Текст книги "Баркер К. Имаджика: Примирение. Гл. 37-62"

Автор книги: Клайв Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 40 страниц)

Миляга уселся на подоконник (этот насест прежде частенько служил ему для составления планов на будущее) и попытался прогнать от себя мысль о ее предательстве, но комнату для этого он выбрал не самую подходящую. Ведь именно здесь располагалась та утроба, в которой она была сотворена. В щелях наверняка остались песчинки из того круга, в котором она лежала, а в доски глубоко впитались пролитые капельки снадобий, которыми он умастил ее наготу. И как он ни пытался прогнать от себя эти мысли, одна неизбежно тянула за собой другую. Подумав о ее наготе, он представил, как его липкие от масел руки ласкают ее тело. А потом свои поцелуи. А потом свое тело. Не прошло и минуты, как им овладело сильное возбуждение.

И это надо же – предаваться подобным размышлениям в такое утро! Ухищрениям плоти не должно быть места в деле, что его ожидает. Они и так превратили предыдущую попытку Примирения в трагедию, но теперь он не позволит им сбить себя с предначертанного Богом пути. Он с отвращением опустил глаза на вздувшийся в паху бугор.

– Отрежь себе эту штуку, – посоветовал Отдохни Немного.

Если бы он мог сделать это, не превратив себя в инвалида, он бы немедленно последовал совету, и с большой радостью. К тому, что вздымалось у него между ног, он не испытывал ничего, кроме презрения. Это был идиот с разгоряченной башкой, и он хотел от него избавиться.

– Я могу его контролировать, – сказал Миляга.

– Сказал человек, падая в жерло вулкана, – добавил Отдохни Немного.

В ветвях дерева появился черный дрозд и затянул свою безмятежную песню. Миляга посмотрел на него, а потом перевел взгляд дальше, сквозь хитросплетение ветвей на ослепительно голубое небо. Созерцая его, он слегка развеялся, и к тому времени, когда на лестнице раздались шаги Клема, несущего еду и питье, приступ похоти миновал, и он встретил своих ангелов-хранителей с ясной головой.

– Теперь будем ждать, – сообщил он Клему.

– Чего?

– Когда вернется Юдит.

– А если не вернется?

– Вернется, – ответил Миляга. – Здесь она родилась, и здесь ее дом, даже если ей этого не хочется. В конце концов она должна сюда вернуться. И если она вступила в заговор против нас, Клем, – если она перешла на сторону врага, – то, клянусь, я сделаю круг прямо здесь… – он указал на доски у себя под ногами, – …и уничтожу ее до последнего атома, словно она никогда и не существовала.

Глава 55

1

Опровергающие закон тяготения воды обращались с ней бережно. Хотя они и несли Юдит по дворцу с изрядной скоростью, грохоча по коридорам, уже лишенным мебели и гобеленов, ее не швыряло о стены и колонны. Ровная, спокойная волна влекла ее вперед, туда, где находилась конечная цель путешествия. Вряд ли могли возникнуть какие-нибудь сомнения по поводу того, где было расположено это место. Мистическим центром лабиринта Автарха была Башня Оси, и хотя Юдит своими глазами видела начавшуюся в ней катастрофу, ее не покидала уверенность, что именно там ей и предстоит сойти на берег. Молитвы и прошения десятилетиями стекались туда, привлеченные силой Оси. Кто бы ни занял ее место, призвав туда эти воды, он поместил свой трон на руинах поверженного Божества.

Теперь она могла убедиться в правильности этих предположений. Из голых коридоров воды увлекли ее в еще более аскетические окрестности Башни. Наконец замедлив бег, они внесли ее в пруд, который был полон набившегося в него мусора. Из плавающих обломков поднималась лестница, и ей удалось выбраться на нижние ступеньки. Тело ее охватила слабость, голова кружилась, но радостное возбуждение не проходило. Воды нетерпеливо плескались вокруг лестницы, как во время бурного весеннего паводка, и их очевидное желание поскорее подняться вверх оказалось заразительным. Через некоторое время Юдит поднялась на ноги и стала взбираться по ступенькам.

