Текст книги "У врат царства"
Автор книги: Кнут Гамсун
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
Действие третье
Следующее утро. Комната Карено. Одна лампа догорела и потухла. Другая догорает. Дневной свет. К а р е н о сидит за работой, бледный и усталый.
Карено (встает, отворяет кухонную дверь и зовет). Ингеборг! (Услышав ответ.) Пожалуйста, на минута.
Ингеборг (входит).
Карено. Ты можешь сейчас сходить по одному делу?
Ингеборг. Да.
Карено. Отнеси ему это письмо. (Берет со стола заготовленное письмо.) Можешь идти так.
Ингеборг (протягивает руку).
Карено. Подожди. Я вложу деньги. Смотри. (Вкладывает пачку кредитных бумажек и заклеивает конверт.) Он вчера забыл здесь эти деньги.
Ингеборг. Хорошо. (Протягивает руку.)
Карено. Ты его вызовешь и отдашь письмо в собственные руки. Ты это сделаешь?
Ингеборг. Да. (Берет письмо.) Потушить лампу? Уже совсем светло.
Карено. Разве? (Тушит лампу, идет к двери на веранду, отдергивает гардину; врывается солнечный свет. К Ингеборг, которая хочет ему помочь.) Нет, ты иди. Письмо у тебя?
Ингеборг. Да. (Идет по направлению к кухне).
Карено. Подожди немного, Ингеборг. Если Йервен тебя о чем-нибудь спросит… Если он спросит, велел ли я ему кланяться, ты можешь сказать: да, я велел ему кланяться.
Ингеборг. Да.
Карено. Но если он не спросит, то ничего не говори.
Ингеборг. Нет, нет. (Уходит.)
Слышен стук калитки.
К а р е н о садится снова за работу, перелистывает свои бумаги, книгу. Опять стук садовой калитки. Вслед затем раздается стук в кухонную дверь. Потом еще раз, громче.
Карено. Это ты? Ингеборг?
Чучельный мастер (входит, несет с собою большой пакет в газетной бумаге. Кланяется). Прошу извинить, в кухне никого не было.
Карено. Вы принесли хлеб? Пожалуйста, положите туда.
Чучельный мастер. Нет; барыня…
Карено. Барыня еще не вставала. (Берется за боковой карман.) Вы пришли за деньгами?
Чучельный мастер (кланяется). Я должен был принести вот это. (Снимает бумагу и высоко поднимает чучело птицы.)
Карено (с неудовольствием). Уф, что это такое?
Чучельный мастер. Чучело птицы, которое мне заказала барыня. Сокол.
Карено. Это, очевидно, ошибка. Вы говорите – сокол?
Чучельный мастер. Нет, это не ошибка.
Карено (подходит). Жена заказала это?
Чучельный мастер (кланяется). Совершенно верно.
Карено (берется за боковой карман). Я не знаю, есть ли у меня… Сколько это стóит? Может быть, вы его возьмете обратно? (Ищет в карманах.) Потому что, к сожалению, у меня сейчас нет денег. Я зайду за этим после.
Чучельный мастер (кланяется). За птицу уже заплачено.
Карено. Заплачено? Тогда, пожалуйста, положите ее туда. (Идет к письменному столу.)
Чучельный мастер. Это одна из тех птиц, которые думают.
Карено. Так.
Чучельный мастер. Но она ничего не говорит.
Карено. Положите ее куда-нибудь. Положите ее на пол. (Пишет.)
Чучельный мастер. Вы не хотите ее повесить?
Карено. Нет, благодарю вас.
Чучельный мастер. У нее распростерты крылья для полета. Это была лучшая птица в моей коллекции. Я ее показывал посетителям, как образец. Разве она вам не нравится?
Карено (встал). Простите, – будьте любезны положить туда птицу.
Чучельный мастер (быстро кладет птицу, кланяется). Доброго утра.
Карено. Доброго утра. (Садится.)
Чучельный мастер. Прошу извинить. (Уходит. Слышен стук захлопнувшейся калитки.)
Элина (входит, оправляя свое платье). С добрым утром, Ивар. Ты все за работой?
Карено. Кончаю. (Быстро пишет несколько строк.)
Элина. Видишь, как я долго спала. Ты опять не ложился?
Карено (кладет перо в сторону). Я был прилежен сегодня ночью. Необыкновенно прилежен.
Элина (подает ему руку). Поздравляю, Ивар.
Карено (удивленно пожимает ее руку). Разве я в первый раз так прилежен?
