Текст книги "Обратите внимание на волнение озера в полдень"
Автор книги: Кирилл Станюкович
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Кирилл Станюкович
Обратите внимание на волнение озера в полдень
С гребня Музкольского хребта, где мы проработали все лето, мы спускались в долину в замечательном настроении. Ведь задание выполнено именно тогда, когда там, у самых ледников, наступили жестокие холода.
Дима то свистел, то врал, размахивая руками, а я слушал это вранье и снисходительно улыбался. Я был настолько хорошо настроен, что даже не показывал ему согнутый палец, что означало "врешь".
Светило яркое высокогорное солнце, ветра не было и поэтому, несмотря на сентябрь, здесь в памирских долинах днем было еще тепло.
В базовом лагере нашей экспедиции, куда мы прибыли к вечеру, царил покой. Только у повара дымился костер да в стороне от палаток на разостланной кошме лежало начальство и пило чай.
Мы подъехали: привязали лошадей и подошли к начальству. Начальство встало с кошмы и попробовало сломать каждому из нас руку своей ужасной клешней. Когда это ему не удалось, то, помолчав, оно вопросило:
– Как?
– Порядок, – также не торопясь, отвечали мы.
– Все сделали?
– Все.
– Гут! – сказало начальство и, повернувшись к повару, крикнуло:
– Вася! Кружки! Банку шпрот! Луку! Бидончик!
И через минуту перед нами уже стояла открытая банка шпрот, лук и хлеб, накромсанный такими немыслимыми кусками, какими его умеют кромсать только сверхленивые повара в экспедициях. Но это было неважно. Главное – это то, что уже из бидончика в кружки с веселым бульканьем струился спирт.
Начальство на этот раз не скупилось и оставило в кружках для доливания водой не более чем четверть.
Мы долили, посмотрели друг на друга, потом на небо.
– Ну, со свиданьицем, – сказал Дима.
– Нет, с победой! – возразило начальство.
Мы подняли кружки, сдвинули их и вылили в себя. Горячая струя пошла у меня по пищеводу, захватило дух. Я поспешно выдохнул предусмотрительно запасенный в легких воздух и сунул в рот полную ложку шпрот.
– Люблю, девочки, пить казенный спирт в служебное время, – мечтательно заметил Димка, поспешно забивая себе рот луком.
– Особенно вместе с начальством, – добавил я, смотря, как оно вместо закуски усердно нюхает свой рукав.
Стало хорошо и тепло. Сознание, что работа кончена, переполняло нас довольством. Вечер был так тих и ясен, близящееся к вершинам гор солнце озаряло далекие хребты, зеленую пойму и светлую струю воды среди пожелтевших лугов.
Мы молчали.
– Так значит, у вас все в порядке и все хорошо... – сказало начальство, набивая табаком свою трубку и делая длинную-длинную паузу, – а у других плохо, – закончило оно.
Мы выжидательно молчали.
– Группа Воронова, которая должна была обследовать завал Сарезского озера, выяснить, как через него фильтруется вода, не явилась в контрольный срок.
– Веселое дело, – сказал Дима. – На чем они рабе тали?
– На резиновой лодке.
– Вдвоем?
– Вдвоем.
– И когда они должны были вернуться?
– Вчера.
– Нда... – сказал я.
Мне представился мрачный Сарез, шестидесятикилометровой лентой вытянувшийся между крутейших гор, мне представилось, как под сильным ветром бегут по нему высокие белоголовые волны и оно кипит, кипит и пенится между стиснувших его скальных хребтов, кидаясь с размаху на сдавившие его скалы.
Мне подумалось, что будет, если случится несчастье, если потонет лодка. По берегам озера далеко не пройдешь; они слишком круты, а перебраться через гребни хребтов, окружающих озеро, невозможно.
Это было плохо.
Другое, что тоже не могло радовать – это то, что спутник Воронова, старого экспедиционного волка, палеонтолог Николай Николаевич, был, попросту говоря, чудак.
