Текст книги "Филатов"

Автор книги: Кирилл Крюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Кирилл Крюков
Филатов

Ангел никогда не падает, бес до того упал, что никогда не встанет; человек падает и встает.

Ф. М. Достоевский

Предисловие

Это длинный был путь и печальный, но его я помещу на этих немногих страницах. Путь человека с великой душой, но она горящая словно свеча. Судьба миллионов людей в одном лице. Его сердце горит алым пламенем, но неясна причина – любовное тепло или огонь преисподней. Его глаза прекрасны словно райские врата и полны яркой зелени, но на бровях читается: «Оставь надежду всяк сюда входящий». За его суровым и хитрым взглядом прячется наивный и нежный степной мальчишка, и встретив он когда-то смерть, решил с нею поиграться, потеряв к ней всякий страх. Воробьи не подымают голову, и не видят страх в лицо. Черный птицеед поймает его в паутину, а затем съест плоть, а вместе с тем и душу.

Читатель, запомни, сей роман не есть потеха, а есть притча. Здесь есть тайна. Тайна всей жизни человеческой. Тайна, которая велит нам создавать дурное и стремиться к очищению. Каждый может здесь встретить и меня средь персонажей. Писал я сей сюжет, отрывая с сердца. Пролил слёзы, пока писал о том, что же делается с людьми. Всегда слышим мы от старших: «Апокалипсис настанет. Ныне век ужасен!», но они не знают, что распад идёт с времён начал столетий. И чтобы требовать покой от мира, его необходимо оседлать. А только тот, кто был в начальных юнкерах способен стать истинным генералом, ведущим в рай, хоть рая на земле не будет никогда.

ГЛАВА I – “Воробей”

Рассвет. Лучи Солнца проникали сквозь окна старых домов, но всё-таки прекрасных. Они напоминали коробочки от спичек, но от них веяло каким-то духом романтики, который придавал красоту и этим коробочкам, и лужам вблизи от них. Это место словно было благословлено самим Господом Богом. Недалеко от домов виднелся красивый собор – немного их было в России. Прохладный ветер гулял по проспектам, а морские волны весело играли, ожидая новые корабли с восходом Солнца. Утренние лучи озарили весь город, и он был прекрасен словно нарисованный кем-то ранее. Как же мир удивителен. Всё настолько прекрасно и волшебно в небе и в воде, а на земле, где ступает нога человека, всё полно тины и грязи. И этот город подчеркивает эту разницу между человеческим и между божественным. Что же это за место такое особенное? «Это столица!» – сказал мой друг, приезжий из Азии, увидев этот город впервые, а товарищ, живший тут отроду назвал это место «болотом» – не любят люди о доме своем добро говорить – быстро он им надоедает. Ну а точнее было бы сказать, мы всегда стремимся оказаться там, где нас никогда не было, ведь лучше там, где нас нет. Людям всегда кажется, что там, где их нет, горит неписанный рассвет; проходит лучшее время, да и всё там лучше, чем у себя дома, но приехав, замечают порой обратное, и начинают скучать, а пути назад могут не найти.

Ах, Петербург! Манишь меня ты своим контрастом света и тьмы, холода и тепла, моря бескрайнего и тины болотной, льда и пламя, поэзии и прозы. Ты самый таинственный, серый и туманный город во всей Империи. Завораживаешь туристов и гостей своим французским и немецким архитектурным убранством. Город необычайно красивый снаружи, а внутри полный хандры и печали. Бог знает, с чем это связано. Или с погодой, или с обстоятельствами, или же просто погоревать – любимая потеха русского человека. Все дома в нём были не похожи ни на один дом в Империи. Каждый уникален. В них есть нотка готики, но и чуть-чуть ренессанса, да и немного авторского стиля России. Сразу видно, что именно здесь было «прорублено окно в Европу». В любом городе, за исключением Москвы, пахнет деревенским духом, здесь же всё иначе. Улочки пахнут кофе и булочками. Здесь жители очень любят трапезные, а особенно, кофейни, ведь иностранцы здесь не гости, и итальянцы привезли с собой ароматные зёрна. В одной кофейне, где любили посидеть и французы, и итальянцы, и другие уважаемые гости Европы, сидел молодой мужчина. Он был статным, на вид лет тридцати, не высок и не низок, телосложение его было крепким, но глаза пусты: в них не было ни одной эмоции. Он просто убивал время здесь, смотря на то, как светит за окном солнце.

