Текст книги "Ставление города у Красного Яра"

Автор книги: Кирилл Богданович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Воевода молчал, слушая толмача, щурился, глядючи на ясырей. Те переминались с ноги на ногу.

– Снимите с них узы. Путы снимите, говорю! – приказал воевода. – Да не ножом режь, а сними, распутай. Сгодится еще веревка-то, и про них же опять.

Татар-ясырей освободили от пут.

– А теперь, казаки, снесите сюда все луки да колчаны со стрелами, что на поле собрали, и те сабли их татарские, и копья.

Казаки из наряда, из сотни Емельяна Тюменцева, принесли ворох разного оружия, побросанного татарами, снятого с побитых, положили около воеводы.

– Где твой лук-то? А? – вдруг спросил Дубенской одного из полоненных. – Сможешь спознать-то?

Толмач перевел. Татарин закивал головой – могу, мол.

– А ну ищи, – воевода указал на луки. Тот понял, нагнулся, переворошил несколько луков, вытащил один. Стал, глядючи на воеводу, – мол, дальше что.

– Дай, – протянул Дубенской руку.

Тот подал.

– Как звать-то тебя? Звать как?

Татарин понял.

– Амочай.

– Гляди, Амочай, – сказал воевода и ударил лук о колено, сломал его – силен воевода был. Он кинул себе под ноги обломки. Амочай стоял потупясь, задышал часто, то ли от страха, то ли от обиды.

– Вот так. А теперь, казаки, ломай луки и стрелы татарские все до единой. И копья тож. А ты, толмач, скажи этим, чтоб смотрели.

Когда все луки и стрелы, и саадаки, и копья, и кожаные щиты были поизломаны и сброшены в кучу, Дубенской взял саблю татарскую и огляделся по сторонам – чего-то поискал глазами.

– Эх, камня доброго нет близко. Ну да ладно. – Он нагнулся, наступил ногой на саблю, натужился и сломал ее. Поднял обломки и в ту же кучу кинул.

– Атаман нарядной сотни! Велю тебе, подпали дреколье это, – и носком сапога Дубенской ткнул в кучу обломков оружия.

Емельян Тюменцев, споро вытащив кремень и кресало, высек искру на трут, дунул на него три раза, сунул в кучу – и красные хвостики огня побежали, запрыгали, заскакали по сухим обломкам. И вот уже вздыбилось высокое пламя, затрещали на огне ломаные сухие стрелы да копья, завиваться и свертываться стали куски кожи со щитов.

– Гляди, Амочай! И вы тож глядите, – обратился к полоненным воевода. Толмач стал переводить. – Глядите и запоминайте. К нам с этим вот, – Дубенской опять ткнул ногой в сторону дреколья, которое на огне сгорало, – с этим к нам не ходите. Худо, как сегодня, будет. Шерть давайте на верность нашему государю, и мы от киргизов вас защищать будем, не дадим в обиду. Так своим князцам и лучшим людям улусным, коих еще не побили мы, и отповедуйте. А сейчас идите себе с миром по улусам. Зла вам боле не учиним… пока.

Иван Кольцов, стоявший тут же, покачал головой.

– Учить их надобно, Ондрей Анофриевич. В угон идти, чтоб…

– Не учи. Успеем еще. Пусть пока эти так идут. А в угон, коли надобно по-вашему, еще отправимся, дай срок, – ответил Дубенской и, повернувшись, зашагал прочь.

– Казакам велю отдых дать на сегодня. Караул крепче держите, – наказывал он на ходу атаманам, которые следом за ним тронулись. – Нарядите мне на посылки новый десяток по выбору. А ремесленных людей и городового ставления мастеров ко мне пошлите, и чтоб чертеж при себе имели. Хочу сегодня досмотр всему острогу весть: где еще чего надобно делать, сколь лесу еще добывать придется и прочее иное. Быстрее острог ставить надобно, быстрее. Сегодня нам воинское счастье и удача были, а как потом станется?

