Текст книги "Что может быть проще времени"
Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Сумерки немного рассеялись, стало светлей. Стояла невообразимая тишина.
Не было травы.
Не было деревьев.
Не было людей и даже намека на их присутствие.
Газон, или то, что раньше было газоном, обнаженной полосой тянулся к асфальтовой улице. На газоне не было ни травинки, только земля и галька. Ни мертвой, ни сухой, вообще никакой травы. Как будто травы вообще никогда не было. Как будто даже понятия такого, как трава, никогда не существовало.
С веревкой, все еще свисающей с шеи, Блэйн огляделся вокруг. И всюду была та же картина. В последних отблесках дня застыло здание суда. Вдоль тротуара на пустынной и спокойной улице стояли автомобили. Ряды магазинов слепо глядели прозрачными витринами.
На углу за парикмахерской, одинокое и мертвое, торчало единственное дерево.
Ни одного человека. Ни птиц, ни щебета. Ни собак. Ни кошек. Ни даже жужжания насекомых. Может быть, подумал Блэйн, не осталось ни единой бактерии или микроба.
Осторожно, как будто боясь разрушить заклинание, Блэйн поднес руки к горлу и ослабил узел. Стащив петлю с головы, Блэйн швырнул веревку на землю и стал осторожно массировать шею. Кожу еще покалывало – в ней застряли оторвавшиеся волокна.
Блэйн попробовал сделать шаг и обнаружил, что в состоянии ходить, хотя тело и саднило от побоев. Выйдя на середину улицы, Блэйн посмотрел вперед и назад. Нигде никого не было видно.
Солнце еще только-только село, еще не наступила темнота, а это значит, сказал он себе, что я вернулся немного назад во времени.
Блэйн замер посреди улицы, ошеломленный пришедшей мыслью. Как же я сразу не догадался? Ведь все ясно. Нет никаких сомнений в том, что именно я совершил. Хотя, видимо, подумал Блэйн, я сделал это не сознательным усилием, а скорее инстинктивно, как будто в минуту опасности сработал условный рефлекс.
Произошло нечто невероятное, чего он сам никогда не смог бы сделать, а минуту назад мог поклясться, что такое невозможно. Подобного никогда еще не совершал ни один человек, и ни один человек даже не помыслил бы об этом.
Он совершил путешествие во времени. Он ушел в прошлое на полчаса назад.
Несомненно, это было выше его человеческих возможностей, но не выше возможностей инопланетного существа. Как человек, он не мог обладать подобным инстинктом. Такая способность выходила за пределы даже паранормальных возможностей. Да, сомнения не было: ему удалось пройти сквозь это время только посредством, или с помощью, иного инопланетного разума.
Но этот разум, похоже, оставил его; с ним его больше не было. Блэйн поискал его, попробовал позвать – никто не ответил.
Блэйн повернулся и пошел на север, стараясь держаться середины улицы, пересекающей этот город-призрак из прошлого.
Кладбище прошлого, подумал он. Все только мертвое: голые камни, кирпичи, безжизненные глина и доски.
А куда подевалась жизнь?
Почему прошлое должно быть мертвым?
И что стало с тем разумом, который он получил в обмен от существа на другой планете?
Он снова поискал его, но не нашел, однако обнаружил его следы: крохотные грязные отпечатки ног, протянувшихся через мозг, он нашел обрывки и мусор, оставшиеся за ним, – непонятные, хаотичные воспоминания, клочки бессвязных, ни на что не похожих знаний, плавающих подобно обломкам в пене прибоя.
Блэйн не нашел существо, но понял, куда оно делось, – ответ пришел сам собой. Разум существа не исчезал, не уходил. Напротив, он стал его частью. В горниле страха и ужаса, в химической реакции опасности родился тот психологический фактор, который спаял два разума воедино.
Деловая часть улицы перешла в кварталы ветхих жилых домов, и впереди уже виднелась окраина городка – того самого городка, который всего полчаса назад или полчаса вперед? так страстно хотел убить его.
Блэйн на минуту остановился, оглянулся и, увидев куполообразную крышу здания суда, вспомнил, что все его имущество осталось там, под замком в столе у шерифа. Некоторое время Блэйн размышлял, не вернуться ли ему. Остаться без цента, с совсем пустыми карманами было ужасно.
