Текст книги "Золото Спарты"

Автор книги: Клайв Касслер

Соавторы: Грант Блэквуд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Глава 43

Монако

Светло-карие глаза Иветт Фурнье-Демаре пристально смотрели поверх чашечки кофе, пока Сэм рассказывал об их приключении на Эльбе. О предательстве Умберто он умолчал.

– Потом, – закончил Сэм, – мы добрались до Ниспорто, а оттуда на рыболовном судне на материк.

– Восхитительно, – сказала Иветт. – Значит, все, что я о вас читала, правда.

Стояло раннее утро, они втроем сидели во внутреннем дворике виллы Иветт с видом на мыс Вейль. Тихая гладь Средиземного моря искрилась на солнце.

После того как патрульный катер Бондарука погрузился у них на глазах в морскую пучину, Сэм и Реми слезли вниз по лестнице из металлических штырей и спрыгнули в воду. Они отыскали пару оранжевых спасательных жилетов, которые всплыли на поверхность, когда судно затонуло, уцепились покрепче и отдались на волю течения. В лучах восходящего солнца он и наблюдали с воды, как над особняком собираются клубы черного дыма, и вслушивались в завывание пожарных сирен. Несколько раз вдалеке проплывали патрульные катера, но их команды были слишком заняты торчащими из воды скалами, чтобы заметить беглецов.

Через час неспешного дрейфа Сэма и Реми прибило к берегу к северу от Балаклавы. Добравшись до города, они позвонили Сельме и через два часа уже сидели на заднем сиденье лимузина, везущего их в Керчь, к Азовскому морю. В Керчи их ждал посланный Сельмой курьер с паспортами, кредитками и багажом из гостиницы в Евпатории. Час спустя они летели на борту частного чартерного самолета в Стамбул.

Понимая, что им в любом случае придется дождаться, пока Сельма расшифрует символы с распечатки из лаборатории Бондарука, и подыскивая безопасное место, где можно было бы спокойно обсудить дальнейшие планы, супруги позвонили Иветт. Та обрадовалась звонку и немедленно прислала за ними яхту. Лэнгдон, телохранитель Иветт и бывший спецназовец, доставил Сэма и Реми к своей хозяйке.

– Что ж, честно говоря, Умберто во всем мне признался, – улыбнулась Иветт, дослушав рассказ Сэма. – Ему очень стыдно.

– Он искупил вину, – сказала Реми. – С лихвой.

– Согласна. Я ему сказала, что если Фарго простили, то и я прощу.

– Интересно, а что стало с Кармине Бьянко? – спросил Сэм.

– С кем?

– С полицейским и по совместительству мафиози.

– А, этот… Полагаю, он сейчас гостит в одном из заведений итальянского правительства. Покушение на убийство, как-то так…

Сэм и Реми засмеялись.

– Итак, – сказала Иветт. – Вам помог дневник Лорана?

– И помог, и запутал, – отозвалась Реми. – Лоран использовал сложный многоуровневый шифр, но уж если кто и может его расшифровать, так это Сельма. – Они переслали Сельме распечатку сразу же по прибытии на виллу.

В дверях со свежим графином кофе появился Лэнгдон. Пока он подливал всем напиток, Сэм спросил:

– Лэнгдон, так что она ответила?

– Простите, сэр?

– Ей хватило благоразумия ответить «да»?

Лэнгдон кашлянул и сжал губы.

Иветт воскликнула:

– О, Лэнгдон, ради бога… – И обратилась к Сэму и Реми: – Он у нас такой сдержанный, такой правильный. Да поделитесь же хорошими новостями, Лэнгдон. Ну же, скажите им.

Лэнгдон позволил себе изобразить едва заметную улыбку и произнес:

– Да, сэр. Она согласилась за меня выйти.

– Поздравляем.

Реми подняла чашку с кофе.

– За будущего жениха.

Все трое выпили за Лэнгдона, лицо которого приобрело пунцовый оттенок. Поблагодарив их кивком, он обратился к Иветт:

– Мадам, если я вам больше не нужен…

– Ступайте, Лэнгдон. А то, боюсь, вас удар хватит.

Лэнгдон исчез.

– К сожалению, это означает, что я его потеряю, – вздохнула Иветт. – Теперь он занятой человек. Дамский угодник, если хотите…

– А что, неплохое занятие, – сказал Сэм.

Реми легонько ущипнула его за бицепс.

– Следи за языком, Фарго.

– Я просто хотел сказать, что есть и менее приятные…

– Хватит!

