Текст книги "Разговоры под водку"
Автор книги: Кирсти Брукс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Да уж.
– Тебе его жалко? Так помоги ему. Ведь у парня уже и работа страдает.
– Ну.. – Казалось, она даже протрезвела. Наверное, я слишком сильно на нее нажала.
– Он же тебе нравится, вот и помоги ему. Если ты тоже ему нравишься, он поймет, как тяжело тебе было сказать ему об этом ужасном запахе.
– Но мы никогда не разговариваем. Наверно, еще рано.
– А вдруг поздно? Скорее всего, он сейчас в недоумении, почему никто с ним не разговаривает. Сидит один, переживает.
На сей раз я точно переборщила. Бедный Джордж. Улучив момент, когда Зара отвернулась, смахивая со стола крошки от печенья, я выдохнула себе в ладонь и принюхалась. Вроде ничего. А вдруг таких вещей сам не замечаешь, ну, как не замечаешь, что твои шутки не смешные? Надо будет все-таки купить «Тик-так».
– Он не ребенок.
– Каждый до известной степени ребенок. Знаешь, это ужасно – думать, что другие тебя не любят. А друзья у него есть?
– На работе?
– Угу.
Казалось, она задумалась.
– По-моему, нет. Раньше он водился с Дереком, но тот получил работу в Брисбене и переехал.
– Дерек тоже так благоухал?
– Ну, сосновым лесом от него не пахло.
– Ладно, зайдем с другой стороны. Кто организовал это «Эмото»?
– Дейрдре, девушка из отдела охраны труда.
– Так. А есть у них занятия по укреплению межличностных отношений? Ну, когда каждый пишет о другом все, что ему не нравится. Анонимно. Ну, типа, чтобы открыть глаза тем, которые не подозревают, что они гнусавят, когда говорят по телефону, или тем, которые слишком громко смеются.
Я вспомнила случай из личной жизни – однажды на Рождество на дискотеке мне вручили коробку носовых платков, потому что я все время чихала. Я сделала вид, что мне очень смешно, но на самом деле готова была сквозь землю провалиться от стыда.
– Не дожидайся, пока кто-нибудь опозорит его перед всеми, скажи ему сама – тихо и нежно. Стань ему другом. Кому-то из близких следовало бы это сделать раньше. Может, они и пытались, только он не слушал. Если ты этого не сделаешь, то сама пожалеешь.
Кажется, я ее так и не убедила.
– Ну, не знаю.
– Или пошли ему анонимный е-мейл.
Тут Зара повеселела:
– Вот это хорошая идея. Как я сама не додумалась? Можно послать ему открытку по е-мейлу, а потом сказать… – Тут она снова нахмурилась: – А что, если он поймет, что это от меня?
– Ну, если ты подберешь правильные слова, то не поймет.
– Можно попробовать.
– Послушай, Зара, ты сказала, что любишь его. Может, ты спьяну это ляпнула, но все равно нужно сказать ему правду. Представь, а что, если он сидит и думает: «Мне так нравится Зара, я хочу пригласить ее на свидание… Но эти ее козюли!»
– Да, ты права.
– Ну, вот и хорошо.
Я встала, стряхивая с брюк крошки от печенья, и начала собирать свои вещи. Нужно покормить Джока и на боковую.
– Зара, – сказала я, закидывая ремешок сумки на плечо, – а у тебя и правда козюли.
Выходя, я думала о том, как было бы хорошо, если бы изобрели такую кнопку, нажав на которую можно было бы стереть из прошлого все неудачи. Я понимаю, плохие воспоминания помогают нам не вляпываться в неприятности по второму разу, это такой механизм самозащиты. Но все же так мучительно вспоминать, как я травила на вечеринках дурацкие истории, как забывала имена друзей, представляя их, как к моей туфле однажды прилип кусок какашки, а я так и ходила по школе… Нет, это какое-то самоистязание. Лучше сфокусироваться на чужих обломах. Итак, утром я опять пойду в дом Дэниела, после того как пошлю отчет Элен.
