Текст книги "Объявление"

Автор книги: Кирилл Бенедиктов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

9

– Классный плеер, – сказала Альмира, впервые увидев Жанну после новогодних праздников. – Откуда такая роскошь?

– Леня подарил, – небрежно ответила Жанна. – Правда, понтовый?

– Ле-ня, – со значением протянула Альмира. – Уже Леня. Когда же это случилось, моя милая? Под звон курантов?

– Отстань, – отмахнулась Жанна. – Каждый празднует, как может.

– По тебе видно, подруга. Ты, похоже, целую неделю бухала. Похудела, под глазами круги, бледная, как девушка с косой… Ну-ка, дыхни… странно, а выглядишь так, словно тебя насквозь проспиртовали…

Жанна отвернулась и отгородилась от зануды-Альмирки наушниками плеера. После возвращения из Софрино она не брала в рот ни капли спиртного. А круги под глазами… не такие уж они и заметны, особенно под слоем пудры. Конечно, если не спать ночи напролет, урывая минуты для отдыха только днем, между приготовлением еды и уборкой, появятся и круги… А что делать, если Леня уже к семи утра становится сонным и вялым, не способным даже на то, чтобы самостоятельно завесить окно шторами. Однажды под утро они уснули прямо на диване в ее комнате и проспали почти до обеда. Жанну вырвал из забытья полный боли и гнева крик. Кричал Леня – он сидел на диване, с головой закутавшись в одеяло, а на лице у него распухал огромный розовый волдырь. Такие же волдыри покрывали его руки и плечи. Перепугавшаяся Жанна отвела его в ванну, дрожащими пальцами нанесла на кожу прозрачный гель из тюбика (тюбик был странный, весь исписанный какими-то замысловатыми иероглифами), забинтовала пораженные места стерильным бинтом и помогла добраться до кабинета. Внутрь он ей войти не позволил. Выговорил странным, похожим на звук зажеванной магнитофонной кассеты, голосом: «Спасибо», и исчез за дверью. Жанна немного постояла на пороге, прислушиваясь, но в кабинете царила тишина. Целый день ей было не по себе из-за этого странного происшествия, она перерыла все свои учебники, но так и не поняла, что же спровоцировало аллергию. Вечером, однако, выяснилось, что от страшных волдырей не осталось и следа – кожа у Лени вновь стала чистой и мягкой, как у младенца, он вообще выглядел лучше, чем обычно, словно помолодел. Объяснил, что иногда такую реакцию могут вызвать обыкновенные солнечные лучи, и предложил повесить в Жанниной комнате плотные шторы. Теперь там было сумрачно даже днем, как и везде в квартире, но Жанне это не мешало. Дни для нее слились в одну плотную серую завесу, скрывавшую фантастическое великолепие ночных праздников. Целый день, возясь по хозяйству, пытаясь листать учебники или проваливаясь в короткий, не приносящий отдыха сон, она думала о том, как наступит вечер и ее мужчина выйдет из своего кабинета, подтянутый, свежий и элегантный, поцелует ей руку и скажет что-нибудь ласковое… Потом они сядут ужинать, и она будет любоваться на ловкие движения его тонких пальцев, ломающих хлеб, управляющихся с ножом и вилкой, смотреть, как двигаются его пухлые красные губы, когда он пережевывает мясо, подавать ему салфетку… и чувствовать себя счастливой, абсолютно, нереально счастливой… А потом они пойдут в гостиную, и поставят какую-нибудь тихую музыку, и он расскажет о своих странствиях в далеких краях… а еще позже они окажутся в ее комнате, и там, в полутьме, ее мужчина вновь прикоснется к ней и подарит Жанне мгновения никем до того не испытанного блаженства…

Но Альмире этого не объяснишь. Даже если попытаться рассказать, все, как есть – ну что она может понять? Тупая, серая скотинка, как и все вокруг… Так что и иробовать-то не стоит.