Самое удивительное, что сидел он в мундире, а на его груди блестел от лучей Георгиевский крест – непривычная внешность для посетителя трапезной. Вид он создавал вокруг себя важный. Гость читал меню этого заведения, но не особо вчитывался. Он был явно не в духе или же скован чем-то. Его глаза бегали по строчкам меню, но всё также оставались спокойны, как и сам мужчина. Явно он думал о стороннем, не о еде. Офицер громко закрыл меню, поправил рубашку и произнёс: «Подайте мне латте со сливками и без сахара!». Сказал он это требовательно и сухо, будто говорит придворному. Бариста не заставил себя долго ждать. Господин Алексей Филатов, вот Ваш кофе, – сказал с улыбкой официант, – что-нибудь ещё желаете? Да, я желаю уйти, – ответил Филатов, положив в счёт триста рублей, хоть кофе и стоил два рубля. Все обомлели от поведения Филатова, а тот посмотрел на них, улыбнулся одним уголком губ, качнул носом вверх, развернулся и вышел из кофейни. Теперь Вы и Я знаем его имя и облик. Вас с ним можно назвать уже знакомыми, поздравляю! «Господин, стойте! Алексей!» – кричал ему кто-то вслед, но тот уже шёл по набережной, грациозно взяв чашку кофе в свою руку, выпуская клубы белого табачного дыма изо рта, и покинул здание кафе.

В глазах одинокого Алексея не было видно ничего, кроме отражения тротуара проспекта – ни горестной печали, ни детской радости; просто каменное, скованное тяжелыми мыслями, лицо, которое не могло смутить ничего, что находилось вокруг. В глазах молодого человека всё терялось за пеленой густого питерского тумана, который словно дым, окутывал его душу, и чёрными думами селился в его голове. Он шёл прямо по бульвару, смотря только вперёд. Его походка была подобна императорской, а по одежде, которую он носил, можно было подумать, что он и есть монарх. Его белый мундир, офицерская фуражка и белоснежные зубы сверкали от лучей тусклого Солнца Петербурга, выделяя его из серой толпы грустных лиц и подчёркивая его статус. Но пейзаж бульвара заслуживал внимания Филатова. Солнце играло в догонялки с облаками – типичная для Петербурга погода, прекрасные лица и платья местных дам, и музыка, которая доносилась до ушей, гуляющих в тот момент. Её играли, приезжие в Россию по работе, французы и голландцы. Иностранных музыкантов любили здесь сильно. Казалось будто скрипач из Монреаля, Роттердама или Бордо играет куда лучше, чем калужский, воронежский или курский. У аристократичных девушек на одно слово «Шампань» ухо заострялось вниманием. Конечно, ведь там готовят, известные на весь мир, игристые вины. В общем, столица вроде русская, но русской речи слышно всё меньше. Конечно, ведь мода рождается в Европе, и всем русским интересно ощутить себя в новой роли европейца. Но всё-таки столица хороша! Здесь и балы, и вальсы, и злато, и искусство, и наследие культуры, и Пушкин здесь, и даже белый парус виден в море. Прекрасный вид жизни Петербурга, который бы восхитил каждого гостя, но для Филатова это было не больше, чем просто рутина. Французы играли с душой, показывая свой нрав и свой энергичный и интимный менталитет народа. Они играли так виртуозно, что кажется, что они были рождены со смычками в руках. Тем временем, наш герой докурил папиросу и допил свою чашку кофе. Тут на его лице блеснула улыбка, и он изменился в лице – стал радостен, надумал зайти в кафе, где работал его сослуживец, и по совместительству, друг, Денис Павлович Щукин.

