Текст книги "Хроники последнего лета (СИ)"

Автор книги: Кирилл Манаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Связь с землей у тебя блокирована, нет энергетической подпитки. Мужчины всегда идут в сторону большей энергии, тянет их туда. А у тебя ее не хватает. Блокировку снимать надо. А как снимем, все зло к завистнице вернется, а мужчина твой обратно прибежит. С родовым проклятьем быстро ничего не сделать. Тут десять сеансов нужно, никак не меньше. Про магическое воздействие я пока даже не говорю. Если его не убрать, то вообще ничего не получится.

– Почему? – заволновалась Анечка.

– Как бы тебе объяснить… вот, например, про СПИД слышала?

– Да.

– А это тот же СПИД, но на тонком, энергетическом уровне. Астральное тело теряет способность сопротивляться негативным энергиям. Тогда даже простой сглаз может стать смертельно опасным.

Анечка по-настоящему испугалась. Слова про СПИД звучали уж очень угрожающе.

– И что же делать?

– Лечиться, моя дорогая, лечиться. Значит так. Сглазы я почищу сейчас, ерунда это. Первичная порча за два сеанса уйдет, и еще три сеанса результат закрепим. Родовое проклятье – десять сеансов зарезервирую, а дальше – по результату. С магическим воздействием надо поработать. Серьезно поработать. Может затянуться на полгода, а то и дольше. Сильный маг наложил, очень сильный, противиться будет.

– А справитесь?

– Да, – уверенно сказала Милена, – с помощью Богородицы и духов четырех стихий. Справимся, и недоброжелателей твоих накажем.

– Спасибо. Но… мне же еще надо вернуть…

– Не переживай! Вернется твой мужчина, сразу вернется, как порча уйдет. Вижу, что приворота на нем нет. Завистница на тебя зло навела, энергию вытягивает. В тебе все дело, в тебе! Всегда надо первопричину искать.

Анечка подумала, что и правда, в последние дни уставать стала, к вечеру сил совсем не остается, а ночью еще и бессонница.

Милена достала откуда-то из-под стола бутылочку с зеленой жидкостью.

– Лечить астральное тело лучше всего в астрале. Сейчас мы с тобой отправимся в путешествие.

– В астрал?

– Правильно, – одобрительно сказала ясновидящая, – сама все увидишь.

Милена налила странный напиток в две маленькие пиалки и пододвинула одну к Анечке.

– Пей!

Анечка с подозрением понюхала жидкость.

– Ничего страшного, – успокоила Милена, – это пропуск в астрал. Ты пей, не думай.

Анечка еще секунду колебалась, а потом одним глотком выпила содержимое пиалы.

* * *

Как оказалось, в астрале не было ничего необычного. Та же комната, та же ясновидящая Милена, но все вокруг подернуто светлой дымкой, а голова кружится, как после нескольких бокалов шампанского.

– Это первый уровень астрала, – наставительно сказала Милена, – где астральное тело еще не выходит из тела физического. На первый раз дальше идти нельзя, здесь встречаются очень неприятные сущности…

– И это правда, – неожиданно ее прервал голос громкий и веселый.

Анечка и Милена синхронно повернули головы. На кожаном диванчике у стены с иконами сидел невысокий мужчина в льняных штанах и длинной рубахе, и, как ни странно, босой. Откуда он появился – оставалось загадкой, поскольку дверь была закрыта, а незаметно пройти не представлялось никакой возможности.

Милена быстро пришла в себя, поднялась с кресла и с негодованием воскликнула:

– Кто вы такой?! Как вы сюда попали?!

– Я кто? – переспросил незнакомец. – Странно, что вы об этом спрашиваете, Елена Игоревна. Вы же сами только что говорили о неприятных сущностях. Это как раз обо мне, хотя понятия приятный-неприятный относятся к области субъективных суждений.

Ясновидящая гневно смотрела на странного гостя, не поверив, по всей видимости, в его сверхъестественную природу. Она раскрыла рот, намереваясь позвать охрану, но из горла послышался лишь беспомощный писк, никак не соответствующий могучему облику. На лице Милены последовательно отразилась целая гамма чувств – от крайнего изумления до ужаса.

