Текст книги "Адмирал Макаров"

Автор книги: Кирилл Осипов

7. Макаров в Порт-Артуре

Было два человека, кандидатуры которых выдвигались на пост руководителя морских сил на Дальнем Востоке вице-адмирал Макаров и контр-атмирал Рожественский. Этот последний имел репутацию бравого командира и лихого моряка. Правда, злые языки утверждали, что Рожественский сделал карьеру посредством «тонкого хода» во время морских маневров в Ревеле. Когда присутствовавший на маневрах русского флота германский император Вильгельм II, бывший в гостях у Николая II, попросил вести учебную стрельбу на дальние дистанции, корабли Рожественского чуть ли не с первого залпа накрыли цель (деревянные щиты, буксируемые тральщиками), вызвав восхищение «августейшего» гостя; кое-кто, однако, говорил втихомолку, что предусмотрительный адмирал заранее распорядился заложить фугасы под щитами, и в момент залпа оставалось только включить ток, чтобы щиты взлетели на воздух. Во всяком случае, придворным кругам Рожественский импонировал гораздо больше, чем Макаров. Но именно потому Рожественского в конце концов и не послали в Порт-Артур: уж очень нерадостна была перспектива принять командование над блокированной эскадрой, лучшие корабли которой были выведены из строя.

Исполнилось предсказание Макарова, отлично знавшею отношение к нему морского министерства, что его пошлют на Дальний Восток лишь в минуту крайней необходимости и опасности. Но это не смутило его. Как все по-настоящему крупные люди, он смотрел в глаза фактам и не опускал рук перед трудностями, сколь велики бы они ни были. Сборы были не долги. 8 марта 1904 года новый командующий флотом прибыл в Порт-Артур. Вместе с ним приехали чины его штаба: капитаны 2-го ранга Васильев и Шульц, корабельный инженер Вешкурцев, главный инженер Кронштадтского порта Линдебек и др. Макаров привез с собой также большую группу «мастеровых», рабочих Обуховского сталелитейного завода.

Макарова ждали с нетерпением. Встреча носила торжественный характер. Подполковник Вершинин приветствовал Макарова краткой речью, из которой вытекало, что все надежды возлагаются на адмирала, и без него порт-артурцы «готовы впасть в отчаяние».

Макаров держался по-обычному прямолинейно и резковато, и это несколько охладило и заставило встревожиться многих из числа встречавших. Один современник (Ларенко) хорошо передает это впечатление от встречи новою командующего:

«Многим из привыкших к пышно-чванным официальным встречам артурцев не особенно понравился на этот раз адмирал Макаров. В нем сказывалось что-то, если не резкость, то некоторая сухость, деловитость, и он как будто торопился, не смаковал устроенной ему встречи, не рисовался. Его, повидимому, меньше всего интересовала сама встреча. В нем не видно было того внешнего блеска, к которому мы привыкли и который считали присущим такому известному моряку… Но все поняли сразу, что приехал действительно начальник, командующий, а не чей бы то ни было «покорный слуга».

Возбуждение, вызванное прибытием Макарова, еще возросло, когда стало известно, что в этот же день удалось снять с мели броненосец «Ретвизан». Работы по снятию поврежденного торпедой броненосца были бы давно закончены, если бы не то обстоятельство, что ему пришлось участвовать в отражении еще трех атак и во время стрельбы из крупных орудий все подведенные под пробоину временные заплаты от сотрясения отрывались, и работу всякий раз приходилось возобновлять.

С первого же дня своего приезда адмирал начал обстоятельно знакомиться с состоянием эскадры, гавани и оборонительных сооружений. Вместе с тем он старался тщательно разузнать, что происходит в японском флоте.

Японцы понесли за месяц войны довольно большие потери. Тяжкие повреждения получил броненосец «Яшима», на броненосце «Фуджи» были сбиты все трубы, на броненосце «Шикишима» повреждена машина и сбита труба; получили также те или другие повреждения еще два броненосца, пять крейсеров 1-го ранга (из шести, имевшихся в японском флоте), два крейсера 2-го ранга; один крейсер 2-го ранга затонул.