* * *

На другой день вране вновь поднялись казаки. И вновь застучали топоры, пошли в ход тесла и долота замест пищалей и сабель. Кузнецы раздули горн, ковали железные скобы – воротные створки сшивать и петли к створкам прилаживать.

Федьку поставили кузнецам пособлять: где что поднесть, где что подержать, когда мехами качнуть – огнище раздуть.

Непоодаль от кузнецов ладили казаки ворота, на слеги накидывали оструганные плахи. В листвяжные плахи толщиной чуть не в три пальца плохо шли скобы, гнулись: крепко листвяжное дерево. Казаки потихоньку ругались – воевода рядом стоял, невместно было в голос лаяться, – прямили скобы, вновь били молотами.

Федька, захотев испить, отошел от кузнечных людей. К Енисею идти далеко. Пошел к острогу. Там в берестяных туесах да в деревянных кадушках завсегда вода припасена была.

В остроге доводили до конца обламы.

Примостившись на верхотурье, на стене острожной, четыре казака втягивали наверх сосновое бревно. Оно было обвязано веревками и с комля, и с вершины. Снизу двое помогали баграми. Бревно медленно ползло вверх, стукаясь об острожную стенку. Уже сажени на полторы, а то и на две бревно вздыбилось.

– Ровней тяни, ровней! – кричал снизу один из казаков.

Ан ровней-то и не вышло. Федька заметил, как зацепило где-то ту веревку, которой комель схвачен был. И пошла маковка вверх, а комель завис.

– Стой, не тяни боле. Лесина наперекос пошла! – закричал Федька и побежал к бревну, подхватив багор.

– Стой! – закричали казаки следом за ним и уперлись баграми в комель, чтобы поддержать – не сорвалась бы грузная та лесина. И Федька к ним подскочил, уткнул багор в комель.

– Опускай вершину-то, сорвется! – крикнул он. Но уже было поздно. Каким делом, как, а сорвалось бревно с веревки.

– Эй, бежи, берегись! Зашибет!

Федька и оба казака, бросив багры, прочь кинулись. Ушли из-под того бревна, что комлем вниз летело. Да споткнулся один казак о багор брошенный, упал, а как вскинулся на ноги, чтобы сызнова бечь, тут его комель и настиг – шарахнул с маху посередь спины. Отбросило казака тем ударом аршина на три в сторону, и пал казак ниц, руки, ровно крылья, распластав. Даже не вскрикнул казак. А бревно рухнуло, аж земля дрогнула и гул пошел.

Бросились к казаку, повернули лицом вверх. Все. Неживой казак.

Сбежавшиеся на шум казаки обступили тело своего товарища, посымали шапки, осеняя себя крестным знамением.

– Помер Митяйко. Лесиной вбило, – сказал один из казаков атаману Ивану Кольцову, когда тот подбежал к казакам. – Без святого причастия помер.

– Не татарин убил, так бревно сгубило. Противится вражья земля, – заговорил Евсейка, тот самый казак, что хотел ясырей порубить. – Вот и Селиверстка от стрелы помереть может. По всю ночь не спал, томно ему было. Уходить надо с места сего клятого!

– Я те уйду! – ощерился Иван Кольцов. – Под караул посажу, в колодки забью за слова такие воровские. Чего смуту наводишь? Тебя силком сюда тянули?

Евсейка смолчал, повернулся и пошел было прочь, но Кольцов окликнул его.

– Подь, доложи воеводе. Помер-де казак на острожном делании.

А казаки все сходились и сходились. Скорбная весть быстро облетела весь стан, и шли казаки со всех сторон, чтобы проститься с товарищем.

Это была первая смерть на Красном Яру. Смерть нежданная. Тех, кто умирал на пути в Красный Яр от хворостей, от тягот великих, от холода и бесхарчицы, – тех уже в счет не брали. То дело былое. А вот тут, на новом месте, что казакам так приглянулось и которое считали они концом и вершиной тягостей своих, когда все беды путевые миновали, то дело совсем иное было, совсем особое дело. И казаки отнеслись к этому с великой скорбью и сокрушением.