Незнакомец любезно улыбнулся:

– Да, да, Елена Игоревна, я решил немного ограничить вас в выражениях эмоций. Кричать будете?

Милена испуганно затрясла головой.

– Ну и славно.

Незнакомец щелкнул пальцами, ясновидящая, получив назад голос, громко ойкнула и опустилась в кресло.

Анечка все это время внимательно рассматривала гостя, и, решившись, наконец, спросила:

– Простите… вы, случайно… не…

– Конечно, – сказал незнакомец, – мы с вами, Анна Михайловна, очень хорошо знакомы. Меня зовут Иван Степанович Добрый-Пролёткин.

– Точно! – обрадовалась Анечка. – У Загорского в кабинете. Вы заходили, помните, да?

– Конечно, помню! Рад, что вы меня узнали. Скажите, Анна Михайловна, какими судьбами вас сюда занесло?

Анечка оглянулась на Милену, словно прося поддержки.

– А я… с ней, – она показала на ясновидящую.

– Что значит «с ней»?

– Ну… мы вошла в астрал, вот ключ, – Анечка показала на бутылку с зеленой жидкостью.

Иван Степанович поднялся с дивана, подошел к столу, взял бутылку, открыл пробку, с подозрением понюхал и укоризненно сказал, обращаясь к Милене:

– Ну, разве не стыдно? Ай-ай-ай!

Милена потупилась, но скорее не от стыда, а пряча глаза от взгляда Доброго-Пролёткина.

– Что же вы молчите? – Иван Степанович еще раз понюхал содержимое бутылки и уверенно заявил: – Отвар Psilocybe Semilanceata. Он же – Псилоциба Полуланцетовидная, – он повернулся к Анечке, – грибок такой, деликатес для желающих полетать. А вы говорите – астрал. Скажите спасибо, настойчик слабенький, такой, чтобы слегка зацепить. А то могли бы уже зеленых человечков под кроватью искать.

– Что вы говорите такое, – начала было Милена, но живо замолчала от одного взгляда Доброго-Пролёткина.

– Лучше молчите, а то снова рот запечатаю, – сказал он угрожающе, – а вы, Анна Михайловна, напрасно сюда приехали. Одно оправдание: направил вас сюда Карл Иммануилович. Правда, Карл Иммануилович?

Дверь открылась, и в комнату вошел Гофман. Он приветливо, как старой знакомой, кивнул Милене, а с Добрым-Пролёткиным обменялся рукопожатием.

– Вы, Иван Степанович, кажется, меня поминали?

– Конечно, поминал. Как же так получается, Карл Иммануилович, зачем же вы девушку с пути сбиваете, во всякие места нехорошие посылаете?

– Ничего подобного, – запротестовал Гофман, – никуда я не посылал. Я не говорил ничего конкретного. Анна Михайловна может подтвердить.

– Говорить, может, и не говорили, а направили. Напоминаю, что господин Загорский выбрал именно меня, поэтому ваши попытки прямого противодействия, и я не боюсь этого слова, вредительства, совершенно противозаконны.

– Но вы же знаете, что по сути своей я должен хотя бы попытаться… Да и к тому же для вас не секрет, что Елена Игоревна – совершеннейшая мошенница, и она не в состоянии как-либо повлиять на господина Загорского.

Милена, услышав такую нелестную оценку собственной персоны, даже не пикнула, а гости продолжали странный разговор.

– Не пытайтесь ввести меня в заблуждение. План ваш мне совершенно понятен. Действительно, Елена Игоревна сознательно вводит людей в заблуждение относительно своих способностей. Но она имеет возможность через клиентов организовать встречу Загорского и Анны Михайловны. Правда, Елена Игоревна?

Милена энергично закивала:

– Да-да, могу. Я уже говорила с дочкой президента. Она приведет Загорского ко мне, и я организую встречу.

Добрый-Пролёткин повернулся к Гофману.

– Что скажете?

Карл Иммануилович поднял руки.

– Отпираться бессмысленно. Признаю свое поражение и удаляюсь.

