлун могла только не обращать внимания на ее крики. Тэмулун отказывалась есть. В конце концов терпение матери иссякло, и она оставила попытки накормить ее. Младенец, сжав кулачки, стал верещать еще громче, взывая к небу.
– Если мы хотим выжить, то надо найти сухое место и добыть рыбы или дичи, – сказала Оэлун. – Покажите, что вам удалось взять с собой, и мы подумаем, что делать дальше. – Она заметила, что Бектер замялся, и прикрикнула на него: – Ничего не прячь, Бектер. Если не согреемся и не будем охотиться, нам всем придет конец – и луна не успеет вырасти.
Мальчики нашли место, где подложка из сосновых игл была посуше. Оэлун сняла халат и задрожала. На животе ее мальчики заметили темный след там, где их маленькая сестра облегчилась ночью. Острый запах накрыл всех, заставив Хасара зажать нос. Оэлун не обратила на него внимания, однако с раздражением поджала губы. Тэмучжин понимал, что мать едва сдерживается. Оэлун расстелила халат на земле и осторожно положила на него дочку. Это напугало девочку, и на братьев уставились полные слез большие глаза. Больно было смотреть, как трясется от холода маленький ребенок.
Бектер поморщился и снял с пояса кинжал. Положил его на землю. Оэлун попробовала острие большим пальцем и кивнула. Размотала завязанную вокруг пояса веревку из конского волоса, спрятанную под халатом прошлой ночью. Эта веревка, тонкая, но крепкая, легла рядом с ножами, оставшимися у мальчиков. Все это нужно было для того, чтобы пережить предстоящие испытания.
Кроме собственного маленького ножа Тэмучжин добавил еще и кушак, длинный и хорошо сотканный. Он не сомневался, что Оэлун найдет и для него применение.
Мальчики с изумлением наблюдали за матерью: из глубокого кармана халата она достала маленькую шкатулку. В ней были острый кусочек стали и хороший кремень. Мать отложила их в сторону почти с благоговением. Изящная темно-желтая шкатулка была прекрасной работы. Оэлун погладила резьбу и погрузилась в воспоминания.
– Ваш отец подарил ее мне, когда мы поженились, – сказала она, взяла камень и разбила шкатулку.
Острые как бритва осколки кости Оэлун аккуратно разложила перед собой, выбрала лучшие и протянула сыновьям:
– Этот пойдет на рыболовный крючок, еще два – на стрелы. Хасар, возьми веревку и хороший камень, сделай крючок. Накопай червей и найди укромное местечко для ловли рыбы. Твоя удача нам сегодня понадобится.
Хасар взял все, что мать доверила ему, с серьезным и решительным видом.
– Понял, – ответил он, наматывая на кулак конский волос.
– Оставь мне немного на ловушку, – сказала она. – Нам нужны кишки и жилы на лук.
Оэлун повернулась к Бектеру и Тэмучжину и протянула каждому по острому осколку:
– Возьмите ножи и сделайте лук из березы. Вы много раз видели, как их делают.
Бектер прижал острие кости к ладони, пробуя, насколько оно острое.
– Будь у нас рог или конская шкура для тетивы… – начал было он.
Оэлун сидела неподвижно, но ее строгий взгляд заставил Бектера замолчать.
– С одной ловушкой на сурков мы не выживем. Я не прошу вас изготовить лук, которым гордился бы ваш отец. Просто сделайте хоть что-нибудь для охоты на дичь. Или что, разляжемся здесь на листьях и будем ждать смерти от голода и холода?
Бектер нахмурился, раздосадованный тем, что его бранят перед братьями. Не удостоив Тэмучжина взглядом, он схватил нож и пошел прочь с крепко зажатым в кулаке осколком кости.
– Я могу привязать нож к палке – сделаю острогу, – предложил Хачиун.
Оэлун с благодарностью посмотрела на него и глубоко вздохнула. Взяла самый маленький нож и протянула ему.
– Славный мальчик, – сказала она, погладив его по лицу. – Твой отец учил вас всех охотиться. Вряд ли он думал, что однажды от ваших умений будет зависеть наша жизнь. Все, чему вы учились, сейчас пригодится.