Воевода Дубенской, видя, сколь опечалены казаки, задумал отличить Митяйку от иных прочих и повелел, чтобы погребли его вблизи острожной стены, около которой казак смерть принял. Да и не хотел он на новом месте, еще не обжитом и не обстроенном, могильник заводить, прибежище мертвых. Дело-то живое шло.

Когда домовину, излаженную тут же из плах, с телом Митяйки опустили в могилу и прочли заупокойную молитву, Дубенской выступил вперед. Казаки – а они все были тут, опричь караульных, – ждали, что дальше будет.

– Вот, казаки, пустили мы корень здесь, в землице сей, на этом месте, на Красном Яру. Стало быть, не сойдем с него, с сего места, коли корень наш тут в землю пошел. – Он кивнул на отверстую могилу. – То смерть наша, не чужая злоумышленная. То смерть ровно в дому нашем, как сродственник наш помер. И могила эта – наша родовая будет, и отходить нам от нее не след. Помните, казаки, сие. Ваша кость и ваша плоть под острогом лежат. На них острог стоит, крепко за острог держитесь. – Воевода замолчал, а потом опять начал: —А крест над могилой ставить не станем. Крест что? Поставь, а он упадет. Мы крест на стене острожной вытешем. И кто под крестом сим покоится, тоже топором на стене вырубим. Вечный тот крест будет, потому как и острог наш вечные времена стоять будет. А мы тебя, Митяйка-казак, завсегда помнить будем, глядючи на тот крест. Мир праху твоему. А ты, господи, спаси душу раба твоего и нас грешных помилуй. – И воевода осенил себя крестным знамением. Закрестились и казаки.

Хмуро смотрел Дубенской, как закидывали землей могилу. Бросив сам первый ком земли, который, глухо ударившись о крышку домовины, рассыпался прахом, воевода отошел в сторону. Следом за ним подходили по чину и ряду атаманы, пятидесятники, десятники, рядовые казаки. Каждый из них кидал горсть земли и шептал поминальные слова.

А на другой день опять стучали топоры. И на третий день, и на четвертый тоже.

Исхудалые, почерневшие от ветра и солнца, оборванные, рубили казаки государев острог, самый украйный от всех крепостниц, городов и острогов сибирских, ладили себе избенки, по избенке на десяток, и другую поделку делали. Поставили избенку своего десятка и Федька с Афонькой. Оглядел Роман Яковлев ту избенку, потрогал нары, колки, в стены вбитые для пищалей и саблей, и сказал ласковое слово: хорошо, мол, постарались добры молодцы, ладная избенка получилась, не раз перезимуем в ней – и очаг для тепла есть, и оконца рыбьим пузырем затянуты.

Торопил всех воевода, крепко торопил: и месяца августа шестого дня на благолепное Преображение уже стоял на Красном Яру изрядно сделанный острог.

За новыми делами и трудами прошли месяцы август и сентябрь. Казаки разные государевы службы правили и начали под государеву высокую руку землицы и улусы приводить на реке Каче и тамошних иноземных мужиков объясачивать.

Уже к середине октябрь подходил, как приспел черед Федьке и Афоньке на посыльную службу к воеводе в приказную избу идти.

Добра и ладна приказная изба, на подклетки ставлена, с высоким крыльцом крытым. Рублена из сосновых лесин здоровых. А еще ни разу ни Федька, ни Афонька не были в ней – не довелось.

Когда подошли к приказной избе, то велел десятник Роман Яковлев у крыльца ожидать, а сам пошел в избу – воеводский указ сведать: где казакам посыльным быть и какую службу им править надобно будет.

Через малое десятник Роман Яковлев вышел из приказной избы.

– Велено всем, кто наряжен на службу посыльную, не отходить ни по какому делу и быть в приказной избе безотлучно.