Он встал, церемонно поклонился и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Иван Степанович оглядел притихших женщин и сказал:

– Теперь к вам, дамы. Начнем с вас, Елена Игоревна. Могу сказать, вам крупно повезло. Вы давно интересовались потусторонними силами, и сейчас даже верите в свои способности. К счастью, никаких способностей у вас нет.

Милена встала и безропотно слушала. Было видно, она боится настолько, что не решается издать лишнего звука.

– Кстати, не хотите узнать, что бывает с теми, кто действительно приобрел навыки так называемой магии и попытался из применять на практике для недобрых целей? Я подразумеваю то, что происходит с душами этих несчастных?

– Н-нет, – пробормотала Милена.

– Тем не менее, рекомендую посмотреть.

Добрый-Пролекткин сделал рукой быстрый пасс, и перед лицом Милены прямо в воздухе появилось окошко – с облезлой рамой, и желтенькими занавесочками. За стеклами чернела непроглядная тьма.

– Смотрите, смотрите, – подбодрил Иван Степанович.

Анечка боялась сойти с места, она вытянула шею, пытаясь заглянуть в окно, но ничего не рассмотрела. Чернота и чернота.

А Милена осторожно отодвинула занавеску и наклонилась к стеклу.

И тут же в ужасе отпрянула и закричала страшно, со звериным подвыванием. Корни Черные волосы ясновидящей вдруг покрылись снежными пятнами, словно в них брызнули белой краской их пульверизатора. Анечка увидела это и поняла, что Милена просто в одну секунду поседела, и плохо прокрашенные волосы залились белизной.

Анечка прикрыла глаза ладонями, закричала и проснулась.

* * *

Милена оторвала голову от стола и окинула комнату диким взглядом. Вид у нее был растерзанный: грим и туш потекли, превратив лицо в разноцветную маску, сквозь которую местами проглядывала бледная кожа, накладная ресница на правом глазе отклеилась и болталась как веточка, застрявшая в паутине. Ясновидящая протянула руку, достала до бутылки с зеленой жидкостью и пододвинула к себе.

– Что же я туда намешала?

Голос соответствовал виду – куда-то исчезли благородные басовитые нотки, из горла выходило какое-то безобразное сипенье.

Анечка чувствовала себя отвратительно. Голова разламывалась, как после тяжелого похмелья, а во рту стоял ужасный привкус милениного напитка.

– Привидится же такое…

Милена нашла в себе силы и поднялась с кресла, опираясь на подлокотники. Она стояла, сильно покачиваясь, и оглядывалась по сторонам, словно впервые оказалась в этой комнате.

– Это был астрал? – поинтересовалась Анечка, массируя виски.

Очевидно, Милена не пришла в себя, и поэтому сердито ответила:

– Астрал?! Это скотина Полпот черти каких грибов приволок!

Было очевидно, что «скотина Полпот» не связан родственными узами с известным камбоджийским диктатором, зато имеет прямое отношение к содержащемуся в напитке отвару грибов.

– Скажите, – спросила Анечка, – вы тоже их видели?

Милена снова опустилась на кресло.

– Кого? – едва слышно прошептала она.

– Гофмана и этого… Ивана Степановича.

Милена явственно вздрогнула, снова встала, и, шатаясь как пьяная, подошла к зеркалу в готической раме, висящему на стене рядом с иконами и в ужасе схватилась за голову, увидев пробивающуюся сквозь краску снежно-белую седину.

X

После разговора с Загорским Добрый-Пролёткин из здания администрации президента на Старой Площади рысцой перебежал на Маросейку в кофейню с неброской вывеской. Там за столиком его уже ждали. Человек невысокого роста, одетый, по случаю жаркой погоды, в светлые костюмные брюки и отутюженную рубашку с коротким рукавом, с часами «Слава» на руке и серым галстуком на шее. При появлении Ивана Степановича он встал и низко поклонился, вызвав тем самым естественное удивление других посетителей. Сам же Иван Степанович воспринял такое приветствие спокойно: благодушно похлопал его по плечу и сделал жест, приглашающий садиться. Подошел официант, взял заказ и быстро удалился.