Элина. Я поздравляю тебя с сегодняшним днем. Неужели ты опять забыл? Ведь тебе сегодня исполнилось двадцать девять лет.
Карено. Да, правда.
Элина (заметив сокола). Как, он уже приходил?
Карено. Кто? Да, тут был кто-то; он там что-то оставил. Я ничего не понял. (Указывая.) Он положил где-то там. Он сказал – птица, что ли.
Элина (уныло). Как неудачно вышло.
Карено. Он сказал, что ты заказала.
Элина. Да, я заказала для тебя. К сегодняшнему дню. Теперь весь сюрприз испорчен. Я вижу, ты вовсе не рад. (В отчаянии.) О, Боже мой! (Садится.)
Карено (смотрит с гримасой на сокола). Эта птица для меня?
Элина. Да, это сокол. Я хотела тебе подарить.
Карено. Какая странная идея! Пустая, набитая шкура.
Элина. Да, конечно, опять я сделала глупость. В прошлом году я подарила тебе картину, и она тоже тебе не понравилась.
Карено. Но, Боже мой, это же было изображение Христа, Элина.
Элина. Ты не должен об этом говорить в таком тоне. Это была литография, очень дорогая картина, могу тебя уверить. Отец и мать советовали купить ее.
Карено. Ну что же, она и висит над моею кроватью
Элина. Когда он приходил? Почему он заодно не повесил птицу?
Карено. Не мог же я его послать к тебе прежде, чем ты встала!
Элина (с ударением). Может быть, ты и не хочешь иметь здесь птицу? (Указывая.) Вот здесь, на этом крючке?
Карено. Здесь… А ты хочешь?
Элина. Ну, значит, нет. Пусть тоже валяется в спальне. (Быстро встает, берет сокола и швыряет его в дверь спальни. Отпирает кухонную дверь.) Ингеборг, ты хотела принять птицу, когда ее принесут.
Карено. Ингеборг ушла. Я ее послал по делу.
Элина (у кухонной двери). Да?
Карено. Я ее послал к Йервену. (Встает.) Я должен тебе сказать, Элина, что деньги, которые я получил вчера вечером, я отослал ему.
Элина (подходит к нему ближе, внимательно смотрит). Это неправда, конечно?
Карено. Это правда. Ты знаешь, чтС сделал Йервен? (Берет книгу Йервена. Взволнованно.) Подумай, Элина, Йервен тоже согнул спину. (Бросает книгу на стол.)
Элина. Что сделал Йервен?
Карено. Отрекся. Отрекся от всех своих прежних убеждений! (Берет книгу и перелистывает.) Продал себя. Страницу за страницей. Вот отчего он вчера так странно себя вел. (Ходит по комнате.) От Йервена ничего не осталось!
Элина (после паузы). Ты думаешь, Йервен сделал это намеренно?
Карено. Намеренно? Вся книга не что иное, как обстоятельный переход к англичанам и к профессору Гюллингу.
Элина. Значит, я была права.
Карено. Ты была права, Элина?
Элина. Да. Относительно профессора Гюллинга. Уж если Йервен тоже перешел на его сторону…
Карено (не отвечая, ходит взад и вперед). Вот почему он вчера был так расстроен. Он знал, что он сделал. (Останавливается в задумчивости.) Я не понимаю его наглости. Как он говорил! И как он насмехался над профессором Гюллингом.
Элина. И первое, что ты сегодня сделал, это – отослал ему деньги. Нет, я тебя не понимаю. (Бросается на стул.)
Карено. Неужели ты думаешь, что я теперь могу взять у него деньги?
Элина. Что? Неужели я думаю?
Карено. После всего этого? После того, как он напал на меня сзади?
Элина. Разве он напал на тебя сзади?
Карено. И на меня тоже. (У стола, открывает книгу Йервена.) Читай. (Указывает; Элина не смотрит.) Посмотри, – это только оглавление. Здесь уже три нападки на меня. Только в заглавиях.
Элина. Если он на тебя напал, ты должен с этим примириться. Ты сам на всех нападаешь.
Карено (бросает книгу на стол; ходит взад и вперед).
Элина. Мне кажется, Йервен этим нападкам не придает большого значения. (Карено не отвечает.) Вчера вечером он был с тобой любезен, как всегда. (Карено не отвечает.) Повидимому, он против тебя ничего не имеет. (Карено не отвечает.) Во всяком случае, с его стороны было очень мило предложить тебе деньги.
Карено. Я не могу их взять.
Элина. Да, если бы у нас были средства, тогда другое дело.