Хотя лампы впереди не горели, навстречу ей лился яркий свет. Он был окрашен в те же радужные цвета, что и ореолы вокруг фонтанов, наводя на мысль о том, что впереди ее также ожидает вода, проникшая во дворец другими путями. Не успела она одолеть и половины пролета, как сверху появились две женщины, устремившие на нее внимательные взгляды. Обе были одеты в простые рубахи из небеленого полотна. На той, что потолще, рубаха была расстегнута, и она кормила грудью младенца. Несмотря на великанские размеры, вид у нее был почти таким же детским, как и у ребенка: жиденькие короткие волосы, круглое лицо с молочно-белой кожей и яркими пятнами румянца. Другая была старше и худее. Кожа ее была значительно темнее, чем у спутницы, а седые волосы ниспадали на плечи, словно капюшон серой рясы. На ней были перчатки и очки, и на Юдит она смотрела едва ли не с профессорской строгостью.

– Еще одна спасенная душа, – сказала она.

Юдит остановилась. Хотя ни та ни другая женщина не проявили никаких признаков враждебности, ей хотелось войти в это волшебное место желанной гостьей.

– Мне можно подняться?

– Конечно, – ответила женщина с ребенком на руках. – Ты пришла, чтобы встретиться с Богинями?

– Да.

– Стало быть, ты из Бастиона?

Прежде чем Юдит успела ответить, вмешалась другая женщина:

– Конечно же нет! Ты только посмотри на нее!

– Но ведь воды принесли ее.

– Воды принесут любую женщину, у которой наберется достаточно смелости. Нас-то они принесли, верно?

– А много здесь женщин? – спросила Юдит.

– Сотни. А сейчас, может быть, уже и тысячи.

Юдит это не удивило. Если даже она, жительница Пятого Доминиона, заподозрила, что Богини до сих пор существуют, то сколько же веры должно было быть у здешних женщин, выросших на легендах о Тишалулле и Джокалайлау?

Когда Юдит поднялась на верхнюю площадку, женщина в очках представилась:

– Меня зовут Лотти Йеп.

– А меня – Юдит.

– Мы рады видеть тебя, Юдит, – сказала другая женщина. – Меня зовут Парамарола. А этого паренька… – Она опустила взгляд на младенца. – …Билло.

– Твой? – спросила Юдит.

– Интересно, где бы я нашла для этого мужчину? – сказала Парамарола.

– Мы провели во флигеле девять лет, – объяснила Лотти Йеп. – Под гостеприимным кровом Автарха.

– Пусть его колючки сгниют, а ягоды засохнут, – добавила Парамарола.

– А ты откуда? – спросила Лотти.

– Из Пятого, – ответила Юдит.

Внимание ее привлекло окно в залитом лужами коридоре у них за спиной – или, вернее, вид, который из него открывался. В благоговейном страхе и удивлении она подошла к подоконнику и увидела необычайное зрелище. В центре дворца поток расчистил круг диаметром примерно в полмили, если не больше. Стены, колонны и крыши были сметены его мощью, а руины – затоплены. Лишь там, где стояли самые высокие башни, над поверхностью виднелись небольшие каменные островки, да кое-где возвышались обломки просторных дворцовых покоев, оставленные словно в насмешку над чрезмерными претензиями самонадеянного архитектора. Но она подозревала, что и этим руинам недолго осталось стоять. Поток кружил по огромному водоему в довольно мирном настроении, но его напора было вполне достаточно, чтобы сокрушить эти последние останки сарториевского шедевра.

В центре этого неожиданно возникшего моря виднелся остров, берегами которого были полуразрушенные покои, окружавшие Башню Оси прибрежными скалами, – обломки Башни, смешанные с крупными осколками Оси, а главная вершина состояла из останков самой Башни, образовывавших сверкающую пирамиду неправильной формы. Казалось, внутри нее горит ослепительно белое пламя. Созерцая результаты деятельности потока, разрушившего в течение дней, а может быть, и часов сооружения, на проектирование и строительство которых у Автарха ушли долгие десятилетия, Юдит удивилась, что ей удалось достичь этого места целой и невредимой. Та сила, которая на нижних склонах предстала перед ней в обличие невинного, хотя и несколько взбалмошного ручейка, здесь продемонстрировала необузданную мощь, направленную на разрушение и изменение.