«Любимый, я скучаю по тебе. Не могу дождаться, когда приду домой и снова упаду в твои пылкие объятия. Мое сердце изнывает от тоски по тебе. Мои пальцы горят от нетерпения прикоснуться к тебе, мои губы ищут твои…»
Это было уже третье письмо. Я скривилась от смешанного чувства жалости и отвращения. Похоже, эта Сьюзи, библиотекарша на общественных началах, совсем потеряла голову. Прочитав первое письмо, я сначала подумала, что теперь у меня есть, что доложить Элен и растопить ее невозмутимость. Но я ошиблась.
Она прочла отчет, уплетая сандвичи с сыром. Я же потягивала клубничный коктейль и думала, что пора менять запаску. Желудок мой злобно урчал всякий раз, когда мимо проносили горячие блины или яичницу, но я крепилась. Этой ночью мне приснился сон, как будто я сидела на коленях Сэма и мы целовались взасос. А потом мои бедра раздались, превратились в огромные ломти колбасы и придушили его. Я проснулась вся в поту.
Элен кивнула и засунула отчет в портфель. Я набралась храбрости и прошептала, что мне нужно знать, какими противозачаточными средствами они пользовались. Она посмотрела на меня так, как будто я дала ей пощечину.
– Это еще зачем?
– Затем, что я нашла упаковку от презервативов под кроватью Дэниела, рядом с его ботинками.
Судя по выражению ее лица, она явно предпочитала такой метод контрацепции, как спираль.
– Мы отказались от презервативов, после того как оба прошли обследование, – сказала она так, словно это я во всем виновата.
Мне стало понятно выражение «принести плохие новости» и почему того, кто их приносит, обычно убивают. Что ж, на этой работе мне явно не увернуться от пуль. Пора покупать пуленепробиваемый жилет.
– Она, скорее всего, давнишняя, – сказала я обнадеживающе.
– Без сомнения, – фыркнула Элен раздраженно. Казалось, ее огромные ноздри живут своей жизнью.
Мы решили, что все подозрительные факты я отмечу и в другом отчете, в конце недели. Тогда она сможет выбрать, продолжать ли ей роман с Дэниелом или послать его к чертям.
Завернув недоеденный сандвич в салфетку, она встала:
– Позвонишь мне в субботу и сдашь следующий отчет. И я надеюсь получить что-нибудь более конкретное.
С этим она и ушла. Поспешное отбытие. Наверное, хотела показать, что последнее слово все равно за ней.
Я уже сомневалась, действительно ли она хотела, чтобы я нашла компромат на Дэниела. Может, он ей просто надоел и она искала предлог? Возможно, втайне она хотела, чтобы он ей изменил, потому что тогда ее подозрения были бы оправданы, и в результате никакой ее вины в том, что она наняла меня, не было бы. Или я все выдумываю?
Когда я собрала свои вещи и приготовилась отчалить, то обнаружила, что Элен не ушла. То есть она вышла из кафе, но так и стояла на тротуаре, понуро уставившись под ноги. У меня перехватило дыхание, потому что я поняла – Элен плакала. Издалека было видно, что ее большой нос весь покраснел. На душе кошки заскребли, будто я в чем-то виновата, но я сказала им «брысь». У меня достаточно опыта, чтобы знать – мужчины и не на такое способны.
Итак, я думала, что нашла доказательства, пока не увидела на сентиментальном письме номер два дату. Оказалось, оно было написано девять лет назад. Я проверила и другие. Все они были давнишними, как и открытки, вложенные в письма. Они были написаны другим почерком – тринадцать лет назад. У Сьюзи была плохая привычка рисовать вместо точек маленькие любовные сердечки над буквой I. Симона, написавшая открытки, имела склонность к плюшево-игрушечным метафорам: «Ты мой пушистый мишка, ты мой маленький ути-пути». Что за тошнотворная слащавость!
Я торчала у Дэниела уже целый час, было почти одиннадцать. Снова зайдя в чуланчик с рухлядью, я проверила книжный шкаф. Замкнуто. Надо расспросить о нем Элен. Записывая, чтобы не забыть, я оглядела остальную часть комнаты. Потом проверила еще раз тумбочку около кровати. Вибратор лежал на том же месте, но кто-то его почистил.
Я сунула нос и внутрь тумбочки. Там навели порядок. Я сделала опись содержимого, поставила время и дату. Как и в прошлый раз, я обшарила карманы пальто, заглянула за ящики, под ящики, между матрасами и рамой кровати. Под кроватью опять набралась пыль. А в обувном ящике, под грудой старых вонючих кроссовок я нашла диковинную коллекцию.