Тот факт, что, даже будучи захвачен врасплох, русский флот нанес противнику столь значительные потери, давал все основания ожидать еще больших результатов при улучшении руководства флотом. А то, что стиль руководства с приездом Макарова в корне меняется, было очевидно. Ярким доказательством этого явился один эпизод, происшедший через два дня после приезда Макарова.

Шесть русских миноносцев, вышедших вечером на разведку в море, были отрезаны японской флотилией от своих сил и подверглись нападению двенадцати миноносцев и пяти крейсеров. Во время боя был потоплен один японский миноносец, но два русских корабля оказались в трудном положении. Одному из миноносцев, «Решительному», удалось прорваться сквозь вражеское кольцо, но «Стерегущий» не мог пробить себе дорогу.

Узнав о завязавшемся бое, Макаров послал на помощь окруженным миноносцам крейсеры. Восторженное «ура» прокатилось по гавани, когда на быстроходном легком крейсере «Новик» разглядели адмиральский штандарт.

К сожалению, смелая вылазка Макарова осталась безрезультатной. Помочь «Стерегущему» было уже нельзя. Он получил пробоину, машины на нем перестали действовать. Японские корабли приблизились вплотную и взяли израненный миноносец на буксир.

В героическом бою, выдержанном миноносцем, во время которого противники сходились так близко, что дело доходило до рукопашной, была перебита вся команда «Стерегущего». Оставшиеся в живых два матроса заперлись в трюме и, не отзываясь на требования японцев сдаться, открыли кингстоны, чтобы не оставлять в руках неприятеля свой корабль.

Английская газета «Таймс» так описывала финал этого боя: «Тридцать пять убитых и тяжело раненых лежали на палубе русского миноносца, когда его взяли на буксир японцы, подобравшие лишь четверых легко раненых русских, бросившихся в море. Но на «Стерегущем» оставалось еще два матроса. Они заперлись в трюме и не сдавались, несмотря на все увещания. Они не только не сдались врагу, но вырвали у него добычу, которую он у же считал своей. Открыв кингстоны, они наполнили родной миноносец водой и погребли себя вместе с ним в морских пучинах».

Русские моряки навсегда сохранили память о героическом экипаже «Стерегущего». И с нею неразрывно связана память о командующем флотом, устремившемся на помощь гибнущему кораблю:

 
Там под штурвалом затопленья
Вы победили смерть и страх,
Чтобы навек застыть на месте,
Как бы на страже нашей чести,
У врат бессмертья на часах.
***
На флаге, где лишь четкость линий
Определила полосу,
Узнали крест, чертою синей
Как бы подчеркнутый внизу.
И поняли: под град ударов
Шел адмирал бесстрашный сам
Так только мог один Макаров
Грозить японским крейсерам [12]12
  Из поэмы М. Троицкого «Стерегущий».


[Закрыть].
 

Своим мужественным поведением при попытке выручить окруженный миноносец Макаров окончательно завоевал симпатии офицеров и матросов.

С каждым днем эти симпатии возрастали. «Все храбрецы находят в нем отца-покровителя и сочувствующего друга, – писал один очевидец. – Предложения некоторых он отклоняет, не находя соответствующим или самый проект, или самого исполнителя, но направляет в то же время молодую энергию в ту сторону деятельности, которую он находит более подходящей для данного офицера».

Опираясь на доверие и уважение подчиненных, Степан Осипович развернул обширную деятельность.

Напряженные учебные занятия, ремонт поврежденных судов, расширение дока, система оборонительных мероприятий, обновление командного состава, организация вопросов боепитания… Для обороны входа в гавань Макаров велел затопить с внешней стороны входа два коммерческих парохода. Кроме того, на ночь он ставил позади минных заграждений один крейсер с несколькими миноносцами; в случае внезапного нападения неприятеля они должны были тотчас атаковать прорвавшиеся в гавань корабли. Сам Макаров проводил все ночи на дежурном крейсере, часто появляясь на палубе и зорко всматриваясь в ночную мглу.