Они продолжали болтать и пить кофе, пока через полчаса не вернулся Лэнгдон.

– Мистер и миссис Фарго. Вас просит миссис Вондраш.

Сэм и Реми встали из-за стола и в сопровождении Лэнгдона спустились в кабинет. У открытого окна с видом на сад на столе красного дерева стоял открытый ноутбук Иветт. Лэнгдон заранее поставил два стула напротив экрана. Как только они сели, он вышел и закрыл за собой дверь.

На экране ноутбука высветился рабочий кабинет Сельмы в Ла-Джолье.

– Сельма, ты там? – позвал Сэм.

Перед камерой появилось загорелое лицо Пита Джеффкота. Он улыбнулся.

– Привет, Сэм. Привет, Реми.

– Как дела, Пит?

– Лучше всех.

Жизнерадостность Питера не знала границ. Он не то что лимонад мог сварить из преподносимых жизнью лимонов, он мог вырастить из них целую лимоновую рощу.

– Как Венди?

– Нормально. Правда, психует немного, что приходится сидеть взаперти. Охранники – отличные парни, но все равно стены давят.

– Так нужно, – сказал Сэм. – Будем надеяться, это ненадолго.

– Да ладно, ничего страшного, потерпим. А вот и босс…

Пит исчез с экрана, и его место заняла Сельма. Она села на стул перед камерой, время от времени макая чайный пакетик в чашку.

– Доброе утро, мистер и миссис Фарго.

– Доброе утро, Сельма.

– С какой новости начать: с плохой или хорошей?

– А можно сразу обе? – ответил Сэм. – Чтобы получился эффект отдираемого пластыря?

– Как скажете… Распечатка, которую вы прислали, пригодилась. Отличное качество, высокое разрешение. С ее помощью я расшифровала остальные строки. А вот плохая новость: мы никак не можем разгадать загадку. Может, вам повезет больше…

Сельма взяла со стола блокнот и прочла:

 
Страдающие товарищи по клятве пойманы в янтаре.
Тассило и Пепере Горбатый Байя охраняют место хаджа.
Гений Ионии, его поступь – битва соперников,
Три замка, четвертый утерян, укажут дорогу на Фригизингу.
 

– Вот так, – сказала Сельма. – Я отправила вам на смартфоны в стандартной кодировке. Мы продолжаем работать над текстом, но очевидно, что эта загадка сложнее предыдущей.

– Пожалуй, – отозвалась Реми, тут же погрузившись в размышления.

– Сельма, в последней строке там точно «замки»?

– Да. Я несколько раз перепроверила, и Пит, и Венди тоже. А что?

– Просто у слова «замок» слишком много значений. Это может быть что угодно.

– Замок от чего? – сказала Реми.

– Вопрос на миллион. Думаю, если мы ответим на него, то решим загадку.

– Если только здесь не имеется в виду какое-нибудь другое значение, – сказала Сельма. – В архитектуре «замок» означает замковый камень, поддерживающий свод. В оружии «замок» – это устройство для скрепления подвижных частей механизма.

– Значит, будем искать замковый камень или устройство для скрепления, – сказала Реми.

– Это если понимать буквально, – ответил Сэм. – А если здесь метафора? Замок может скреплять или разъединять…

– Нужен контекст, – согласилась Реми. – Мы над этим подумаем. Спасибо, Сельма.

– Еще кое-что: я параллельно занималась расшифровкой дневника Лорана и, кажется, нашла ответ на некоторые из наших вопросов. Во-первых, я выяснила, почему они с Наполеоном мучились с шифром, вместо того чтобы просто нарисовать карту и отметить нужное место большим крестом. По словам Лорана, вскоре по прибытии на остров Святой Елены Наполеон впал в депрессию. Он признался Лорану, что потерял надежду. Он был уверен, что умрет в ссылке.

– И оказался прав, – вставил Сэм.

– Поэтому он задумался о своем наследии, – продолжала Сельма. – От брака с Марией Луизой у него был сын, Наполеон Франсуа Жозеф Шарль, Наполеон Второй. После поражения при Ватерлоо Наполеон отрекся в пользу сына, который правил около двух недель, пока союзники не заняли Париж. Наполеон был в ярости. Он считал, что, если бы его сын проявил «истинный бонапартовский характер», этого бы не случилось. То, что мальчику едва стукнуло четыре года, он во внимание не принимал.

– Трудно соответствовать, когда твой отец Наполеон, – сказал Сэм.