Там хранилась малюсенькая засушенная розовая роза. Ее увядшие зеленые листья, словно когти, сжимали лепестки. А вот серебряная рамка на несколько фотографий. Я вытащила ее. Внутри была фотография обнаженной девушки с длинными рыжими волосами и мелкими чертами лица, которая лежала на ковре. А рядом была вставлена фотография огромной немецкой овчарки, роняющей слюни на тот же ковер.
Я вытащила заднюю картонку, но никакой надписи там не было, так что я все описала и задвинула ящик обратно. Небольшой дневник путешествий содержал подробности об отпуске, со ссылкой на девушку со странным именем Алекс, или сокращенно «А». Я поняла, что это девушка, потому что там было написано, что ее груди напоминали воздушные шары, готовые лопнуть. Ну и прочая чушь.
Что ж, и это пойдет. Я пролистала дневник. Меж страниц лежали билет на мюзикл «Кошки» (ходил дважды в течение одной недели, в феврале, семь лет назад) и счет за парковку. Зачем это хранилось, я не разгадала, но на всякий случай все записала.
Я опять заползла под кровать и пошарила под сервантом и шифоньером. На мне все еще была униформа «Аделаидских муравьев» – длинная черная прямая юбка и зеленый шерстяной затасканный пуловер, который я раскопала на дне своего гардероба. Я стряхнула пыль с юбки и рукавов – вымыть руки не было времени.
Этим утром я тихонько проскользнула к Дэниелу через боковую калитку. Вокруг никого не было. Я бросила собаке два сандвича. Потом прошла к задней двери и отомкнула ее. Жевательная резинка была на месте.
Ящик для одеял в спальне Дэниела был так плотно заполнен простынями и наволочками, что я встала на него и, поднявшись на цыпочки, потянулась к верхней полке гардероба – там лежал какой-то чемодан. Я расстегнула молнию и, как только взглянула на свалявшийся темно-синий джемпер и джинсы «варенки», сразу поняла, что это было печальное хранилище для старой одежды восьмидесятых годов. Он, наверно, думал, что мода на нее вернется.
– Мечтай, мечтай, приятель! – пробормотала я.
Я положила все эти древние шмотки назад и застегнула чемодан. Потом снова передвинула ящик с простынями, поставив его на прежнее место, к стене под окном.
Я осмотрела комнату повнимательнее. Итак, он хранит всякое утильсырье. Но среди этого второсортного хлама может найтись настоящий золотой ключик. Большинство людей хранят личные вещи именно в спальнях, как будто здесь их не найдет шпионский глаз. Я снова подошла к шифоньеру, где только что прогулялась по карманам пальто. Там висел застегнутый на молнию чехол для костюмов, в котором томился один – из коричневой вискозы с белыми вкраплениями. Возможно, его хозяин надеялся, что в нем можно будет кадрить женщин и двадцать лет спустя.
Но напрашивался и другой вывод. Когда я просмотрела свой список с письмами, дешевыми сувенирами и всякой мелочью, то поняла, в чем суть. Что, если Дэниел копил весь этот мусор потому, что тот что-то значил для него в эмоциональном плане? Что, если большой нелепый джемпер из чемодана надевался по случаю свидания со Сьюзи, а горчичная рубашка с вышитой вставкой помнила груди Алекс? Я осторожно спустила чемодан и тут же нашла подтверждение своих предположений.
За ним висело красное атласное женское белье – комбинация из топа и трусов – с маленькими сверкающими стразами, которых особенно много было по краям выемки на груди. Вещичка из ранних девяностых. Либо Дэниел тайком наряжался в белье двенадцатилетней девочки, готовящейся к первому выходу на рок-концерт, либо это был еще один сувенир.
Заткнув в трусы блокнот с заметками, я двинулась в пропахшую потом комнату с тренажером. Пара снарядов и маленькое стерео были такими же пыльными, как и подоконник, так что я ни к чему не стала прикасаться.
