Текст книги "Миры Клиффорда Саймака. Книга 16"
Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)
– ОН СПАС НАС.
– ОН ЗАЩИЩАЕТ НАС.
– И МЫ ЕГО СПРОСИЛИ: «ЧТО МЫ МОЖЕМ ДЛЯ ВАС СДЕЛАТЬ?»
– Ага, а он сказал. «Вырастите мне немножко денег».
– ОН СКАЗАЛ, ЧТО ПЛАНЕТА НУЖДАЕТСЯ В ДЕНЬГАХ.
– ОН СКАЗАЛ, ЧТО ДЕНЬГИ СДЕЛАЮТ СЧАСТЛИВЫМИ ВСЕХ ПОДОНКОВ ВРОДЕ ТЕБЯ.
– Черта с два! – воскликнул Дойл с негодованием.
– МЫ ИХ РАСТИМ.
– ОН ИХ РАСПРОСТРАНЯЕТ.
– СОВМЕСТНЫМИ УСИЛИЯМИ МЫ СДЕЛАЕМ ВСЮ ПЛАНЕТУ СЧАСТЛИВОЙ.
– Нет, вы только посмотрите, какая милая компания миссионеров!
– МЫ ТЕБЯ НЕ ПОНИМАЕМ.
– Миссионеры – люди, которые занимаются всякими благотворительными делами, творят добрые дела.
– МЫ ДЕЛАЛИ ДОБРЫЕ ДЕЛА НА МНОГИХ ПЛАНЕТАХ. ПОЧЕМУ НЕ ДЕЛАТЬ ДОБРЫЕ ДЕЛА ЗДЕСЬ?
– А при чем тут деньги?
– ТАК СКАЗАЛ МЕТКАЛФ. ОН СКАЗАЛ, ЧТО НА ПЛАНЕТЕ ВСЕГО ДОСТАТОЧНО, ТОЛЬКО НЕ ХВАТАЕТ ДЕНЕГ.
– А где те другие роллы, которые пропали?
– ОНИ НЕ СОГЛАСНЫ.
– ОНИ УШЛИ.
– МЫ ОЧЕНЬ ВОЛНУЕМСЯ – ЧТО С НИМИ?
– Вы не пришли к общему мнению насчет того, стоит ли растить деньги? Они, наверно, думали, что лучше растить что-нибудь другое?
– МЫ НЕ СОГЛАСНЫ ОТНОСИТЕЛЬНО МЕТКАЛФА. ТЕ СЧИТАЮТ, ЧТО ОН НАС ОБМАНЫВАЕТ, А МЫ ДУМАЕМ, ЧТО ОН БЛАГОРОДНЫЙ ЧЕЛОВЕК.
«Вот тебе и компания! – подумал Дойл. – Ничего себе – благородный человек!»
– МЫ ГОВОРИЛИ ДОСТАТОЧНО, ТЕПЕРЬ ПРОЩАЙ.
Они повернулись как по команде и зашагали по склону обратно к саду.
– Эй! – крикнул Дойл, вскакивая на ноги. Сзади раздалось шуршание, и он обернулся. Крапива распрямилась и закрыла дорожку.
– Эй! – крикнул он снова, но роллы не обратили на него никакого внимания. Они продолжали взбираться на холм.
Дойл стоял на вытоптанном участке, а вокруг поднималась стеной крапива, листья которой поблескивали под солнцем. Крапива протянулась футов на сто от изгороди и доставала Дойлу до плеч.
Конечно, человек может пробраться сквозь крапиву Ее можно раздвигать ботинками, топтать, но время от времени она будет жечь и, пока выберешься наружу, будешь весь обожжен до костей. Да и хочется ли ему выбраться отсюда?
В конце концов, он был не в худшем положении, чем раньше. Может, даже в лучшем, ведь он безболезненно пробрался сквозь крапиву. Правда, роллы предательски оставили его здесь.
«Нет никакого смысла сейчас идти обратно, – подумал он, – ведь все равно придется возвращаться тем же путем, чтобы добраться до изгороди.
Он не смел перелезть через нее, пока не стемнело. Но и деваться больше было некуда.
Присмотревшись к изгороди, он понял, что перебраться через нее будет нелегко – восемь футов металлической сетки и поверху три ряда колючей проволоки, прикрепленной к брусьям, наклоненным к внешней стороне.
