Текст книги "Полицейская фортуна"

Автор книги: Кирилл Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Такие суммы выдаются чеками, господин следователь.

– Можно просто – Иван Дмитриевич, – предложил Копаев.

– Деньги выдаются чеками по желанию клиента, Иван Дмитриевич, – она доброжелательно наклонила голову набок. – Либо перечисляются на счет клиента. Опять же по желанию.

– А Крыльников пожелал чек? – уточнил Антон.

– Совершенно верно.

– И чек был тут же выписан ему господином Гаенко?

– Полная правда.

– И как часто сотрудники ГУВД из другого региона выигрывают у вас такие суммы?

– Если под «такой суммой» вы имеете в виду джекпот, то на моей памяти администратора это случилось во второй раз за восемь лет существования казино «Эсмеральда». Обычная статистика для игорных домов мира. Однако были ли те счастливчики сотрудниками ГУВД из другого региона мне, повторяю, неизвестно.

«Ей хватает ума не делать то, что сейчас обязательно сделал бы мужик. Он заявил бы мне, что не выходит из этой комнаты до окончания работы, а потому ничего не видит и не слышит».

– Правда полной не бывает, Эмма Петровна, – вздохнул Копаев. – Она либо просто есть, либо ее просто нет. А как зовут крупье, который находился рядом с полицейским, когда тот выиграл джекпот?

– Его фамилия Тузков. Но потеряете время, если будете его искать.

– Почему же?

– Он исчез.

– Ты посмотри, какое совпадение.

– Бывает. Я бы сама хотела с ним поговорить.

Она курила. Откуда-то из-под стола появилась пепельница с тремя окурками сигарет с белым фильтром, а между тем в воздухе даже не пахло дымом. Ответ нашелся быстро. Едва от двух сигарет отделилось по облачку, администратор включила вентиляцию. И Антон даже перестал чувствовать вокруг себя знакомый табачный аромат.

Справляться о местонахождении Кости Туза он не стал. Это было бы непростительной глупостью. Задай он сейчас этот вопрос, Туза он мог бы уже и не найти. Слишком большие деньги поставлены на кон. Возможно, что Туза и без этого вопроса уже нет в городе, а быть может, и в живых – он, бесспорно, стоит меньше четырех миллионов долларов. Однако пока это не установлено фактически, пусть остается маленький, но шанс. В Копаева стало прокрадываться понимание того, почему Гаенко «в СЭС», а под него подставлена эта женщина. Администратор казино – исключительно мужская профессия. И не каждый удержится на такой должности восемь лет. Мисс Эмма держится, и, как можно догадаться, крепко. Значит, есть за что держать. И за что держаться, тоже. Игорь же Викторович фигура, по-видимому, не самая сильная, что дает все основания думать – фигурой он является исключительно штатной. Зиц-председатель. Таких ищут в среде неудачников, которым на вопрос о месте работы нравится бросать мимоходом: «Да, так… Управляющий казино». И сейчас это стало находить свое понимание у следователя.

– Почему вы молчите? – поинтересовалась она, сладко приобщаясь к тонкой сигарете. Есть женщины, которых совершенно не портит вид сжатых в затяжке губ.

– Пытаюсь понять, в чем разница между администратором казино и его управляющим, – витиевато изложил ход своих мыслей советник.

– Вам не кажется, что это помещение – не самое лучшее место для откровенных бесед?

И она посмотрела на Антона столь простодушно, что он пожевал губами.

– Я могу предложить вам кофе? – уточнила она.

– Быть может, лучше сразу потанцуем?

– А вы умеете быть хамоватым.

Копаев улыбнулся:

– Я не люблю кофе. Я от него дурею. Сразу хочется лечь и начать говорить глупости.

Она наконец-то улыбнулась:

– И этим, наверное, пользуются многие представители моего пола?

– Не представляю, как можно пользоваться представителям вашего пола представителями моего пола, способными только лежать и глупить.

Через полчаса они оказались в кафе «Шариот».