Щукин же являлся полной противоположностью Филатова. Мне было непонятно, что же заставляло их быть вместе, да и стать лучшими друзьями. Он был типичным меланхоликом: тем, о ком не пишут много слов и не посвящают романы. Самый обыкновенный дворянин. Он был довольно полный, с вьющимися волосами, и по характеру был малость зажат и скромен. Работал кельнером, а также и хозяином здешнего места. Оно ему досталось в наследство от деда, Степана Щукина, который при царе Павле стал владельцем самого крупного, на тот момент, заведения Санкт-Петербурга. И тут внутри темного зала раздался свет с улицы: Алексей, распахнув двери, с приподнятым подбородком, наглой ухмылкой и быстрым шагом, вошёл внутрь трапезной Дениса Павловича, и крикнул на всю кофейню: “А вот и я, мой друг! Чего ж стоишь, как не родной, обними меня скорее! Давно ведь не виделись спустя годы службы,” Когда он вошёл внутрь, то услышал вторую Сюиту Бизе, которую играл приезжий из Лилля в Петербург, французский скрипач Орье, Алексей возмутился и яростно сказал: “Прекратите играть французов! Вы в России, господа, так и слушайте русскую музыку! Сыграйте лучше Чайковского!”

– Peter Ilitch? – ответил Орье.

– Oui, exactement ! – ответил по-французски Филатов.*

По желанию Алексея, француз начал играть “Зимние грёзы” Петра Чайковского. Он знал ноты этого произведения наизусть, и медленно проводил смычком по струнам скрипки, создавая мелодию. Филатов ехидно улыбнулся, взглянув на безмолвного скрипача и присел за четвёртый стол. Денис Павлович подошёл к столу и предложил другу чашку крепкого британского чая, собранного с цейлонских гор Шри-Ланки. Филатов, конечно же, согласился и хотел поговорить по душам со своим давним приятелем. Ожидая Щукина, он поправил свои длинные, красивые волосы, и стряхнул пыль с фуражки. В кафе немного сквозило, и его густая причёска, развеваясь на ветру, напоминала штормовые волны Белого моря, но при этом, лицо Алексея напоминало спокойный белый парус, который не поддавался действиям буйной стихии ветра. Оно было полно апатии и равнодушия. Лицо настоящего ловеласа и загадочного человека. Щукин вернулся, столь быстро, словно морская волна, и поставил чашки чая на деревянный стол, начав диалог с другом.

– Как ты вообще здесь поживаешь, старина? – спросил Филатов, немного отпив чай из стакана и поправив волосы.

– Знаешь, не жалуюсь, друг мой, но денег всё же не хватает. Но ладно, ничего. Жив, здоров, и за это Богу спасибо, – скромно произнёс Щукин.

– Щука, по старой дружбе, помогу я тебе! – подмигнув, сказал Алексей.

– Что? Как же?

Тут молодой герой вскочил со стула и начал громко, словно звонарь, говорить людям в кафе: “Дамы и господа, я – Алексей Филатов, правая рука Императора нашего Николая Александровича Романова, уверяю вас, что вся имперская знать обожает обедать в этом столь прекрасном заведении, поэтому приходите сюда чаще! Берите детей, мужей, жён, отцов и матерей!” – сказал он, приподняв чашку чая вверх. Говорил он эту ложь громко, будто готовил речь заранее. А его глаза горели счастьем и радостью. Не уж ли он сам поверил в своё назначение? Щукин сгорал от стыда, его щёки налились красной, и капли холодного пота прошлись по его лбу. Он сгорал от неловкости, а очки запотевали. Его совесть грызла его душу, как свирепая акула угрожала маленькой рыбе в голубом океане. Он не знал как действовать и решил просто остановить его.

– Алексей, чего Вы задумали? – шёпотом, но с возмущением произнёс, дёрнув рукав белого мундира оратора, скромный Щукин.

– Мало было тебе денег? Теперь будешь уставать считать их, друг мой! – с небольшой улыбкой на лице, поймав азарт, сказал Алексей.