Сразу за изгородью стоял старый дуб, и если бы у Дойла была веревка, он мог бы закинуть ее на ветви дуба, но веревки у него не было, так что пришлось обойтись без нее.
Он прижался к земле и почувствовал себя очень несчастным. Тело саднило от москитных укусов, рука горела от крапивного ожога, ныли нога и царапины на груди, кроме того, он не привык к такому яркому солнцу. Ко всему прочему разболелся зуб. Этого еще не хватало!
Он чихнул, боль отдалась в голове, и зуб заболел еще сильнее. «В жизни не видал такой крапивы!» – сказал он себе, устало разглядывая могучие стебли.
Почти наверняка роллы помогли Меткалфу ее вырастить. У ролл неплохо получалось с растениями. Уж если они умудрились вырастить денежные деревья, значит, они могли сотворить какие хочешь растения. Он вспоминал, как ролла заставил крапиву улечься и расчистить для него дорожку. Наверняка это сделал именно ролла, потому что ветра почти не было, а если бы даже ветер и был, он все равно не мог бы дуть сразу в две стороны.
Он никогда не слышал ни о ком, похожем на ролл. А они говорили что-то о добрых делах на других планетах. Но что бы они ни делали на других планетах, на этой их явно провели.
«Филантропы, – подумал он. – Миссионеры, может быть, из другого мира. Компания идеалистов. И вот застряли на планете, которая, вероятно, ничем не похожа ни на один из миров, где они побывали.
Понимают ли они, что такое деньги? Интересно, что за байку преподнес им Меткалф?
Видно, Меткалф был первым, кто на них натолкнулся. Будучи человеком опытным в денежных делах и в обращении с людьми, он сразу понял, как воспользоваться счастливой встречей. К тому же у Меткалфа есть организация – гангстерская банда, – хорошо усвоившая законы самосохранения, так что она смогла обеспечить секретность. Одному бы человеку не справиться.
Вот так ролл и провели, полностью одурачили. Хотя нельзя сказать, что роллы глупы: они не только изучили разговорный язык, но и писать научились и соображают неплохо. Они, наверное, даже умнее, чем кажутся, ведь между собой они общаются беззвучно, а приучились же разбирать звуки человеческой речи».
«Солнце давно уж исчезло за зарослями крапивы. Скоро наступят сумерки, и тогда мы примемся за дело», – сказал себе Дойл.
Сзади крапива зашуршала, и он вскочил.
«Может быть, дорожка снова образовалась, – лихорадочно подумал он. – Может быть, дорожка образуется автоматически, в определенные часы».
Это было до какой-то степени правдой. Дорожка и в самом деле образовалась, и по ней шел еще один ролла Крапива расступалась перед ним и смыкалась, как только он проходил.
Ролла подошел к Дойлу.
– ДОБРЫЙ ВЕЧЕР, ПОДОНОК.
Это не мог быть ролла, запертый в багажнике. Это, должно быть, один из тех, что отказались участвовать в денежном деле.
– ТЫ БОЛЬНОЙ?
– Все чешется, – сказал Дойл, – и зуб болит, и каждый раз, как чихну, кажется, что голова раскалывается.
– МОГУ ПОЧИНИТЬ.
– Разумеется, ты можешь вырастить аптечное дерево, на каждой ветке которого будут расти и таблетки, и бинты, и всякая чепуха.
– ОЧЕНЬ ПРОСТО.
– Ну ладно, – сказал Дойл и замолчал. Он подумал, что и в самом деле для роллы это может быть очень просто. В конце концов, большинство лекарств добывается из растений, а уж никто не сравнится с роллами по части выращивания диковинных растений. – Ты можешь мне помочь, – произнес он с энтузиазмом через некоторое время. – Ты можешь лечить разные болезни и можешь даже найти средство против рака и изобрести что-нибудь, чем будут лечить сердечные болезни. Да возьмем, к примеру, обычную простуду…
– ПРОСТИ, ДРУГ, НО МЫ С ВАМИ НЕ ХОТИМ ИМЕТЬ НИЧЕГО ОБЩЕГО. ВЫ НАС ВЫСТАВИЛИ НА ПОСМЕШИЩЕ.