Она посмотрела на жалкую кучку пожитков, разложенных на земле, и вздохнула:
– Тэмуге, я смогу развести костер, если ты найдешь что-нибудь сухое на растопку.
Маленький толстячок встал. Губы его дрожали. Он еще не оправился от испуга и неожиданного осознания своей беспомощности. Старшие братья понимали, что Оэлун на грани срыва, но Тэмуге по-прежнему видел в ней опору. Он потянулся к матери, чтобы она его приласкала. Она позволила ему лишь одно мгновение побыть в ее объятиях, а потом легонько от себя оттолкнула:
– Что сумеешь найти, Тэмуге. Твоя сестренка не переживет еще одной ночи без костра.
Маленький мальчик разрыдался так, что стоявший рядом Тэмучжин поморщился. Но Оэлун не обратила никакого внимания на малыша, и он бросился в заросли.
Тэмучжин попытался утешить мать. Он робко коснулся ее, и, к его удовольствию и удивлению, она положила голову ему на плечо. Всего на мгновение.
– Сделай лук, Тэмучжин. Найди Бектера и помоги ему, – попросила она.
Мальчик вздохнул, пытаясь забыть о голоде, который мучил его все сильнее, и оставил мать с сестренкой, которая заходилась в плаче. А с мокрых деревьев все падали холодные капли.
Тэмучжин нашел Бектера по звуку ножа, которым тот резал березку. Он тихо свистнул, давая брату знак, что идет свой. Ответом был мрачный взгляд. Тэмучжин, не нарушая молчания, стал придерживать тонкий ствол, чтобы брату было удобнее работать. Нож, изготовленный из хорошего металла, глубоко врезался в дерево. Бектер словно вымещал свой гнев на березе, и Тэмучжину пришлось собраться с духом, чтобы спокойно держать ствол, когда нож был так близко к его пальцам.
Вскоре Тэмучжин смог согнуть ствол и высвободить белесые волокна молодого дерева. Лук получится никудышный, мрачно думал он. Трудно было заставить себя не вспоминать с тоской о прекрасном оружии, что хранилось почти в каждой юрте Волков. Вываренные куски бараньего рога обматывались жилами и обклеивались берестой, затем сохли целый год в темноте, и только после этого отдельные части собирались вместе. Каждый лук был произведением искусства и страшным оружием (бил дальше, чем на две сотни алдов).
По сравнению с луками Волков лук, который они с братом с таким трудом сделали, был детской игрушкой. Но от него зависела их жизнь. Тэмучжин невесело хмыкнул, когда Бектер, зажмурив один глаз, поднял кусок березового ствола, все еще покрытый серебристой берестой. Однако, к его удивлению, старший брат вдруг стиснул челюсти и ударил куском вырезанного дерева о другой ствол, бросив обломки в опавшие листья.
– Пустая трата времени, – прорычал Бектер.
Тэмучжин с опаской посмотрел на нож в руке брата и вдруг понял, что они совсем одни и, если Бектеру что-то взбредет в голову, никто не поможет.
– Думаешь, далеко ли они уйдут за день? – вдруг спросил Бектер резким голосом. – Ты умеешь читать следы. Мы знаем стражу как своих братьев. Я смогу пройти сквозь охрану.
– И что ты сделаешь? – поинтересовался Тэмучжин. – Убьешь Илака?
Глаза Бектера сверкнули при этой мысли, но он подумал немного и покачал головой:
– Нет. До него нам не добраться. Но мы можем украсть лук! Только лук и немного стрел, чтобы добыть еду. Разве ты не голоден?
Тэмучжин и так старался не думать, как сильно сосет под ложечкой. Он и раньше испытывал голод, но его всегда согревала мысль о горячей еде, которая ждала дома. Но сейчас голод был злее, а до живота больно было дотрагиваться. Он надеялся, что это не признак расстройства желудка, которое бывает от заразы или плохого мяса. Здесь его может убить любая, даже самая пустяковая болезнь. Тэмучжин, как и его мать, прекрасно понимал, что они идут по тонкой грани между жизнью и риском превратиться в груду костей с наступлением зимы.