А потом, если вернуться, можно угнать машину. Если не будет ключей в замке зажигания, сумею замкнуть провода. Надо было раньше сообразить, упрекнул он себя. Машины стояли, как будто ожидая, чтоб их угнали.
Блэйн двинулся в обратную сторону, но, сделав два шага, остановился и пошел назад.
Он не смел вернуться. Он бежал оттуда, и ни машины, ни деньги – ничто не могло теперь заставить его вернуться в город.
Становилось все темнее. Он шел на север, решив пройти какое—то расстояние – не бегом, а быстрым, широким, свободным шагом, который незаметно съедает дорогу.
Блэйн миновал окраины и оказался среди полей, и здесь чувство одиночества и безжизненности стало еще сильнее. Среди мертвых тополей бежал ручей, неровными рядами выстроились колья призрачных оград – но земля была абсолютно обнаженной, без единого листа или травинки. А в шуме ветра, проносящегося над пустырем, слышались рыдания.
Темнота сгустилась. Пятнистое лицо луны – зеркало с растрескавшимся и почерневшим зеркальным слоем – отбрасывало бледный свет на пустынную землю.
Он подошел к дощатому мостку, переброшенному через небольшой ручеек, и остановился, чтобы передохнуть и оглядеться. Ничто не двигалось, никто не шел за ним следом. Городок остался в нескольких милях позади, а на пригорке за ручьем стояла полуразвалившаяся заброшенная ферма – амбар, больше похожий на курятник, несколько перекосившихся пристроек и сам дом.
Блэйн глубоко вздохнул, и даже воздух показался ему мертвым. У этого воздуха не было ни запаха, ни вкуса.
Блэйн вытянул руку, чтобы взяться за перила моста, и рука, дойдя до деревянного поручня, вошла в него и прошла насквозь, как будто там ничего не было. Не было перил. Не было самого моста.
Блэйн попробовал еще раз. Ведь я мог ошибиться, сказал он себе, мог не довести руку до перил или вообразить, что рука прошла сквозь дерево. Лунный свет обманчив.
На этот раз он действовал крайне внимательно.
Его рука вновь прошла сквозь перила.
Он отступил несколько шагов от моста, который если бы и не был опасен, то все же требовал особой осторожности. Мост не был реальностью, это был или плод воображения, или галлюцинация: призрак, вставший поперек дороги. Если бы я ступил на него, подумал Блэйн, или решил пройти по нему, то упал бы в воду.
А мертвые деревья, колья заборов – тоже галлюцинация?
Вдруг он замер как вкопанный, пораженный неожиданно пришедшей мыслью: а что, если все галлюцинация? Какое-то время Блэйн стоял, не шевелясь и едва дыша, в страхе, что от малейшего движения может рассыпаться в прах этот хрупкий и нереальный мир, превратиться в бесконечное ничто.
Однако земля под ногами была, или по крайней мере казалась, вполне твердой. Блэйн топнул ногой, и земля не провалилась под ним. Он осторожно опустился на колени и, широко разведя руки, стал ощупывать землю, чтобы убедиться в ее прочности.
Какой идиотизм, рассердился сам на себя Блэйн, ведь я уже прошел по этой дороге, и она выдержала мои шаги, я не провалился.
И все равно здесь ни в чем нельзя было быть уверенным: похоже, в этом месте не существует никаких правил. Или существуют, но такие, до которых надо доходить самому, типа: «Дороги реальны, а мосты – нет».
Хотя нет, совсем не то. Все должно как-то объясняться. И объяснение должно быть связано с тем фактором, что в этом мире нет жизни.
Это был мир прошлого, мертвого прошлого; а в нем существовали только трупы – и даже не сами трупы, а только их тени. И мертвые деревья, и колья оград, и мосты, и дома на пригорке – все это всего лишь тени. Тут не найти жизни: жизнь ушла вперед. Жизнь расположена в одной-единственной точке времени и движется по мере того, как идет время, вместе с ним. А значит, подумал Блэйн, человечество может распрощаться с мечтой попасть в прошлое и жить, думать, видеть, разговаривать вместе с теми, кто давно уже обратился в пыль. Не существует живого прошлого, а человечество прошлого может жить лишь в записях и памяти. Единственная реальность, в которой возможна жизнь, – это настоящее, и жизнь идет рядом с ним, не отставая, а там, где она уже прошла, все ее следы тщательно уничтожаются.