– Ага, значит ты один из тех, кто убежал? – сказал Дойл с волнением в голосе. – Ты раскусил игру Меткалфа…
Но ролла уже не слушал его. Он как-то подтянулся, стал выше и тоньше, и губы округлились, будто он собирался крикнуть. Но он не издал ни единого звука. Ни звука, но казалось, будто у Дойла застучали зубы. Это было удивительно – словно вопль ужаса раздался в тишине сумерек, где ветер тихо шелестел в темнеющих деревьях, шуршала крапива и вдали кричала птица, возвращавшаяся в гнездо.
По другую сторону изгороди раздались звуки шагов, и в густеющих сумерках Дойл увидел пятерых ролл, бегущих вниз по склону.
«Что-то происходит», – подумал Дойл. Он был уверен в этом. Он ощутил серьезность момента, но не понимал, что бы это могло значить.
Ролла рядом с ним издал нечто вроде крика, но слишком высокого, чтобы его могло уловить человеческое ухо, и теперь, заслышав этот крик, роллы из сада бежали к нему.
Пятеро ролл достигли изгороди и выстроились вдоль нее. На груди их переливались непонятные значки и буквы их родного языка. И грудь того, что стоял рядом с Дойлом, тоже светилась непонятными значками, которые менялись так быстро, что казались живыми.
«Это спор, – подумал Дойл. – Пятеро за изгородью спорили с тем, кто стоял снаружи, и в споре ощущалось напряжение».
А он стоял здесь, как случайный прохожий, попавший в гущу семейного скандала.
Роллы махали руками, и в спускающейся темноте знаки на них, казалось, стали ярче.
Ночная птица с криком пролетала над ними, и Дойл поднял голову посмотреть, что это за птица, но тут же увидел людей, бегущих к изгороди, – силуэты их ясно виднелись на фоне светлого неба.
– Эй, смотрите! – крикнул Дойл и сам удивился, зачем это он кричит.
Заслышав его, пятеро ролл обернулись, и на них появились одинаковые надписи, как будто они внезапно обо всем договорились.
Раздался треск, и Дойл снова поднял голову. Он увидел, что старый дуб клонится к изгороди, как будто его толкает гигантская рука. Дерево клонилось все быстрее и наконец с силой ударило по изгороди. Дойл понял, что пора бежать.
Он отступил на шаг, но когда опустил ногу, то не обнаружил земли. Он с секунду старался удержать равновесие, но не смог и свалился в яму. Тут же над его головой раздался грохот, и громадное дерево, разнеся изгородь, упало на землю.
Дойл лежал тихо, не смея пошевелиться. Он оказался в какой-то канаве. Она была неглубокая, фута три, не больше, но он упал очень неудачно и прямо в спину ему чуть не вонзился острый камень. Над ним нависала путаница ветвей и сучьев – своей верхушкой дуб закрыл канаву. По ветвям пробежал ролла. Он бежал шустро и беззвучно.
– Они туда помчались, – раздался голос, – в лес. Их нелегко будет найти.
Ему ответил голос Меткалфа:
– Надо найти их, Билл. Мы не можем допустить, чтобы они сбежали.
После паузы Билл ответил:
– Не понимаю, что это с ними. Казалось, они были всем довольны.
Меткалф выругался:
– Это все фотограф. Ну тот самый парень, который залез на дерево и сбежал от меня. Я не знаю, что он наделал и что еще наделает, но могу поклясться, что он в этом замешан. И он где-нибудь здесь.
Билл немного отошел, и Меткалф сказал.
– Если он вам встретится, вы знаете, как поступить.
– Конечно, босс.
– Среднего роста, малохольный.
Они исчезли. Дойл слышал, как они пробираются сквозь крапиву, кроя ее последними словами. Дойл поежился.
Ему надо выбираться отсюда, и как можно скорее, потому что скоро взойдет луна.
Меткалф и его мальчики шутить не собирались. Они не могли позволить, чтобы их одурачили в таком деле Если они его заметят, то будут стрелять без предупреждения.
Сейчас, когда все охотятся за роллами, можно было забраться незаметно в сад. Хотя, вернее всего Меткалф оставил своих людей сторожить деревья.
Дойл подумал немного и отказался от этой мысли. В его положении лучше всего было добраться как можно скорее до машины и уехать отсюда подальше.
Он осторожно выполз из канавы и некоторое время прятался в ветвях, прислушиваясь – ни звука.
Он прошел сквозь крапиву, следуя по тропе, протоптанной людьми, и побежал по склону к лесу.
Впереди раздался крик, и он остановился, замер. Потом опять побежал, добрался до первых кустов и залег.