Карено. Какие деньги предложил мне Йервен? Плата за его книгу, плата за его нападки на меня – это деньги за кровь… Вот какие деньги он мне предложил!
Элина. Н-да.
Карено. Ведь это насмешка. Он прекрасно знает, что совершил предательство, и вот ему нужен сообщник. (Останавливается.) Нет, убей меня Бог, я никогда не видел подобной наглости!
Элина. Как странно! Как только для нас покажется луч света, – он сейчас же гаснет.
Карено. Да, теперь счастье нам не улыбается. Но это временно. (Решительно.) Пусть Йервен берет себе свои деньги! Может быть, я сегодня получу от издателя благоприятный ответ. Ты должна поддержать меня, Элина.
Элина. Нет, нам не избежать описи, я знаю.
Карено. Нет, я не верю этому. У меня предчувствие, что этого не случится. (Проводит рукой по лбу.) Но теперь я должен заснуть: кружится голова. Элина, я скоро проснусь, через несколько минут я снова примусь за работу. Ты еще увидишь, чтС я могу сделать! (Экзальтированно.) Сегодня ночью, когда я писал, мысли как молнии освещали мой мозг. Ты не поверишь, но я разрешал все вопросы, я понял жизнь. Я почувствовал прилив новых сил.
Элина (у этажерки, берет поочередно в руки подсвечники; как бы про себя). И не в состоянии спасти даже их.
Карено. Не огорчайся, Элина. Мне предстоит огромный труд. Предательство Йервена произвело на меня сильное впечатление. Мне казалось в эту ночь, что я остался один на всей земле. Между человеком и внешним миром стоит стена; но теперь эта стена стала тоньше, я хочу попробовать ее пробить, высунуть голову и посмотреть. (Повторяет.) И посмотреть. Ты мне веришь?
Элина. Я в этом ничего не понимаю.
Карено. Подожди, повторяю тебе: подожди, я кончу свою книгу. Пусть нас выгоняя из дому: но когда-нибудь нам будет лучше. Это я знаю.
Элина. Ты много раз уж говорил это.
Карено. Но теперь я в этом уверен. И чтО бы ни случилось, я у Йервена денег не возьму. До чего вы хотите меня довести? Лучше мне идти просить милостыню. К счастью, есть человек, у которого сейчас моя рукопись и который увидит, чего она стóит.
Элина. А что ты сделаешь, если издатель тебе откажет? Тогда начнется то же самое. (Ходит взад и вперед; мучительно.) Господи, я так устала от всего этого. Это тянется уже целых три года. И никогда не будет иначе.
Карено. Но три года нужды совсем не долгий срок для такого человека, как я. Для человека, который стучится в людские двери с такими свободными мыслями, как мои. И десять лет недолгий срок. Об этом я думал сегодня ночью.
Слышен стук садовой калитки.
Элина (принимает решение). Ну, да посмотрим. У тебя воспаленные глаза, Ивар; приляг немного. Разбудить тебя?
Карено. Нет, я сам проснусь. Через четверть часа, вероятно, я встану. Я только подремлю. (Уходит в спальню.)
Элина (прислушивается у двери в глубине; отворяет ее, смотрит и снова запирает. Отворяет кухонную дверь.) Ингеборг, это ты?
Ингеборг. Да. (Входит красная, задыхаясь.)
Элина. Я слышала, ты уходила?
Ингеборг. Да, я только что вернулась.
Элина. Милая Ингеборг, сбегай еще раз. Но прежде позавтракай.
Ингеборг. Я уже ела.
Элина. Ты уже завтракала? (Подходит к этажерке и берет подсвечники.) Ингеборг, почисть их немного. А когда вычистишь, ты… (отвернувшись) ты отнесешь их в город и постараешься получить под них деньги.
Ингеборг. Я должна их…
Элина (перебивает ее, нервно). Да, ты понимаешь. Словом, получить под них деньги. Подсвечники покамест мне не нужны.
Ингеборг. Хорошо, хорошо.
Элина. Но только не теряй квитанции. Она, пожалуй, важнее самих денег.
Ингеборг (берет подсвечники).
Элина. Ты это сделаешь, Ингеборг?
Ингеборг. Конечно. (Уходит.)
Элина. Спасибо.
Садовая калитка захлопывается.
Э л и н а берет свою работу, садится у круглого стола и шьет. Выражение ее лица озабоченное, движения вялы. Она встает, неподвижно смотрит через дверь веранды, снова садится и шьет. Уловив стук калитки, она напряженно прислушивается, встает и поспешно направляется к задней двери. Она в сильном волнении. Стучат.