– Скорее, невозможно. Так вот, Наполеон приказал Лорану составить «карту-головоломку», которая, цитирую: «запутает наших врагов, станет проверкой истинному императору, укажет дорогу к сокровищу и вернет былое величие имени Бонапарта». К сожалению, после свержения Наполеона Второго увезли в Австрию, наградили почетным титулом герцога Рейхштадского и фактически держали как пленника до самой его смерти от туберкулеза в тысяча восемьсот тридцать втором году. Он так ни разу и не попытался воспользоваться картой и вернуть себе власть. Впрочем, Лоран не объясняет почему. Что касается второй загадки – почему Наполеон и Лоран выбрали винные бутылки в качестве подсказок, – то в записях Лорана сказано, что Наполеон лично отдал приказ о сожжении виноградников Лакано. Он приказал уничтожить все: семена, лозу, вино – и дело тут вовсе не в прихоти. Наполеон хотел, чтобы уцелевшие бутылки стали предметом охоты коллекционеров. Таким образом, даже если бы кто-то случайно откопал одну из спрятанных бутылок, та бы отправилась прямиком в музей или частную коллекцию, где и дожидалась бы своего часа, а точнее, появления одного из потомков Бонапарта.

– Значит, отец не был уверен в сыне, – сказала Реми. – И решил подстраховаться.

– Похоже на то. Когда Наполеон отрекся во второй и последний раз, еще действовал первый наполеоновский закон «О престолонаследии». Согласно этому закону, трон наследовал Наполеон Второй; вторым в очереди на престол стоял Жозеф, старший брат Наполеона, и его сыновья, следом шел младший брат Луи и его сыновья.

– И ни один из них не пытался отыскать клад, – сказала Реми.

– Если они вообще о нем знали, – ответила Сельма. – Мы пока над этим работаем. В любом случае, все усилия Наполеона и Лорана пошли прахом. До сих пор никто и не подозревал о его великом плане.

– А теперь о нем знаем только мы и Бондарук, – сказал Сэм.

– Печальная история, – вздохнула Реми. – Под конец жизни Наполеон стал жалок, он совсем отчаялся, страдал от мании преследования и верил, что кто-нибудь однажды вновь возвысит его гордое имя. Только подумайте: и это человек, который держал под пятой половину Европы.

– Любой тиран беспощаден в первую очередь к самому себе, – произнес Сэм.

– Прости…

– Цитата из Джорджа Герберта, валлийского поэта. Не думаю, что он имел в виду Наполеона, но это прекрасно сюда подходит. Сельма, а это «сокровище», о котором пишет Лоран… оно еще где-нибудь упоминается?

– Пока нет.

– Скорее всего, речь о деньгах, – сказала Реми. – Или о вещи, которую можно перевести в деньги – деньги на содержание армии.

Сэм кивнул.

– Сумма достаточная, чтобы новый Наполеон мог заново завоевать Францию и, может, даже Европу.

Они закончили сеанс связи с Сельмой и направились обратно во двор. На полпути у Сэма зазвонил телефон. Он взглянул на экран. Звонил Руб Хейвуд. Сэм включил громкую связь.

– Кажется, я отыскал скелет в шкафу Бондарука, – сказал Руб.

– Внимательно слушаем.

– Я послал человечка пообщаться с иранским полковником, который когда-то работал с Бондаруком…

– Ареф Хасеми, – сказала Реми.

– Верно. Поначалу Хасеми осторожничал, но в конце концов все рассказал. Он подтвердил, что курировал Бондарука во время пограничного конфликта с Россией. В общем, не знаю всех подробностей, но, по словам иранца, Бондарук почему-то вбил себе в голову, что он прямой потомок древнеперсидского царя, парня по имени…

– Ксеркс Первый, – закончил за него Сэм.

– Верно. А как ты догадался?

В самых общих чертах Сэм описал частный музей, посвященный династии Ахеменидов, на который они наткнулись в недрах особняка мафиози.

– Ну вот, все сходится, – сказал Руб.

– А что по этому поводу думает сам Хасеми? – спросил Сэм. – Как он считает, может Бондарук быть потомком Ксеркса?

– Он считает, что это возможно, но дело в том, что Хасеми довольно скользкий тип. Каждую его наводку англичане проверяют по три-четыре раза.

– Непонятно, зачем ему придумывать такую странную историю, – сказала Реми.