Казаки поднялись на высокое шатровое крыльцо и пошли в избу. Сели по лавкам в передней горнице. А в другой – проем дверной еще не забран был – видят – стол стоит. И сидит подьячий за столом. Супротив него на стульце-складене, на мягкой шкуре, сидит воевода Дубенской. Оперся о колено одной рукой, другой бородку курчавую оглаживает. А подьячий разложил припас письменный: столбцы чистые, перья гусиные белые, чернильницу оловянную с крышкою, что всегда у пояса носил, песочницу с песком, холстинку чистую – перо отирать, ножик в чехольчике – перо чинить; красив тот ножик у подьячего – ручка из рыбьего зуба[33]33
  Рыбий зуб – клыки моржа.


[Закрыть], вся резьбой изукрашена.

Глядит подьячий на воеводу, выжидает, что повелит ему писать.

– Пиши, – говорит воевода. – Государя-царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии воеводам разрядным на Тобольске Алексею Никитичу, Ивану Васильевичу Ондрей Дубенской челом бьет.

Заскрипело перо, забегало по бумаге, оставляя затейливый след черный на поле белом.

– Пиши дале, что-де божьей милостью и его государевым счастьем мы по его государеву повелению острог новый на Красном Яру в Качинской землице поставили и начали приводить под его высокую государеву руку качинских и аринских татаровей. А поставили острог спешным делом и всякими крепостьмн укрепили до замороза.

Долго еще говорил Дубенской, что отписывать воеводам Тобольского разряда, князьям Трубецкому да Волынскому.

А когда отписка была готова и список[34]34
  Отпиской называли письменное извещение, посылавшееся кому-либо. С каждой отписки снималась копия – «список».


[Закрыть] с нее подьячий снял, кликнул Дубенской нарочных, велел поутру снаряжаться, везти без промедления отписку на Енисейск, за его печатью.

Стоял на помостье проезжей башни Преображенской воевода Ондрей Анофриевич Дубенской.

Рядом стояли приставленные для скорых посылок Федька с Афонькой и атаман их сотни Иван Кольцов. Они глядели на Енисей, в ту сторону, куда по последней воде, побежал под парусом вниз по течению дощаник с нарочным и с охраной. Новый острог на Красном Яру пятью башнями глядел на стороны. «Крепко стоит», – подумал Афонька, оглядываясь по сторонам.

А вот что дале теперь будет? Будут вот они, Афонька, Федька и иные, служить тут службы государевы? А сколь они тут служить будут? Год ли, два или более? Сколь Афоньке доведется на Красном Яру пробыть? А и жив ли еще будет? Татары, а то и киргизы не раз, поди, к острогу подступаться будут. И как жить доведется: в скудности и тяготах, как раньше и ныне, али в достатке, вольготно? Нет, ничего не знаемо Афоньке в судьбине, как в той тайге темной.

А уж лодка с нарочным с глаз скрылась.

– Ну, пошли, – окликнул воевода.

Афонька вздрогнул, от дум отряхнулся.

– Пошли, – повторил Дубенской, – дел-то много. Чего глядеть зря. Наглядимся еще на всякое.

И все стали спускаться с проезжей башни.

Приложение
Из документов XVII века[35]35
  Из книги «Город у Красного Яра». Документы и материалы по истории Красноярска XVII–XVIII вв. – Красноярск. Кн. изд-во. 1981.


[Закрыть]

НАКАЗ ЦАРЯ МИХАИЛА ФЕДОРОВИЧА…

Москва

31 января 1629 г.

Лета 7137 (1629 год)[36]36
  Даты нового летоисчисления даются по тексту.


[Закрыть] генваря в 31 день государь царь и великий князь Михайло Федорович всея Руси велел воеводе Архипу Федоровичу Окинфову быти на своей, государеве Цареве и великого князя Михаила Федоровича всея Руси службе в Сибири в новом остроге на Красном Яру…