22 марта сильная японская эскадра приблизилась к Порт-Артуру и обстреляла город и Ляотешанский маяк. Стрельба велась из 12-дюймовых орудий. Зная, что крепостная артиллерия недостаточно дальнобойна, японцы рассчитывали на безнаказанность своих операций. Но в этот раз их ждал неприятный сюрприз. Макаров организовал стрельбу перекидным огнем, т. е. аналогично японцам, и эта стрельба, в осуществимости которой с русской стороны многие сомневались, дала прекрасные результаты. Не видя цели, но руководимая наблюдателями, судовая артиллерия стреляла очень точно [13]13
  Перекидная стрельба производилась по квадратам, т. е. заблаговременно велась пристрелка.


[Закрыть]. Один японский броненосец получил сильное повреждение, после чего вся неприятельская эскадра отошла. Одновременно Макаров вывел из гавани крупные корабли: пять броненосцев и шесть крейсеров, как бы предлагая бой в случае желания противника вновь приблизиться к рейду. Японцы не решились атаковать русские суда, находившиеся под защитой крепостных фортов, и удалились.

27 марта японцы повторили попытку заградить брандерами выход из гавани. Было послано четыре парохода под прикрытием шести миноносцев. Тут сказалась макаровская система обороны. Неприятельские суда были своевременно обнаружены. Канонерки «Отважный» и «Бобр», миноносец «Сильный» и крепостные форты открыли энергичный огонь.

Брандеры имели на вооружении скорострельные пушки и пулеметы. Сторожевые русские корабли были засыпаны снарядами. Миноносец «Сильный» был атакован пятью японскими миноносцами. Хотя около 20 человек из его экипажа получили ранения, миноносец не ослабил огня. Умело пущенной торпедой он взорвал передний брандер. Затем «Сильный» дал свисток, что означало, согласно коду сигналов, «поворачиваю влево». Полагая, что это свистит передний брандер, остальные японские корабли также повернули влево – и вместо прохода в гавань оказались на мели. Миноносец «Сильный», получивший серьезные повреждения, также был принужден выброситься на берег.

Однако одному брандеру все же удалось прорваться на рейд и, став поперек, лечь на мель. Макаров, лично руководивший отражением атаки, немедленно послал добровольцев-офицеров, чтобы обрезать провода к минам, находящимся в трюмах брандеров, к затушить пожар на последнем брандере, дабы пламя не служило ориентиром для врага.

Команды брандеров пытались спастись на шлюпках, на были выслежены прожекторами и потоплены меткими выстрелами.

Таким образом, вторая атака брандеров закончилась, подобно первой, совершенным провалом. Правда, часть прохода была заграждена, но это не имело существенных последствий и даже позволило сторожевым судам впоследствии укрываться за лежавшим брандером от торпед.

Спустя два дня Порт-Артур торжественно хоронил погибших во время ночного боя: инженера-механика Зверева и семь матросов. «День выдался чудный, солнечный. Гробы, покрытые Андреевским флагом, провожала масса народу. Похоронная музыка и пение хора уже не подавляли грустью, как это было при похоронах первых жертв войны. Угнетенное состояние населения, гарнизона и флота заменилось спокойной уверенностью и озарялось надеждою, что мы отстоим нашу крепость, что все отчаянные попытки неприятеля останутся без успеха», – писал очевидец.

Днем позже были похоронены также японцы, чьи трупы волны выбросили на берег. Их хоронили с воинскими почестями, с духовым оркестром, в сопровождении почетного военного караула – знак уважения к мужественному выполнению погибшими своего долга.

При погребении русских моряков присутствовал только что прибывший из Петербурга знаменитый художник-баталист В. В. Верещагин.

Изо дня в день крепло боевое настроение порт-артурцев. Все чаще и упорнее стали говорить о необходимости активных действий флота, о том, чтобы дезорганизовать морские пути сообщения противника. У всех на устах была крылатая фраза Макарова: «Такая дичь, как оправдание тактики во время первого боя (т. е. инертность флота. – К. О.) необходимостью сохранить этот флот, могла выпорхнуть только из Порт-Артура».

Макаров не уставал твердить, что военные корабли строятся не для того, чтобы их сохранять, а для того, чтобы они охраняли интересы государства.

Постепенно даже самые закоренелые маловеры проникались идеями Макарова. В настроении флота, среди командного состава которого было много сторонников тактики пассивной обороны, произошла резкая перемена, и ее чувствовали даже во вражеском стане. Недаром один японский офицер записал в своем дневнике:

«С приездом адмирала Макарова в русской эскадре началось небывалое до сих пор оживление».