На полке камина были свалены в кучу компакт-диски – звуковая дорожка к фильму «Бойцовский клуб», пара дисков Криса Айзека. Неплохо, хотя было ясно, что в последнее время он их не слушал. Я обнаружила, откуда шел запах пота – воняло отвратительное грязное полотенце. И тогда до меня дошло, что я еще не видела прачечную. Я закрыла комнату и отправилась ее искать.
Собака обнюхивала землю вокруг клумбы. Я дружелюбно помахала ей и свернула направо к ванной, где в прошлый раз так эффектно приземлилась. Прачечная оказалась там же. Это была ничем не примечательная комната с белым кафелем. Слегка грязноватая раковина, зеркало в подтеках, тюбики с зубной пастой, болтающиеся в подвесной чашке. На стенах – смесь мыльной пены и пыли. Корзина для грязного белья была полной. Открыв расположенный за дверью шкаф, я увидела спрятанную там стиральную машину. И сушилка с одежными вешалками тоже была там, между машиной и стеной.
Внезапно у меня за спиной раздался пронзительный звук. Я кубарем отлетела к стене, за стиральную машину. Сообразив, что это всего-навсего телефон, я прыснула в кулак, но сердце так и колотилось в груди. Я вышла из комнаты для стирки как раз в тот момент, когда включился автоответчик. Это была Элен.
– Привет, любимый. Это я. Ты говорил, что твоя мама придет сегодня постирать твои вещи. Но я хотела спросить, может быть, ты пригласишь ее как-нибудь на этой неделе пообедать с нами? Просто пришла такая мысль. Если она придет около двух часов, то будет все еще там, когда ты приедешь домой. Увидимся вечером.
Сердце никак не хотело выходить из панического состояния. Я посмотрела на часы. Было без четверти двенадцать. Я почти дождалась «Ленина», который скоро намеревался прибыть со своим стиральным порошком. Встреча мне не улыбалась. Я проверила, не оставила ли следов. Так, где блокнот? На месте – в трусах. Надо уходить. Вернусь завтра.
Выскользнув из дома, я перешла через улицу и прошла три квартала к своей машине. Мне казалось, я слишком заработалась сегодня и потеряла бдительность. Вдруг меня кто-нибудь видел? Я села за руль, стараясь вспомнить все, что могла. Неизвестно, что из этого пригодится, но если Элен будет здесь вечером, нужно рассказать ей каждую мелочь.
Я надела большие темные очки от солнца, в которых была похожа на Джеки Онасис, и завела машину. Оглушительные звуки музыки группы «Шпандау балет» сопровождали меня, когда я, развернувшись, медленно проехала мимо дома Дэниела. «Ленин» еще не прибыл, и я вздохнула с облегчением, что мне не выпала такая историческая встреча. Слава богу, у Элен не совсем тухлые мозги, раз она таким образом предупредила меня. Он, должно быть, сказал ей про мать сегодня утром, после нашего с ней разговора в кафе, и она сделала все, что было возможно.
Я подъехала к перекрестку и увидела, как дорогу переходит группка школьников со своими родителями. Повернув направо, они пошли вверх по улице, а одна худая женщина в кроссовках и облезлых джинсах, шедшая с ними, отделилась и двинулась в сторону дома Дэниела.
Я повернула налево и, проезжая по улице, вдоль которой росли деревья, прибавила скорость. Потом снова свернула на ту улицу, где был дом Дэниела. Эти загородные улицы все располагались параллельно и упирались в реку Торренс, извилистое русло которой пересекало Аделаиду. Из безвкусно застроенных предместий она текла дальше, куда-то вдаль. Мне никогда не приходилось бывать там, вдали. И я думала, что река там шире, а вода голубее, не то что здесь – совсем потемнела от ила. Но я могла и ошибаться. Ошибаться для меня стало почти ритуалом.
Я превысила скорость, надеясь перехватить незнакомку на пути к дому. Слева возникла дорога с односторонним движением, и я переехала ее слишком резко, чуть не воткнувшись в машину на углу. Повернув на нужную улицу, я притормозила и медленно проехала мимо дома Дэниела. Как раз, когда мисс Кроссовкинг проходила мимо дома Пенни – в противоположном направлении. Она прошла мимо дома Дэниела! Подавшись влево, я посмотрела в заднее стекло. Машин не было, и дорога ясно просматривалась. Мисс Кроссовкинг уходила все дальше.