На первый взгляд знакомый Ивана Степановича был личностью ничем не примечательной. Но это впечатление исчезало, стоило увидеть его глаза. Они так и впивались в собеседника, стараясь проникнуть в самую душу и вытряхнуть наружу ее содержимое. Такой взгляд характерен для карточных шулеров, коммивояжеров, пытающихся продать прохожим на улице залежалые кофеварки и сотрудников очень компетентных органов. Можно точно сказать, что коммивояжером и шулером этот человек не был.

Разговор Ивана Степановича со своим визави, которого весьма уместно назвать «человек с пронзительным взглядом», был непродолжительным. Собственно, и разговором его назвать нельзя: один, Иван Степанович, говорил, а другой очень внимательно слушал. Едва советник замолчал, появился официант с двумя чашками кофе. Добрый-Пролёткин залпом выпил, встал и, не прощаясь, ушел, а собеседник его оставался некоторое время неподвижным, словно обдумывая услышанное. Затем расплатился и, не притронувшись к кофе, также направился к выходу.

На улице он сел в припаркованную тут же «Шкоду-Октавию», и, уже трогаясь с места, позвонил по мобильному. Сказал несколько слов, бросил телефон на пассажирское сиденье и повел машину сначала к набережной Москвы-реки, затем на Садовое кольцо и дальше к Арбату. Там заехал на подземную парковку торгового центра, где оставил автомобиль, а сам поднялся на первый этаж, в известный французский ресторан.

Посетители московских ресторанов заслуживают того, чтобы сказать о них несколько слов. Вы думаете, что сюда ходят вкусно поесть? Как бы ни так! Поверьте, главное – это общение! Самое разнообразное – с любимыми, друзьями, людьми деловыми и не очень, с официантами, и, в конце концов, с самими собой!

Вот посмотрите, за столиком у окна – четыре очень серьезных человека. Прислушайтесь к их разговору – это, конечно, неприлично, но крайне занимательно. Они с предельной серьезностью делят миллиарды долларов, которые собираются получить от некого таинственного проекта. Но приглядитесь: ботинки стоптанные, костюмчики – явно с распродажи в дешевом магазине, на столе – чайник чая на четверых. Интересно, что они сами не верят в успех своих начинаний, но и после неудачи, раз за разом пускаются в новые авантюры. Этакий вариант психологии золотоискателя.

Рядом за столом пристроился не менее интересный субъект. Вроде бы не бедствует – не задумываясь, и как бы по привычке, заказывает стейк, фуа-гра с трюфелями и бутылочку дорогого вина. Здоровается чуть ли с каждым входящим в ресторан, а с некоторыми даже обнимается, как с ближайшими друзьями. К нему подсаживаются, разговаривают, вроде бы о делах, но на самом деле – ни о чем. Да никаких особых дел не нужно – просто он как бы невзначай, между делом, просит взаймы, причем так искусно, что просьба не кажется неуместной, и ему дают – немного, но часто. Во всяком случае, с лихвой хватает, чтобы оплатить обед. А завтра… а что завтра – новый день, новые люди.

А вот – одинокая девушка за столиком посреди зала маленькими глотками пьет каппучино и читает книгу так, чтобы окружающим было видно название – «Лолита». Вдумайтесь: тонкий литературный вкус должен всем говорить, а еще лучше кричать, о чувствительности натуры с одной стороны, и о некотором свободомыслии с другой. Такое сочетание, несомненно, привлечет внимание, и очень возможно, что девушке этим вечером не будет одиноко.

В дальнем углу ведут неспешную беседу два очень солидных человека. При приближении к ним начинает ощущаться запах дорогого парфюма, а на выражениях лиц, издалека вроде бы обыкновенных, становятся видны черты государственности. Это серьезные люди. Они обсуждают серьезные деньги, и на этот раз – вполне реальные. Не будем строить предположений, почему они не ведут финансовых дискуссий в собственных кабинетах, а предпочитают конфиденциальную обстановку – нам интересен сам тип посетителей, а не их конкретные дела…

Но остановимся, описание личностей и характеров может затянуться. Поэтому продолжим наблюдение за вошедшим в ресторан человеком с пронзительным взглядом. Он быстро осмотрелся и подошел к столику, за которым сидел Иосиф Давидович Дискин.