Лица каждого были поражены. Алексей произвел на каждого феноменальный эффект. Филатов выпил весь оставшийся чай в чашке, поправил рукава мундира, и оставил на столе десять банкнот по сто рублей, на которых была изображена Императрица России Екатерина Романова, дополнив словами: “Это французу за Чайковского. Попал в каждую ноту. Настоящий маэстро.”, и покинул лёгкой походкой, словно царь, здание. Все посетители в кафе прибывали в небольшом шоке и недоумении о произошедшем, но яркий и пылкий образ молодого Алексея Филатова проник в их холодные петербургские сердца, и растопил их, словно солнечный луч, проникающий в слои твёрдого льда. Они долго смотрели на четвёртый стол, за которым сидел уже один Денис Павлович. Жители решили узнать у него, правду ли сказал тот мужчина в белом мундире. Они резко встали, и подошли к Щукину. На их лицах можно было заметить два состояния – интерес и недоверие. Каждому хотелось знать об этом, и рассказать семье о том, как ел за одним столом с самим Императором, а кто-то уже продумывал историю о том, как жал ему руку и желал приятного аппетита. “А что, и в правду сам Император наш здесь смакует?” – громко крикнул бородатый мужчина в толпе. Денис вспотел, словно конь после долгой скачки, от такого давления и страха ответственности за слова Алексея, но он сказал: “Да, представляете, каждый пир проводит именно здесь!”. Ну а что ему оставалось делать? Народ ожидал именно такого ответа, а если бы сказал правду, то полетела бы голова друга, да и сюда бы даже мертвая душа, по мнению Дениса, не вошла. Каждый из них удивился словам и помчался к дверям заведения, чтобы рассказать друзьям и семье об этом известии. Щукин остался в кафе совсем один, и взявшись за свою голову, понял, что о словах его друга будет вскоре знать вся северная столица. Путем обмана с целью наживы и рождаются слухи.

На улицах Петербурга была пасмурная и дождливая погода. Нева была неспокойна, а Солнце редко выходило из облаков неба. Ветер гулял по русской Венеции, играя с волнами реки и листьями осин и клёна. Алексей был подобен этой погоде. Он был невозмутим и прекрасен, смотря на прохожих с призрением, подняв нос выше, и выставив свой большущую грудь вперёд. Читателю наверняка интересно, а кто же он, Алексей Филатов.

Алексей Никифорович Филатов был офицером русской императорской армии; был молод в душе, пылким мужчиной, но консерватором. Всегда выглядел очень солидно, подчёркивая своё значение и статус. Даже на простую прогулку, он одевал белый или чёрный мундир, офицерскую фуражку и чёрные брюки. Он никогда не приходил на светские мероприятия неопрятным или в грязной одежде. Людей, которые не следили за собой, Алексей порицал и высмеивал. Но при этом, Филатов был мечтателем, желая стать важной фигурой в истории и власти Империи. Реальность его мало интересовала, он жил именно на два-три дня вперёд. Современники Алексея, например генерал Дятлов, вспоминали его так: “Настоящий орёл в шкуре воробья. Он всегда достигал того, что наметил, несмотря на риск и трудности, которые возникали. Несмотря на малый статус, метил в генералы, ежели не в цари. Но как человек он был странным, дерзким и ветреным. С генералами мог общаться на ты, часто хамил им, за что его отправляли на учения в Сербию, Финляндию и Черногорию. С нами в диалоге мог позволить себе язвительно шутить, не понимая, что общается со старшими по возрасту и чину, на что всегда нам говорил: “Служу лишь делу, а не лицам. Сними, товарищ, ты мундир и ордена, и будешь ты не генерал, а просто грязный свин,” Диалог вести с ним было труднее, чем с Наполеоном. Филатов часто умалчивал от нас детали жизни, и не делился переживаниями. Ему всегда было комфортнее в одиночке. Часто закрывался от нас и не требовал поддержки, любви и понимания. В двух словах, прекрасный воин, но спорный человек.”. Алексей любил гулять вдоль дома, по набережной, в полном одиночестве. Нева манила его своей красотой, и за это он и любил Петербург. Особое внимание Филатов уделял архитектуре и природе. Где бы он не был, он детально запоминал поездку, природу данной местности и путь, который преодолел. Он считал, что нет плохих городов – есть плохие люди, которые эти города строят. Всё, что создано по воле Божьей, априори не может быть плохим и ничтожным, убогим и мерзким.