– Вы здесь были, когда это случилось? – спросила она у Лотти Йеп.

– Мы видели только самый конец, – ответила та, – но, доложу я тебе, это было зрелище! Видя, как рушатся башни…

– Мы до смерти испугались, – вставила Парамарола.

– Ты, может, и испугалась, но не я, – ответила Лотти, – Воды освободили нас не для того, чтобы взять да и утопить. Понимаешь, мы были в заключении во флигеле. А потом дверь треснула, и внутрь хлынули воды. Стены просто-напросто смыло.

– Мы знали, что Богини придут, верно? – сказала Парамарола. – Мы всегда в это верили.

– Значит, вы знали, что Они не погибли?

– Ну как они могли погибнуть? Конечно, они могли быть похоронены заживо. Может быть, спали. Или даже сошли с ума. Но умереть они не могли.

– Она говорит правду, – заметила Лотти. – Мы знали, что этот день придет.

– К сожалению, радость может оказаться недолгой, – сказала Юдит.

– Почему ты так считаешь? – спросила Лотти. – Ведь Автарх сбежал.

– Да, но его Отец по-прежнему на месте.

– Отец? – переспросила Парамарола. – Я всегда думала, что он незаконнорожденный. Так кто же его отец?

– Хапексамендиос.

Парамарола захихикала, но Лотти Йеп пихнула ее локтем в бок, хорошо, впрочем, защищенный слоем жира.

– Это не шутка, Рола.

– Как не шутка?

– Ты же видишь, что женщина не смеется, – Она обернулась к Юдит. – У тебя есть какие-нибудь доказательства этого?

– Нет, но…

– Так с чего тебе это взбрело в голову?

Юдит и раньше предполагала, что ей будет трудно заставить других поверить в происхождение Сартори, но ею владела неизвестно откуда взявшаяся уверенность, что в нужный момент в ней проснется необходимая сила убеждения.

Вместо этого ее охватила ярость разочарования. Если ей придется подробно излагать всю прискорбную историю ее связи с Автархом Сартори каждой живой душе, которая встретится ей по дороге к Богиням, то самое худшее может произойти еще до того, как она одолеет половину пути. Потом ее осенило.

– Ось и есть доказательство, – сказала она.

– Каким образом? – спросила Лотти, с новым интересом разглядывая принесенную потоком женщину.

– Он никогда не смог бы передвинуть Ось без помощи своего Отца.

– Но Ось никогда не принадлежала Незримому, – сказала Парамарола.

На лице Юдит отразилось смятение.

– Рола говорит правду, – сказала ей Лотти. – Он, конечно, мог использовать ее, чтобы подчинить себе пару-тройку слабых мужчин, но Ось никогда ему не принадлежала.

– Но чья же она тогда?

– В ней была Ума Умагаммаги.

– А кто это?

– Сестра Тишалулле и Джокалайлау. Двоюродная сестра Дочерей Дельты.

– В Оси скрывалась Богиня?

– Да.

– И Автарх не знал об этом?

– Даже не подозревал. Она спряталась там от Хапексамендиоса, когда Он проходил через Имаджику. Джокалайлау отправилась в горы и затерялась в снегах. Тишалулле скрылась…

– …в Колыбели Жерцемита, – сказала Юдит.

– Верно, – сказала Лотти, явно впечатленная ее осведомленностью.

– А Ума Умагаммаги спряталась в скале, – продолжила Парамарола таким тоном, словно рассказывала сказку маленькому ребенку. – Она надеялась, что Он пройдет мимо и не заметит Ее. Но Он решил сделать Ось центром Имаджики, и Его сила заточила Богиню в Башню.

Но какая же ирония таилась во всем этом!

Архитектор Изорддеррекса возвел свою крепость, да и всю империю вокруг пленной Богини. Не укрылась от Юдит и параллель с Целестиной. Похоже, замуровав Целестину в подвале своего дома, Роксборо невольно продолжил мрачную традицию.