К экспедиционной жизни он был мало пригоден, это был сугубо домашний человек с маниакальной склонностью к чистоте. Зубы он чистил подолгу, а руки мыл так тщательно, что несколько раз, прерывая мытье, осматривал их, потом мыл снова. Его ложка и вилка всегда были тщательно вымыты и завернуты в специальную салфеточку. Утром он делал гимнастику, а вечером глубокое дыхание, питался по программе, всегда считал сколько он съел углеводов, сколько витаминов. В экспедицию его привела, как выражался Дима, "глупая страстишка". Дело в том, что он, начитавшись разных древних и современных источников, был убежден, что в мире еще можно разыскать животных, считавшихся давно исчезнувшими. Он верил, что фотографии летающих ящеров, сделанные с самолета над Конго – факт, что в океане живет морской змей, и что легенда о том, что в озере на Памире обитает дракон, святая правда. Он был в этом абсолютно уверен и не раз печатал на эту тему заметки, за которые ему всегда попадало. Особенно доставалось ему от украинского профессора по фамилии Небаба, который и в журналах и в газетах не раз громил его за "легкомыслие и невежество". Недавно попало Николаю Николаевичу от Небабы за только что опубликованную заметку, в которой он описывал странные следы, найденные им на песке берегов Сарезского озера. Он называл их "следами дракона".
Так что вряд ли такой фантазер мог быть особенно полезен Воронову в трудную минуту.
– Иначе говоря, завтра...
– Да! Иначе говоря, завтра вам придется трогаться не вниз в Ош, поближе к арбузам и к самолетам на Москву, а на Сарез. Придется объехать озеро и найти Воронова. Попутно неплохо и завал посмотреть.
– Так... И пойдем мы к Сарезу...?
– И пойдете вы к Сарезу через перевал Кзан-куль, а плавать вы будете по Сарезу на плоту, который сами соорудите. И по этому случаю вам нужно сейчас же, немедленно...
– Сейчас же, немедленно, выпить по второй! – сказал Дима, подставляя свою кружку.
Легли мы в этот вечер поздно, а вставать пришлось рано. Было холодно и сумрачно, когда сильные удары по палатке и ответы вопрошающему снаружи, что: "да, проснулись", потом через некоторое время "да, сейчас, встанем", "да, одеваемся" и т. д. заставили нас выбраться наружу.
Но солнце поднялось достаточно высоко, когда нам удалось упаковать отобранное накануне снаряжение.
– Завтракать! Потом быстро вьючиться! – скомандовало начальство, и мы безропотно накинулись на кашу, на кофе, на варенье.
И когда вслед за тем наступила тишина, нарушаемая только чавканьем, Дима, оторвавшись от каши, поднял палец и, застыв, со взором, обращенным в небо, тихо сказал:
– Машина! Прислушавшись, мы подтвердили:
– Правда, машина!
Издали негромко доносилось пение мотора.
– Ешьте, ребята! Ешьте скорее! Гости едут! Придется им все отдать! – гостеприимно сказал Дима и самоотверженно накинулся на остатки каши.
И, действительно, это оказались гости. Когда машина подъехала к лагерю, из кабины вылезла седоватая растрепанная высокая женщина в лыжном костюме с довольно большой собакой на руках. Она поспешно вытащила из кузова свои вещи, сложила их на землю и, протянув руку начальству, представилась:
– Радиола Кузьминична!
– Что? Что? Что она сказала? – задышал мне в ухо Дима. – Радиола?
– Черт ее знает! – также шепотом отвечал я. – Не расслышал. Бывают же умные родители, которые своих детей Антенами и даже Травиатами называют.
А между тем, эта странная женщина, держа за руку начальство, прерывающимся от волнения голосом говорила, что она "так мечтала, так мечтала" попасть на Сарезское озеро, что она приехала собрать "фактический материал, а не бредни", что она "не будет никому в тягость", так как с детства имела склонность к альпинизму и сведуща в медицине. Мы мало что поняли из этого сбивчивого рассказа о Сарезе и о мечтах, грезах и бреднях. Но тут начальство переспросило ее:
– Вы альпинист? Нм. Пожалуй, неплохо тебе иметь с собой альпиниста? – уже обращаясь ко мне, сказало оно. Я же постарался изобразить на своем лице, что, конечно, иметь альпиниста неплохо, но это зависит от того, какой это альпинист, но что, судя по первому впечатлению, никаких восторгов от данного альпиниста я не испытываю. Но вся эта сложная гамма переживаний у меня вылилась, по мнению Димки, в гадкую кривую улыбочку. И так как у меня не хватило смелости сразу отказать, то эта странная женщина начала меня благодарить и с радостью заявила, что с этого момента она берет на себя "полную ответственность" за наше здоровье. Мы переглянулись. Я отошел, как оплеванный, и мы начали вьючиться.