Элина (отворяет). А! Войдите, пожалуйста.
Бондесен (входит). Дорого утра!
Элина. Здравствуйте. (Подает ему руку.)
Бондесен. Господин Карено уже ушел?
Элина. Нет, он спит, он работал всю ночь. Присядьте. (Она садится.)
Бондесен (вынимает из кармана несколько номеров журнала). Вот эти журналы. (Садится.) И вы сидите здесь одна?
Элина. Одна, одна!
Бондесен. Этого вы не должны делать. Лучше бы прогулялись. На дворе солнце.
Элина. Я стояла у дверей веранды и смотрела на солнце.
Бондесен. Вы должны выйти, нанять коляску и поехать гулять, сесть в лодку и грести.
Элина (беспокойно). Нет, не говорите мне об этом.
Бондесен. Сегодня устраивается большая прогулка за город.
Элина (невольно). Правда? И вы тоже поедете?
Бондесен. Да, и я тоже.
Элина (меняя тон). Послушайте, господин Бондесен, я вчера держала себя немного несдержанно. Надеюсь, вы этого не поняли дурно.
Бондесен. О, нет!
Элина. Мне это было бы очень неприятно.
Бондесен. Нисколько. Я все время был уверен, что ваша несдержанность, как вы называете, относится не ко мне, а к другому.
Элина. К кому другому?
Бондесен. Вы, в сущности, говорили не для меня, а для другого.
Элина. Этого вы не заметили? Что? Этого нельзя было заметить?
Бондесен. Я был здесь не более, как посторонний свидетель. Я присутствовал при игре, но не участвовал в ней. Я был ширмой.
Элина. Нет, вы преувеличиваете. Фи, как вы преувеличиваете! Но не будем больше говорить об этом… Да, вы слышали про Йервена?
Бондесен. Что он перешел в другой лагерь? Я узнал об этом сегодня утром. Я тотчас же написал о нем небольшую статейку.
Элина. Против него?
Бондесен (улыбается). Нет, не против него. Теперь его надо поддержать.
Элина. Да, правда? Это вовсе не так ужасно – то, что он сделал?
Бондесен (смеется). Нет, конечно, нет. С моей точки зрения.
Элина. Не правда ли?
Бондесен. Потому что мы «все там будем». Рано или поздно.
Элина. Как это?
Бондесен. Все дети делаются взрослыми людьми. Если не умирают.
Элина. Да, если итак рассуждать, то это вполне естественно.
Бондесен (пожимает плечами). Боже мой, я пережил то же самое. Был радикалом, свободомыслящим и смелым – хоть куда! Но наступило время, когда я начал размышлять.
Элина. Что же вы тогда сделали?
Бондесен. Я начал сомневаться в теории о происхождении от обезьяны. Затем я забыл песенку Синклера и то, «что случилось в Фредериксгалле»; потому что это тоже своего рода теория о происхождении от обезьяны.
Элина. А потом?
Бондесен. О, потом было еще много разного другого, но я перешагнул через все.
Элина. И перешли в другой лагерь?
Бондесен. Честно и открыто перешел в другой лагерь. В другую газету, для другого дела.
Элина. Вы это сделали? Для этого надо много мужества.
Бондесен. Обстоятельства сложились так, что я не мог иначе поступить. В этом было все мое мужество.
Элина. На вас, вероятно, сильно напали?
Бондесен. Да, в газетах. О-о! Но у меня была также и поддержка. И когда надо вступать на этот путь…
Элина. Я чувствую, что сделала бы так же, как вы. В конце концов, надо ведь устроиться и не жить в вечно тревоге.
Бондесен. Вы совершенно правы. Перестаешь метаться, становишься спокойнее, находишь внутреннее довольство.
Элина. Вы думаете, что Ивар со временем тоже переменит свои взгляды?
Бондесен. Хочу надеяться. Я не понимаю, почему господин Карено должен быть единственным из всех нас, который не видит истинного пути. Но на это нужно время.
Элина. К сожалению; и, вероятно, много времени.
Бондесен (улыбается). Вы говорите: «к сожалению». Если бы ваш муж это слышал.
Элина. Мне все равно.
Бондесен. Что вам все равно?
Элина. Ничего. Мой муж спит.
Бондесен. Как тихо во всем доме!
Элина. Что вы будете делать за городом?
Бондесен. Веселиться. Выпьем немного шампанского, будем танцевать.
Элина. Танцевать тоже? Я ведь не так уж стара, а забыла, что значит танцы.
Бондесен (упрашивая). Поедем с нами. Вам понравится.