Макаров внушал мысль, что, несмотря на техническое превосходство неприятельского флота, сильная духом порт-артурская эскадра в состоянии разбить его. Каждая неудачная атака японцев подрывает их дух и поднимает дух у русских моряков, говорил адмирал. Раздавая боевые отличия, он давал понять, что ждет от награжденных еще больших подвигов. И каждый хотел удостоиться той же чести: получить награду из рук адмирала, которого любили и в которого все верили.

8. Гибель «Петропавловска»

Путем настойчивого обучения экипажей кораблей Макаров добился исключительно быстрого выхода всей эскадры из гавани в открытое море. Теперь при каждом приближении неприятельского флота он мог предпринимать встречный маневр. Это было очень важно, так как японцы стремились высадить под Порт-Артуром десант, чтобы окружить крепость с суши. Активность русской эскадры не позволяла осуществить этот замысел.

Конечно, становясь на такой путь, Макаров был готов к тому, что японцы решат уничтожить в открытом бою порт-артурскую эскадру и попытаются сделать это возможно скорее, до прихода сильных морских подкреплений из Балтики. Перспектива боя не смущала Макарова. Ему не впервые было сражаться против превосходящих сил противника. Как всегда, смелость сочеталась в нем с расчетом. Он решил вынудить японцев сражаться в невыгодных для них условиях: в зоне огня крепостных фортов или тогда, когда не все их силы смогут принять участие в бою.

В предвидении возможного, точнее сказать, почти неизбежного сражения Макаров поднял свой адмиральский штандарт на одном из крупнейших броненосцев – «Петропавловске».

Построенный в Петербурге в 1894 году, «Петропавловск» имел 375 футов в длину и 70 футов в ширину; водоизмещение его составляло 11,3 тыс. тонн скорость – 17 узлов. Он был вооружен 60 орудиями; экипаж состоял из 616 матросов и 26 офицеров. Командиром броненосца был даровитый моряк, высоко ценимый Макаровым, капитан Яковлев, Этот корабль стал могилой доблестного адмирала и почти всего экипажа.

13 апреля отряд миноносцев отправился в ночную разведку на острове Эллиот, где предполагалась японская морская база. На обратном пути миноносцы были перехвачены сильной японской эскадрой. Почти всем кораблям удалось проскочить в гавань, но миноносец «Страшный» был отрезан. В темноте он принял японскую эскадру за свои корабли и примкнул к ней. Повторилась история со «Стерегущим». Одинокий миноносец героически защищался, повредил японский крейсер, но тем не менее положение его было очень тяжелое. Из Порт-Артура уже мчался на помощь дежурный крейсер «Баян» с пятью миноносцами. Может быть, «Страшный» был бы спасен, но тут роковую роль сыграла случайность: японский снаряд угодил прямо в торпедный аппарат, из которого готовились выстрелить по неприятельскому кораблю. Торпеда взорвалась и причинила огромные разрушения. «Страшный» начал погружаться на дно.

Подоспевший «Баян», отгоняя японские миноносцы, стал подбирать тонущих, но удалось спасти только пять человек, еще державшихся на поверхности.

В это время к месту боя подошли крупные неприятельские суда – два броненосца и несколько крейсеров – и с хода открыли огонь по «Баяну». Теперь положение самого «Баяна» стало угрожающим. Но а этот момент на фланге у японцев появились русские корабли.

Едва получилась весть об окружении «Страшного», Макаров отдал приказ всей эскадре выходить в море. Когда «Баян» вступил в бой, еще не все суда вышли из гавани, но Макаров, не дожидаясь отставших, двинул основные свои силы туда, где гремели орудия.

Сам Макаров находился на своем флагманском корабле «Петропавловск».

При появлении русской эскадры японцы прекратили огонь против «Баяна» и стали отходить, ведя стрельбу с дальней дистанции. Однако это отступление преследовало цель увлечь за собой русские корабля и, пользуясь туманом, неожиданно поставить их лицом к лицу со всем флотом адмирала Того. Когда, энергично преследуя японцев, эскадра Макарова отдалилась от берега, на горизонте обнаружились быстро приближавшиеся японские корабли. Туман разошелся, и замысел Того сорвался. Насчитав 23 вымпела и справедливо рассудив, что неравенство сил чересчур велико, Макаров решил отойти под прикрытие береговых батарей.