Целый день наш тяжело нагруженный караван полз по крутой щели вверх на хребет. Только к вечеру, когда солнце уже норовило спрятаться за вершины гор, достигли мы небольшой котловинки на самом перевале, где плескалось маленькое озеро. Кругом в вечереющем свете поднимались суровые молчаливые горы, покрытые сахарными натеками ледников. Над озером с печальным, протяжным криком летели красно-черные стайки, и их стонущий крик далеко разносился по горам в холодеющем вечернем воздухе.
Мы с начальником первыми достигли перевала и остановились, глядя назад. Под нами, растянувшись почти на километр, медленно и тяжело полз к перевалу караван. В середине каравана мы увидели нашего альпо-медика. Радиола Кузьминична ехала верхом и везла на седле свою собаку.
– Только этого еще не хватало, чтобы на перегруженных лошадях собак возили, – обозлено сказал Дима.
– Ну, поздно, – сказал начальник, – а мне назад далеко. Чертовски хотелось бы с вами. Чертовски! – и он мрачно задумался, глядя на подходящий караван. – Но что поделаешь! Нельзя! -он так стиснул мне руку, что я чуть не заорал.
Нерешительно тронулся начальник назад с перевала, остановился, покрутил головой, потом, махнув рукой, быстро пошел вниз.
– Обрати внимание на волнение в озере, – крикнул он уже снизу.
– Какое волнение? – закричал я, но он уже, повернувшись спиной, пошел вниз.
Я посмотрел вперед, туда, куда вела наша дорога. Она спускалась в узкую и мрачную щель, где было только одно маленькое пятно луга, а кругом – безжизненный серый хаос осыпей и скал, скал и осыпей.
Спустившись к этому лужку, мы поспешно развьючились, расстелили спальные мешки и занялись приготовлением ужина.
Уже в полной темноте со склона посыпались камни, кто-то шел по тропе вслед за нами. Скоро у костра появилась фигура всадника, он слез с седла, и мы увидели знакомую физиономию нашего друга, охотника Душанбая.
Поздоровавшись со всеми, он развязал большой бурдюк и налил в приготовленные для ужина кружки крутой зернистый айран. Мы с радостью протянули руки к кружкам, как вдруг прозвучал звенящий голос альпо-доктора:
– Ни в коем случае!
– Что ни в коем случае? – с удивлением, оборачиваясь к ней, спросил я.
– Это нельзя пить. Ни в коем случае.
– Что это? Айран? Почему нельзя?
– Даже странно задавать такие вопросы. Вы же не знаете от какой коровы молоко! Может быть бруцеллез!
– Что? – спросил Душанбай. – Моя корова нехорошая? Да моя корова чище и красивей любой девочки!
И Душанбай выразительно посмотрел на растрепанные волосы и грязный лыжный костюм альпо-доктора. И мы все дружно подняли кружки и опорожнили их. Айран был превосходен.
– Сумасшедшие! – буркнула Радиола, удаляясь в темноту. – Пора бы вам знать, что у местного населения возможны какие угодно заболевания.
Но мы не обращали внимания на эти слова.
Скоро поспел ужин, и, когда к костру собрались все, первым протянул чашку повару наш альпо-доктор. Но получивши свою порцию, Радиола Кузьминична вместо того, чтобы заняться едой, отправилась на ручей, охладила там чашку с супом и, к нашему удивлению, начала кормить из нее свою собаку. Мы переглянулись, и Димка, не выдержав, елейным голосом спросил:
– Доктор, чье здоровье вы взялись оберегать? Наше или собачье?
– Не вижу, в чем бы я должна помочь вашему здоровью, – отвечал доктор, – оно, мне кажется, ни в чем не нуждается.