– А где сейчас Богини? – спросила Юдит у Лотти.

– На острове. Со временем мы будем допущены к Ним, и Они нас благословят. Но это произойдет только через несколько дней.

– Я не могу столько ждать, – сказала Юдит. – Как мне добраться до острова?

– Тебя позовут, когда придет твое время.

– Оно уже пришло, – сказала Юдит, окидывая взглядом коридор. – Спасибо за информацию. Может быть, увидимся снова.

Решив идти направо, она было двинулась, но Лотти ухватила ее за рукав.

– Ты не понимаешь, Юдит, – сказала она. – Богини пришли, чтобы спасти нас. Ничто и никто не может причинить нам здесь вред. Даже Незримый.

– Надеюсь, это действительно так, – сказала Юдит. – От всего сердца надеюсь. Но на всякий случай я должна Их кое о чем предупредить.

– Тогда нам лучше пойти с тобой, – сказала Лотти. – Все равно в одиночку ты ми за что на свете туда не доберешься.

– Подожди, – сказала Парамарола. – Ты уверена, что это благоразумно? Она ведь может оказаться опасной.

– А разве все мы не опасные? – спросила Лотти. – Ты вспомни, из-за чего нас заперли, если уж на то пошло.

2

Идя по улицам города, Юдит уже успела ощутить атмосферу какого-то постапокалиптического карнавала, навеянную зрелищем танцующих вод, смеющихся детей и радужного воздуха, но в коридорах, ведущих к берегу волшебного водоема, это чувство охватило ее со стократной силой. Здесь тоже были дети – девочки и мальчики не старше пяти лет. Они превратили коридоры в площадки для игр, и эхо их мелодичного смеха и радостных криков отдавалось в стенах, которым не приходилось слышать ничего подобного с момента их возведения. Конечно, здесь была и вода. Каждый квадратный дюйм пола был благословен присутствием лужи, ручейка или маленькой речушки; с замкового камня каждой арки струилась прозрачная водяная завеса; в каждой комнате бурлил освежающий родник или достающий до потолка фонтан. И в каждой журчащей струйке жил тот же трепет, который Юдит уже ощутила в принесшем ее потоке: каждая капля этой живой воды была пронизана волей Богинь. Комета поднялась в зенит, и ее ослепительные белые лучи проникали во все щели, превращая даже самую непримечательную лужу в зерцало оракула и вплетаясь сверкающими змейками в струи каждого фонтана.

В блистающих коридорах им встречались женщины самого разнообразного вида. Многие из них, как объяснила Лотти, являлись, подобно им, бывшими пленницами Бастиона или его ужасного флигеля; другие же просто забрели сюда, следуя инстинкту и течению потоков, оставив своих мужей внизу – живыми или мертвыми.

– Здесь вообще нет мужчин?

– Только малыши, – сказала Лотти.

– Все они малыши, – заметила Парамарола.

– Во флигеле был один капитан – редкостная скотина, – сказала Лотти. – Когда воды явились нас освободить, он, должно быть, опорожнял мочевой пузырь, потому что его труп проплыл мимо нашей камеры со спущенными штанами…

– Знаешь, он так и не отпустил свой член, – сказала Парамарола. – У него был выбор: держаться за член или грести…

– …и он предпочел утонуть, – закончила Лотти.

Парамаролой овладело безудержное веселье, и она разразилась гомерическим хохотом, так что в конце концов сосок выскользнул у ребенка изо рта. Молоко брызнуло младенцу в лицо, что послужило причиной новому приступу веселости. Юдит не спрашивала, откуда у Парамаролы молоко, раз это не ее ребенок (беременной она, судя по всему, тоже не могла оказаться). Это была лишь одна из многочисленных загадок, которые задало ей это путешествие. А чего стоила, например, лужа, стоящая вертикально, как бы прилипшая к одной из стен и до краев полная светящимися рыбами? Или воды, имитирующие языки пламени, – некоторые из женщин сделали из них себе венки? Или невероятной длины угорь, пронесенный мимо, – его голова с широко разинутой пастью лежала на плече у ребенка, а тело было намотано на плечи шести женщин, причем на каждую приходилось не менее десяти витков? Если она попросит объяснить хотя бы одно из этих чудес, то придется расспрашивать и об остальных, а тогда она застрянет здесь надолго.