Вероятно, что-то – скажем, Земля – может существовать во всех точках времени сразу, практически вечно сохраняя свою материальность. И умершее – умершее и сделанное искусственно – остается в прошлом подобно призракам. Заборы с натянутой на них проволокой, сухие деревья, строения фермы и мост – все это лишь тени настоящего, удерживавшиеся в прошлом. Удерживавшиеся, скорее всего, не по своей воле: просто они не могут двигаться, поскольку лишены жизни. Это длинные, длинные тени, вытянутые сквозь время и прикованные ко времени.
Вдруг Блэйн осознал, что в этот момент на всем земном шаре единственное живое существо – это он. Он, и больше никого.
Блэйн встал с колен и отряхнул пыль с ладоней. Впереди в ярком лунном свете виднелся мост – обычный, нормальный мост. И в то же время он знал, что моста нет.
В западне, подумал Блэйн, я в настоящей западне, если не узнаю, как отсюда выбраться. А я не знаю.
Даже если к его услугам была память всего человечества, такого знания в этой памяти бы не нашлось.
Блэйн молча стоял на дороге и размышлял, человек ли он, сколько в нем осталось от человека. Но если он не только человек, если в нем есть еще разум инопланетного существа, у него остается надежда.
Я ощущаю себя человеком, сказал он себе, однако что из этого следует? Даже если я полностью превратился бы в другое существо, все равно я ощущал бы себя самим собой. Человек, получеловек, совсем нечеловек – в любом случае я – это я. И вряд ли б я заметил разницу. Нельзя посмотреть на себя со стороны, оценить себя с хоть какой-то долей объективности.
Я, кем бы я ни был в минуту паники и ужаса, знал, как ускользнуть в прошлое, и логично предположить, что мне известно, как возвращаться в настоящее или туда, что было настоящим для меня, в ту точку времени, как бы она ни называлась, где существовала жизнь.
Однако следует признать холодный, жестокий факт: о том, как вернуться, у меня нет ни малейшего представления.
Блэйн огляделся: вокруг лежала залитая лунным светом стерильно-холодная земля. Он почувствовал, как где-то в глубине его зародилась дрожь. Он попытался унять ее, поняв, что это лишь прелюдия к необузданному ужасу, но дрожь не проходила.
Он мысленно напрягся, борясь со все нарастающей дрожью, и вдруг вспомнил, зацепил знание краешком разума.
В следующий момент он услышал шум ветра в тополиных кронах – но ведь только что тополей здесь не было. Куда-то исчезла дрожь. Он снова был самим собой.
Из травы и кустов доносилось стрекотание насекомых, огненными капельками мелькали в ночи светлячки. А сквозь ставни дома на холме пробивались тонкие, почти задушенные полоски света.
Блэйн свернул с дороги прямо в ручей, по колено в воду перебрел на тот берег и вошел в тополиную рощу.
Он вернулся. Вернулся обратно, из прошлого в настоящее, и сделал это сам. На какую-то долю секунды он было ухватил способ такого перехода, но тот снова ускользнул от него, и теперь он опять не знал.
Но это было уже неважно. Блэйн был снова в своем мире.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Когда он проснулся, было еще темно, и только первые трели птиц говорили о приближении утра. Он взобрался на холм и на огороде неподалеку от дома сорвал три початка кукурузы, взял из кучи несколько картофелин. Затем выкопал стебель мясник-травы и с радостью отметил, что на нем росло целых четыре бифштекса.
Вернувшись в тополиную рощу, Блэйн отыскал в карманах коробку спичек – единственное, что ему разрешил оставить шериф. В коробке было только три спички.
Угрюмо глядя на три спички, он вспоминал тот далекий день, когда, сдавая экзамен на юного следопыта, надо было разжечь костер одной спичкой. Забавно, сдаст ли он этот экзамен сейчас?
Он нашел сухой ствол и из сердцевины достал несколько горстей сухой, как порох, трухи. Затем наломал сухих мертвых веток и собрал несколько более толстых сучьев, внимательно следя, чтобы среди них не оказалось ни одного сырого – костер должен быть по возможности бездымным. Рекламировать собственное присутствие явно не было никакого смысла.