– Напрасно вы так думаете, – отвечал Дима, – мое здоровье остро нуждается в той чашке супа, что вы скормили вашему псу. Вы могли бы обратить внимание, что я целый день шел пешком, чтобы вы могли ехать, а вы мало того, что приехали на моей лошади, но еще везли на ней собаку.
– Неужели вы не видели как Пальма поранила себе лапы на щебне? Не могла же она идти по таким острым камням!
– А я мог? – спросил Дима.
– Ну, ладно, Дима, – примирительно сказал я. – Хватит.
И мы замолчали.
– Слушай, – тихо сказал мне Дима, когда мы укладывались в спальные мешки. – На кой черт мы взяли с собой это чучело? Гони ее назад!
– Знаешь... неудобно как-то, – сказал я. – Да и неизвестно, что с ребятами? Вдруг там нужен медик? А?
– Ну, ладно, – сказал Дима, – черт с ней, может, действительно, пригодится.
Уже, когда я совсем засыпал, кто-то подошел ко мне и сел в головах. Некоторое время он сидел молча, а потом голос Душанбая произнес:
– Там, на озере, нехорошо! Наши охотники теперь туда не ходят...
– Почему?
– Нехорошо! – опять сказал он. – Я и сам не знаю толком. Но лучше не ходи!
– Но там ребята пропали... – сказал я. – Может, у них беда. Как же не идти?
Мы помолчали, потом Душанбай ушел.
Рано утром мы завьючились и тронулись к Сарезу. Доктор встал последним, когда мы уже вьючились, и сказал, что нужно делать зарядку.
– Мы уже сделали, – сказали мы.
Спустившись немного по щели, я оглянулся. На камне с поднятой рукой в прощальном приветствии стоял Душанбай. И мне вспомнилось его "Не ходи"!
Мы долго шли и шли вниз. Справа осыпи и слева осыпи и больше ничего. И по дну щели – камни, как огромные наколотые куски сахара, между ними глубокие расселины с острыми камнями, как бы специально сделанные, чтобы в них ломать ноги. И вот застряла нога у одной лошади, и мы с огромным трудом освобождаем ее. Затем второй, третий раз, и вскоре на камнях вдоль всей щели появляются капли крови.
Только в пять часов вечера весь наш измученный караван со страшным трудом добрался до берегов Сареза.
Мы быстро разгрузились, и караван сразу ушел назад, мы остались втроем.
Мы поели и принялись за работу.
Наш корабль был сооружен быстро, Мы сшили прочными веревками из брезентов два длинных мешка и набили их надутыми автомобильными камерами. Так у нас получилось два длинных поплавка. На этих поплавках мы устроили дощатый помост, а сзади укрепили подвесной мотор.
И уже к вечеру на воде качался наш плот.
Но закончили мы все сборы только, когда озарилась луной и заблестела как ртуть серебряная поверхность озера, а горы стали иссиня-черными, как бы вырезанными из густого мрака.
Но только стало светать, как наш плот, рокоча мотором, уже двигался вдоль северного берега озера.
Сначала мы плыли как по черному маслу, потом рассвет сделал его сначала темно-синим, потом синим и, наконец, бирюзово-голубым.
Мы целый день едем, осматривая все извивы берега, до самого вечера смотрим, обшариваем в бинокль все склоны, останавливаемся, шарим по берегу, но ничего нет.
Переночевав кое-как на выступе скалы, мы утром тронулись дальше и часов в одиннадцать достигли завала, которым замыкается западная оконечность озера. Здесь Сарез был широк, было где разгуляться ветру и волне. Синий-синий, но весь в пенных барашках кипел этот огромный водоем.
– Странное все-таки озеро, – сказал Дима, – почему оно такое мертвое? Ну ведь ничего, ничего не видно! Ни птиц, ни рыб! Рыба, положим, есть, но и ее мало. Почему?
– Может, слишком круты берега, – предположил я. – От этого мало водяных растений, значит, мало всяких рачков, следовательно, и мало рыбы.
– Все это правильно, – отвечал Димка, – но все же, посмотри, ведь даже чаек нет. Чаек! Бакланов тоже, вроде, нет. А ведь они встречаются на всех памирских озерах. Может, вода нехорошая?