Увидев нового посетителя, кушавший французский луковый суп директор издательства подскочил, будто подброшенный пружиной, схватил его за руку и начал энергично трясти. Человек с пронзительным взглядом освободился от рукопожатия, чуть не насильно вернул Дискина за стол и уселся сам.

Разговор их был не слишком продолжительным, но достаточно занимательным и энергичным. Уважаемый издатель много говорил, отчаянно жестикулировал, кивал и изгибами тела подчеркивал свое приниженное положение, в то время как собеседник ограничивался короткими фразами, не меняя спокойного выражения лица. Сообщив Дискину все, что считал нужным, он поднялся и, не оборачиваясь, вышел из ресторана.

Иосиф Давидович остался один. Непредвзятый наблюдатель, взглянув на него, сразу бы определил, что директор издательства сильно расстроен. Он даже не стал доедать суп и отослал назад официанта, принесшего заказанный ранее десерт – чудесный маковый пирог.

А человек с пронзительным взглядом в последующие несколько часов разъезжал по Москве, посещая самые неожиданные места. После разговора с Дискиным он заехал сначала на Газетный переулок, в одно очень уважаемое ведомство, где имел короткую беседу с неким должностным лицом, судя по всему достаточно высокопоставленным, поскольку встреча происходила в просторном кабинете этого самого лица. Затем отправился на Большую Дмитровку, где в не менее уважаемом ведомстве общался с сотрудником в темно-синем мундире с золотыми петлицами.

После коротких встреч с представителями компетентных структур, человек с пронзительным взглядом поехал в офис серьезной компании с громким именем, славной количеством переправляемых через границу баррелей сырой нефти. Здесь он провел несколько часов, переходя из кабинета в кабинет – нефтяники оказались не столь понятливыми как служивые люди. Один раз даже пришлось прибегнуть к серьезному средству – позвонить кому-то и отдать телефон одному из несговорчивых собеседников. То ли этот звонок сделал свое дело, то ли энергия и личное обаяние знакомого Ивана Степановича оказались на высоте, но, судя по всему, желаемого он добился, поскольку, выйдя из офиса, набрал номер Доброго-Пролёткина и произнес три слова: «Все сделано, Светлейший!»

* * *

У Наташи с утра было отвратительное самочувствие. Правый висок ныл, а стоило закрыть глаза, как начинала крутиться цветная карусель. Что, в общем-то, не удивительно: воздух как будто замер, и удушливый бензиновый смог повис над городом. Переливчатое и плотное, как желе, марево дрожало над раскаленным асфальтом, а прохожие старались идти под защитой тени домов и поникших деревьев. Солнце жарило так, что казалось, на коже должны немедленно выскочить волдыри.

На работе дела не клеились, Наташа второй час ломала голову над простенькой презентацией. Слова отказывались собираться в предложения. И, что вы думаете, как только текст из набора букв стал понемногу приобретать осмысленный вид, раздался телефонный звонок. И все – концентрация исчезла, зато вернулась головная боль.

Наташа вздохнула и взяла трубку.

Звонил взволнованный Ванька Кухмийстеров. Сам по себе его факт волнения был событием примечательным, если не экстраординарным. Последний раз такие же эмоции звучали в его голосе, когда он звонил из Склифасовского, куда попал после аварии, а два хирурга деловито обсуждали: резать ногу или попробовать оставить.

Кухмийстеров заявил, что случилось нечто важное, необходимо встретиться, и он готов заехать вечером. Наташе вовсе не улыбалось проводить время в Ваникином обществе, она собиралась быстренько заскочить в больницу к Рудакову, а потом – домой, в горячую ванну, и за закрытые шторы – спать. Но если Иван решил заехать вечером в гости, то противиться этому бессмысленно. Она вздохнула, сказала, что будет дома после семи, захлопнула ноутбук, достала из холодильника пакет с мандаринами – их Рудаков потреблял как семечки – и отправилась ловить такси, благо любимый начальник до выходных укатил в Питер.