– Я хочу есть, – признался он, – но у нас не получится пробраться в юрту, не подняв переполоха. Даже если и повезет, нас все равно выследят, и на сей раз Илак нас не отпустит. Этот сломанный ствол – все, что у нас есть.
Подростки печально посмотрели на брошенный ствол, и Бектер схватил его в слепой ярости, согнул упрямое дерево и швырнул на землю.
– Ладно, давай попробуем еще раз, – мрачно предложил Бектер. – Хотя у нас нет ни тетивы, ни стрел, ни клея. С тем же успехом мы можем подбить дичь камнем.
Тэмучжин ничего не сказал, ошарашенный таким взрывом гнева. Как и все дети, выросшие под неусыпным родительским оком, он привык, что рядом всегда есть взрослый, который знает, что и как делать. Но в ту самую минуту, когда отцовская рука обмякла и начала холодеть в его ладони, он потерялся. Порой мальчику казалось, будто в груди пробуждается неведомая ранее сила, но он все ждал, что эта сила вот-вот заглохнет и вернется прежняя беззаботная жизнь.
– Сделаем тетиву из нитей. Может быть, пару выстрелов выдержит. В конце концов, у нас всего два наконечника.
Бектер буркнул что-то в ответ и потянулся за другой молодой березкой, гибкой, толщиной в большой палец.
– Тогда держи ее покрепче, братец, – ухмыльнулся он, занося тяжелый нож. – Уговорил ты меня: сделаю лук, которого хватит на пару выстрелов. А потом будем жрать траву.
Хачиун нашел Хасара высоко в лощине между холмами. Старший брат сидел так неподвижно, что мальчик, карабкаясь по скалам, чуть не упустил его. Взгляд Хасара был прикован к месту, где речушка разливалась небольшим озерцом. Хасар сделал удилище из длинной березовой ветки. Хачиун свистнул, чтобы дать знать о своем приближении, и подошел так тихо, как мог, глядя на прозрачную воду.
– Я видел их. Не больше пальца, – шепнул Хасар. – Правда, червей, похоже, они не хотят заглатывать.
Оба уставились на вялый кусок плоти, висящий на крючке. Хачиун задумался, нахмурившись:
– Одной рыбы нам будет мало, если мы хотим вечером накормить всех.
– Если у тебя есть другие предложения, говори, – хмыкнул в ответ Хасар. – Я же не могу зайти в воду и заставить рыбу заглотить крючок.
Но Хачиун не ответил. Мальчики наслаждались бы сейчас тишиной, если бы под ложечкой так не сосало. Наконец Хачиун встал и стал разматывать свой желтый кушак. Он был длиной в три роста взрослого человека. Мальчик, может, и не догадался бы, что кушак может пригодиться, если бы Тэмучжин не положил свой в общую кучу. Хасар посмотрел на него, и на губах у него появилась улыбка.
– Поплавать решил? – спросил он.
– Сеть будет получше крючка, – ответил Хачиун. – Давай перегородим ручей кушаком.
Хасар вытащил из воды полудохлого червяка и отложил драгоценный крючок.
– Попробовать стоит, – решил он. – Я поднимусь выше по течению, буду бить палкой по воде и идти назад. Если у тебя получится перегородить ручей, то, наверное, поймаешь несколько штук.
Мальчики с неохотой посмотрели на ледяную воду. Но делать нечего. Хачиун вздохнул и намотал ткань на руки.
– Ладно, все лучше, чем так сидеть, – сказал он и, поморщившись, вошел в воду.
Он ахнул и вздрогнул от холода, но брат помог ему, и они быстро привязали кушак поперек течения. Один его конец зацепили за корень, а другой – придавили камнем. Сложили кушак пополам и перетащили на другую сторону речушки. Ткани было предостаточно, и Хачиун даже забыл о холоде, когда увидел, как одна маленькая рыбка подплыла к оранжевому заслону и устремилась назад. Хасар отрезал кусок ткани и примотал нож к палке – получилась маленькая острога.