По дороге наверху проехала первая машина. Где-то в отдалении мычала корова.
Огонь занялся со второй спички. С тоненьких прутиков, бережно подкладываемых Блэйном, пламя перешло на толстые ветви, и костер загорелся ясным, бездымным пламенем. Поджидая, пока появятся угли, Блэйн присел у огня.
Солнце еще не взошло, но проблески света на востоке становились все ярче, а от земли веяло прохладой. Внизу, журча по камням и гальке, бежал ручей. Блэйн с удовольствием набрал полную грудь утреннего воздуха, наслаждаясь его вкусом. Он был еще жив, снова был не один на Земле, имел еду – но что дальше? У него не было денег – у него не было ничего, кроме единственной спички и одежды, что на нем. Да еще мозг, который может его выдать, который, по словам старой ведьмы, «как сверкающее зеркало». Для первого же встречного слухача или лавочника он будет легкой добычей.
Правда, можно днем прятаться, а идти ночью – ночью сравнительно безопасно, потому что все прячутся по домам. Еду можно брать в садах и огородах. Можно остаться в живых и каждую ночь проходить по несколько миль, но это слишком медленно.
Должен быть другой выход.
Он подбросил дров в огонь. Костер по-прежнему горел ярко и без дыма. Блэйн спустился к ручью и, улегшись на живот, напился прямо из поющего потока.
А может, не надо было бежать из «Фишхука»? Что бы меня там ни ждало, теперешнее положение вряд ли лучше. Потому что теперь надо скрываться ото всех; доверять нельзя никому.
Лежа на животе, Блэйн глядел на устланное галькой дно. Взгляд его остановился на одной гальке рубинового цвета. Мысленно взяв этот камень, он видел, из чего тот состоит, как расположены его кристаллы, он знал, откуда этот камень появился и где он перебывал за долгие тысячелетия.
Затем он также мысленно отбросил его и взял другой камень, сверкающий кусочек кварца.
Это что-то новенькое!
Такого я раньше никогда не делал!
Однако я сделал это так, словно всегда этим занимался, словно это привычное дело.
Блэйн заставил себя подняться и сесть на корточки у ручья. То, что он сделал, для человека было поразительным, однако он чувствовал себя не таким уж ошеломленным – кем бы он ни был, он был самим собой.
Он снова попробовал отыскать в себе разум Розового, но не нашел; несмотря на это, Блэйн знал, что он в нем. В нем, со всеми своими бессмысленными воспоминаниями, невозможными способностями, дурацкой логикой и поставленными с ног на голову ценностями.
В мозгу вдруг возникла странная картина: процессия траурных геометрических фигур, нетвердой походкой бредущих через пустыню цвета червонного золота; в ядовито-желтом небе висит кроваво-багровое солнце, и больше нет ничего… И в тот же ускользающий момент Блэйн вдруг понял, где находится это место, он знал его координаты в незнакомой ему космографической сети и представлял, как туда попасть. Потом все так же неожиданно прошло – исчезли и цифры, и информация.
Блэйн медленно встал на ноги и вернулся к костру. Углей уже было достаточно. Палочкой он выкопал в углях ямку, заложил туда картофелины и не очищенный от листьев початок кукурузы и вновь засыпал углями. Насадив мясо на раздвоенный конец ветки, зажарил бифштекс.
С теплом костра, приятно греющим руки и ноги, к Блэйну пришла расслабляющая, неуместная умиротворенность – умиротворенность человека, готового ограничиться самым малым. Вместе с умиротворенностью пришла еще более неуместная уверенность. У него было такое ощущение, будто он заглянул в будущее и убедился, что все будет хорошо. Но это не было ясновидением. Существовали предсказатели, обладающие даром ясновидения или чем-то похожим, но у него такой способности никогда не было. Он скорее ощущал благополучность будущего, не представляя ни каких-то конкретных деталей, ни как там все будет, ни того, чем все кончится. Только уверенность в том, что все будет хорошо, простое старомодное предчувствие – и не больше.
Бифштекс уже шипел, а из костра доносился аромат картофеля. Блэйн усмехнулся: хорошенькое меню на завтрак – бифштекс с печеным картофелем. Хотя не так уж плохо. Пожалуй, все пока не так уж плохо.