Замечательно. И что теперь делать? У меня было маловато шпионской сноровки, так что я просто развернулась. И поймала букет цветистых бранных выражений, когда чуть не чмокнулась с другой машиной. Это был подъехавший к дому Дэниела «седан».
Итак, пока я объезжала вокруг квартала, «Ленин» все-таки прибыл. Я проследила, как женщина вошла в кафе-магазинчик дальше по улице.
Когда я проезжала мимо, подыскивая, где можно оставить машину, в дверях появился мужчина в белом фартуке и с чашкой в руках. Я заехала за угол. Мне не хотелось, чтобы меня опознали.
Я схватила джинсовый пиджак с заднего сиденья, закрыла машину и прогулочной походкой пошла обратно. Хорошо, что на мне были очки от солнца. Укрывшись за ними, я наблюдала, как она, склонившись над столом и держа ложечку длинными пальцами без украшений, размешивает кофе. Это была стройная, но явно неуверенная в себе особа. Мы сидели в маленьком кафе, предлагающем сандвичи, плитки шоколада, чипсы и все такое. Я заказала апельсиновый сок и порцию мюсли.
В магазинчике было всего четыре столика, кое-как притуленных к кирпичной неоштукатуренной стене. Женщина сидела за самым дальним столом от входа, лицом ко мне, но спиной к улице Дэниела. Я устроилась по соседству, лицом к стойке, и вытащила журнал.
И тут я заметила, что держу порножурнал «Хастлер», который купила на станции обслуживания и которым вскрывала окна в доме Дэниела. Я быстро перелистнула обложку и посмотрела вправо, на нее. При этом я фактически не повернула головы, но все-все заметила.
Она была очень худой и походила на нервический тип. Наверно, она худела при одной мысли, как много места она занимает и что никто ее не любит. У нее были длинные тонкие светлые волосы. Обычно женщины такого типа носят конский хвост в палец толщиной. Она была бледнокожей, с зелеными глазами, обрамленными длинными ресницами в засохшей туши. И она явно не наряжалась в расчете на тайное свидание, хотя почем мне знать? Мое собственное последнее свидание закончилось тем, что меня вырвало в пластиковую коробку, после того как я выпила зеленого мятного ликера «Крем де мент».
Она с трудом поднялась и прошла мимо меня, прочь от дома Дэниела. Это произошло так быстро, что я поперхнулась, и немножко сока попало мне в нос. Выскочив из кафе, я подкралась к углу здания и выглянула. Мисс Кроссовкинг растворялась вдали.
Когда я вернулась к своим мюсли, маленькая сорока сидела на столе и клевала оставленное. Я вспугнула ее, сбросив еду на землю, взяла сумку и возвратилась в машину. Я решила сделать еще один круг, а потом ехать домой.
Темный «седан» все еще стоял на подъездной аллее к дому. Но на этот раз два передних окна в доме были открыты, и внутри наблюдалось какое-то движение. Я догадалась, что стирка для «Ленина» означала полную генеральную уборку. Интересно, что она сделает с журналами «Фуд файт фанниез»?
Вечером в «Мире DVD» я узнала, что Аманда уже подала заявление об уходе. Наверное, предсвадебные хлопоты целиком захватили ее. Новый сотрудник по имени Барри бился с покупателями и обрадовался моему предложению расставить видео в алфавитном порядке. Мне нравилось раскладывать фильмы по алфавиту. Правда, пришлось написать его на руке, но это было как медитация. Так что, когда рядом внезапно материализовалась Зара, я уже была в состоянии, подобном дзен. Даже горе близкой подруги не могло вернуть меня в реальность.
– Кэсс!
– Ом-м, – все еще в трансе отозвалась я, когда она прикоснулась к моему плечу.
Блестящие глаза Зары опять были на мокром месте, а веки распухли и покрылись красными пятнами.
– Что случилось?
Если это опять насчет Джорджа, мне придется поговорить с ним самой.
– Знаешь, как цитируют? – Она быстро скрючила в воздухе указательный и средний пальцы, изобразив кавычки.
Я кивнула. Я и сама время от времени так делала, особенно когда произносила слово «интересно».
– А как думаешь, скобки тоже можно изобразить? – И она сложила ладони так, как будто сдвигала ими книги с обеих сторон.
Я нахмурилась:
– He думаю.