В прошлом во 131 году (1623 г.) послан на государеву службу в Сибирь в Енисейский острог воевода Яков Хрипунов, да с ним, Яковом, отпущен был с Москвы Андрей Дубенской. И в прошлом в 133 году (1625 г.) писал ко государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Руси из Сибири из Енисейского острогу воевода Яков Хрипунов, и прислал с государевою соболиною казною Андрея Дубенского да служилых людей, да Яков же Хрипунов писал государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу, что он посылал из Енисейского острогу Андрея Дубенского со служилыми людьми по Енисею реке в новые землицы, приводити под государеву царскую руку и для ясачного сбору. Андрей Дубенской со служилыми людьми ходил вверх по Енисею реке для ясашного сбору в новые землицы, и ясак на государя взяли, и присмотрели де Андрей Дубенской с служилыми людьми в новой Качинской землице на реке Енисее на Яру место угожее высоко и красно, и лес близко всякой есть, и пашенных мест и сенных покосов много, и государев де острог на том месте поставити мочно; и прислал ко государю в Москве с Андреем Дубенским тому месту Красного Яру чертеж, а другой чертеж из Енисейского острогу воевода Яков Хрипунов послал в Тобольск.

И государь царь, и великий князь Михайло Федорович всея Руси, из Енисейского острогу воеводы Якова Хрипунова отписки слушав и чертежи смотрев, указал государь царь и великий князь Михайло Федорович всея Руси на том месте, в Качинской землице, вверх по Енисею, на Красном Яру, поставити острог, а для того острожного поставленья, указал государь, послати Андрея Дубенского. А с Андреем Дубенским для того острожного поставленья служилых людей, указал государь, послать из Сибири, из Тобольска, изо всех сибирских городов – сколько человек будет пригоже и свое, государево, денежное и хлебное жалованье им по их окладам дати… Да будет по их высмотру и сибирских городов служилых людей по сказке в Тюлькиной землице, на реке Енисее, на Красном Яру, острогу быти, и пашни завести мочно, и чаят в том остроге государю какие прибыли, а государевым служилым людям истери никакие не чаят… И в прошлом в 134 году (1626 г.) писали ко государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Руси из Сибири, из Тобольска, воевода Мирон Вельяминов, да дьяки – Иван Федоров да Степан Угоцкой, что они чертеж, каков прислал Яков Хрипунов, в государевой – казне в Тобольске сыскали. И тобольских детей боярских, и всяких служилых людей, которые в Енисейском остроге и вверх по Енисею реке бывали, про Красный Яр, и про пашенные места, и про всякие угодья, где приискал под острог место Андрей Дубенской, расспрашивали. В расспросе им тобольские дети боярские Павел Хмелевской, Михайло Байкашин, Максим Трубчанинов, Михайло Ушаков… будучи в Енисейском остроге, слыхали от служилых людей, которые хаживали из Енисейского острогу для государева ясаку в Тюлькину землю, в Качинскую землицу, и в той де Качинской землице люди кочевые летом пашню пашут, сеют ячмень да курлык, а зимою кочуют в крепких местах и оберегаючись от калмыцких людей, и от братских, и от иных землиц, потому что де те качинские люди в Енисейском остроге государю ясак дают, а белые калмыки, и киргизы, и братские люди с тех качинцев ясак емлют[37]37
  Берут.


[Закрыть] же, приезжаючи к ним в землицу сильно. И в той де Качинской землице места угожи есть, острог поставити и пашня пахати немалая мочно. А для того острожного поставленья, в тою Качинскую землицу государевых служилых людей надобно пятьсот человек, тем служилым людям запас бы изготовить в Енисейском остроге года на два или три наперед той посылки. А только де в Качинской землице острог поставят, и братских, и киргизских, и иных землиц людей под государеву царскую высокую руку приведут, и государю будет прибыль немалая. Андрей Дубенской про ту Качинскую землю им сказал, что и Качинская землица, что Красный Яр, а приняли то место Красным Яром Андрей Дубенской с ратными людьми потому, что место красно и угоже…