Когда Наташа пришла, Рудаков спал. Она положила мандарины на тумбочку, поцеловала мужа в лоб и побежала ловить лечащего врача. Встретила его в коридоре, поговорила на ходу и расстроилась. Тёмке сделали томограмму, судя по всему, у него проблемы с сосудами в основании черепа – периодически случаются спазмы, и кровь в спинномозговой жидкости – последствия травматического кровоизлияния. Приходится постоянно держать под капельницей. Самочувствие неважное, иногда происходят галлюцинации и странные видения. Сестры рассказывают, что больной говорит во сне. Хотя, слава Богу, паралича и нарушений координации не наблюдается, даже ходит по палате, хотя это категорически запрещается.

Наташа чуть не расплакалась. А ведь Тёма держится, не подает виду, пытается что-то писать, каково-то ему приходится… Хотела дождаться, пока он проснется, но врач настоятельно рекомендовал уйти – Рудакова как раз собрались переводить в палату интенсивной терапии, а туда родственникам нельзя.

Домой Наташа пришла около семи, и только хотела залезть в ванну, как в дверь позвонили. Кухмийсткров был точен. И, что самое интересное, он не стал по своему обычаю заниматься пустым трепом, а сразу приступил к делу. Нет, конечно, Наташа провела его на кухню, напоила чаем и накормила яичницей из пяти яиц, поскольку Ванька умирал от голода, а ничего другого в холодильнике не было. Впрочем, все это по меркам Кухмийстерова укладывалось в понятие «сразу».

Уплетая политую кетчупом яичницу, Иван начал рассказ. Наташа слушала очень внимательно, потягивая апельсиновый сок из высокого стакана.

Оказывается, Кухмийстеров в обед был вызван «наверх». Причем не к непосредственному начальнику – директору какого-то там департамента, а к самому зампреду правления, имеющему статус божества. Встречаться с ним ранее не доводилось – уж очень разновеликое положение. А тут…Можно было ожидать чего угодно. Но произошедшее не укладывалось… словом никуда не укладывалось.

В общем, ему, Ивану Кухмийстерову, предложили возглавить офис в Роттердаме. И условия выкатили такие, что челюсть отвалилась и минут пять никак не могла прийти на место…

– Тебя можно поздравить? – дежурно улыбнулась Наташа, у которой от усталости сами собой закрывались глаза.

Ванька протестующее замахал руками и продолжил: оказывается, пока он стоял с открытым ртом, ему высказали встречные условия. Кухмийстеров, уже пересчитывающий фантастическую годовую зарплату в привычное месячное измерение, потерял дар речи…

Он отодвинул тарелку, наклонился к Наташе и сказал громким шепотом:

– Они предложили мне дать показания на Рудакова.

Наташа даже не знала, как реагировать на такое сообщение.

– То есть?

– А вот так. Напиши, мол, Иван Богданович, свидетельские показания, помоги восстановить справедливость, расскажи, как на духу, что именно гражданин Рудаков напал на законопослушного гражданина, спокойно прогуливающегося по парку, и нанес ему тяжкие телесные повреждения металлической урной.

– Подожди, подожди, – Наташа схватилась за виски и замотала головой, – это что, шутка такая, да?

– Какая шутка! – драматически воскликнул Ванька. – Все серьезно! Кто-то очень глубоко копает под Тёмку.

– И… и что теперь?

– Да ничего. Послал я их.

– Спасибо… правда, спасибо. Вань, а что вообще происходит?

– Откуда я знаю, – буркнул Кухмийстеров, – я вообще не понимаю, как они вышли на моего босса. Тот ведь человек не последний, так просто на него не надавишь. С принципами. Но, сама подумай, сколько стоит это представительство в Роттердаме! Какие люди туда рвутся. А предлагают мне, значит, либо попросту кинут, либо… им очень нужна любая зацепка против Тёмки.

– Кто это может быть? – жалобно спросила Наташа.