10

До зимних каникул Жанна дотянула с огромным трудом. Заниматься днем удавалось все меньше и меньше, в сон тянуло после первой прочитанной страницы. Если бы не Леня, написавший за нее две курсовые и подтянувший по биологии, сессию бы она завалила

А так – ничего, обошлось. Альмирка звала с собой, в славный город Мухосранск-Верхмеволжекий, обещала массу развлечений и толпу мальчиков, но Жанна только слабо отнекивалась. Какие там мальчики, какие развлечения… и ведь миллионы людей всерьез считают, что все знают о счастье, подумать страшно…

Все каникулы Жанна не выходила на улицу. Попыталась как-то сходить за продуктами на рынок, но на полдороге ей стало плохо, и она, чтобы не упасть, прислонялась к фонарному столбу. Тут же подскочил прилично одетый господии средних лет, участливо наклонился к ней. «Женщина, вам плохо?» Жанне, несмотря на обморочное состояние, стало смешно – ее еще никогда не называли женщиной. Помотала головой – нет, мол, нормально, отвали, дядя – кое-как отдышалась, приплелась домой. Было очень муторно и обидно, хотелось выплакаться Леониду в плечо, но он, как обычно, спал в своем кабинете. Жанна едва удержалась, чтобы жалобно, побитой собакой, не поцарапаться в дверь. Вечером, когда она по возможности с юмором поведала ему эту историю, Леонид сказал:

– Все, Жанночка, похоже, ты перетрудилась. Давай-ка избавим тебя от походов за продуктами. В квартале отсюда недавно открыли ночной магазин, все необходимое я буду закупать там. А тебе надо побольше спать, ты совсем вымоталась за эту сессию.

Тут Жанна разнылась, что ей не в кайф спать одной, что она хочет все время чувствовать его рядом, и упросила Леонида переехать из кабинета в ее комнату. Он довольно долго сопротивлялся, но потом все же уступил, напомнив ей про необходимость плотнее закрывать шторы.

С этого момента для Жанны наступил вечный праздник. Днем она, сделав несложные домашние дела, ощупью пробиралась в свою комнату, где на широком диване бесшумно спал Леня, раздевалась и забиралась к нему под одеяло, обнимала его, прижималась длинными горячими ногами, и, успокоившаяся и умиротворенная, засыпала. Просыпалась Жанна обычно от легкого прикосновения его ладони к своим волосам – как правило, Леня не целовал ее в темечко, когда она спала, но однажды такое все же произошло, и пробуждение показалось ей сказочно прекрасным. Правда, встать после этого она не сумела – в ноги словно натолкали ваты, от низа живота к шее распространялось обессиливающее тепло. Леонид принес ей ужин в постель, покормил с ложечки, как младенца, а потом убаюкал, держа ее окутанную Пушистым Белым Облаком голову у себя на коленях.

Есть Жанне почти не хотелось. Иногда она могла ограничиться одним апельсином в день – желудок не протестовал, принимая такую диету как должное. Леня готовил ей свои травяные отвары, помогал держать тяжелую кружку в ставших словно прозрачными ладонях. Жанна стала проводить в кровати почти все время, поднимаясь только для того, чтобы умыться и сходить в туалет. Ей впервые пришло в голову, что квартира могла бы быть и поменьше – путь через гостиную и коридор отнимал слишком много сил.

В один из бесконечных однообразных дней она не смогла заставить себя слезть с дивана и сходила под себя. Было очень стыдно, тем более, что Леонид не проснулся и продолжал тихо спать рядом. Большое мокрое пятно расползалось по простыне все шире, так что когда наступил вечер, и Леня открыл, наконец, глаза, весь диван уже пропитался мочой. Подушка тоже была мокрой – от слез, – и тогда он взял Жанну на руки, отнес в ванну, налил горячей воды, взбил пахнущую какими-то цветами пену и осторожно опустил Жанну в облако сверкающих пузырьков. Там она и заснула – прямо в воде – а когда проснулась, поняла, что лежит не на диване, а на жесткой и довольно узкой кровати, Леонида рядом нет, а в воздухе витает смутно знакомый запах лекарств.

Мысли ее путались, она не могла точно определить, что ее окружает – явь или сон. «Я заболела», – подумала Жанна, и неожиданно обрадовалась такому простому объяснению. «Я заболела, а Леня меня лечит…» Она позвала: «Леня», но из горла вырвался только слабый жалобный стон. Тогда Жанна снова закрыла глаза И попыталась заплакать. Слез не было.

Леня разбудил ее, проведя ладонью по ее волосам. Она замерла от счастья, глядя в его сияющие, искрящиеся жизнью глаза. «Ты красивый, – хотела сказать ему Жанна. – Я люблю тебя». Но голос по-прежнему не слушался ее. Она шевельнула губами, и Леонид тут же поднес к ее рту дымящуюся кружку с травяным настоем.

– Я не хочу пить, – Попыталась сказать Жанна, но он не услышал. Она сделала несколько глотков, чувствуя, как горячая жидкость прожигает ее истончившееся тело насквозь. Потом закашлялась, и Леня заботливо вытер ей губы пахнущим валерьянкой платком.