– Вот и мне так показалось, – ответил Руб. – В общем, факт в том, что Бондарук потратил миллионы, чтобы это выяснить: либо он конченый псих, либо доказательство его родства с персидским царем действительно существует – по крайней мере, в его воображении.

– Реми, ты помнишь, что Холков сказал нам в Марселе? – спросил Сэм.

– О цели Бондарука?

Реми закрыла глаза, вспоминая тот разговор и слова Холкова.

– «…Речь идет о семейном наследстве. Он просто пытается завершить то, что было начато давным-давно…»

– Может, все это как-то связано с Ксерксом, – ответил Сэм. – Но что за «семейное наследство»? Какая-то вещь, утерянная персидским царем?

– Еще одно задание для Сельмы и ребят.

– Не важно, насколько обоснованы его претензии. Сам он в это верит и действует соответственно. Важнее узнать, что именно он разыскивает, – сказал Руб.

– Значит, мы вернулись к тому, с чего начали, – сказал Сэм. – Что может быть общего между царем Ахеменидов и утерянной коллекцией Наполеона?

Сэм проснулся от щебета смартфона. Он перевернулся на живот. Красные цифры на экране будильника сообщили: три часа двенадцать минут. Сэм схватил телефон и посмотрел, кто звонит. Номер не определен.

Он ответил.

– Алло?

– Думаю, пришло время пообщаться напрямую, – произнес мужской голос. – Без посредников.

Спросонья Сэм не сразу определил голос.

– Вы разбудили меня, Бондарук. Это невежливо. Может, расскажете, откуда у вас мой номер?

– Деньги правят миром, мистер Фарго.

– Деньги – это всего лишь деньги. Имеет значение лишь то, как вы ими распоряжаетесь.

– Слова доброго дяди.

Реми перевернулась и села на кровати рядом с Сэмом. Отвечая на вопрос в ее глазах, Сэм одними губами произнес: «Бондарук».

– Что вам нужно? – спросил Сэм.

– Хочу полюбопытствовать: вы ведь побывали в числе гостей на моей вечеринке, не так ли?

– Мы стояли прямо у вас за спиной, пока вы толкали речь в оружейной. И знаете, у нас с женой сложилось впечатление, что вам очень нравится выступать на публике, вы прямо-таки упивались звуками своего голоса.

– Вы оба храбрые люди, должен признать. Вы вторглись в мой дом, Фарго. Будь на вашем месте кто-то другой, он был бы уже…

– Мертв? Давайте пропустим угрозы и перейдем сразу к делу. Я бы еще поспал.

– Даю вам последний шанс. Будем работать вместе. Когда все закончится, вы заберете бутылки, я заберу то, что искал, и мы разойдемся. Никто не пострадает.

– Кстати, о предмете ваших поисков… Он ведь имеет какое-то отношение к вашей карманной Персии, которую нам посчастливилось посетить, не так ли?

Бондарук не ответил.

– Я так и думал, – сказал Сэм. – Бондарук, а вам не кажется, что вы слишком далеко зашли в своем увлечении? Оно переросло в одержимость. Это вредно для здоровья.

– Мистер Фарго, вы совершаете ошибку.

– А по-моему, все ошибки здесь совершаете вы. Кстати, мы знаем, что ваши люди пасутся возле нашего дома в Сан-Диего. Учтите, стоит им тронуть хотя бы газету у нашего коврика, и на них обрушится вся полиция Сан-Диего.

– Буду знать. В последний раз прошу по-хорошему.

– Спасибо, что предупредили.

Сэм повесил трубку.

– Карманная Персия? Неплохо придумано.

– Иногда и меня озаряет.

Глава 44

Имея в своем распоряжении следующие строки загадки и широкополосный Интернет Иветт, Сэм и Реми закрылись в кабинете и приступили к работе. Иветт, великодушная хозяйка, велела Лэнгдону обеспечить их закусками и напитками, бумагой и карандашами, вторым ноутбуком, стирающимся маркером и стирающейся доской, размером шесть на четыре. На этой доске они крупными черными буквами вывели слова загадки:

 
Страдающие товарищи по клятве пойманы в янтаре.
Тассило и Пепере Горбатый Байя охраняют место хаджа.
Гений Ионии, его поступь – битва соперников,
Три замка, четвертый утерян, укажут дорогу на Фригизингу.
 

Они начали с составления списков синонимов к каждому слову из тех, что могли иметь по нескольку значений. Таких они насчитали шестнадцать: «страдающие», «товарищи», «клятва», «пойманы», «горбатый», «охраняют», «место», «хадж», «гений», «поступь», «битва», «соперники», «три», «замок», «укажут», «дорога».