– А чего тут думать! Да весь город говорит, что качок, которого Тёмка урной приласкал – из Султановых гвардейцев.

– Я не понимаю… Султановых? Это кто?

– Ну, ты, мать, даешь, – развел руки Кухмийстеров, – Султан Абдусаламов – слышала?

– Тот самый?

– Тот-тот.

Наташа выглядела совершенно потерянной.

– И что же делать? Может, в милицию пойти, все объяснить?

Ванька схватился за голову.

– Какая милиция! Ты что, не понимаешь, она-то дело и шьет!

У Наташи возникло ощущение того, что все происходящее – это дурной сон, и надо лишь сделать усилие, проснуться и оказаться в постели рядом с посапывающим Рудаковым. Она даже зажмурилась, но ничего не произошло. Все так же напротив сидел взъерошенный Ванька Кухмийстеров, пил чай из большой кружки и говорил что-то очень страшное и неправильное. Не должно так быть!

Ванька заметил Наташино состояние, протянул руку, ухватил за локоть и встряхнул.

– Да ты успокойся! Ничего у них нет! Я их послал так, что больше не сунутся. Дискин вот… Бог его знает, как он себя поведет. Ну да ладно – его слово против моего. Возьмем хорошего адвоката, поборемся! Я еще своих сослуживцев подниму – сейчас ребята хорошо сидят – помогут, если что…

Он еще долго говорил, придумывая все новые и новые способы борьбы с неведомыми злодеями, а Наташа молча смотрела в стену.

– Вань, ну почему так?

Прерванный на полуслове Кухмийстеров поперхнулся и закашлялся. Хлебнул чая и сказал очень серьезно:

– Просто, Наташа, люди забыли естественные понятия. Честь, совесть, долг. Но мы все помним. И мы победим!

* * *

На следующий день Кухмистеров пришел на работу в приподнятом настроении. С самого утра он связался с одним старым знакомым, который хорошо сидел в московской прокуратуре и договорился о встрече. Вероятность того, что родная компания будет устраивать всяческие пакости была невелика. Все-таки босс – человек независимый, влиятельный и, как известно, очень не любит силовиков. История с Роттердамом – это, конечно чушь полная. Надавили на него, это точно. А клиент отказался – забавно, да? Не хочет клиент в Голландию, такой он странный. И миллиона долларов ему не нужно, не продает он за миллион друга Тёмку. А что они вообще могут сделать? Выгнать? Полный вперед, сам подумывал уходить, сколько можно сидеть в конторе – понятно уже, роста нет и не будет. Начальник отдела – потолок. И это – счастье?

Вызов к зампреду не удивил. Секретарша сухо сообщила, что Пал Палыч ждет через десять минут. Кухмийстеров встал, глубоко вздохнул – сердечко все-таки частит – и отправился на третий этаж, в «чистую» зону, где в особо охраняемом крыле располагалось руководство компании.

В приемной Иван остановился у входа в кабинет и вопросительно посмотрел на секретаршу, сосредоточенно печатавшую на компьютере. Та утвердительно кивнула, показывая, что можно заходить. Кухмийстеров постучался и толкнул дверь.

В кабинете Пал Палыча не было. Его кресло пустовало, зато на диванчике в углу удобно расположился невысокий человек в белой рубашке с короткими рукавами и старомодном галстуке. Но характерной особенностью его была не одежда или ретро-часы «Слава», вовсе нет. Взгляд. Жесткий, пронзительный, видящий насквозь. Этакий «Человек с пронзительным взглядом».

Человек поднялся навстречу Кухмийстереву, протянул руку и широко улыбнулся:

– Иван Богданович, рад вас видеть! Меня зовут Петр Петрович. Проходите, пожалуйста, располагайтесь.

Кухмийстеров осторожно пожал протянутую руку, почувствовав железную твердость ладони, и продумал, что этого типа зовут как угодно, только не Петр Петрович. Да у него штамп о месте службы практически на лбу проставлен! А там, знаете ли, своими именами называться не принято. Ну и ладно, какая, в сущности, разница?