Когда стало ясно, что больше она пить не станет, Леонид бережно взял ее на руки и поднял с кровати. Жанна вздрогнула, ощутив прикосновение холодного металла к своим теплым ягодицам. Ее шатнуло, но Леня сильной рукой придержал ее за плечи.

– Пс-с, – произнес он, смешно выпячивая пухлые губы, – пс-с…

«Это судно, – догадалась Жанна. – Я сижу на горшке… позор какой…» В следующую секунду она почувствовала, как горячая струйка со звоном ударила о металлическое дно судна, и ей сразу стало легче. Леонид снова перенес ее на кровать, уложил, затем взял горшок и вышел. Жанна испугалась, что он не вернется, но он вернулся, постоял немного, глядя на нее сверху вниз, наклонился, обхватив ее голову ладонями, зарылся лицом в волосы и безошибочно нашел губами то самое место на темечке.

Над миром, сузившимся до размеров полутемной, пропахшей лекарствами, комнаты, поднялась сияющая всеми цветами радуги волна.

Опрокинулась и гремящей лавиной обрушилась вниз, поглотив плавающую в океане блаженства Жанну.

11

Голоса доносились откуда-то издалека, с трудом пробиваясь через вязкий, глушивший звуки туман.

Жанна открыла глаза – это движение почти обессилило ее. Но с открытыми глазами она почему-то слышала лучше.

– …полгода у вас жила, – высокий женский голос, почему-то смутно знакомый. – И теперь вы не знаете, где она?..

– …уверяю вас… – мужской голос, тихий, но внятный, она тоже знала Когда-то. Вспомнить, кому он принадлежал, казалось непосильной задачей. – … давно ничего не знаю…

Жанна вздохнула – глубоко, в легких, что-то засвистело, в горле неприятно булькнуло. Пересохшие губы трескались от горячего дыхания.

– …с февраля в училище не была, – женщина почти кричала, – мне уж на работу педагоги обзвонились… вот и Альмира подтвердит – после каникул ни разу ее не видела…

Альмира. Миллион лет назад Жанна слышала это имя. Кого же так звали? Она попыталась сосредоточиться – бесполезно. В голове была вата – много-много белой, пушистой и мягкой ваты. Очень хотелось спать. Спать и не слышать этого грубого, громкого, визгливого голоса, бесцеремонно врывающихся в ее покой. Как же они громко кричат! Что им здесь нужно? Почему он их не прогонит? Кто? Кто не прогонит? Жанна старалась вспомнить, имя ускользало, словно различимая лишь уголком глаза легкая тень…

– Ты, дядя, нас за лохушек-то не держи, – вмешался молодой, энергичный и наглый голос, – ты думаешь, мне Жанна про тебя ничего не рассказывала? Вот пойдем сейчас в милицию и заяву на тебя накатаем – мол, педофил ты, дядя, заманиваешь молоденьких девочек к себе под видом бесплатной сдачи комнаты, а потом, может, на кусочки разделываешь л в унитаз спускаешь… ой, извините, Ольга Сергеевна…

Ольга Сергеевна? Еще одно имя за завесой темноты… Жанна опустила веки – глаза почему-то стали влажными…

– Да где ж это вообще видано – бесплатно комнату сдавать! – взвизгнул первый голос. – Знаем мы, что за бесплатно бывает… А ну говори, что с моей доченькой сделал, гад! Куда мою Жанночку подевал?

– Если я не брал с Жанны денег, это еще не значит, что она жила здесь бесплатно, – спокойно возразил тихий голос. – Мы сразу договорились, что она будет помогать мне…

– В чем? – перебила молодая и наглая. – Постельку по ночам согревать?

– …ухаживать за моей больной матерью, – невозмутимо продолжал мужчина – Это очень нелегкое занятие, уверяю вас, и оно, безусловно, стоит тех денег, которые я мог бы получить от сдачи внаем одной комнаты…

– Что ж она мне про твою мать ничего не рассказывала? – ехидно поинтересовалась молодая. – Всеми секретами делилась, а про то, как за больной ухаживает – ни слова?

– Это входило в наш договор, – терпеливо объяснил тихий голос. – Жанна не должна была никого сюда приводить. Не должна была никому рассказывать о том, что здесь делает…

– Почему, интересно знать?