Из этих слов Сэм и Реми составили список из нескольких десятков значений и перенесли его на тыльную сторону доски в виде запутанной схемы: само слово, от которого отходят версии, от которых отходят знаки вопроса.

Затем они занялись словами, которые имели очевидную связь с историей: «янтарь», «Тассило», «Байя», «хадж», «Иония», – их они также разместили на доске, каждое отдельно. Закончив разбирать слова, Фарго засели за поиск исторических ссылок, делая пометки под каждым словом.

Пять слов: «янтарь», «Тассило», «Байя», «хадж» и «Иония» – имели отношение к известным местам, людям или вещам. «Янтарь» – ископаемая смола, которая используется в ювелирном деле; «Тассило» – имя, которое носили многие баварские короли; «хадж» – название исламского паломничества в священный город Мекку; «Байя» – название небольшой румынской общины на реке Молдове; «Иония» – греческий остров на севере Эгейского моря.

К сожалению, подобно спискам синонимов, каждая из этих исторических ссылок была переплетением многочисленных фактов, неоднозначных толкований и перекрестных связей.

Делая перерывы, только чтобы поесть и сходить в душ, Сэм и Реми работали с раннего утра до вечера, пока наконец не решили попробовать другой подход: сосредоточиться на одной строчке, надеясь, что первая разгадка вызовет эффект домино и дело продвинется. Решили начать со второй строки.

– «Тассило и Пепере Горбатый Байя охраняют место хаджа», – процитировала Реми, машинально постукивая карандашом по виску, – «Пепере» – это просто, по-французски так ласкательно называют дедушку.

– Верно. И если мы не пропустили другого важного значения, то «Тассило» имеет отношение к Баварии: к ее истории, местным достопримечательностям или культуре. Что-то баварское.

– Согласна. А что насчет «Горбатого Байи»?

В поисках найти хоть какую-то подсказку по «Байе» они уже бездарно потратили целых два часа, копаясь в румынской истории.

– Кажется, горбатой называют луну между второй четвертью и полнолунием…

– Ты уверен?

– Да, горбатая лу…

– Нет, я имею в виду, нет ли других значений?

Сэм нахмурился.

– Ну разве что кроме прямого… – Он хлопнул себя по лбу. – Вот я идиот!..

– Что?

– Ну конечно!.. Горбун! Значит, попробуй «горбун» и «Байя»…

Реми уже что-то печатала на ноутбуке. Хотя большинство информации они почерпнули с библиотечных сайтов, отправной точкой всегда служил старый добрый «Google». Несколько минут Реми что-то читала с экрана.

– Кое-что есть, – сказала она. – Если сложить два и два, получается вот что: Байя – это часть фразы «человек из Байи». Грубый перевод слова «Бавария».

– Значит, выходит: «горбун из Баварии»? – спросил Сэм.

– Нет, погоди… – Реми снова застучала по клавиатуре и пролистала результаты поиска. – Есть! Смотри, Тассило Третий, король Баварии с тысяча семьсот сорок восьмого по тысяча семьсот восемьдесят седьмой год, был посажен на трон Пипином Коротким, отцом Карла и дедом Пипина Горбатого.

– Другое дело! – отозвался Сэм. – Получается, Тассило и дед горбуна, Пипин Короткий, «охраняют место хаджа».

– Проблема в том, что я не могу найти никакой связи между ними или Баварией – и Меккой.

– Вероятно, это метафора или синоним, – ответил Сэм.

– А может, где-то в Баварии хранится исламская реликвия.

Сэм сел за второй ноутбук и стал искать.

– Ничего подходящего. Давай искать дальше. Попробуем другую строку.

– Вернемся к началу: «Страдающие товарищи по клятве пойманы в янтаре». Мы уже проверили этимологию и синонимы слов «страдающий», «товарищи», «клятва», «янтарь» и «пойманы». Они должны как-то пересекаться!

Сэм рухнул на стул и запрокинул голову, сдавив переносицу указательным и большим пальцами.

– Что-то в этой строке кажется знакомым.

– Какая часть?

– Не знаю. Крутится в голове…

Около получаса они сидели в тишине, оба погрузились в мысли, напряженно перебирая в уме все возможные варианты.

Наконец Реми посмотрела на часы.

– Уже почти полночь. Пойдем спать. Завтра проснемся и попробуем еще раз на свежую голову.