– А что, разве не классно?
– Только если под кайфом.
Она повесила голову.
– А я изобразила. Когда разговаривала с Джорджем. Знаешь, я ведь послала ему анонимный е-мейл. Я так нервничала, как он это воспримет, как отнесется, – продолжала она, немного успокоившись, – и остановилась у его стола поболтать. От него пахло, может быть потому, что он был в спортзале или еще где и вспотел. Ну вот, я начала рассказывать про кино с Хью Грантом – по телевизору показывали вчера ночью. Я волновалась, и когда сказала, что Хью был пылкий, несмотря на инцидент с этой лос-анджелесской проституткой Дивин Браун, то заключила свои слова «в скобки». Вот дура!
– И впрямь, – сказала я, еле сдерживая смех. Я и сама не слишком-то годилась на роль эксперта по тому, что классно, а что нет, но что-то мне подсказывало, что здесь речь идет явно о последней категории.
– Как тебе взбрело в голову заговорить с ним про Хью Гранта?
Она нахмурилась:
– Не знаю. Ах да, он сказал что-то наподобие того, что у меня волосы, как у актрисы Лиз Херли.
– Вот видишь. Это хороший знак.
– Ты думаешь? – просияла она.
– Определенно. Лиз хоть и кошелка, но парням нравится. Она выглядит так, как будто только и знает, что днем примеряет дамские платья, а ночью – снимает. И к тому же она не дура.
– Да? – Зара соображала с таким трудом, что от ее интенсивного мыслительного процесса чуть не лопнула пленка на DVD. – Значит, скобки – это ничего?
– Вполне.
– Вот здорово. – Зара сделала паузу, утомленно потирая лицо. – Но вообще-то… Господи, ну что же я все время ляпаю всякую ерунду.
– Аналогично. У всех такое чувство. Но сколько на самом деле ты можешь вспомнить действительно постыдных случаев?
– Целую кучу.
Я слабо улыбнулась:
– Ладно, зайдем с другой стороны. А много ли ты можешь вспомнить, что о тебе плохого говорили другие люди?
– Не много. Я помню, Кармен Джонсон говорила в старших классах, что я жирная, а Томми Тревестос, когда мы пошли в клуб, назвал меня не Зара, а Зое, это такая личинка, у которой и ног-то нет! Вот, пожалуй, и все, – мгновенно выдала Зара.
– Вот видишь! Она кивнула:
– Я знаю. Просто я его любила, а он назвал меня личинкой.
– Томми?
– Да.
– Ты же его впервые встретила той ночью!
– Видно, наркота восьмидесятых так на меня подействовала.
– Неужели кокаин? – охнула я, как-то не представляя себе Зару, употребляющую наркотики.
– А ты что, не помнишь, как мы в школе нюхали?
– Да уж…
Я глянула, как там дела у Барри с покупателями. Он болтал с двумя вострушками, одетыми как Бритни Спирс, всячески стараясь не пялиться при этом им на груди.
– Итак, что ты думаешь теперь делать?
– Ты насчет Джорджа?
– Естественно, насчет Джорджа, – сказала я нетерпеливо. – Он ведь тебе все еще нравится, правда же?
– Еще как!
– Вот и хорошо. Все еще у вас сложится, и довольно скоро.
– А еще мне кажется, что я немножко влюблена в Ли Райена.
– А это еще кто такой, черт его возьми?
Зара раньше никогда не признавалась, что влюблена в кого-нибудь, а тут за последние пару дней мы имеем Джорджа, Томми Тревестоса, а теперь еще этого Ли.
– Он из мальчиковой группы «Блю». Именно о таком я всю жизнь мечтала…
– А, понимаю, – сказала я, слегка покривив душой. – Что за тинейджерские замашки, ей-богу?
– Каждую субботу я встаю и смотрю передачу «Видео хите» – он там всегда.
– Что ж, это нормально, – сказала я, размышляя о том, что Зара и Малкольм – это противоположные полюса, но обоих почему-то привлекает одно и то же музыкальное видеошоу, галопирующее по всем каналам через всю Австралию.
– И еще я купила журнал «Гелфренд», потому что там была статья о нем.
– Ты купила журнал для девочек от восьми до пятнадцати лет?
– Точно так.