В конце концов путешествие привело их к месту, где воды расчистили пространство для небольшого мелкого пруда рядом с главным водоемом. Его наполняли несколько ручейков, пробиравшихся через руины, а избыток воды переливался в сам водоем. В нем и вокруг него находилось около тридцати женщин и детей – некоторые играли, некоторые разговаривали, но большинство, сбросив с себя одежду, молча стояли в пруду и ждали, устремив взгляды над беспокойной поверхностью водоема к острову Умы Умагаммаги. В тот момент, когда Юдит и ее проводницы приблизились, через край пруда хлынула волна. Две женщины, стоявшие у самого края держась за руки, устремились за ней, были подхвачены и отнесены к острову. Вся сцена была пропитана эротикой, хотя в других обстоятельствах Юдит, конечно, стала бы отрицать, что почувствовала это. Но здесь подобная стыдливая чопорность казалась излишней и даже нелепой. Она позволила своему воображению представить, что произойдет, если она присоединится к этому нагому сборищу, где единственная частица мужского начала свисала между ног у грудного ребенка, если грудь ее соприкоснется с грудями других женщин, если ее будут целовать, а она будет дарить ответные ласки и поцелуи.

– Водоем очень глубокий, – сказала рядом с ней Лотти. – Вода пробилась вглубь к самой горе.

Интересно, что же случилось с мертвецами, общество которых, как уверял Дауд, оказало на него большое воспитательное воздействие? Может быть, воды смыли их, подобно мольбам и заклинаниям, которые стекали в ту же самую черноту из-под Башни Оси? Или они превратились в единое месиво, в котором пол мертвых мужчин был прощен, а боль мертвых женщин – исцелена, и, пропитавшись молитвами, стали частью неутомимого потока? Ей хотелось на это надеяться. Если собравшиеся здесь силы хотят оказать достойное сопротивление Незримому, им следует использовать помощь всех отверженных без исключения. Стены между Кеспаратами были уже размыты, и шумные потоки объединяли город и дворец в единое целое. Однако не только настоящее, но и прошлое должно быть призвано под знамена Богинь, и все чудеса, которыми оно могло похвастаться, – а ведь наверняка такое было даже здесь, во дворце Автарха, – должны быть извлечены из своих темниц. Со стороны Юдит это было не просто абстрактным пожеланием. В конце концов, она была одним из этих чудес – женщина, созданная по образу и подобию той, что правила здесь с не меньшей жестокостью, чем ее муж.

– Только так можно попасть на остров? – спросила она у Лотти.

– Если ты имеешь в виду паромы, то их пока нет.

– Тогда я, пожалуй, поплыву, – сказала Юдит.

Одежда была только лишней обузой, но она еще недостаточно свободно себя чувствовала, чтобы раздеться прямо здесь и войти в воды обнаженной, так что, кратко поблагодарив Лотти и Парамаролу, она полезла через завалы, громоздившиеся вокруг пруда.

– Надеюсь, что ты ошибаешься, – крикнула ей вслед Лотти.

– Я тоже, – ответила Юдит. – Поверь мне, я тоже на это надеюсь.

И этот обмен репликами, и ее неуклюжий спуск привлекли к себе внимание нескольких купальщиц, но ни одна из них не возразила против того, чтобы она к ним присоединилась. Однако чем ближе подбиралась она к краю водоема, тем больше беспокойства вызывал у нее предстоящий заплыв. Несколько лет прошло с тех пор, как она в последний раз проплыла расстояние, превышавшее длину ее ванны, и ею овладели серьезные сомнения, что она сможет противостоять стремнинам и водоворотам, если те примутся ей мешать. Но ведь не могут же они утопить ее? В конце концов, они сами доставили ее сюда, пронеся через весь дворец целой и невредимой. Единственная разница между тем путешествием и этим (хотя, надо признаться, весьма существенная) состояла в глубине.