Пройдя на плоту немного вдоль завала, мы обнаружили заливчик, хорошую гавань для нашего плота, а когда высадились на берег, то все радостно загалдели. Над заливом под высоким скальным обломком мы увидели и палатку и штабель ящиков.
– Воронов! Воронов! – закричали мы.
Но никто не вылез из палатки, а когда мы заглянули в нее, она оказалась пустой.
Судя по всему, палатка была покинута совсем недавно. Мы долго осматривали в бинокль окрестности, но видели только взволнованную воду да скальные крутые берега. Озеро непрерывно било крутыми пенными волнами в берег, и там и тут было видно, как оседали, сползали в облаках пыли целые полосы осыпей, куски скал, как они с орудийным грохотом обрушивались в воду.
В то время, когда мы в бинокль осматривали далекие окрестности, неожиданно раздался крик Димы:
– Видели вы дураков махровых? Смотрите друг на друга. Смотрите!
И когда мы недоуменно переглянулись, он встал и выдернул из расщепленного конца палаточного кола свернутую записку:
Записка гласила:
"Мы ушли дня на три на восток вдоль южного берега Сареза. Если будете сидеть в лагере, обратите внимание на странное волнение озера в середине дня. Консервы и сухари в ящике. Привет.
Воронов."
– Число?
– Нет числа.
– Мило. Ну во всяком случае, это нечто успокоительное.
– Смотрите! Смотрите! – неожиданно закричал Дима.
Отсюда с завала мы видели, как над озером появились бакланы и начали охоту за рыбой.
Спустившись на воду, бакланы растянулись в линию и со страшным шумом, хлеща по воде крыльями, широким фронтом двинулись к берегу. Чем ближе они были к берегу, тем сильнее хлопали крыльями. И вот в прозрачной воде озера заметалась рыба, загнанная в залив. Бакланы быстро приближались к мелководью, где в панике носилась рыба и уже начали ее пожирать, как вдруг нечто вроде водоворота втянуло одного из бакланов, потом другого. Нам казалось, что какое-то темное пятно передвигалось над поверхностью воды. И вода волновалась над ним, в ней возникали волны, бугры, провалы. Вода закипела, замутилась у края мелководья, за которым сразу начинались глубины, и вдруг бакланы один за другим поднялись в воздух.
– Что такое происходит? – сказал Дима. – Чего это бакланы вдруг удрали? И смотрите, сначала их было одиннадцать, сейчас, считайте, три, четыре, пять, шесть, семь? Только семь?.. Ну, бакланы охотятся за рыбой! А кто охотится за бакланами?
– А у меня такое впечатление, точно их втянуло под воду водоворотом, – сказал я. – Вот ведь и Воронов писал, посмотреть, что за волнение? Действительно, глядите, как-то странно вода волнуется, полоса волнения передвигается сейчас вдоль озера... Теперь завернуло... Пошло обратно к нам. Смотрите, уходит к южным берегам. Видите, удаляется вдоль берега? А!
Когда все это прекратилось, мы долго молча вглядывались вдаль. Но волнения нигде больше не возникало, озеро было спокойно, нырнувшие бакланы так и не показывались.
Мы знали, что Сарезское озеро образовалось от того, что в долину Мургаба во время землетрясения со склона сполз гигантский оползень и перегородил долину. За этим оползнем, как за плотиной, образовалось длинное долинное озеро, заполнившее долину на 60 километров.
Мы знали, что озеро сначала все росло, но уже несколько лет уровень установился, так как вода нашла себе какие-то ходы в завале и фильтруется сквозь него Но где нашла себе путь вода, как она фильтруется через завал – этого мы не знали. Создает ли она при этом на поверхности воды воронки, всегда ли видны эти воронки, мы не знали, – ведь Это-то и должен был выяснить Воронов.
– И все-таки, – говорил Дима, – надо бы попробовать выяснить, где это в завале проходы, в которые уходит вода? Отчего это всасывающие воронки появляются только иногда.
– И как ты собираешься это выяснить?
– Да очень просто, у нас же есть акваланг, нырну и осмотрю завал.
– А ты не боишься, что и тебя всосет в какой-нибудь проход?