Солнце уже было в закате, и медленно в Петербурге наступала ночь. Филатов шёл медленно к дому, и думал о вечном, о любви. Но лицо было трагичным, видимо, у Алексея были не лучшие ассоциации с этим словом. Смотря на него, я думал, что он тут же заплачет. Слёзы потекут из его глаз, но нет, глаза оставались сухими всю дорогу до дома. Когда он дошёл до дома, в небе уже виднелась сияющая и прекрасная, белоснежная Луна. В доме он жил один. Отец трагически погиб, а о матери он не помнил. С дамами у Алексея был плохой опыт, и на это было множество причин. Одна из них, это его разочарование в девушках. Алексей был юношей с божественной красотой лица и тела, что сводило дам с ума, поэтому Алексей не мог найти ту самую даму, которой хотелось бы отдать сердце, но некоторые девушки, к которым наш друг тянулся сам, высмеивали его из-за гигантских амбиций в столь юном возрасте. По этой же причине, Филатов скрывал свои планы для коллег и друзей, боясь, что его засмеют, и делился он мыслями и переживаниями только с дневником, куда записывал все свои интимные и самые сокровенные мысли, которые были недоступны для каждого человека, но мне посчастливилось узнать о его мыслях, целях и о его жизни, которую я помещу в эту книгу.

Переодевшись, Филатов сел в кресло, достал папиросу и начал лицезреть за небом над Невой. С его балкона выходил прекрасный вид на весь Петербург. С балкона Алексея можно было увидеть Исаакиевский собор, Александровский сад и Медный всадник. Выйдя на балкон, он любил вести философские разговоры с Богом на бессмертные темы: смысл жизни, любовь и люди. “А что такое любовь, Господь? Почему я всю жизнь пытался полюбить женщин, а они нагло, прямо в лицо, смеялись надо мной, будто я шут или тварь дворовая. Но скажи, Господь, за что так они со мной? Почему одним достаётся всё, а другим и вовсе ничего? Знаешь, я хочу найти жену себе, одну единственную. Прожить с ней вместе, пока не примешь нас в своё Царствие Небесное. Ничего я не боюсь, Боже, кроме двух вещей – умереть в одиночку и краха моей России. Дай сил и времени моей родной стране православной. Благослови, Боже, век мой обреченный. Век золота и смерти”. Встав из кресла, Алексей, взглянул на огромные напольные часы с большим золотым маятником, которые ему подарил Щукин на юбилей. “Вот оно, настоящее качество! Десять лет часам, а всё ходят. Великолепная сборка. Да, наверное, ещё меня переживут.” – погладив часы, со смехом сказал Алексей. Он выпил стакан холодной родниковой воды, присел на край кровати и начал читать вечернюю молитву. Филатов был очень верующим человеком, ведь, рядом с ним, после смерти отца, никого не было. Алексей нашёл у Бога утешение и любовь, приняв Бога как своего второго отца. Алексей относился к нему более трепетно, чем многие дети относятся к своим отцам. Это и есть нравственное горе, когда собственное Я есть выше личности отца и высшего Создателя. Он каждую ночь молился, писал стихотворения Богу и крестил подушку перед сном. Прочитав молитву, окончив словами «Аминь», он медленно прилёг на кровать и сомкнул веки.

Они очень медленно смыкались под звук тиканья маячных часов, которые убаюкивают как материнская колыбельная, хоть с ней и ничто не сравнимо. Тело становилось всё легче, и тут Алексей уснул. Это произошло столь быстро, что даже не заметил этого. Глубоко выдохнув, он попал в другой мир. Мир, который не опишет ни один художник, лирик и писатель. Это место подобно раю. Высокие, скалистые горы, зеленые равнины и завораживающие звуки природы, которые раздавались за тысячи километров от них. Вода стекала вниз и падала на землю, разбиваясь об камни. Вдали он увидел степных орлов, а на горах овец. Это был великолепный пейзаж, который бы поразил каждого, кто здесь бы оказался. В моменты встречи с природой, начинаешь понимать своё ничтожество перед лицом святой фауны и флоры. Человек есть маленькая пылинка перед могущественным и великим лицом природы и Бога. Он разгуливал по предгорью, перепрыгивая с камушка на камушек, играя с речушкой, которая протекла вдоль горы. Он был поражён. Никогда не бывала нога его в столь восхитительном месте, а покидать его было просто глупо. Он не знал как реагировать на появление здесь: смеяться, хохотать или плакать от того, что он здесь один.