К краю пруда приближалась очередная волна, навстречу которой устремились женщина с ребенком. Но прежде чем они успели оседлать ее, Юдит оттолкнулась и прыгнула с валуна, на котором стояла, пролетев прямо над головой у купальщиц и плюхнувшись в набегавшую волну. Она глубоко ушла под воду и принялась отчаянно барахтаться, толком не соображая, где низ, а где верх. Воды сориентировались быстрее и вытолкнули ее из глубины, словно пробку. От прибрежных скал ее отделяло уже ярдов двадцать, и воды продолжали быстро нести ее вперед. Она еще успела заметить, как Лотти высматривает ее среди волн, но потом ее закрутило в водовороте и она уже не знала, в какой стороне остался пруд. Тогда она отыскала глазами остров и изо всех сил поплыла в его направлении. Воды охотно поддержали ее, хотя при этом они еще и сносили ее немного в сторону, описывая против часовой стрелки спираль вокруг острова.

Поверхность водоема искрилась отраженным светом кометы, так что невозможно было разглядеть, насколько здесь глубоко, чему она, впрочем, была только рада. Хотя воды и поддерживали ее, словно буек, ей не хотелось лишних напоминаний о скрывающейся под ней бездной. Всю свою волю она вложила в то, чтобы поскорее достичь острова, не позволяя себе расслабиться в объятиях волн, ласкающих ее тело. Подобную роскошь, как и те вопросы, что ей хотелось задать по дороге Лотти и Парамароле, следует отложить для другого дня.

Теперь берег был от нее ярдах в пятидесяти, но по мере приближения к острову все меньше толку было от ее гребков. Спираль закручивалась все туже, течение делалось все более властным, и в конце концов она отказалась от попыток двигаться вперед самостоятельно и полностью отдалась во власть потоку. Лишь после того, как воды дважды заставили ее обогнуть остров, она почувствовала под ногами дно, и перед ней предстал завораживающий, головокружительный вид храма Умы Умагаммаги. Неудивительно, что воды потрудились здесь с большим вдохновением, чем где бы то ни было. Они выели раствор между монументальными глыбами, из которых была построена Башня, а потом слизали их верхние и нижние грани, заменив жесткие углы математикой кривых поверхностей. Каменные громады уже не были крепко сцеплены вместе, но балансировали друг на друге, словно акробаты, в то время как сияющая вода журчала в пустотах, продолжая свою работу по превращению некогда неприступной Башни в колонну, состоящую из камня, света и водяных брызг. Вымытые частицы глыб были унесены ручейками и легли на берег тонким, мягким песком, на который Юдит упала, выбравшись из водоема. Четверо игравших неподалеку ребятишек приветствовали ее своим смехом.

Она дала себе лишь минуту отдыха, а потом встала и направилась к храму. Вход в него был столь же тщательно обточен водами, как и глыбы; пелена сверкающей влаги скрывала внутренние помещения храма от взоров тех, кто ожидал поблизости. Около дюжины женщин собрались у порога. Одна из них – девушка, едва достигшая половой зрелости, – ходила на руках; кто-то пел, но мелодия была так похожа на звук журчащей воды, что Юдит никак не могла понять, срывается ли она с человеческих губ или исходит от какого-то музыкального ручейка-виртуоза. Как и у пруда, никто не возразил против ее неожиданного появления и не стал отпускать замечаний по поводу облепившей ее тело одежды, хотя все вокруг были нагими. Они пребывали в состоянии какой-то блаженной истомы. Юдит, возможно, тоже поддалась бы ей, но воля гнала ее вперед. Без колебаний она шагнула в водяную дверь.