– Нам с тобой нужно серьезно поговорить. Начнем, или подождем, пока ты опять будешь пьяная в сандаль?
– Лучше пьяная.
– Нет, ты скажи, ты их регулярно покупаешь, эти журналы?
– Ну-у, после того как я начала читать «Гелфренд» и узнала все ужастики из личной жизни тех, кому нет и тринадцати, я почувствовала себя намного лучше.
Я дошла до боевика «Сильнейший удар». Мои коленки чесались и горели – я закончила этот ряд, сидя на жестком ковровом покрытии. Да и пояс на юбке был слишком тугой. Вечером не будет мне никакого жирного коктейля, только жареная картошка и все.
– А почему именно эта группа?
– Потому что они поют о любви и, несмотря на свой потрясный вид, все равно страдают.
– Ага, прямо изнывают.
– Точно.
– Зара, ты просто жертва маркетинга, – сказала я, приводя юбку в порядок.
– Я знаю, что попалась на крючок глобальной стратегии, но когда они поют в такой тоске и печали… Мое сердце просто превращается в желе.
– И они к тому же симпатичные.
– Да.
– Да еще и танцуют.
– М-м-м.
– Как на рок-фестивале.
– Ну-у да, – сказала она неуверенно.
– Зара! Ты меня просто поражаешь. Это парни. А парни идут на все. Представь, ты встречаешь какого-нибудь симпатягу в пабе, который старается запудрить тебе мозги и произвести впечатление. Потом заманивает тебя к себе домой, клянется, что только помассирует тебе спинку, а потом хоп, и все! Ты же не хочешь, чтобы в первый раз все было так?
– Нет, – сказала она и уставилась в окно. – А знаешь, один парень предлагал мне однажды помассировать, только не спинку.
– А что, грудь?
– Ага.
– Но ты, надеюсь, сказала «нет»?
– Это были восьмидесятые. К тому же, может, после всех дурацких танцев, которые мы тогда танцевали, грудь и надо было помассировать.
– Может быть, – согласилась я, не зная, что ей еще сказать, – ну тогда ладно.
Наверное, мы обе одновременно представили одну и ту же сцену, потому что мне стало неловко.
– Но это было не слишком возбуждающе, – сказала она спустя некоторое время.
Удовлетворенная ее ответом, я встала и подрыгала ногами, чтобы разогнать мурашки. На Зарино счастье, подростки уже ушли.
– Что ты делаешь после работы? – спросила она.
– Хочу завалиться спать. Завтра рано вставать.
– Нравится тебе работать сыщиком, как Коломбо?
– До сих пор нравилось, – сказала я, но дыхание у меня перехватило. Я вдруг поняла, что уже несколько раз была близка к тому, чтобы попасться.
– О, кстати, – воскликнула Зара, порылась в сумке и вытащила что-то завернутое в пластиковый пакет с ручками. Я просияла. Зара всегда приносила вкуснейшие закуски.
– Это не шоколад, не думай, – сказала она, увидев выражение моего лица. – Это настоящий газовый баллончик.
– Но ведь это нелепо.
– Запрещено, я знаю. Я купила его через Интернет, доставили сегодня утром. Друг Джастина, Грэхем из Иллинойса, заказал его для меня. Смотри, он завернул его в майку с надписью «Чудесный штат Иллинойс». Возьмешь майку?
– Нет, – сказала я, безвольно держа пакет. Зара внимательно посмотрела на меня:
– Тебе нужна защита. Я, конечно, хочу, чтобы ты изучила военное искусство и все такое, но до тех пор хоть сможешь смыть им чью-нибудь косметику.
– Спасибо. – Я нервно оглянулась и вдруг увидела нас на экране – расплывчато и в черно-белом изображении. Я была светлее, чем Зара. Господи, куда меня опять черти понесли? Уже и моя честная подруга Зара импортирует незаконные предметы ради моей защиты.
– Да ладно, Кэсс. Думаешь, тебе одной нравится нарушать закон? А баллончик все-таки носи.
– Хорошо.
– И помни, что ты – презирающая закон, храбрая и циничная сыщица. И про долги по кредитке не забывай.
– Да, конечно.
Барри обернулся и посмотрел на нас. Почувствовал, наверно, что что-то не так, раз уходившая Зара расплылась в такой счастливой улыбке. Обычно она так не улыбается. Компьютерщики вообще не улыбаются.