Вдруг перед его глазами появился какой-то силуэт. Он светился по-особенному, подобно ангелу. Шёл силуэт медленно, в сторону Филатова. Тот обомлел. Кто это? Бог, Ангел-хранитель? Или моя душа? Приглядевшись, он заметил на силуэте длинные до плеч пламеные волосы и тонкую талию. Этот силуэт был образом молодой девушки. Среди высоких скалистых гор и зелёных и прекрасных, тропических деревьев виднелась красивая девушка в красном-белом платье. Её лицо было подобно Афродите. Прекрасные янтарно-зеленые глаза, аккуратный нос, а также ярко-алые и влажные губы застали Алексея врасплох. Он восхитился этим чудным местом и столь обворожительной девушкой, протянув ей руку.

– Как тебя зовут, путник? – спросила она.

–А…Алексей А Вас?– ответил он робко и запинаясь.

– Это ты узнаешь позже, но я есть та, которая дана тебе Богом. Береги меня от напастей безумных и страшных от мира сего. Помни, я дана тебе единожды, и если погибну я, то сердце твоё погибнет со мной.

– Что? Богом? Любовь дана? Но я…

– Да, ведь Бог это и есть любовь, и я послана с целью освобождения души твоей от рабских цепей уныния и блуда.

Алексей был чист. В сердце разгорелся огонь и теплом обдало по всему телу, а в душе настало спокойствие, тишина и истинное счастье, которое знакомо далеко не многим. Дева попросила руку Алексея, и они взлетели ввысь, выше мира сего. Любовь дала им крылья и всеобъемлющую силу, которая способна горы переворачивать и жизнь создавать новую. Если человек имеет дар пророчества, и знает все тайны, и имеет всякое познание и всю веру, так что может и горы переставлять, а не имеет любви, то он – ничто. Волосы незнакомки развевались на ветру, словно парус ялика на Неве, а её нежный голос манил Алексея. Они смотрели с небес на горы, море и зелень, рассматривая красивые, словно картинные, пейзажи местности. Филатов держал крепко её руку, и долго не мог понять, где он. Место казалось ему знакомым, но так и не мог вспомнить его, поэтому спросил у незнакомки: “Душа моя, укажи мне, где мы?”. На что она ответила очень нежно и красиво: “Мы там, где Солнце всегда в зените. Мы там, где фауна и человек живут в единстве. Мы там, где нет места унылости и гневу. Мы там, где будем королем и королевой. Мы там, где море, Солнце и любовь. Там, где хочется не только лечь, но и проснуться. Мы на Кавказе, мой родной!”. Филатов узнал родные просторы Грузии, сказав: “Точно… Это же моя Родина. В этих горах я вырос, и после поехал с отцом в Петербург. Я помню родной и глубокий Терек, помню мой великий Эльбрус. Здесь всё другое – и Солнце, и лес, и воздух, и море… Здесь другой мир!”. Перед его глазами мелькнул мальчишка, который сидел на руках у плечистого мужчины и прекрасной женщины с чёрными глазами. Они были счастливы. Алексей узнал себя в этом мальчике, а сидел он на плечах матушки с отцом. По щеке пробежала слеза воспоминаний, ведь так приятно вернуться в то время, когда ты ощущал семейное тепло. Тепло, которое тебе не даст ни один человек на свете. Тепло матушки и тяти. А ведь это тепло для Алексея никто и не смог заменить, вот только лицо мамы он увидел впервые на своей памяти – это и вызвало слезу.