Внутри взгляду ее не встретился ни один твердый, неподвижный предмет. Воздух был наполнен волнами света, которые то и дело распускались неведомыми, ни на что не похожими формами. Не успев застыть, каждая светящаяся конфигурация немедленно перетекала в другую в непрерывном потоке превращений. Она опустила взгляд на свои руки. Они были еще видимы, но уже не состояли из плоти и крови. Тело ее быстро освоило фокус световых превращений и расцвело множеством форм, присоединяясь к общей игре. Она протянула руку и своими распускающимися пальцами притронулась к одной из стоящих рядом женщин, полностью растворенной в волшебной игре света. На миг ее образ возник перед ней, как если бы женщина была закутана во влажную простыню, которая мгновенно облепила ее тело, обрисовав формы бедра, щеки, груди, а в следующую секунду вновь надулась ветром. Но лицо улыбалось – в этом Юдит была уверена.

Убедившись, что она не одна в храме и, судя по всему, ей здесь рады, Юдит двинулась дальше. Те эротические фантазии, которые охватили ее, когда она впервые увидела пруд, теперь осуществились в реальности. Она почувствовала, как формы ее тела растворяются в воздухе, словно капля молока в стакане воды, задевая тела женщин, мимо которых она проходила. К ощущениям примешивались смутные, полуоформленные размышления. Возможно, она растворится полностью и вытечет через стены, чтобы стать частью вод, что окружают остров; а возможно, она уже влилась в это море, а плоть и кровь, которые она считает своей собственностью, на самом деле всего лишь выдумка этих вод, вызванная к жизни, чтобы скрасить одиночество земли. А возможно, а возможно, а возможно… Все эти мысли не были отделены от телесного опыта – и были частью удовольствия. Нервные окончания порождали их, а те в свою очередь делали ее более чувствительной к прикосновениям подруг.

Но по мере того, как она продвигалась вперед, женщины терялись где-то внизу. Она поняла, что шаги ведут ее под купол храма. Ощущение твердой почвы под ногами она утратила, едва лишь переступив порог, и теперь поднималась ввысь без усилий, словно в нее вселился тот же самый опровергающий законы природы добрый гений, который жил в волшебных водах. Впереди и вверху она увидела новые формы движения, более сложные, чем те, что встретили ее у входа, и, словно подчиняясь неведомому приказу, молясь о том, чтобы в нужный момент губы и слова не изменили ей, она двинулась им навстречу. Движение стало более ясным, и если внизу она еще сомневалась, реально ли оно или это только плод ее воображения, то теперь настало время отбросить подобные разграничения.

Она одновременно видела своим воображением и воображала, что видела, – в воздухе перед ней висел сияющий иероглиф, водяная лента Мебиуса, бесконечная петля которой регулярно сокращалась, рассылая по всем направлениям волны ослепительного света, ниспадающего на нее искрящимся дождем. Здесь была та, которая заставила фонтаны забить, та, которая вызвала реки, та, чья божественная сила разрушила дворец и построила дом для воды и детей на том месте, где раньше царили ужас и мрак. Здесь была Ума Умагаммаги.

Пристально рассматривая иероглиф Богини, Юдит не находила в нем даже намека на нечто, способное дышать, потеть или разлагаться. Но несмотря на эту бесплотность, от него исходила такая волна нежности, что Юдит показалось, будто она чувствует улыбку Богини, Ее поцелуй, Ее любящий взгляд. И действительно, это была любовь. Хотя заключенная в иероглифе сила совсем не знала ее, Юдит ощущала такую ласку и такой покой, которые только любовь и может подарить. До этого момента в ее жизни не было секунды, чтобы страх не подтачивал ее изнутри. Это было необходимое условие существования: даже блаженство было отравлено боязнью того, что скоро ему придет конец. Но здесь все подобные страхи казались нелепыми. Это лицо любит ее и будет любить всегда, независимо ни от каких обстоятельств.

– Милая Юдит, – услышала она голос Богини, такой звучный и резонирующий, что эти несколько слогов превратились в настоящую арию. – Милая Юдит, какое срочное дело заставило тебя рисковать жизнью, чтобы прийти сюда?

Пока Ума Умагаммаги произносила эти слова, Юдит увидела, как в складках воздуха появилось ее собственное лицо. Спустя несколько мгновений оно сделалось ярче и по тонкой световой ниточке скользнуло в иероглиф Богини. «Она читает меня, – подумала Юдит, – она пытается понять, зачем я здесь, а когда это произойдет, Она снимет с меня всю ответственность и я смогу остаться с Ней в этом волшебном месте, навечно».