– Молись, чтобы Отец-небо послал нам большую рыбу, – сказал Хасар. – Надо бить наверняка.
Хачиун остался в воде, стараясь не слишком сильно дрожать. Хасар ушел, скрылся из виду. Ему не надо было повторять дважды.
Тэмучжин попытался было взять лук у брата, но Бектер ударил его по пальцам рукоятью ножа.
– Этот мой, – зло сказал старший брат.
Наблюдая за тем, как Бектер сгибает лук и пытается надеть петлю тетивы на другой конец, Тэмучжин поморщился в ожидании треска, означавшего бы, что ломается вот уже третий лук. Его возмущала злость, с которой Бектер пытался изготовить оружие, словно и дерево, и нитки были врагами и их требовалось усмирить. Всякий раз, как Тэмучжин хотел прийти на помощь, Бектер грубо отталкивал его, и только когда у старшего уже три раза ничего не получилось, он позволил брату придержать лук, пока сгибал его. Результаты их трудов были некрепки и ломались, тетива рвалась при первой же попытке ее натянуть. Солнце поднималось над головами, и терпение мальчиков иссякало от постоянных неудач, следующих одна за другой.
Новая тетива была сплетена из трех ниток, выдернутых из кушака Тэмучжина. Она была по-детски толстой и грубой. Бектер отпустил лук, надел тетиву, и она завибрировала. Он поморщился, ожидая, что тетива вот-вот порвется. Но она не лопнула, и подростки вздохнули с облегчением. Бектер дернул большим пальцем тетиву, извлекая резкий низкий звук.
– Ты стрелы сделал? – спросил он.
– Только одну, – ответил Тэмучжин, показывая ему тонкую березовую ветку с костяной иглой, крепко вогнанной в дерево.
Ему понадобилась целая вечность, чтобы придать кости такую форму, воткнуть и примотать ее, оставив небольшой кончик торчать из расщепа. Он работал, затаив дыхание, зная, что, если сломает острие, замены ему не будет.
– Давай сюда, – потребовал Бектер, протягивая руку.
– Сделай свою, – ответил Тэмучжин. – А эта моя.
Он увидел гнев в глазах брата и подумал, что Бектер сейчас ударит его луком. Тот и ударил бы, но удержался. Видимо, только потому, что помнил, сколько времени они промаялись.
– Чего еще от тебя было ждать, – скривился Бектер.
Он намеренно положил лук подальше от Тэмучжина и стал подыскивать камень, чтобы сделать собственную стрелу. Тэмучжин стоял и смотрел, раздосадованный тем, что приходится помогать дураку.
– Бектер, олхунуты дурно говорят о тебе. Ты это знаешь? – спросил он.
Бектер фыркнул, плюнул на камень и продолжал двигать наконечником взад-вперед.
– А мне плевать, что обо мне говорят, – угрюмо откликнулся он. – Стал бы я ханом, в первую зиму устроил бы набег. Я бы им показал, чего стоит вся их гордость.
– А ты обязательно расскажи об этом матери, когда вернемся, – предложил Тэмучжин. – Она будет счастлива узнать о твоих планах.
Бектер поднял на Тэмучжина маленькие кровожадные глаза.
– Мальчишка, – сказал он через некоторое время. – Ты никогда не смог бы вести за собой Волков.
Тэмучжин вспыхнул от гнева, хотя и не показал этого.
– Теперь мы никогда этого не узнаем, – произнес он.
Бектер уже не слушал его, а стачивал кость, придавая ей форму наконечника.
– А ты не торчал бы тут впустую, а поискал бы лучше нору сурка.
Тэмучжин не стал отвечать. Он отвернулся от брата и пошел прочь.
Ужин этим вечером был скудный. Оэлун удалось разжечь костер, хотя влажные листья дымили и шипели. Вторая ночь на холоде могла погубить их, но она боялась, что кто-нибудь увидит огонь. Ложбина в холмах скрывала их, однако мать все равно настояла, чтобы сыновья собрались вокруг огня и закрыли собой свет. Все они ослабели от голода, а у Тэмуге губы были зеленые – он пытался есть дикие травы, и его вырвало.