Элина. Не, что вы! Разве я могу поехать?
Бондесен. Мы будем вас носить на руках.
Элина (изменив тон). Господин Бондесен, вы права, когда говорили, что вчера я так держала себя только для другого.
Бондесен. В этом вам вовсе не надо исповедываться; я это сам видел.
Элина. Боже мой, я была в таком отчаянии и хотела это показать.
Бондесен. И достигли цели?
Элина. Нет. Ничего не достигла.
Бондесен. Жаль, потому что вы положили столько труда.
Элина (искренно). Не смейтесь надо мной! Прошу вас! Если бы вы только поняли меня. Вы знаете, в каком мы положении? Сегодня утром он отослал Йервену деньги, и вот мы снова ни с чем. Он не думает обо мне, даже не о себе, а только о своей работе, всегда и всюду о своей работе. Так тянется уж три года. Но три года это пустяки, говорит он, десять лет тоже. Если он так относится, то, значит, меня он больше не любит. И ночью я не всегда вижу его. Он сидит за своим столом и работает до самого утра. Все это ужасно! У меня все спуталось в голове; я готова была сжечь все его рукописи; я ревновала его к Ингеборг и отказала ей.
Бондесен. Ингеборг? Кто это?
Элина. Наша прислуга.
Бондесен. Что вчера подавала кофе?
Элина. Да.
Бондесен (улыбается и качает головой).
Элина. Я знаю, это было глупо. Но я для него совершенно не существовала и потому решила, что, вероятно, есть какая-нибудь причина. Вот сегодня принесли сокола; знаете, того сокола. Вы думаете, он позволил повесить его здесь?
Бондесен. А куда он хотел его повесить?
Элина. Да он совсем его не хотел, я это поняла. Теперь сокол валяется в спальне на полу. И так постоянно.
Бондесен (откашливается). Дело в том, что вы слишком молоды для того, чтобы быть женой. Вот и все.
Элина. Да, я слишком молода. Это так.
Бондесен. И он должен это понять.
Элина. Но он не понимает ничего; он так уверен, что я всецело принадлежу ему. (После паузы.) Но он слишком уверен.
Бондесен. Что вы хотите этим сказать?
Элина (молчит).
Бондесен. Вы теперь хотите ему доказать, что он заблуждается?
Элина (молчит).
Бондесен. Простите, если мой вопрос нескромен. Мне было бы приятно чем-либо быть вам полезным.
Элина (смотрит на него). Спасибо, что пришли, господин Бондесен. Я вас все-таки ждала. Мне было так грустно, а вы приносите с собой столько жизни. Вы сказали: «доброго утра». Как будто для вас было счастьем сказать это.
Бондесен. Так оно и было – пожелать вам доброго утра.
Элина. Вчера я немного боялась вас. Помните, когда вы говорили об этих журналах?
Бондесен. Да.
Элина. Вы сказали, что сегодня их принесете, и спросили, когда мой муж бывает дома.
Бондесен. Да, и?..
Элина. Знаете, мне показалось, как будто вы спрашиваете, когда моего мужа не бывает дома? И тогда я стала вас немного бояться…
Бондесен. Вы теперь тоже меня боитесь? (Берет ее руку.)
Элина (немного отодвигает от него свой стул). Нет, теперь нет… Но не думайте теперь обо мне дурно; я не очень смела, но…
Бондесен (улыбается). Будьте совершенно спокойны. Я все понимаю. Я все еще изображаю из себя приличные ширмы?
Элина. Ширмы? Теперь? Неужели вы это действительно думаете? (В другом тоне.) И много дам едет с вами за город? Вы на лошадях?
Бондесен. Да. Уже заказаны экипажи. Шампанское и музыка едет с нами.
Элина. А Йервен тоже едет? И фрёкен Говинд?
Бондесен. Во всяком случае, они приглашены.
Элина. Вы часто устраиваете такие прогулки?
Бондесен. Сегодня особенный случай: день рождения одного из нашей компании.
Элина (вздрагивает). День рождения?
Бондесен. Да. А что?
Элина. Ничего. Я вспомнила, что у нас сегодня тоже день рождения. (Грустно улыбается.) Но без всякой торжественности.
Бондесен. А? Разве сегодня день рождения господина Карено?
Элина. Да.
Бондесен. Поздравляю… Музыка и шампанское – ведь это только ребячество. Может быть, прекрасный день рождения и без этого.