Он приказал эскадре отходить на рейд и там построиться в боевую колонну, чтобы принять атаку японцев. Эскадра отходила в таком порядке: впереди крейсеры «Аскольд», «Баян» и «Диана», затем броненосцы «Петропавловск», «Пересвет», «Победа» и крейсер «Новик».

Макаров был весь этот день в каком-то приподнятом настроении. Когда выходили из Порт-Артура, он торопил механиков. На их заявления, что котлы старой системы и потому трудно поднять пары, да к тому же низкая вода затрудняет выход, он отвечал: «Поймите, что у меня корабль гибнет».

Теперь, в час крупного сражения, которого он давно ждал и к которому был готов, он обрел обычную уверенность и хладнокровие.

Стоя на резком ветру, чуть хмурясь от ослепительного солнца, он спокойно отдавал приказания. Он распорядился, чтобы миноносцы шли в гавань. На мачтах флагманского корабля взвились разноцветные флаги.

Это был последний сигнал, поднятый на «Петропавловске». В следующую минуту раздался громовой удар и над броненосцем взметнулось пламя.

Командир «Петропавловска» Яковлев рекомендовал Макарову изменить курс, чтобы избегнуть водной области, на которой накануне шныряли японские миноносцы. Но адмирал счел опасным терять время на обход подозрительного участка и распорядился не менять курса. Обычно броненосец, выходя в море, высылал траулеры, которые очищали фарватер от мин; в этот раз, дорожа каждой минутой, чтобы поспеть на выручку «Баяна», Макаров пренебрег обычной мерой предосторожности.

Такова была цепь роковых случайностей, приведшая к гибели «Петропавловска». Идя полным ходом, броненосец наткнулся на мины, в изобилии расставленные накануне японцами. Это была так называемая «банка» – группа мин, соединенных между собой.

Последовал страшный взрыв. Несмотря на причиненные им опустошения, броненосец, вероятно, добрался бы до гавани, но злополучное сплетение обстоятельств продолжало преследовать корабль. На «Петропавловске» имелось пятьдесят торпед [14]14
  Макаров хотел во время боя употреблять, кроме артиллерии, минные аппараты.


[Закрыть]. От происшедшей при взрыве детонации они стали взрываться. Взорвались также снаряды и пороховые погреба. Взорвались все тридцать судовых котлов. Это был конец.

Целая серия ужасных взрывов буквально искромсала броненосец. Броневая палуба раскрылась. Корабль повалился на бок.

Правое крыло капитанского мостика погрузилось в воду, левое взнеслось высоко вверх.

«Башня, мачты, трубы – все это как бы повисло в облаках темнозеленого дыма, который пронизывало тёмнокрасное зарево, – вспоминал очевидец, флаг-офицер Макарова. – Часть команды двинулась на корму и бросалась в воду, попадая на лопасти винта, работавшие сильнее обыкновенного в воздухе».

Группа матросов и вместе с ними художник Верещагин собирались прыгнуть в море. Корабль быстро кренился на нос. Огромная стальная стрела на спардеке для подъема шлюпок метнулась от взрыва за корму и снесла всю группу.

Даже в этот страшный миг русские моряки сохранили дисциплину. Один из спасшихся офицеров передавал, что, пробираясь на палубу, он заметил часового, неподвижно стоявшего подле денежного ящика.

«Что ты стоишь? – крикнул офицер. – Беги, спасайся!

– Никак нет, не брошу поста, – ответил матрос».

Взрыв произошел в 9 часов 38 минут утра. Через 2 минуты на воде плавали только обломки. Морская практика знает очень немного случаев столь молниеносной гибели большого военного корабля.

Страшное зрелище катастрофы ужаснуло всю русскую эскадру. Раздался новый взрыв: «Победа» также наткнулась на мину [15]15
  Последствия этого взрыва были в непродолжительном времени ликвидированы, и броненосец вновь занял свое место.


[Закрыть].

В это время контр-адмирал Ухтомский поднял на «Пересвете» сигнал, приказывавший следовать за ним. Эскадра тотчас же последовала за новым командующим.