Вдруг он увидел, как из лесу, поднимаясь над вершинами деревьев, показался какой-то бледный силуэт, на котором поблескивали первые лучи лунного света. Он был острым сверху и расширялся книзу, – словом, походил на летящую рождественскую елку, оставляющую за собой светящийся след.
Внезапно Дойл вспомнил о завале в овраге, сплетенном очень прочно, и тогда понял, что это за елка летит по небу.
Роллы работали с растениями, как люди с металлами. Если они могли вырастить денежное дерево и послушную крапиву, то вырастить космический корабль для них не составляло большого труда.
Корабль, казалось, двигался медленно. С него свешивалось нечто вроде каната, на конце которого болталось что-то вроде куклы. Она корчилась и издавала визгливые крики.
Кто-то кричал в лесу;
– Это босс! Билл, да сделай ты что-нибудь!
Но было ясно, что Билл ничего не сможет сделать. Дойл выскочил из кустов и побежал – теперь самое время скрыться от этих людей. Они заняты судьбой босса, который все еще держится за канат – может быть, якорную цепь корабля, а может быть, плохо принайтованную часть оболочки. Хотя, принимая во внимание искусство ролл, вряд ли можно было допустить, что они плохо принайтовали какую-нибудь часть корабля.
Он отлично мог представить, что случилось: Меткалф увидел, как роллы влезают в корабль, и бросился к ним, крича, стреляя на ходу, и в этот момент корабль начал подниматься, а свисающий с него канат крепко обвился вокруг ноги гангстера.
Дойл достиг леса и побежал дальше вниз по склону, спотыкаясь о корни, падая и снова поднимаясь. И бежал, пока не ударился головой о дерево так, что искры посыпались из глаз.
Он сел на землю и ощупал лоб, убежденный, что проломил голову. Слезы у него лились и стекали по щекам. Но лоб не был проломлен, и крови не было, хотя нос заметно распух.
Потом он поднялся и медленно пошел дальше, на ощупь выбирая путь, потому что, хоть луна и взошла, под деревьями было совершенно темно.
Наконец Дойл добрался до сухого русла ручья и пошел вдоль него. Он заспешил, вспомнив, что Мейбл ждет его в машине. «Она, верно, разозлилась, – подумал он, – ведь обещал вернуться до темноты».
Он споткнулся о клубок переплетенных ветвей, оставшийся в овраге, провел рукой по его почти полированной поверхности и постарался представить, что произошло здесь несколько лет назад…
Космический корабль вышел из-под контроля и падал на землю, а Меткалф оказался неподалеку…
«Черт знает, что бывает в наши дни», – подумал Дойл.
Если бы им встретился не Меткалф, а кто-то другой, кто думает не только о долларах, теперь по всей земле могли расти рядами деревья и кусты, дающие человечеству все, о чем оно мечтает: средства от всех болезней, настоящие лекарства от бедности и страха и, может быть, многое другое, о чем мы еще и не догадываемся.
Но теперь они улетели в корабле, построенном двумя роллами, не поверившими Меткалфу.
Он продолжал путь, думая о том, что надежды человечества так и не сбылись, разрушенные жадностью и злобой.
«Теперь они улетели… Хотя нет, постойте-ка, – не все улетели! Ведь один ролла лежит в багажнике», – и Дойл прибавил шагу, размышляя:
«Что же теперь делать? Направиться прямо в Вашингтон? Или в ФБР?»
Что бы ни случилось, оставшийся ролла должен попасть в хорошие руки. И так уж слишком много времени потеряно. Если ролла встретится с учеными или свяжется с правительством, он сможет еще многое сделать.
Дойл начал волноваться – он вспомнил, как ролла стучал по багажнику.
«А что, если он задохнется? А вдруг он хотел сказать что-то важное?»
Он бежал по сухому руслу, скользя по гальке и спотыкаясь о валуны. Москиты летели за ним густой тучей, но он так спешил, что не замечал укусов.
«Там, наверху, банда Меткалфа обирает деревья, срывая миллионы долларов, – подумал он. – Теперь их игра кончена, и они об этом знают. Им ничего не остается, как оборвать деревья и исчезнуть как можно быстрее.
Возможно, денежным деревьям для выращивания денег нужно, чтобы роллы непрерывно наблюдали за ними».