Элина. Но все-таки это праздник. Послушайте, как это звучит: «праздник». Я вижу всю картину: веселые мужчины с цветами в петлице, шляпы на затылке, улыбки и смех. «Застегните мне перчатку, завяжите мне ботинки». С удовольствием! Вы веселитесь? Потом кто-нибудь становится на камень и держит речь, и все громко смеются, если она неудачна. Потом играет музыка.
Бондесен. И потом танцуют.
Элина. Да, и потом танцуют. (Беспокойно встает, улыбаясь.) Смешно, я сижу здесь, а сама как будто там.
Бондесен (настойчиво). Но разве вы не можете быть там?
Элина. Нет, нет, ни в коем случае. (Бросает взгляд на веранду, поворачивается, подходит к нему ближе, стоит одну минуту и смотрит на него сзади.)
Бондесен (обернувшись). На что вы смотрите?
Элина (садится). Почему вы сказали, что вы ширма?
Бондесен. Ну, ширмы, или Эндресен, или NN. – это одно и то же.
Элина. Я сегодня не называла вас Эндресен. Ведь нет?
Бондесен. Да, вы меня так не называли. Это меня удивляет.
Элина. Я запомнила ваше имя. Я о вас думала.
Бондесен (берет ее руку). Это правда?
Элина. Да, это правда. И я вас ждала. (Отнимает свою руку, встает; в другом тоне.) Вы принесли журналы? Благодарю; я положу их ему. (Кладет журналы на стол Карено.)
Бондесен (который также встал). Вы уж хотите меня прогнать? (Она не отвечает.) Значит, вы меня ждали?
Элина. Да, мне хотелось поговорить с кем-нибудь.
Бондесен. Вы не рассердитесь, если я скажу вам что-то?
Элина (опускает глаза). Лучше не говорите.
Бондесен. Я только хочу сказать, что отказываюсь от сегодняшней прогулки. Я не поеду.
Элина. Почему?
Бондесен. Это меня не прельщает. Скучно, если вас там не будет.
Элина. Нет, голубчик, не говорите так. Да вы не должны забывать, что…
Бондесен (в глубоком волнении). Я все забыл. Мне все равно. Увижу я вас сегодня вечером? Вы пойдете гулять, пойдете в город?
Элина (невольно). Нет, не в город.
Бондесен. Где хотите. Здесь? На улице? (Обнимает ее и целует.)
Элина. Нет! Нет! Пустите меня. (Страстно обнимает его, но тотчас опускает руки, вырывается, задыхаясь.) Что вы делаете? Вы с ума… Вы забываете…
Бондесен (умоляюще). Боже мой, послушайте…
Элина. Тсс! (Прислушивается, тяжело дыша.) Он проснулся. Уходите, уходите! Нет, оставайтесь! Не уходите…
Бондесен (обнимает ее за талию). Здесь на углу, в восемь часов?
Элина (быстро). Да.
В эту минуту дверь спальни отворяется, и К а р е н о входит. Он отступает перед тем, что увидел. Бондесен выпускает госпожу Карено.
Карено. А!
Бондесен (кланяется). Я хотел… Я журналы…
Элина (к мужу). Ты недолго спал?
Карено (овладевает собой). Нет. Я совсем не мог спать. (Медленно входит в комнату.)
Бондесен. Я принес журналы, которые вы так любезно мне одолжили. Очень благодарен. (Подходит к письменному столу и берет журналы; его руки дрожат.) Очень интересно. (Подает журналы Карено.)
Карено. Благодарю. (Кладет журналы на стол, медленно подходит к дверям веранды и смотрит; задумчиво). Прекрасная погода.
Бондесен. Удивительная. Ни малейшего ветра, солнце, тепло.
Карено (оборачивается). Элина, могу я получить завтрак?
Элина (делает несколько шагов по направлению к кухонной двери).
Бондесен. Необыкновенно тепло. Для этого времени.
Карено (отходит от двери веранды). Хорошо, что держится такая погода. Я могу работать в саду. (Жене.) Принеси мне поесть.
Элина. Да, да. Сию минуту. Я сама тоже еще не завтракала. (Идет к кухонной двери.)
Бондесен (берет свою шляпу). Очень благодарен за журналы, господин Карено. (Кланяется.) Доброго утра.
Карено. Доброго утра.
Элина (провожает Бондесена к двери на заднем плане). Я открою. Прощайте, прощайте. (Выпускает Бондесена, опять идет к кухонной двери; не глядит на Карено.) Почему ты не спал? Тебе это необходимо.
Карено. Послушай, Элина, что это было за… Я застал тебя в удивительной позе, когда вошел.
Элина. Поза? Что?