Ему вспомнился Дальтон с сигарой в зубах, с прической ежиком, который, развалясь в кресле, проклиная мясник-траву как очередное посягательство на бизнесменов со стороны злокозненного «Фишхука».
А кроме мясник-травы, подумал он, сколько еще? Интересно бы посчитать все, что появилось благодаря «Фишхуку».
Прежде всего, с далеких звезд на Землю были привезены новые лекарства – совершенно другая фармакопея, способная облегчить страдания Человека и вылечить его от болезней.
Появились новые ткани, новые металлы, множество новых продуктов. Родились новые архитектурные стили и материалы; люди получили новый тип литературы, узнали новые запахи, постигли новые принципы искусства. И еще к людям пришло дименсино – развлечение, которое вытеснило обычные телевидение, радио и кино.
В дименсино зритель не просто видит и слышит – он чувствует. Он становился частью изображаемой ситуации. Зритель отождествляет себя с одним из героев или сразу с несколькими персонажами и живет их чувствами, действиями. На время он перестает быть самим собой, а выбирает себе личность из действующих в дименсино-постановке лиц.
И все это – и продукты, и материалы, и дименсино – монополия «Фишхука».
И потому, подумал Блэйн, все и ненавидят «Фишхук» ненавистью непонимающих, ненавистью оставшихся за чертой, ненавидят за помощь, равной которой человечество еще не знало.
Бифштекс поджарился. Положив самодельный вертел из зеленой ветки на куст, Блэйн стал отрывать в углях картофель и кукурузу.
Сидя у костра, Блэйн принялся за еду.
Взошло солнце, замер ветерок, и казалось, весь мир затаил дыхание, стоя на пороге нового дня. На кроны тополей упали первые солнечные лучи, превратив листья в золотые монеты; запах ручей, уступая дневным звукам – мычанию стада на холме, рокоту машин на дороге, отдаленному гулу самолета высоко в небе.
На шоссе ниже моста остановился автофургон. Из кабины вышел водитель, поднял капот и наполовину скрылся под ним. Затем вылез, вернулся в кабину, поискал что-то и, найдя, что искал снова вышел. До холма отчетливо доносилось звяканье инструментов о бампер.
Грузовик был настоящей древностью – с бензиновым двигателем и колесами, но с дополнительной реактивной тягой. Такую колымагу редко где теперь встретишь, разве что только на свалке.
Частный владелец, решил Блэйн. Перебивается как может, стараясь выдержать конкуренцию крупных фирм по автоперевозкам за счет заниженных цен и до предела срезанных накладных расходов.
Краска на фургоне выцвела и местами облупилась, но поверх ее тянулись свеженамалеванные замысловатые кабалистические знаки, которые, несомненно, должны были отвести прочь все зло мира.
По номеру Блэйн определил, что машина из Иллинойса.
Разложив инструменты, шофер снова полез под капот. На холм обрушился шум ударов молотка и ржавый скрип отворачиваемых болтов.
Блэйн закончил завтрак. У него осталось еще два бифштекса и две картофелины. Он перемешал уже начавшие остывать угли, наколол оба бифштекса на палочку и аккуратно обжарил.
Из-под капота по-прежнему доносились удары и скрип. Пару раз водитель выбирался, чтобы передохнуть, и опять принимался за работу.
Когда бифштексы как следует поджарились, Блэйн положил картофелины в карман и, держа бифштексы на палочке перед собой, как боевое знамя, стал спускаться к дороге.
Заслышав звук шагов, водитель вылез из-под капота и обернулся.
– Доброе утро, – как можно радушнее поздоровался Блэйн. – Завтракаю и вдруг вижу: кто-то подъехал.
Шофер глядел на него с откровенной подозрительностью.
– У меня осталась еда, – сказал Блэйн, – и я ее для вас приготовил. Хотя, может быть, вы уже поели.
– Нет, еще не успел, – оживившись, произнес водитель. – Собирался перекусить в городке там, внизу, но все еще было закрыто.
– Тогда прошу, – и Блэйн протянул ему палочку с нанизанными бифштексами.
Водитель взял палочку, держа ее так, будто она может ужалить его в любую секунду. Порывшись в карманах, Блэйн извлек две картофелины.