На машину он наткнулся внезапно, обошел ее почти в полной темноте и постучал в окно. Внутри взвизгнула Мейбл.
– Все в порядке! – крикнул Дойл. – Я вернулся.
– Все в порядке, Чак? – спросила она.
– Да, – промычал он.
– Я так рада, – сказала она облегченно. – Хорошо, что все в порядке, а то ролла убежал.
– Убежал? Ради Бога, Мейбл…
– Не злись, Чак. Он все стучал и стучал, и мне стало его жалко. Так что я открыла багажник и выпустила его.
– Итак, он убежал, – сказал Дойл. – Но, может быть, он где-нибудь по соседству прячется в темноте…
– Нет, – вздохнула Мейбл, – он побежал по оврагу. Было уже темно, но я бросилась за ним. Я звала его, но понимала, что мне его не догнать. Мне жалко, что он убежал. Я повязала ему на шею желтую ленточку, и он стал такой миленький.
– Еще бы!
Дойл думал о ролле, летящем в пространстве. Тот направляется к далекому солнцу, увозя с собой величайшие надежды человечества, а на шее у него – желтая ленточка.
Фактор ограниченияВначале были две планеты, начисто лишенные руд, выработанные, выпотрошенные и оставленные нагими, словно трупы, обглоданные космическим вороньем.
Потом была планета с волшебным городком, наводящим на мысль о паутине, на которой еще не высохли блестки росы, – царство хрусталя и пластика, исполненное такой чудесной красоты, что при одном лишь взгляде щекотало в горле.
Однако город был только один. На всей планете, кроме него, не отыскали никаких признаков разумной жизни. К тому же он был покинут. Несказанной красоты город, но пустой, как хихиканье.
Наконец, была металлическая планета, третья от светила. Не просто глыба металлической руды, а планета с поверхностью – или крышей – из выплавленного металла, отполированного до блеска ярких стальных зеркал. И, отражая свет, планета сверкала, точно второе солнце.
– Не могу избавиться от ощущения, – проговорил Дункан Гриффит, – что это не город, а всего-навсего лагерь.
– По-моему, ты спятил, – резко ответил Пол Лоуренс. Рукавом он утер пот со лба.
– Пусть выглядит он не как лагерь, – настойчиво твердил Гриффит, – но все же это место привала, временное жилье.
«Что до меня, то он выглядит как город, – подумал Лоуренс. – И всегда так выглядел, с того мгновения, как я увидел его впервые, и всегда так будет. Большой и пронизанный жизнью, несмотря на атмосферу сказки, – место, где хорошо жить, мечтать, черпать силы и смелость, чтобы претворять мечты в жизнь. Великие мечты, – думал он. – Мечты под стать городу – людям на сооружение подобного понадобилось бы тысячелетие».
– Одно мне непонятно, – сказал он вслух, – причина такого запустения. Здесь нет и следов насилия. Ни малейших признаков…
– Жители покинули его по доброй воле, – отозвался Гриффит. – Вот так просто снялись с места и улетели. Очевидно, этот город не был для них родным домом, а служил всего лишь лагерем, не оброс традициями, не окутался легендами. А лагерь не представлял никакой ценности для тех, кто его выстроил.
– Лагерь, – упрямо возразил Лоуренс, – это всего-навсего место привала. Временное жилье, воздвигается наскоро, комфорт создается по возможности подручными средствами.
– Ну и что? – спросил Гриффит.
– Здесь был не просто привал, – пояснил Лоуренс. – Этот город сколочен не кое-как, не на скорую руку. Его проектировали с дальним прицелом, строили любовно и тщательно.
– С человеческой точки зрения – бесспорно, – возразил Гриффит. – Но здесь ты столкнулся с нечеловеческими категориями и с нечеловеческой точкой зрения.
Присев на корточки, Лоуренс сорвал травинку, зажал ее зубами и принялся задумчиво покусывать. То и дело он косился на молчаливый, пустынный город, сверкающий в ослепительном блеске полуденного светила. Гриффит присел рядом с Лоуренсом.
– Как ты не понимаешь, Пол, – заговорил он, – ведь это временное жилье. На планете нет остатков старой культуры. Никакой утвари, никаких орудий труда. Здесь вел раскопки сам Кинг со своими молодцами и даже он ничего не нашел. Ничего, кроме города.