Карено. Ведь это не могло мне показаться. Меня как будто укололо что-то в сердце.
Элина. Я не знаю, о чем ты говоришь.
Карено. Но, Боже мой, разве он не обнимал тебя, этот человек?
Элина (не отвечает).
Карено. Этого никогда еще не было. Положил всю руку. Зачем он это делал?
Элина (равнодушно). Вовсе не всю руку.
Карено. Я не понимаю, что это за поведение. Ты не должна позволять ему – этому человеку – быть таким дерзким.
Элина. Я не знаю, о чем ты говоришь. Господин Бондесен не был со мною дерзок.
Карено (некоторое время пристально смотрит на нее). Так? Ну, хорошо. Что ему нужно было?
Элина. Он принес журналы, которые вчера взял.
Карено. А кроме того? Для того, чтобы вынуть несколько тетрадок из кармана, не нужно много времени.
Элина (отворяет кухонную дверь и смотрит).
Карено. Ты слышишь? Я спрашиваю: что ему нужно было еще?
Элина. Еще? Что ему нужно? Я не знаю, что ему еще было нужно. Мы сидели и разговаривали.
Карено. О чем?
Элина. Ах, не прикажешь ли еще давать тебе отчет?
Карено. Конечно. Это необходимо, я думаю!
Элина (смеется). Скоро мне будет неинтересно знать, что «ты думаешь».
Карено. Что ты говоришь?
Элина. Ничего. Ради Бога, не будем ломать стульев и ссориться… Что я хотела сказать: бутерброды уже там приготовлены. Принести их?
Карено. Сюда приходят люди по самым странным делам. А когда я случайно вхожу, я вижу… Но мне все равно. Если тебе это нравится, то…
Элина. Принести тебе есть?
Карено (резко). Благодарю, я сказал, нет.
Элина (уходит в кухню).
К а р е н о в сильном волнении ходит по комнате, останавливается, пристально смотри на пол, качает головой и опять принимается ходить. Бросается на стул.
Слышен стук садовой калитки. Стучат в дверь. Карено встает.
Йервен (входит. На мгновение останавливается в дверях. Говорит в легком тоне). Доброго утра, Карено.
Карено. Доброго утра.
Йервен. Я на минуту. (Протягивает руку, Карено пожимает ее, не глядя на него.) У тебя утомленный вид.
Карено (не отвечает).
Йервен (осторожно шутя). Ты говоришь, что я устал? (Подавленно улыбается и садится.)
Карено. Твое посещение сегодня мне не особенно приятно, Йервен.
Йервен. Я это вижу. Ты утром прислал мне письмо.
Карено. Да. Спасибо за предложение, но я денег от тебя взять не могу.
Йервен (после паузы, наклонившись). Все-таки я тебя очень прошу об этом.
Карено. Нет; если ты пришел ради этого, то можешь спокойно уходить. Это все, что я могу тебе сказать.
Йервен. Как я понимаю, между нами стала моя книга.
Карено Да, твоя книга.
Йервен. Значит, ты не заметил в ней ничего особенного. Ты ничего не прочел между строками?
Карено. Нет. Что же?
Йервен (молчит).
Карено. Нет; я ничего не заметил.
Йервен. Я думал, что ты, так хорошо знающий меня, поймешь, чего мне стоило написать эту книгу.
Карено. Не могу сказать, чтобы я это увидел. Да, пожалуй, в одном мессе, вначале. Ты неуверен и колеблешься; ты опускаешь глаза.
Йервен. Так во многих местах.
Карено. Ну да, слабая краска стыда на щеках, маленькое смущение. Но ты скоро овладеваешь собой и пишешь дальше.
Йервен. Я был к этому вынужден.
Карено. Да? Вынужден?
Йервен. Если бы я написал свою диссертацию иначе, то не получил бы докторской степени.
Карено. Хе? Но докторская степень тебе была необходима?
Йервен. Да, иначе я не получил бы стипендии.
Карено. Я не думаю. Кто это сказал?
Йервен. Профессор Гюллинг.
Карено (после паузы). Да, это другое дело. Если он это сказал.
Йервен. С того дня, как явился профессор Гюллинг и дал мне этот добрый совет, я сказал, куда мне идти. Ведь рука определяет номер перчатки.
Карено. Стипендия тебе была необходима? Непременно? Без нее ты не мог бы жить?
Йервен. Нет, но я не мог бы жениться.
Карено. Как ты себя уверил, Йервен! Знаешь, все это рисует тебя в особенном свете.
Йервен. Я понимаю, что тебе так должно казаться.