– Хорошо. Как же это бесит! Ну не могу вспомнить! Ведь крутится же…

Четыре часа спустя, когда они спали в гостевой комнате Иветт, Сэм вдруг подскочил, сел в постели и пробормотал:

– Точно!

Реми, которая всегда спала чутко, тут же проснулась.

– Что? Сэм, что случилось?

– Ничего. Кажется, я вспомнил.

Как были, в пижамах, они вернулись в кабинет, зажгли лампы и включили ноутбуки. Сэм минут двадцать провел за клавиатурой, набивая и отслеживая ссылки, а Реми наблюдала за ним из кресла в углу. Наконец Сем посмотрел на нее и расплылся в улыбке.

– Это из книги, которую я прочел в колледже, «Дни правых», написал ее некий Роше. В книге говорится о происхождении слова «гугенот».

– Французские кальвинисты? – спросила Реми. – Протестанты?

– Верно. С шестнадцатого по восемнадцатый век они составляли довольно многочисленную группу. В общем, есть много теорий, откуда пошло слово «гугенот». Некоторые считают, что это смешение немецкого слова Eidgenosse, что значит «союзник», и имени Безансона Гуга, который имел прямое отношение к ранней истории кальвинизма. Большинство историков сходятся на том, что этимология этого слова ведет начало от фламандского huisgenooten – так во фламандской Франции называли изучавших Библию студентов, которые тайком собирались друг у друга дома, чтобы изучать Писание. Прозвище переводится как «товарищи по клятве».

Реми долго смотрела на него распахнутыми глазами и наконец прошептала:

– Сэм, это гениально!

– Было бы гениально, если бы я вспомнил об этом чуточку раньше – часиков эдак на восемнадцать.

– Лучше поздно, чем никогда. Ладно, значит, мы говорим о гугенотах.

– О страдающих гугенотах, – поправил Сэм.

Реми встала, подошла к их белой доске и маркером обвела в кружок список синонимов к слову «страдающий». Оказалось, что их несколько десятков. Никакой очевидной связи между этими словами и гугенотами не прослеживалось.

– Давай лучше поговорим о янтаре, – сказал Сэм, обращаясь ко второй части строки. – «Пойманы в янтаре». Как можно попасть в янтарь?

Они устроили небольшой мозговой штурм.

– Давай попробуем так: что будет, если попасться в янтарь? – предложила Реми.

– Смерть.

– А перед этим… Обездвиженный…

– Застывший на месте.

– Верно… – С закрытыми глазами, наклонив голову, Реми ходила по комнате взад-вперед. – Застывший на месте… Как на фотоснимке.

Сэм оторвал голову от подголовника подался вперед.

– Как на картине!

– Точно!

Он крутанулся на стуле и принялся печатать.

– Картина… гугеноты… – Сэм пробежал глазами результаты.

– Есть что-нибудь?

– Резня, – пробормотал он.

– Что?

– Как думаешь, слово «резня» можно, при определенной натяжке, назвать синонимом к «страданию»?

– Конечно.

– Тогда выходит вот что: картина Франсуа Дюбуа «Резня в Варфоломеевскую ночь».

– А контекст?

Сэм пробежал глазами статью и подытожил:

– Франция, тысяча пятьсот семьдесят второй год… с августа до октября банды католиков нападали на гугенотов по всей стране… – Сэм откинулся на спинку стула и нахмурил брови. – Было убито от десяти до ста тысяч.

– Что, как не страдание? – пробормотала Реми. – Так, а теперь объедини это с Баварией.

Сэм склонился над клавиатурой и принялся печатать, на этот раз введя в строку поиска слова «Дюбуа», «святой Варфоломей» и «Бавария» в комбинации со словами «день» и «резня».

– Можешь заодно добавить синонимы к слову «хадж», – сказала Реми и продиктовала с доски: – «Мекка», «паломничество», «ислам», «пилигрим»…

Сэм закончил печатать и нажал «Ввод».

– Полно ссылок, – прошептал он, пролистывая страницы поиска. – Но ничего конкретного…

– Попробуй убрать несколько слов или поставить в другом порядке.

В течение следующего часа именно этим они и занимались, переставляя исходные слова, пока перед самым рассветом Сэм не наткнулся на интересную комбинацию из «святого Варфоломея», «Баварии» и «паломничества».

– Есть контакт! – с улыбкой сказал он.

– Что там? – спросила Реми, а затем нагнулась и прочитала с экрана: – «Паломническая церковь Святого Варфоломея, Бавария, Германия».