Подумай только: совершенно девственная планета – и город, который может пригрезиться разве что расе, существующей не менее миллиона лет. Сперва прячутся под деревом во время дождя. Потом забираются в пещеру, когда наступает ночь. После этого приходит черед навеса, вигвама или хижины. Затем строят три хижины, и вот тебе селение.
– Знаю, – сказал Лоуренс. – Знаю…
– Миллион лет развития, – безжалостно повторил Гриффит. – Десять тысяч веков должны миновать, прежде чем раса научится воздвигать такую феерию из хрусталя и пластика. И этот миллион лет проходил не здесь. Миллион лет жизни оставляет на планете шрамы. А здесь их нет и в помине. Новенькая, с иголочки, планета.
– Ты убежден, что они прибыли откуда-то издалека, Дунк?
– Должно быть, так, – кивнул Гриффит.
– Наверное, с планеты Три.
– Этого мы не знаем. Во всяком случае, пока не знаем.
– Скорее всего, никогда и не узнаем, – пожал плечами Лоуренс и выплюнул изжеванный стебелек.
– Эта планетная система, – заявил он, – похожа на неудачный детективный роман. Куда ни повернись, натыкаешься на улику, и все улики страшно запутанны. Слишком много загадок, Дунк. Здешний город, металлическая планета, ограбленные планеты – слишком много всего в один присест. Нечего сказать, повезло – набрели на уютное местечко.
– У меня предчувствие, что все эти загадки между собой как-то связаны, – сказал Гриффит.
Лоуренс промычал что-то неодобрительное.
– Чувство истории, – пояснил Гриффит. – Чувство соответствия явлений. Рано или поздно оно развивается у всех историков.
Позади заскрипели шаги, и собеседники, вскочив на ноги, обернулись. К ним спешил радист Дойл из лагеря, который члены экипажа десантной ракеты разбили на планете Четыре.
– Сэр, – обратился он к Лоуренсу, – только что я говорил с Тэйлором, с планетой Три. Он спрашивает, не можете ли вы туда вылететь. Похоже, они нашли люк.
– Люк?! – воскликнул Лоуренс. – Окно в планету! Что же внутри?
– Тэйлор не сказал, сэр.
– Не сказал?
– Нет. Видите ли, сэр, им никак не удается взломать этот люк.
С виду люк был довольно невзрачен. Двенадцать отверстий на поверхности планеты сгруппированы в четыре ряда по три отверстия в каждом, словно перчатки для трехпалых рук. И все. Невозможно было угадать, где начинается люк и где кончается.
– Здесь есть щель, – рассказывал Тэйлор, – но ее едва видно через увеличительное стекло. Даже под увеличением она не толще волоса. Люк пригнан настолько идеально, что практически составляет одно целое с поверхностью. Долгое время мы и не подозревали, что это люк. Сидели кругом да гадали, зачем тут дырки. А нашел его Скотт. Просто катался здесь и увидел какие-то дырочки. Вообще-то можно было смотреть, пока глаза не вылезут, и никогда не обнаружить этот люк, если бы не счастливый случай.
– И нет никакой возможности открыть? – спросил Лоуренс.
– Пока что нет. Мы пробовали приподнять дверцу, но с тем же успехом можно пытаться приподнять планету. Да и вообще здесь не очень-то развернешься. Просто невозможно удержаться на ногах. Эта штука до того скользкая, что по ней еле ходишь. Вернее, не ходишь, а скользишь, как по льду. Страшно подумать, что случится, если ребята со скуки затеют возню и кого-нибудь ненароком толкнут.
– Я знаю, – посочувствовал Лоуренс. – Ведь я посадил ракету со всей мыслимой осторожностью, и то мы скользили, наверное, миль сорок, если не больше.
Тэйлор хмыкнул:
– Звездолет я поставил на все магнитные якоря, и все равно он качается из стороны в сторону, едва к нему прислонишься. По сравнению с этой чертовщиной лед шершав, как терка.
– Кстати, о люке, – прервал его Лоуренс. – Вам не приходило в голову, что отверстия могут быть замком с секретом?
– Конечно, мы об этом думали, – кивнул Тэйлор. – Если так, то у нас нет и тени надежды. Умножьте элемент случайности на непредсказуемость чуждого разума.
– Вы проверяли?