Карено. Да, конечно, мне так кажется… И после того, как сделка заключена и товар продан, ты приходишь суешь мне в руки деньки. В мои руки! Эти деньги! Слышишь, я не знаю, как это назвать. Т. е. я слишком хорошо знаю, как это назвать.
Йервен. Да, ты хорошо знаешь.
Карено. Конечно. Слово вертится у меня на языке. Итак, дело ясно. Наши пути расходятся, но ты ничего не теряешь; ты получаешь свою награду. Я только не понимаю твоего вчерашнего поведения, твоего злобного издевательства над профессором Гюллингом. Что это означало? Я никогда тебя не видел таким; ты был красноречивее, чем всегда, наносил удар за ударом, уничтожал его своим презрением. Я не понимаю, чего ты этим хотел достигнуть?
Йервен. Я ничего не хотел; мне казалось, у меня еще есть время, пока ты ни о чем не узнал. Для меня было облегчением еще немного побарахтаться в эти лишние минуты.
Карено. Жалкая отсрочка!
Йервен (страстно; сжимая кулаки). Но я такой же, каким был! Меня заставили признать учение, которое идет в разрез с моими убеждениями; но в глубине души я все тот же. Здесь Яне уступлю ни на волос.
Карено. Ха-ха-ха! Конечно. Нет; не уступай ни на волос в глубине души. Никогда. Ха-ха-ха!
Йервен (оскорбленный). Тебе смешно? Что ты знаешь? Говорю тебе, я стою непоколебимо на моей прежней точке зрения. Да!
Карено (удивленно смотрит на него некоторое время). Да, да, Йервен. Но извини, мне сейчас некогда. И притом мне нелегко говорит с тобой дальше. (Приводит с порядок бумаги на своем столе.)
Йервен (поднимается; покорно). Я ухожу.
Карено. Наш разговор не привел бы ни к чему.
Йервен. Я хочу сказать только одно, Карено. Возьми деньги. Сделай это. Убедительно прошу тебя.
Карено (медленно). Милейший, неужели у тебя совсем нет стыда?
Йервен. Для меня это крайне важно, и я не стал бы умолять тебя, если бы видел другой исход. Сегодня пришла Натали, мы говорили о тебе. Она была при том, как я получил твое письмо, и увидела деньги.
Карено. Да, и?..
Йервен. Она потребовала, чтобы я показал ей письмо.
Карено. Ну?..
Йервен (взволнованно). Что ж рассказывать? Она вернула мне кольцо.
Карено. Кольцо?
Йервен. Она взяла назад свое слово.
Карено. Что?.. Она это сделала?
Йервен (вынимает из жилетного кармана кольцо, рассматривает). Она сняла его с пальца и отдала мне.
Карено. Она ничего не сказала?
Йервен. Она сказала, что понимает, что я сделал. «Ты сделал что-то дурное», – сказала она. Она догадалась по твоему письму.
Карено. И ушла? Не объяснившись?
Йервен. О, нет; она объяснила. Ты вчера видел, какая она увлекающаяся, доверчивая, страстная. Никаких компромиссов. Она так радовалась тому, что я дал тебе деньги, и ты их взял. Сегодня ты отослал их обратно, и таким образом было вполне ясно, что это означает.
Карено. Вот видишь, Йервен! Награда – награда во всех видах
Йервен. Но ты еще можешь меня спасти. Я ее спросил: – «Ты возвращаешь мне кольцо. Это навсегда?» – «Да», – ответила она. – «Но, быть может, это поправимо, – сказал я. – Еще не поздно; я пойду к Карено и объясню ему все». – «Да, иди к Карено», – сказала она.
Карено. Тебе нечего у меня делать.
Йервен. Она верит в тебя; ты произвел на нее впечатление. Она все время о тебе говорит. (Сунув руку в карман.) Возьми деньги.
Карено (медленно). Само собой, я денег не возьму. (Берет пачку бумаг под мышку.)
Йервен. Ты идешь в сад работать?
Карено. Да, когда ты уйдешь. Почему ты об этом спрашиваешь?
Йервен. Так, просто.
Карено. Я хочу там быть один.
Йервен (умоляя). Карено, прежде чем ты уйдешь…
Карено (топнув ногой). Йервен!
Йервен (идет к двери).
Карено (ему вслед). Еще одно: отдай свои деньги попам.(Возвращается к столу.)
Слышен стук садовой калитки.
Э л и н а входит.
Карено. Здесь был Йервен.
Элина (молчит).
Карено. Я говорю, здесь был Йервен.
Элина. Ну да. Я слышала.