Незнакомка обняла Алексея, и долго смотрела в его зелёные и искренние глаза. Она сказала шёпотом ему на ухо: «Алексей, я смогу защитить Вас от любой беды, пока Вы будете со мной, но найдите меня, признайтесь мне, а Вы найдёте меня и найдёте скоро – я знаю это. Будем мы вместе, и будем счастливы. Никто нас не разлучит во веки веков, а ежели попытается, неминуемо погибнет под рукой Божьей. Алексей, прикоснитесь ко мне. Станьте моим», Филатов растерялся как никогда. «При…прикоснуться? К Вам? Стать Вашим?» – ответил он ей. Но тот наклонился своими губами к ней, дева ему двинулась вслед. Сердце Филатова стало лампой, которая разгорелась и сияла своими лучами на весь мир. Губы их были в миллиметре друг от друга, а дыхание их сравнялось. Момент истины. Алексей прикоснулся к её алым, словно язык пламени, губам. Алексей почувствовал Божью участь внутри себя. Почувствовал, что он примыкал к Божественному. Почувствовал своё истинное, желанное счастье. Почувствовал любовь. Резко сон прервался звонком в дверь. Филатов опешил, готов он был проклинать того, кто прервал сей сон своим ранним звонком. Подошёл к дверям, а там стоял усатый почтальон с телеграммой для него. Он раскрыл конверт и прочёл следующую телеграмму:

Филатову А. Н

по адресу: Университетская набережная, д. 24.

г. Санкт-Петербург, Санкт-Петербургская губерния, Российская Империя

Телеграмма

Здравствуй, друг! Ненавижу я тебя, Филатов, хоть и люблю. Из-за твоей выходки ко мне очередь ломится. Слава Христу, что Николай лично не знает, а то оказался бы с петлёй на шее как Рылеев. Спасибо тебе, конечно, за прибыль, но это того не стоило. Просто представь, дорогой, что будет, если пресса или чиновники узнают о твоих словах. Стыд, Господи, прости душу грешную!

Жду тебя, бесстыжий, в гости!

Твой любезный и верный друг, Щука!

Филатов рассмеялся, прочитав письмо. Глаза его засверкали, и даже Солнце выглянуло из облаков, тот положил телеграмму на край тумбы, и начал быстро собираться в кафе друга по его приглашению. Весь мир в глазах его наполнился новыми красками, а он сам начал насвистывать какую-то весёлую мелодию. А за окном в это время вышел первый солнечный луч и птицы начали по-особенному петь. Это предвестник хороших событий и новостей. День обещал быть особенным. Полным радости и смеха. Каллиграфические буквы Щукина захватили внимание Алексея пристально, что он даже позабыл про свой сон с Божьей красавицей. Забыл он и про красоту Грузии, и про ясный луч, и про красавицу, и даже про его прикосновение к ней, а ведь прикосновение к божественному есть цель жизни любого христианина, и любой стремится хоть мизинцем почувствовать Божью благодать, а наш Филатов стал частью Божьего царства. Одевшись, Филатов посмотрел в зеркало, перекрестился и вышел в свет.

ГЛАВА II – “Астрид”