– Э, нужно осторожненько. Вы будете меня попридерживать на веревочке.
– Это, конечно, можно, – сказал я. – Только вот, не холодно ли будет?
– Авось ничего, – неуверенно произнес Димка.
– Это безумие, это сумасшествие, – заявил наш доктор, – я не допущу этого ни в коем случае.
После этого заявления Димка совершенно твердо сказал:
– Завтра сплаваю, девочки. Погляжу.
И на следующий день, около полудня у нас уже было все готово сейчас среди дня и вода была теплой и лучи солнца, круто падая в воду, лучше освещали каменные нагромождения завала, уходящие в темные глубины озера.
В воздухе было тепло, но осень явно чувствовалась и я вовсе не завидовал Димке, который в очках, в ластах и с баллоном сжатого воздуха на спине, готовился нырнуть. Мы тщательно натерли его каким-то кремом, а он, поболтав ногами в воде, невесело сказал: – Тепленько, прямо парное молочко. Затем сморщился и сказал "ррр!", всунул в рот трубку и нырнул в воду. С плота нам сначала было хорошо видно сквозь прозрачную воду как он, усиленно работая руками и ногами, уходил вдоль края берега вниз и в сторону. Потом мы перестали его видеть и только следили за постепенно уползавшей веревкой и пузырьками воздуха, выходившими на поверхность воды все дальше от плота.
Время тянулось медленно. И вдруг я, оглядывая гладкую водную поверхность, увидел, что к нам, как вчера, опять приближается полоса волнения. И когда эта полоса приблизилась к нам, веревка, на конце которой был Дима, быстро стала уходить в воду. Пузырьки удалялись от плота.
Напрасно мы дергали за веревку, тащили изо всех сил, испуганные этим приближающимся волнением, веревка не отвечала, застыв, и даже, к нашему ужасу, пузырьков стало как будто меньше.
– Тащите, тащите! – кричала Радиола. Но мы не могли вытащить Димку. А полоса приближалась к нам, прошла в нескольких десятках метров и двинулась вдоль залива.
И когда волнение воды отдалилось, веревка, на конце которой был Димка, задергалась – раз, два, три. Потом опять – раз, два, три.
Это значило – тащите меня, тащите!
Мы изо всех сил потянули веревку, но она шла с трудом, медленно-медленно. Или это только нам казалось.
– Включайте мотор! – рявкнул я Радиоле.
И мотор завелся с одного рывка, а мы с еще большей поспешностью начали выбирать веревку, и вот все ближе и ближе к плоту запрыгали на воде пузырьки. И, наконец, только в тот момент, когда полоса волнения, завернув, опять начала приближаться, голова Димки появилась над водой, он схватился за край плота и, вырвав изо рта распираторную трубку, хрипло сказал:
– К берегу! Быстро! Его всего трясло.
Мотор взревел от прибавленного газа, плот двинулся в глубь залива, выскочил на мелководье и быстро подошел к берегу. Мы спрыгнули с плота на берег, и Димка, схватив полотенце, начал торопливо растираться. Волнение воды продолжалось у входа в залив, вода буграми то поднималась, то опадала. Пальма бешено лаяла на озеро.
Это движение продолжалось минуты три, а потом стало удаляться в сторону южных берегов озера.
В это время уже растершийся спиртом Димка, оделся и перестал стучать зубами.
– Дима, что ты там видел? Что это? – спросил я.
– А черт его знает, – криво улыбаясь, сказал Дима. – Я опустился метров на десять и нашел щели между обломками, через которые вода уходила из озера... сначала испугался, чтобы меня не всосало. Как вдруг вода заволновалась, и я увидел что-то большое рядом с вами. Оно поплыло ко мне, и мне пришлось залезть в эти провалы, через которые вода уходит, а вы еще дергаете, тащите как сумасшедшие, так что я насилу удержался, чтобы меня не вытащили. Вот все руки в крови, ободрал, держась за камни.
– Что же это такое? – спросили мы.
– Да я сам не знаю, что это очень неясно. Что-то темное, длинное, эдак метров десять длиной. Вроде змея или сом огромный.