И дав им государево денежное и хлебное жалованье, и пищали, и зелье, и свинец, с теми новоприборными казаками указал государь послати по прежнему своему государеву указу в Енисейский острог Андрея Дубенского и наряд, какой в тот в новый острог надобно, указал государь ему, Андрею, дать в Тобольске… И в нынешнем в 137 (1629 г.) писали ко государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Руси из Сибири, из Тобольска воеводы Андрей Трубецкой с товарищи: в нынешнем де в 137 году (1629 г.) октября в 15 день к ним, в Тобольск, из Качинской землицы, с Красного Яру, Андрей Дубенской с атаманом, с Иваном Астраханцем, писали, что в прошлом в 136 году (1628 г.) пришед Андрей Дубенской с служилыми людьми в Качинской землице на верхней изготовке Красного Яру на реке Каче острог поставили и крепости всякие поделали, и в остроге съезжую избу, и для государевы казны анбар, и дворы себе поставили. И около де Красноярского острогу пашенные земли, а в Качинской землице родится ячмень и курлык, и сенных покосов много…

Комментарий

Документ излагает события, предшествовавшие основанию Красноярского острога. В нем упоминается присланный в Москву с Андреем Дубенским «Красного Яру чертеж». Как уже говорилось, енисейский воевода Я. И. Хрипунов отправил Дубенского вверх по Енисею «в новые землицы», чтобы тот присмотрел там место для строительства острога. На основании сведений, добытых А. А. Дубенским, в сентябре 1624 г. Хрипунов отправил в Тобольск «чертеж урочищам и местам, где можно быть в Тюлькиной земле острогу». А копия чертежа была послана государю. В 1625 г. царь, «отписки слушав и чертежи смотрев», распорядился основать Красноярский острог.

Служилым людям во главе с Дубенским было выдано денежного жалованья более 3 тыс. руб., хлебного – свыше 3300 четей ржи и 624 чети круп. Участники экспедиции получили пищали, порох, свинец, копья. Кроме того, отряд А. Дубенского снабдили артиллерией, ядрами и др.

Вопрос о постройке Красноярского острога на Каче встал сразу же после возникновения Енисейского острога. Уже тобольский воевода М. Годунов писал в Москву о Тюлькиной земле. Подлинным инициатором строительства будущего Красноярска был первый енисейский воевода Яков Игнатьевич Хрипунов, посланный в Енисейск в 1623 г. Он отправил прикомандированного к нему из Москвы Андрея Ануфриевича Дубенского со служилыми людьми вверх по Енисею. Экспедиция присмотрела в новой Качинской землице на Енисее, «на Яру, место угоже, высоко и красно…» и пришла к выводу, что «государев острог на том месте построить модно». В 1625 г. царь Михаил Федорович отдал распоряжение: «В Качинской землице вверх по Енисею на Красном Яру поставить острог»… Но из-за отсутствия средств экспедиция была отложена… 13 декабря 1626 г. последовал царский указ, которым повелевалось «в Сибири, в Тобольску и в иных сибирских городах, для тое посылки в Качинскую землю, на Красный Яр, прибрати четыре человека атаманов, да четыреста человек казаков, на том Красном Яру, на реке на Енисее, поставить острог, а послать тех новоприборных атаманов и казаков из Тобольска в ту Качинскую землю… с Андреем Дубенским». С получением указа в Тобольске началась подготовка к экспедиции.

Экспедиция Андрея Дубенского выехала из Тобольска в июне 1627 г. на 16 дощаниках, одном струге и пяти лодках. По Иртышу и Оби шли быстро. С трудностями участники экспедиции столкнулись на обмелевшей р. Кети, т. к. суда не были рассчитаны на плавание в мелких местах. Это обстоятельство затруднило продвижение отряда. Кое-как в конце года экспедиция добралась до Енисейска, где ее ожидали новые затруднения. Возникла продовольственная проблема в связи с истощением заготовленного провианта, люди голодали. История экспедиции Андрея Дубенского на Красный Яр свидетельствует о том, что она была подготовлена плохо… Организаторы экспедиции «не сумели даже воспользоваться советом тобольских детей боярских, которые рекомендовали заранее заготовить продовольственную базу в Енисейске». Из Енисейска экспедиция отправилась сразу по вскрытии Енисея – вскоре после Николина вешнего дня, приходившегося на 9 мая (по старому стилю). Надо полагать, что отряд Дубенского потратил на дорогу от Енисейска до Красного Яра около двух месяцев.

Сканирование – Беспалов, Николаева.

DjVu-кодирование – Беспалов.