Этот день принес им двух рыб, пойманных в запруде, скорее благодаря удаче, чем умению. И хотя эти хрустящие полоски были маленькими, мальчики глядели на них с жадностью.
Тэмучжин и Бектер молча ненавидели друг друга после неудачного дня. Тэмучжин нашел нору сурка, но когда Бектер отказался дать ему лук, в ярости набросился на него. Они покатились по грязи. Одна стрела сломалась, та, что оказалась под ними. Услышав треск, мальчики прекратили драку. Бектер попытался схватить вторую стрелу, но Тэмучжин успел первым. Он решил попросить у Хачиуна нож и сделать завтра свой лук.
Оэлун дрожала, ей было не по себе. Переворачивая над огнем палочки с рыбой, она думала, кому из ее сыновей нынче придется остаться голодным. Конечно, Хачиун и Хасар заслужили в награду по кусочку рыбы. Но она понимала также, что ее сила – это самое важное, что у них есть. Если она начнет падать в обморок от голода или умрет, то и дети погибнут.
Оэлун посмотрела на двоих старших сыновей и сердито поджала губы. У них были свежие синяки, и ей хотелось взять палку и как следует отколотить их за глупость. Они не понимают, что сейчас никто не придет к ним на помощь, никто не даст отсрочки. Их жизнь зависела от двух рыбок, которых едва хватило бы на один зуб.
Стараясь не показать своего отчаяния, Оэлун попробовала ногтем запекшуюся рыбу. По пальцу побежал прозрачный сок, и она подхватила капельку ртом, закрыв глаза от наслаждения. Но не стала слушать свой голодный желудок, а, разломив рыбку пополам, протянула Хасару и Хачиуну. Но Хачиун покачал головой:
– Сначала тебе.
У нее на глазах появились слезы. Хасар, услышав эти слова, замер, не донеся кусок до рта и чувствуя запах печеной рыбы. Оэлун видела, что у него слюнки текут.
– Я могу потерпеть немного дольше, чем ты, Хачиун, – возразила она. – Я поем завтра.
Этого было достаточно для Хасара. Он запихнул свой кусок в рот и захрустел костями. Глаза Хачиуна потемнели от голода, но он снова покачал головой:
– Сначала тебе.
Он протянул ей рыбу, и Оэлун осторожно ее взяла.
– Ты думаешь, я способна отнять у тебя еду, Хачиун? У моего милого сыночка? – Голос ее стал жестким. – Ешь, или я швырну ее в костер.
Он поморщился, но рыбу взял. Все слышали, как он хрустел костями, разминая ее во рту, наслаждаясь каждой капелькой, каждой крошкой.
– Теперь ты, – сказал Тэмучжин матери.
Он потянулся за второй рыбиной, намереваясь передать ее Оэлун. Бектер ударил его по руке, и Тэмучжин чуть не набросился на него в приступе ярости.
– Сегодня вечером обойдусь без еды, – заявил Тэмучжин, овладев собой. – Бектер тоже. Раздели последний кусок с Тэмуге.
Он не мог вынести взглядов голодных глаз, встал и отвернулся. Покачнулся от слабости. Но тут Бектер взял рыбину и разломил ее пополам. Больший кусок сунул себе в рот, а меньший протянул матери, не смея посмотреть ей в глаза.
Оэлун скрыла раздражение. Она уже устала от раздоров, которыми голод разделил ее семью. Все они понимали, что смерть стоит за плечами и трудно оставаться сильными. Она простила Бектера, но последний кусок рыбы отдала Тэмуге, и мальчик тут же вцепился в него. Он ел и глядел по сторонам в поисках еще чего-нибудь съестного. Тэмучжин плюнул на землю, нарочно целясь на халат Бектера. И прежде чем старший брат успел вскочить на ноги, Тэмучжин исчез во мраке. Влажный воздух с наступлением темноты быстро остывал. Они приготовились к еще одной холодной ночи.