– А вам не кажется, что каждый человек имеет право на свою частную жизнь? Предположим, мне не хочется, чтобы окружающим было известно, в каком состоянии находится моя мать? Она действительно очень тяжело больна, и обслуживать ее тяжело. Скажу откровенно: я думаю, Жанна уехала потому что не выдержала свалившегося ей на плечи бремени. Мне она ничего не объяснила. Просто собрала вещи и уехала, пока я спал. Вы, разумеется, можете обратиться в милицию – я думаю, вы просто обязаны это сделать, хотя я надеюсь, что с вашей дочерью не случилось ничего страшного…

Голос вдруг растянулся, поплыл, слова стали слышны нечетко.

– Не выспался, дядя? – с угрозой спросила молодая и наглая. – Все зеваешь? В милицию мы и без твоих советов обратимся, а для начала покажи-ка ты нам квартирку – где тут Жанна жила, где матушка твоя немощная обитает…

– Постарайтесь обойтись без хамства, Альмира, – посоветовал мужчина. – Оно вам не к лицу… Что ж, не могу сказать, что мне это будет приятно, но, входя в ваше положение… Я покажу вам, где жила Жанна.

Голоса удалялись, затихали. Тишина снова обволакивала Жанну, затягивала в глубокие белые пустоты сна. Но заснуть не получалось – под веками копилась, набухала влага, непрошеная слеза выкатилась из-под ресницы и задрожала, словно приклеившись к горячей щеке…

Скрипнула дверь. Этот звук вырвал Жанну из забытья, в которое она все-таки провалилась. Сердце тяжело бухало в груди, как часто бывает при внезапных пробуждениях, безжалостно разрывающих радужную ткань сна. Что ей снилось? Какие-то обрывки – женщина с усталым лицом, склонившаяся над ее кроватью, пестрые куклы, пляшущие на тонких нитях над занесенной снегом деревянной эстрадой… высокий темноволосый мужчина, протянувший руки к багровой, похожей на недобрый глаз, луне…

– Вы хотели видеть мою мать, – услышала Жанна. – Смотрите, только очень прошу вас, тихо. Она сейчас спит…

– А вот спросить бы у нее, – свистящий шепот, судя по интонации, принадлежал все той же молодой девушке, которую звали Альмира, – когда последний раз она видела Жанну…

– Спросить вы, разумеется, можете, – мужчина был по-прежнему терпелив и вежлив. – Но ответа никакого не получите. Моя мать, к сожалению, страдает очень тяжелой формой болезни Альцгеймера, в просторечии называемой склерозом… Кроме того, она уже давно ничего не говорит…

Кто-то подошел почти вплотную к кровати Жанны. Скрипнули половицы.

– Эй, вы меня слышите? Слышите меня, а?

– Да не лезь ты к больному человеку, – сказала женщина, стоявшая, судя по всему, у самой двери. – Видишь же – спит она… Ох, старенькая она совсем у вас, седая совсем… Сколько же ей лет?

– Меньше, чем кажется, – сухо ответил мужчина. – Ну, ваше любопытство удовлетворено, наконец? Вы убедились, что никакой Жанны здесь нет?

Он снова зевнул. Бедный, подумала Жанна, ему, наверное, также до смерти хочется спать, а эти женщины прицепились к нему с какой-то Жанной… Жанной… это же меня звали Жанна – когда-то давным давно, когда я жила совсем в другом месте, где было светло и красиво, и всегда пахло цветами и свежестью… и я любила кого-то… почему же я ничего не помню?

– Пойдем, Альмира, – сказала женщина у двери. Голос ее погас, стал бесцветным и тихим, словно из него ушла вся жизнь. – Пойдем, не тревожь больного человека…

Жанна открыла глаза. Ярко горела лампочка под потолком, и в ее безжалостном свете она увидела девушку со смутно знакомым скуластым лицом, сидевшую на корточках напротив кровати, высокого мужчину, стоявшего у нее за спиной, и худую сутуловатую женщину с измученными, больными глазами. Все трое смотрели на нее, словно чего-то ожидая.

– Проснулась, – громко прошипела скуластая, обернувшись к остальным, и снова повернулась к Жанне. – Здравствуйте, меня зовут Альмира, я подруга Жанны. Вы помните Жанну?

Жанна медленно опустила ресницы. Почему эта девушка задает ей такие глупые вопросы? Ей показалось, что какие-то смутные воспоминания понемногу проступают сквозь пелену белого забвения. Вот та женщина с усталым и несчастным лицом… сколько раз она склонялась над кроваткой маленькой Жанны?..