Петр Петрович подхватил Кухмийстерова под локоток, усадил на диван, налил чаю, пододвинул вазочку с конфетами, а сам пристроился рядом на кресле с колесиками.

– Угощайтесь, Иван Богданович! Не стесняйтесь!

– Спасибо.

Кухмийстеров отодвинул чашку, откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди и уставился на Петра Петровича. Тот ничуть не смутился.

– Ну, как знаете…Иван Богданович, а у меня к вам разговор.

– Не сомневаюсь. В вы, собственно, кого представляете?

– Какая разница, Иван Богданович, кого я представляю? – невозмутимо ответил Петр Петрович, – главное, что я могу вам предложить.

– Мне уже предлагали, – криво усмехнулся Кухмийстеров, – я уже все ответил, и мне больше добавить нечего. Простите, у вас все? А то, знаете, у меня много работы.

– Не спешите! Уверяю вас, работа подождет! Я допустил ошибку – мне лично надо было переговорить вчера с вами. Думаю, все недоразумения уже исчезли бы!

Иван удивился, он не ожидал такого позитивного начала разговора. А человек с пронзительным взглядом продолжал:

– Я полагаю, что вы просто не совсем поняли сути сделанного вам предложения…

– Прекрасно я все понял, – перебил его Кухмийстеров, – все совершенно ясно…

– Не уверен. Вы, похоже, не проанализировали все в спокойной обстановке.

Петр Петрович говорил очень добродушно, так что спорить с ним было как-то неудобно даже такому нахалу, как Ванька.

– И что же вы предлагали? Объясните, если я не так все понял!

– Ну что же… – Петр Петрович принял задумчивый и слегка грустный вид. – Скажите, Иван Богданович, о чем вы мечтаете?

– Простите?

– Какая у вас жизненная цель? Хотите заработать много денег, стать влиятельным политиком, заняться творчеством? Вы как-то планируете свои желания?

– Простите, я не понимаю…

– Ничего сложного. Я могу изобразить вашу мечту. Хотите?

Ошарашенный Кухмийстеров кивнул.

– Представьте себе: зеленая лужайка, крохотный прудик, аккуратный одноэтажный домик, и никаких высоких заборов – это не нужно, никто не покусится на ваше спокойствие. И, конечно же, огромная собака – мраморный английский дог. Кажется, такой был у вас в детстве?

– Да… был.

– Правда, красиво?

– Звучит заманчиво.

– Конечно, заманчиво. А теперь подробнее об условиях. Возможно, вы просто невнимательно их слушали. Подумайте сами: международный контракт с фееричными условиями на пять лет, любые нарушения вы сможете опротестовать в Лондонском суде. Хотя, признаться фееричны они для нас с вами, а для людей того круга, куда вы сможете войти, это – самая обычная вещь. Миллион долларов в год плюс бонус с каждой продажи, а вы лучше меня знаете, что эта сумма куда больше зарплаты – основные отгрузки идет именно через Роттердам. Вы понимаете, что вам предлагают? Просто посчитайте! И да, кстати, миллион – эта чистая сумма, после уплаты всех налогов, вам оплачиваются первоклассные медицинские страховки для всех членов семьи, учеба для детей, и, разумеется, жилье. Мы уже подобрали вам этот домик.

Петр Петрович ловко, как фокусник, достал откуда-то фотографию и положил на стол. Кухмийстеров завороженно смотрел на чудесный домик с вьюнком на стенах и красной черепичной крышей. Бархатистая лужайка отливала зеленью, а в покрытом ряской пруду плавали деловитые утки.

Иван решительно отодвинул фотографию.

– Все это красиво, но я знаю, что от меня хотят взамен. Никогда. Это не обсуждается. Вот так.

– Почему же так категорично? – вновь ласково улыбнулся Петр Петрович. – Я вас призываю просто все спокойно обдумать. Забудьте красивые слова и помните, что вы несете ответственность только перед своей семьей. Вы готовы лишить их всего этого? – он кивнул на фото.

– А знаете, – с неожиданной злостью сказал Кухмийстеров, – почему я откажусь?

– Почему же?

Иван наклонился к Петру Петровичу и драматически понизил голос.