Со всех сторон подходили шлюпки, чтобы подобрать команду «Петропавловска». Увы! Многие погибли от взрывов, другие же не сумели продержаться в бурном море. Из 600 человек удалось спасти только девяносто.

Командира броненосца Яковлева, получившего тяжкие раны, поддерживал на воде один матрос. Его вытащили полумертвого, с трудом подняли температуру его тела до 34°, и ему удалось сохранить жизнь, Верещагин погиб; погибли также талантливый моряк Васильев, полковник Агапеев, лейтенант Дукельский и многие другие «макаровцы».

Но все мысли были сосредоточены на одном: где он? Где адмирал? Неужто погиб Макаров?

Об этом думали на судах и в городе, откуда была видна вся катастрофа.

Носились самые разнообразные слухи. Иные говорили, что видели адмирала в одной из спасательных шлюпок. Но вытащенный из воды сигнальщик Бочков со слезами рассказал, что, бросаясь в море, заметил Макарова, лежавшего на мостике в бессознательном состоянии в луже крови.

Это было единственное показание об адмирале. Повидимому, он был убит или тяжело ранен при взрыве и пошел ко дну вместе с броненосцем.

Громадная толпа, собравшаяся в гавани, куда доставили спасенных, в страстной надежде ждала, что вот появится знакомая борода «дедушки». Но прибыл последний катер… Адмирала нет. Суровые моряки не стесняясь плакали. Впрочем, не только они. Порт-Артур от мала до велика горевал о безвременной смерти своего защитника, и скорбь эта нашла себе отклик во всей России.

***

Впоследствии в некоторых газетах появлялись предположения, что «Петропавловск» наскочил на русскую мину. Вряд ли такое мнение выдерживает критику. Русские корабли не разбрасывали пловучих самовзрывающихся мин на собственном пути, перед входом в гавань (взрыв произошел на расстоянии всего немногим более версты от берега). Правда, рейд заграждался минами, взрываемыми электрическим током, но днем ток выключался, да и ставились такие мины уже в позднейший период.

Причиной гибели послужили японские мины. Между прочим, спустя месяц после трагедии с «Петропавловском» японский броненосец «Хатсузе» наскочил на пловучую мину и затонул в несколько минут.

К слову сказать, кроме «Хатсузе» японский флот лотерял к этому времени, т. е. к маю, еще 23 военных корабля, часть из которых затонула, часть получила сильные повреждения. У русских погибло пять крупных кораблей и четыре миноносца; повреждения получили шесть броненосцев, три крейсера и несколько миноносцев. Иными словами, потери воюющих сторон почти сравнялись, несмотря на колоссальный урон, понесенный русскими в первые дни войны.

Только пять недель довелось Макарову провести в Порт-Артуре, но и за этот короткий срок он успел сделать очень многое. Он обучил эскадру, усилил береговые укрепления, поднял моральный дух флота. С его приездом (и с появлением привезенных им опытных мастеровых) значительно ускорился ремонт поврежденных кораблей. Были отбиты три японские атаки. Введенная Макаровым перекидная стрельба ликвидировала безнаказанный обстрел японцами юрода. Адмирал делал все, для того чтобы обеспечить победу.

Ф. Ф. Врангель передает об одной любопытной беседе: «В разговоре я как-то сказал Макарову, что некоторые английские газеты после первой минной атаки японцев писали, что русский Тихоокеанский флот обречен на верную погибель. На это он быстро ответил:

– Я погибать не намерен».

Макаров упрочил за собой репутацию крупнейшего флотоводца своего времени – репутацию, которую признавали даже враги. Японский адмирал Огасавара объявил от имени морского штаба, что смерть Макарова – это потеря для всех флотов мира.

Вся Россия оплакивала гибель адмирала. В одном стихотворении, написанном в ту пору, хорошо отразились эти чувства скорби:

 
Спи, северный витязь! Спи, честный боец,
Безвременно взятый кончиной.
Не лавры победы – терновый венец
Ты принял с бесстрашной дружиной.
Твой гроб – броненосец! Могила твоя —
Холодная глубь океана.
И верных матросов родная семья —
Твоя вековая охрана.
Делившие лавры, отныне с тобой
Они разделяют и вечный покой.