– Да, – ответил Тэйлор. – Вставляли отвод кинокамеры в эти отверстия и делали всевозможные снимки. Ничего. Совершенно ничего. Глубина – дюймов восемь. Книзу расширяются. Однако гладкие. Ни выступов, ни граней, ни замочных скважин. Мы умудрились выпилить кусок металла для анализа. Испортили три ножовки, пока пилили. В основном это сталь, но в сплаве с чем-то таким, к чему Мюллер никак не приклеит ярлыка. А молекулярная структура просто сводит его с ума.
– Значит, люк заклинился? – подытожил Лоуренс.
– Ну да. Я подвел звездолет к самому люку, мы подцепили его подъемным краном и стали тащить изо всех сил. Корабль раскачивался, как маятник, а люк не шелохнулся.
– Можно поискать другие люки, – утешил Лоуренс. – Не все же они одинаковы.
– Искали, – ответил Тэйлор. – Как ни смешно, искали. Все ползали на коленках. Мы разделили эту зону на секторы и по-пластунски обшарили многие квадратные мили, пяля глаза вовсю. Чуть не ослепли – а тут еще солнце отражается в металле, и наши рожи на нас глазеют, будто по зеркалу ползем.
– Если вдуматься хорошенько, – заметил Лоуренс, – то едва ли люки располагаются вплотную один к другому. Предположим, через каждые сто миль… а может быть, через каждую тысячу.
– Вы правы, – согласился Тэйлор. – Возможно, и через тысячу.
– Остается только одно, – сказал Лоуренс.
– Да, знаю, – подхватил Тэйлор. – Однако душа у меня не лежит. Здесь ведь сложная задача. Нечто, требующее нового алгоритма. А если мы начнем взрывать – значит, провалились на первом же уравнении.
Лоуренс беспокойно заерзал.
– Я понимаю, – отозвался он. – Если их преимущество выявится с первого же хода, то на втором и третьем ходах у нас не останется никаких шансов.
– Однако нельзя же сидеть сложа руки, – сказал Тэйлор.
– Нельзя, – поддержал Лоуренс. – По-моему, никак нельзя.
– Надеюсь, хоть это поможет, – заключил Тэйлор.
Это помогло…
Взрыв оторвал крышку люка и швырнул ее в пространство. Она упала на расстоянии около мили и причудливым, неровно вырезанным колесом покатилась по скользкой поверхности.
Примерно пол-акра поверхности отошло вверх и в сторону и повисло, искореженное, напоминая поблескивающий под солнцем гигантский вопросительный знак.
Десантную ракету, на которой не оставили даже дежурного, удерживало на металле слабое магнитное поле. При взрыве ракета отклеилась, как плохо смоченная марка, и на протяжении добрых двенадцати миль неуклюже исполняла танец на льду.
Толщина металлической оболочки не превышала четырнадцати дюймов – по сути, папиросная бумага, если учесть, что диаметр планеты не уступал земному. Вниз, внутрь, наподобие винтовой лестницы уходил металлический пандус; верхние десять футов у него были исковерканы и разрушены взрывом. Из отверстия не выходило ничего: ни звука, ни света, ни запаха.
Семеро начали спускаться по пандусу – в разведку. Остальные ждали наверху, в лихорадочном волнении и гнетущей неизвестности.
Возьмите триллион детских наборов «Конструктор». Дайте волю миллиарду детишек. Предоставьте им неограниченное время, но отнимите инструкции. Если кое-кто из детишек рожден не людьми, а иными разумными существами – еще лучше. Потом, располагая миллионом лет, определите, что произойдет.
Миллион лет, друзья, вовсе не такой уж долгий срок. Даже за миллион лет вам это не удастся.
Внизу, разумеется, были машины. Ничего иного и быть не могло.
Однако машины походили на игрушечные – как будто собрал их ребенок, преисполненный ощущений богатства и всемогущества, в день, когда ему подарили настоящий дорогой «Конструктор».
Там были валы, бобины, эксцентрики и батареи сверкающих хрустальных кубиков, которые, возможно, выполняли роль электронных устройств, хотя никто не знал этого доподлинно.
Вся эта техника занимала многие кубические мили и под лучами светильников, вмонтированных в шлемы землян, блестела и переливалась наподобие новогодней елки, словно была отполирована всего за час до их прихода. Однако стоило Лоуренсу перегнуться через перила пандуса и провести рукой в перчатке по блестящей поверхности вала, как пальцы его перепачкались пылью – мелкой, точно мука, пылью.