– У тебя все нормально? – спросил он вежливо.
– Да! – в сердцах крикнула я и снова опустилась на колени, чтобы в тишине закончить с алфавитом.
На улице похолодало. Я решила отказаться от униформы «Аделаидских муравьев» и выбрала черный джемпер, розовую мини-юбку, черные колготки, сапоги до колен и черное укороченное кожаное пальто. Ну просто Бонни и Клайд! Да еще этот баллончик…
Сбросив пальто в прихожей, я опять прошла в спальню Дэниела. Его дом мне уже был как родной. Я прибыла к десяти часам, так что пришлось посидеть в машине с журналом, пока все не разошлись на работу.
Подойдя к дверям спальни, я почувствовала нечто необычное. Волосы у меня почему-то встали дыбом, как при опасности. Если бы я была профессиональным сыщиком, я бы насторожилась. Но я им не была, поэтому только почесала затылок и, напевая песню Фрэнка Синатры «Fly Me to the Moon», вошла в спальню. И тут я съехала на другую тональность – в постели спал Дэниел.
Я попятилась и чуть не умерла от ужаса, когда Дэниел вдруг закашлялся. Но он был в забытьи или напичкан лекарствами. Тонкая струйка мокроты вытекала у него изо рта, и он тяжело дышал.
Сердце у меня колотилось еще сильнее, чем в тот день, когда я встретила здесь мисс Кроссовкинг, но я все-таки наскоро провела инвентаризацию тумбочки. Кодеин, таблетки от простуды, синутаб от насморка… Он наглотался таблеток и был теперь похож на Джерри Гарсиа, только с насморком.
Шестое чувство подсказывало мне – надо уносить ноги. Но тут я увидела, что на покрывале лежит один из тех фотоальбомов, которые я видела в книжном шкафу. Я подтянула его к себе, подкралась к переключателю и, сделав свет послабее, чтобы сгустить сонную атмосферу, на цыпочках вышла из спальни. В комнате с тренажером я прислонилась спиной к стене и съехала вниз, пристроив альбом на коленях.
На каждом снимке были девушки. Правильные девушки с рыжими волосами, суровые брюнетки, ветреные блондинки, тревожные анорексички, экзотичные двадцатилетки… На некоторых фотографиях был и сам Дэниел, на большинстве одни только девушки. На обороте одного снимка стояла дата: июнь, 1998.
Я начала записывать: «Стройная рыжеволосая, 4 октября, 1997. Нервная блондинка, 21 июня, 1993. Счастливая в альтернативной одежде, март, 1996…» И так с восьмидесятых годов по сей день. Элен появлялась на нескольких снимках, но не так часто, как Мэнди с перманентом или Диана, которую он сфотографировал в начале девяностых, как раз когда девушка постриглась – на кой черт, неизвестно. Свои длинные русалочьи волосы она обкорнала под жуткий шлем а-ля Моника Левински.
И тут меня осенило. Внешне девушки были не похожи одна на другую. Он снимал всех: и тех, с кем переспал лишь однажды (таких он обычно щелкал, пока они спали), и тех, с кем встречался по полгода и больше. На каждой фотографии было по девушке, и на каждой именно они находились в фокусе. Люди вокруг и детали обстановки фотографа не интересовали. Неудивительно, что у Элен возникли подозрения. С этим парнем, действительно, что-то не так.
Может, все фото – просто на память? Вполне возможно, что он встречался со всеми этими девушками ради спортивного интереса. Тогда на снимках представлены его трофеи. Он менял девушек как перчатки, чтобы доказать что-то самому себе. Или ему просто нравилось потом смотреть на их фотки? Я прислушалась к тяжелому храпу Дэниела, положила альбом на кровать и, засунув записи в сумку, тихонько выбралась из дома. На улице шел настоящий ливень. Шлепая к машине, я предвкушала тот момент, когда залезу под одеяло и смогу спокойно просмотреть свои заметки. Потом нужно будет позвонить Элен и задать ей несколько вопросов. И только подъезжая к дому, я поняла, что надо было бы еще пошарить в книжном шкафу. Наверняка там лежат и другие лакомые кусочки. Вот черт!