– Какая чушь! – раздался голос Радиолы. – Да сома, да еще большого не может быть здесь. Здесь ему и холодно и питаться нечем. Это просто всасывание воды.
– Без вас знаю, что нет и не может быть сома, – отвечал Димка, – ну уж и всасыванием это не объяснишь, что-то другое. Я и сам не знаю толком, что это было. А вы-то что-нибудь видели? По вчерашнему?
– По вчерашнему
– Странная штука. Но, знаете, я больше туда не полезу. Баста. Хотите – полезайте сами.
– Да тебя никто не посылает! – сказал я. – Да и времени нет. Нужно искать ребят. Северный берег мы осмотрели, завтра поедем вдоль южного.
Вечером настроение у всех было несколько угрюмое. Только Пальма была весела и деятельна. Радиола так хорошо накормила собаку, что та была уже не в состоянии есть и долго таскалась с оставшейся костью, не зная куда ее спрятать. Ей пришла гениальная мысль и она спрятала кость в мешке у нашего альпо-доктора. К нашему удивлению, это не вызвало никаких протестов, наоборот, Радиола умилилась:
– Смотрите, – говорила она, гладя собаку, – как она мне доверяет!.. Спускалась ночь. Ветер на закате совершенно утих и над озером стояла полная тишина. Только уже в темноте недалеко от лагеря раздался грохот, сопровождаемый резкими всплесками. Это в озеро катились камни очередного обвала.
Мы, выскочив из спальных мешков, поеживаясь, стояли, глядя на искры, сыпавшиеся от столкновения огромных камней.
Когда я залез в мешок, мне долго думалось о том, что геологические процессы идут скорее, чем мы думаем, что вот мы слышали и видели сейчас как творится рельеф. И что, вероятно, эти горы видели другие ландшафты, когда Памир не был так высоко, когда здесь было тепло и по этим склонам бродили тигры и кабаны, страусы и джейраны. А может, эти горы видели и саблезубых тигров, живших еще раньше, или даже гигантов-ящеров...
Под эти размышления я заснул.
Проснулся я рано. Погода резко изменилась. Дул пронзительный ветер, палатка тряслась. Я вылез из мешка, потому что меня вдруг кольнула мысль – не унесло ли наш плот. Но плот стоял на месте.
Наступившее утро ничуть не походило на вчерашнее, по небу на большой скорости шли облака, серые, рваные и в несколько слоев. Нижний слой – на восток, а более верхние – в самых различных направлениях.
На озере гуляли барашки.
Несмотря на крутую волну, мы решили двигаться, так как западный ветер был попутный, а горючего у нас было мало.
Наскоро позавтракав, мы погрузились на плот и, оставив в палатке записку, оттолкнулись от берега.
Едва выйдя на плес, мы сразу попали в сильное волнение. Полутораметровые белоголовые волны с размаху били и били нам в корму, заливая более половины плота. Нас едва не переворачивало, мы хотели вернуться, но это оказалось невозможным – мотор не мог выгрести против ветра. Высадиться же на скалы южного берега и переждать – было немыслимо, он был слишком крут и об него с яростным грохотом били волны.
Вот мы и шли, ежеминутно подталкиваемые сзади волной и ежеминутно зарываясь носом. Все стояли на ногах, – перекатывающиеся волны заливали чуть не до колен. Пальму, чтобы ее не смыло, пришлось посадить на ящик в центре плота.
По прошествии часа мы, рискуя быть перевернутыми, стали поворачивать к берегу. Здесь в тело гор вгрызалась узкая-узкая щель, шхера, всего несколько десятков метров шириной. Мы решили отстояться здесь пока так штормит. Но войти в горло залива было трудно, волны с такой силой с размаха били в скалу у входа, что брызги взлетали вверх на десять метров. Не хотелось думать, что будет с нами, если заглохнет мотор.
Мы уже завернули в гору и были в сравнительной безопасности, когда крик Димы "Смотрите, человек!" заставил нас резко сменить направление. Действительно, на скалах берега виднелась человеческая фигура.
Крутясь, раскачиваясь, едва не переворачиваясь, наш плот начал пересекать залив, где из-за столкновения ветра и воды стояла невообразимая толчея.