– Мама, – прошептала она, чувствуя, как из глаз начинают литься крупные неудержимые слезы, – мама…

– Ничего она нам не скажет, – женщина отвернулась. – Пойдем, Альмира, только время зря тратим…

– Неужели не помните? – не сдавалась скуластая Альмира. – Такая красивая, с пушистыми белыми волосами, классная такая девочка?

– Это я, – Жанна постаралась произнести это как можно более отчетливо, но получился неразборчивый шепот. – Это я – Жанна…

– Ну, извините, – с сожалением сказала Альмира, выпрямляясь во весь рост и зачем-то отряхивая колени. – Да, не хотелось бы мне заболеть склерозам…

– В милицию мы все равно обратимся, имейте в виду, – повернулась она к мужчине. – Так что для вас это так просто не закончится, не надейтесь…

– Не буду вам препятствовать, – ответил мужчина и снова зевнул. – Но на сегодня, надеюсь, у вас все?

– До свидания, – Альмира вдруг вновь наклонилась и заглянула Жанне прямо в глаза. – Не сердитесь на нас, хорошо?

Скрипнули половицы, щелкнул выключатель – свет погас. Мама, Альмира и зевающий мужчина исчезли из мира Жанны.

Где-то невообразимо далеко стукнула, закрываясь, тяжелая дверь. На мгновение Жанну посетило странное, пугающее видение – оскаленные волчьи морды, ухмыляющиеся в спину незваным гостям. Заснуть, подумала она, скорее заснуть и убежать от этого тягостного, непонятного бреда в покой, тишину и пустоту…

Видимо, ей это удалось, потому что, когда Жанна вынырнула из забытья в следующий раз, во рту у нее было сухо и мерзко, как случается после долгого сна. Жанну разбудили странные звуки – кто-то, сидевший у нее в ногах, всхлипывал, закрыв лицо руками. Сначала она не могла разобрать ни слова, но временами прерывистое бормотание становилось понятнее, и тогда ей казалось, что она различает целые фразы.

– Прости, прости меня… я не хотел этого… не хотел… все получилось совсем не так… я не смог остановиться… почему, ну почему ты разрешила мне войти?..

Он хныкал, подвывая, словно обиженный ребенок, и Жанне вдруг стало смешно. Когда-то, миллион лет назад, совсем маленькой девочкой она играла во дворе с соседским мальчишкой в снежки и случайно засветила ему твердым белым шариком в глаз. Мальчишка заплакал, поскуливая, словно щенок, прижав обледеневшую варежку к пострадавшему глазу, и, глядя на него, Жанна не смогла удержаться от смеха. Почему она вспомнила об этом сейчас?

– Мне казалось, что если я люблю тебя, тебе ничего не грозит… с другими было не так, они всегда оставались просто едой… а ты. – ты была такой чистой, такой светлой… я боялся за тебя… не хотел заходить на твою территорию… берег…

Я берег тебя! – с обидой воскликнул он. – Охотился по ночам, ел только на стороне… А ты… ты сама, своими руками… – он снова всхлипнул.

«Уходи», – сказала ему Жанна. – «Я не люблю плачущих мужчин».

Она произнесла это мысленно – язык не слушался ее, из горла вырывалось только прерывистое горячее дыхание. Но он каким-то образом услышал – прекратил рыдать, выпрямился и быстрым, плавным движением переместился поближе к ней. Теперь она видела его лицо. Красивое, бледное лицо, обрамленное длинными черными кудрями. Огромные широко распахнутые глаза.

– Жанна, – сказал он очень ласково. – Жанна, девочка моя…

Ледяная ладонь легла ей на обтянутый пергаментной кожей лоб, взъерошила высохшие, словно солома, седые волосы. Рука чуть заметно вздрагивала, и это было неприятно Жанне.

– Прости меня, моя любимая. Как жаль, что источник почти иссяк…

Он наклонился и легко коснулся губами ее морщинистой кожи.

– Сейчас ты заснешь, девочка. Заснешь и увидишь очень хороший сон. Ты будешь спать долго… и увидишь себя самой красивой, самой счастливой и любимой девушкой на Земле… Спи, моя хорошая… Я буду с тобой… я буду с тобой всегда…

И она послушно закрыла глаза.

12

«ПРИГЛАШАЮ сиделку для ухода за тяжелой больной. Требования: МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА, медицинское образование желательно, возможна подмосковная прописка или регистрация. Звонить ПОСЛЕ 19.00. Спросить Леонида».