Семеро все спускались по спиральному пандусу, пока у них не закружилась голова, и отовсюду, насколько удавалось разглядеть в частично рассеянной мгле, вдаль уходили машины, тихие и неподвижные. Всем казалось (хотя никто не мог толком обосновать это впечатление), что машины бездействуют несчетные века.
Одни и те же вновь и вновь повторяющиеся детали – бессмысленный набор валов, бобин, эксцентриков и батарей из сверкающих хрустальных кубиков.
Наконец спуск закончился площадкой, которая тянулась во все стороны, насколько можно было охватить взглядом при скудном освещении; высоко вверху переплетались паутинообразные конструкции – по-видимому, они служили крышей, – а на металлическом полу была расставлена мебель (или то, что люди приняли за мебель).
Семеро сбились тесной кучкой; их светильники вызывающе пронизывали мглу, сами же они необычно притихли в темноте, в безмолвии и тени иных веков, иных рас.
– Контора, – нарушил молчание Дункан Гриффит.
– Или пункт управления, – произнес инженер-механик Тед Баклей.
– А может быть, бытовка, – возразил Тэйлор.
– Не исключено, что здесь находился ремонтный цех, – предположил математик Джек Скотт.
– Не приходит ли вам в голову, джентльмены, – сказал геолог Герберт Энсон, – что это может оказаться ни тем, ни другим и ни третьим? Возможно, увиденное нами не связано ни с какими известными нам понятиями.
– Остается только одно, – ответил археолог Спенсер Кинг, – по возможности лучше перевести все увиденное на язык известных нам понятий. Вот я, например, предполагаю, что здесь находилась библиотека.
Лоуренс подумал словами басни: «однажды семеро слепцов повстречали слона…» Вслух он сказал:
– Давайте начнем с осмотра. Если мы не осмотрим это помещение, то никогда о нем ничего не узнаем.
Они осмотрели… И все равно ничего не узнали.
Взять, например, картотеку. Очень удобная вещь. Выбираете некое пространство, облекаете его сталью – вот вам место хранения. Вставляете выдвижные ящички, кладете туда хорошенькие чистенькие карточки, надписываете эти карточки и размещаете их в алфавитном порядке. После этого, если вам нужна какая-то определенная карточка, вы ее почти наверняка найдете.
Важны два фактора – пространство и нечто в нем заключенное, – чтобы отличить от другого пространства, чтобы в любой момент можно было отыскать место, предназначенное вами для хранения какой-то конкретной информации. Ящички и карточки, расставленные в алфавитном порядке, – всего лишь усовершенствование. Они подразделяют пространство так, что вы можете мгновенно указать любой его сектор.
Таково преимущество картотеки над беспорядочным хранением всех нужных предметов в виде кучи, сваленной в углу комнаты. Но попробуйте представить себе картотеку без ящиков.
– Эге, – воскликнул вдруг Баклей, – а эта штука легкая. Подсобите-ка мне кто-нибудь.
Скотт быстро выступил вперед; вдвоем они подняли с полу ящик и встряхнули его. Внутри что-то громко загремело. Они снова поставили ящик на пол.
– Там внутри что-то есть, – взволнованно прошептал Баклей.
– Да, – согласился Кинг. – Бесспорно внутри что-то есть.
– Что-то гремящее, – уточнил Баклей.
– А мне кажется, – заявил Скотт, – что звук скорее походит на шорох, чем на грохот.
– Не много же нам пользы от звука, – сказал Тэйлор, – коль скоро мы не можем добраться до содержимого. Если только и делать, что слушать, как вы, ребята, трясете эту штуковину, выводов будет маловато.
– Нет ничего проще, – пошутил Гриффит. – Штуковина-то четырехмерная. Произнеси волшебное слово, ткни рукой в любой ее угол, – и вытянешь то, что нужно.
Лоуренс покачал головой:
– Прекрати насмешки, Дунк. Тут дело серьезное. Кто-нибудь из нас представляет, как сделана эта штука?
– Да никак она не сделана, – взвыл Баклей. – Ее просто-напросто не делали. Невозможно взять листовой металл и сварганить из него куб без спаев или сварочных швов.
– Сравни с люком на поверхности, – напомнил Энсон. – Там тоже ничего не было видно, пока мы не вооружились сильной лупой. Так или иначе, ящик открывается. Ведь кто-то уже открывал его – когда положил туда что-то гремящее.