Алексей надел на себя белый, словно январский снег, мундир. Филатов также скрыл тёмные локоны служебной фуражкой, которая подчёркивала статус и звание. Как же я прекрасен, – приговаривал он себе, смеясь, – ведь самый лучший ход завлечь – интрига. Это искусство, ха-ха. Письмо Дениса развеселило и приподняло его дух. Глаза сверкали от нетерпенья увидеть друга и от злобной радости. Нехорошее качество, но знакомое всем, не правда ль? Филатов поправил густые венгерские усы, и вприпрыжку побежал в сторону кафе, чтобы от всей своей души посмеяться над ним. Выйдя из дверей дома, тотчас сорвался, словно бравый конь, вдоль Невы. Река быстро тянулась возле моста, напоминая шумную дорогу, по которой проносились брогамы. В пути человек видит разное, но все дороги связаны одним – целью. Каждый рад, когда приходит туда, куда стремилась его душа. Особенно горячо ощущается это чувство, когда путь у странника был тяжким. Когда пришлось ему бежать сквозь поля и мчаться вдоль гор, когда живот его питался не мясом и рыбой, а идеей и мыслями. У путешественников горят глаза и сердце, ведь огонь в их душе есть свет, который освещает им дорогу. Алексей мчался, не замечая окружающих людей, ведь огонь сердца разгорелся так сильно, что уже задымился и закрыл ему глаза от мира сего. Только тротуарная плитка мелькала под ногами. Нестись ему было настолько легко, что он и не подозревал. Быстрее! Выше! Сильнее! Огни фонарей мелькали мимо, их холодный свет словно зажигал Алексея изнутри еще сильнее. Он расправил свои крылья будто пламенный феникс, и стремительно нёсся вперёд. Ничто не могло его поймать и остановить. Но тут же столкнулся он челом с встречным парнем. Молодой был мальчишка. На вид ему было лет двадцать. Отрок. На плечах его была толстая юнкерская шинель, а на ногах тяжёлые ботинки. Вероятнее всего, солдат, которому выбирать нечего что носить. Что дадут – на том и спасибо. Он тоже бежал куда глаза глядят. “Ну и собака! Ну и недоросль! Куда ж ты летишь, чижик?!” – произнёс упавший Филатов, погладив свой лоб. “Я на почту бегу. Телеграмма важная от матушки пришла” – ответил парень, жадно глотая воздух. “Беги, чижик, беги. Мать – это святое. Не огорчай её. Звать тебя как?” – спросил Филатов. “Степан Тарасович!” – громко ответил, убегающий вдаль, солдат. Вот так и познакомились. И действительно, с кем только не свяжет тебя дорога – с юнкером, пьяницей, светской куртизанкой или наставником. Вся наша жизнь и есть дорога, на которой мы встречаем спутников, друзей и просто людей, идущих мимо, но неизменным остаётся одно – то, где нас ждут. Малец ему хорошо запомнился. Внешность у него была не столь солдатская, сколько студенческая. Он был высок и худ, словно спичка. Волосы были неухоженные и сальные. Длинная чёлка еле прикрывала правый глаз и небольшие усы, которые Алексей в шутку назвал “тараканьими”. Алексей хотел бы увидеться с ним ещё, но дорога унесла Стёпку в совершенно другую сторону. Теперь Филатов шел в “Кудеяр” не так уж и быстро, да и в полном одиночестве, хоть не один он человек на бульваре. Он заметил, что все люди куда-то спешат, ведь им что-то нужно, но они, наверняка, и не задумываются о тех вопросах и проблемах, что тревожили душу Алексея. Не дойдя и километра до кафе, он заметил, что поток людей стал меньше, и приглядевшись, увидел гигантскую очередь к дверям заведения. И все шли именно к Щукину. Кто на чём до туда добирался – кто пешим ходом, кто на конях. Его пугало именно количество гостей на улице. Думал, что будет много людей. Ну человек двадцать, тридцать, но там было более сотни, ежели не тысяча. Глаза Филатова резко полезли на лоб, а тот с насыщенного, от удара, красного цвета стал белым от неожиданности и небольшого испуга. “Мать моя женщина!” – единственная фраза, которую Филатов сумел промолвить в тот час. Не ожидал Алексей, что слух распространится столь быстро. Он растолкал всех посетителей, желавших вкусить чудный аромат еды Щукина, и резко ворвался в зал заведения. Вошёл он в пчелиный улей. Гостей была так много, что их речь перестала быть членораздельной и превратилась в жужжание. Щукин как матка был в центре движения. Секунда – стакан с пивом уже на столе гостя, вторая – кофе там. Действовал он, не покладая рук. «Гений копейки» – как бы написали о нём критики, или всё-таки жертва этой монетки? Филатов рванулся к барной стойке и встал ногами на неё. Лицо гостей и Щукина было неописуемым. Они ждали кружку кофе, а не усатого офицера на барной стойке. Некоторые в толпе, раскрыв рты, наблюдали за происходящим, а кто-то свистел, чтобы тот слез со стойки. Алексей Никифорович взял в свою руку чашку кофе, поднял её вверх и сказал свою пронзительную, словно императорскую, речь: “Господа! При всем уважении к народу Российскому, император наш самодержавный, Николай Александрович, настоятельно просит вас кушать не только в этом кафетерии. Не превращайте еду в монополию. Вы показываете себя как стадо. Едите только там, где сидят люди с высокими чинами. Вспомните, что Господь говорил: “Не создай себе кумира!”, а вы ещё и хвастливые. Рассказали всем друзьям, что ели с кем-то в одном заведении. А ведь все мы люди, все мы хотим поесть в полном спокойствии. Да и представьте, сколько еды ежедневно уходит в мусорное ведро в других кафетериях из-за вас. Если Император ест с вами за одним столом, не нужно сюда ломиться. Человек не экспонат. Цените то, что старается быть ближе к народу. Где вы видели подобное?”.