– Итак, – сказала Богиня через некоторое время. – Это трудное дело. Тебе приходится выбирать: либо остановить Примирение, либо позволить ему свершиться, рискуя, что Хапексамендиос воспользуется этим для своих злых дел.

– Да, – ответила Юдит, благодарная Богине за то, что Она избавила ее от необходимости все объяснять. – Я не знаю, что замышляет Незримый. Может быть, ничего…

– А может быть, конец Имаджики.

– Неужели Он способен на это?

– Вполне возможно, – сказала Ума Умагаммаги. – Он много, очень много раз причинял вред Нашим храмам и Нашим сестрам, и своей рукой, и руками своих помощников. Это заблудшая душа, и Его уже ничто не спасет.

– Но решится ли он уничтожить все?

– Его планы известны мне не лучше, чем тебе, – сказала Ума Умагаммаги. – Но мне будет жаль, если шанс завершить круг будет упущен.

– Круг? – переспросила Юдит. – Какой круг?

– Круг Имаджики, – ответила Богиня. – Ты должна понять, сестра, что Доминионы созданы не для того, чтобы быть разделенными, как сейчас. В этом повинны души первых людей, живших на земле. Да и вины-то в этом никакой не было, и вреда тоже. Во всяком случае, поначалу. Когда они поднимали головы, они видели звезды. Когда они смотрели себе под ноги, они видели землю. То, что было наверху, не подчинялось им, но то, что было внизу, могло быть разделено на участки, стать собственностью, предметом спора и борьбы. С этого разделения начались и все остальные. Люди распылили себя по территориям и нациям, стали называть себя мужчинами и женщинами. Они даже стали хоронить себя в земле, чтобы более полно обладать ею, предпочитая общество червей – свету. Они перестали видеть Имаджику, и тогда круг распался, а Хапексамендиос, созданный волей этих людей, сделался достаточно сильным, чтобы покинуть своих создателей и переселиться из Пятого Доминиона в Первый…

– По дороге убивая Богинь.

– Да, Он причинил большой вред, но вред мог бы стать еще большим, знай Он форму Имаджики. Он мог бы открыть тайну, что скрывалась в круге, и отправиться туда.

– Что же это за тайна?

– Тебе предстоит вернуться в опасное место, милая Юдит, и чем меньше ты будешь знать, тем лучше для тебя. А когда настанет время, мы распутаем клубок этих тайн вместе, как сестры. А до этих пор утешай себя мыслью о том, что ошибка Сына – это прежде всего ошибка Отца, и по прошествии времени все заблуждения развеются и исчезнут.

– Так если все разрешится само собой, – сказала Юдит, – то почему я должна возвращаться в Пятый Доминион?

Прежде чем Ума Умагаммаги успела ответить, зазвучал новый голос, и между Юдит и Богиней поднялся вихрь сверкающих частиц. Юдит ощутила, как они покалывают ее плоть, напоминая о состоянии, в котором тело знает, что такое лед и пламень.

– Почему ты доверяешь этой женщине? – спросил голос.

– Потому что она пришла к нам с открытым сердцем, Джокалайлау, – ответила Богиня.

– Насколько искренней может быть женщина, которая пришла с сухими глазами на то место, где умерла ее сестра? – сказала Джокалайлау. – Женщина, которая бесстыдно явилась к Нам с ребенком Автарха Сартори в утробе?

– Здесь у нас нет места для стыда, – сказала Умагаммаги.

– Может быть, у тебя и нет, – сказала Джокалайлау, показываясь наконец. – А у меня – полно.

Подобно сестре, Джокалайлау предстала в своей первичной форме, но ее иероглиф был более сложным, чем у Умагаммаги, и менее совершенным, так как пробегавшее по нему движение было отчасти лихорадочным. Ее форма не столько пульсировала, сколько кипела, рассылая во все стороны язвящие стрелы.