– Была еще кукуруза, три початка, – сообщил он, – но я съел.
– Ты что, это мне даешь?
– Конечно, – подтвердил Блэйн. – Впрочем, можешь швырнуть их мне в физиономию, если тебя это больше прельщает.
Водитель нерешительно улыбнулся.
– Пожалуй, я поел бы. До следующего городка еще миль тридцать, а на нем, – он ткнул пальцем в фургон, – неизвестно, когда я туда доберусь.
– Нет соли, – сказал Блэйн, – но и так неплохо.
– Спасибо. Я не знаю, чем…
– Садись и ешь, – прервал его Блэйн. – Что там с двигателем?
– Не знаю, кажется, карбюратор.
Блэйн снял пиджак, аккуратно положил его на бампер и закатал рукава.
Усевшись на камень на обочине, водитель принялся за еду.
Блэйн взял гаечный ключ и полез на радиатор.
– А где ты достал бифштексы? – поинтересовался водитель.
– Да там, на холме. У фермера их целое поле.
– То есть ты их украл?
– А что делать, если нет ни работы, ни денег и надо пробираться в родные места?
– Куда это?
– Туда, в Южную Дакоту.
Водитель, набив полный рот едой, замолчал.
Блэйн заглянул под капот и увидел, что водитель уже ослабил все болты крепления карбюратора, кроме одного. Блейн наложил не этот болт ключ и потянул. Болт протестующе заскрежетал.
– Черт побрал бы эту ржавчину, – выговорил водитель, не спуская глаз с Блейна.
Справившись наконец с болтом, Блейн снял карбюратор и сел рядом с жующим шофером.
– Скоро эта колымага вообще развалится, – заметил тот. – Впрочем, и с самого начала это был не подарочек, мучаюсь с ней всю дорогу. Сроки летят к чертям.
Блэйн подобрав ключ к болтам карбюратора и начал борьбу с поржавевшей резьбой.
– Пробовал вести машину по ночам, – сообщил водитель, – но после того раза – хватит. Такой риск не для меня.
– Что-нибудь привиделось?
– Если б не знаки на кузове, мне бы крышка. Правда, у меня есть ружье, но от него мало толку. Я не могу одновременно стрелять и крутить баранку.
– Даже если б и мог, вряд ли это помогло.
– Ну нет, приятель, – процедил водитель, – я бы им показал. У меня полный карман патронов с серебряной дробью.
– А не дорого?
– Еще как дорого. Но ничего не поделаешь.
– Наверное, – согласился Блэйн.
– И что ни год, то становится все хуже. Но там, на севере, появился наконец этот проповедник.
– Проповедников везде хватает.
– Точно, хватает. И все они только и могут разводить болтовню. А этот призывает заняться делом.
– Ну вот, – Блэйн отвернул последний болт, вскрыл карбюратор и заглянул внутрь. – Нашел. Видишь, в чем дело?
Водитель наклонился и посмотрел, куда показывал Блэйн.
– Будь я проклят, если это не так!
– Все, через пятнадцать минут будет готово. У тебя есть чем смазать резьбу?
Водитель встал, вытер руки о штаны:
– Пойду посмотрю.
Он направился к машине, но вдруг вернулся:
– Меня зовут Бак, – он протянул руки. – Бак Райли.
– Блэйн. Можете называть меня Шеп.
Они обменялись рукопожатием.
Райли постоял, переминаясь с ноги на ногу, потом решился.
– Ты, кажется, двигаешься в Дакоту?
Блэйн кивнул.
– Я скоро рехнусь, если и дальше все буду делать один.
– Я как-то могу помочь?
– Согласен вести ночью?
– Черт побери! – сказал Блэйн. – Конечно.
– Ты за рулем, а я буду держать ружье наготове.
– Тебе не мешало бы выспаться.
– В общем, вдвоем как-нибудь справимся. Лишь бы колеса крутились не останавливаясь. Я и так потерял уже слишком много времени.
– А ты едешь в сторону Южной Дакоты?
Райли кивнул.
– Ну что, присоединяешься?
– С удовольствием. В любом случае лучше, чем идти пешком.
– Кстати, подзаработаешь. Немного…
– Забудь о деньгах. Главное, что ты меня подвезешь.