– Как бы, девочки, нам не сыграть к рыбкам, – проорал Дима сквозь свист ветра и плеск волн, когда одна из них чуть не до пояса погрузила нас в воду.
Вскоре стало видно, что этот человек – Николай Николаевич. Но странное дело: он не спускался вниз к берегу, не махал руками, а молча напряженно смотрел на нас. И когда мы с огромным трудом под защитой небольшой скалы высадились и стали махать ему, чтобы он скорей спускался, он почему-то молчал и вниз не шел.
Тогда я влез к нему на площадку в скалах, которая была метров двадцать над водой.
– Где Воронов? – закричал я, ибо грохот волн заглушал наши голоса.
– Там! – показал он в глубь залива.
– Все в порядке?
– Да! – так же не глядя на меня, напряженно всматриваясь в воду у плота, отвечал он. – Осторожно!
– Что осторожно?
– Он придет!
– Кто придет?
– Он!
– Кто он? Воронов?
– Какой Воронов? Вы с ума сошли! – замахал руками Николай Николаевич
– Да говорите толком, кто придет?
Но говорить толком Николай Николаевич не мог. С огромным трудом удалось вытянуть у него, что у них в глубь залива унесло лодку, что Воронов вчера отправился за ней, а Николай Николаевич остался у вещей. Не пошел он с Вороновым, так как плавать не умел, а двигаться в глубь залива нужно было не только по береговым скалам, но и где скалы отвесны – вплавь.
– Что с ним? – спросил меня Димка. – Что он дрожит?
– Кто его знает! Какое-то нервное потрясение! Когда мы несколько ободрили Николая Николаевича и он перестал дрожать, мы опять начали его расспрашивать.
– Так что же у вас случилось? Кто приходил?
– Он... ящер!
– Чтооо?! Ну, Николай Николаевич, не волнуйтесь. Вам видно, что-то показалось. Вы же знаете, что ящеров-то нет.
– Невежественный болтун! – вдруг прозвучал металлический голос Радиолы Кузьминичны.
У Николая Николаевича, увидевшего нашего альподоктора, казалось, наступил столбняк. Вытаращив глаза и открыв рот, он уставился на нее с совершенным изумлением.
– Небаба? – негромко сказал он. – Откуда вы взялись, – Небаба?
– Я приехала сюда, дорогой коллега, чтобы на месте уличить вас, – с торжеством закричала Радиола Кузьминична. – Довольно болтовни, довольно вранья, довольно вводить в заблуждение научную общественность. Вы весной опубликовали заметку, что на песке Сарезского озера видели след ящера и что найдете и того, кто оставил этот след. Так что же вы нашли? Где ящер? Где ваш ящер? Бегите на берег, берите лопатку, делайте на песке след и снимайте его как в прошлом году! Нет, довольно! В этом году я здесь и не позволю никаких новых жульничеств.
Мы, совершенно опешив, слушали все это, с трудом начиная соображать, что сами, того не подозревая, привезли сюда злейшего врага Николая Николаевича, профессора Небабу.
– Вот так клюква, – как бы читая мои мысли, сказал мне Дима. – Ну кто бы мог догадаться, что профессор Небаба – женщина? А?
Бой между Радиолой и Николаем Николаевичем не прекращался.
– Да я же сам! Понимаете, сам...! Сам его видел! – кричал Николай Николаевич. – Он сегодня из озера выпрыгнул, чтобы меня схватить, но не мог выкарабкаться на скалы! И хотите или не хотите, ящеры были и есть! Были и есть! Да неужели вам неизвестно, что их совсем недавно люди видели и я видел. Ведь один путешественник тысячу лет назад видел в озерах Памира драконов? Вы же знаете это! Он их видел! Ну мне не верите, а ему?
– Чушь! – в ответ визжала Радиола. – Чушь!
– А в средние века, – продолжал кричать Николай Николаевич, – ведь драконы встречались и в Европе. Ведь в известной книге Николая Кирхера, изданной в 1678 году, есть и рисунки дракона. Там же описывается как в Швейцарии у деревни Випер бился с ними драконоборец Винкель-Рид. Конечно, их мало, но в самых труднодоступных местах они сохранились. Ну я одного из них видел! Понимаете, видел!