Ему принесли чай, ей – терпко пахнущий кофе «Арабика». «Козерог» больше не взбрыкивал, все больше стоял в стойле и мирно шевелился в такт движениям ее груди. Она перенесла из казино за столик аромат духов, и все, казалось, было по-прежнему, за исключением отношения к следователю. Здоровалась администратор со следователем Генеральной прокуратуры, а разговаривала теперь с мужчиной, который ей определенно нравился. Эти редкие движения, поправляющие лямку бюстгальтера, и едва уловимый блеск глаз, и румянец, выступающий на щеках. Как бы по-гвардейски ни была упакована сумочка женщины, ее хозяйка все равно останется женщиной. Для нее естественно нравиться сильному мужчине, пытаться делать из него слабого и завоевывать.

«Или пытается меня провести», – подумал Антон.

– Вы спрашивали, чем администратор отличается от управляющего, – напомнила она, вернувшись из уборной, о необходимости посещения которой говорила пять минут назад.

– Я не спрашивал. Я отмечал.

Она улыбнулась уголками губ.

– Хорошо, пусть так. Но вас это интересует. Постараюсь объяснить. В функции Игоря Викторовича входит организация внутренней и внешней политики игрового дома. Я же отвечаю исключительно за обеспечение казино всем необходимым, в том числе и кадрами. Распорядок работы, правила и даже лампочки под потолком – это мой круг обязанностей. Если в баре не окажется «Хеннесси» в тот момент, когда его потребует клиент, неприятности будут не у бармена. И не у Игоря Викторовича. Они свалятся на мою голову. Если под клиентом сломается стул, то отвечать за это, как ни странно, буду я. Но подобные необоснованные претензии меня вполне устраивают, потому как заработная плата, получаемая мною, компенсирует эти неудобства сполна.

– Теперь я даже боюсь спрашивать о круге обязанностей Гаенко, – буркнул Копаев, рассматривая зал в тот момент, когда она в очередной раз поправляла на плече лямку. – В смысле – о его заработной плате.

Да, сказала она, Гаенко отвечает за все. И за сломанную ножку стула в том числе. Потому что он управляющий. Но в отличие от Эммы Петровны у него есть, с кого за это спросить – с Эммы Петровны. А еще он полностью контролирует бухгалтерию казино, к чему она доступа не имеет априори. Теперь следователю Ивану Дмитриевичу все понятно?

– Кроме одного, – заметил Антон. – Что следует подразумевать под «внешней» политикой «Эсмеральды». Не организацию ли деятельности «лохотронщиков» на рынках столицы?

Она рассмеялась, заказала себе (советник отказался) белого вина, ей принесли. И рука с длинными синими ногтями на тонких пальцах, держащая хрустальный фужер, почему-то показалась Антону дланью гарпии, обхватившей чью-то безвольную шею.

– Вы удивительно милый человек, Иван Дмитриевич, – сообщила она советнику новость. – Непосредственный. Просто удивительно, как вы работаете в таком ужасном ведомстве, как прокуратура.

Копаев рассмеялся – уже давно было нужно.

– Ваше мнение о прокуратуре меняется в прямой зависимости от мнения обо мне. Чем более я для вас мил, тем ужаснее прокуратура. А совсем недавно, глядя на меня с нескрываемой неприязнью, та же самая прокуратура казалась вам прекрасной, – немного отвалившись на стуле, ровно настолько, чтобы не казаться развязным, Кряжин на этот раз оглядел спутницу весьма пристально. – Но вы меня пытались надуть.

– Правда? Когда же?

Глаза ее сверкнули любопытством, которое появляется у людей, застигнутых врасплох.

– До того как попросить у официанта вина, вы что-то искали в своей сумочке, а когда нашли, продемонстрировали мне платок, которым вытерли уголки губ. Через три минуты вы извинились, вышли в уборную, а когда через пять минут оттуда возвратились, из правого кармана ваших джинсов выпирал какой-то предмет. Я смею предположить, что это мобильный телефон, и готов поклясться, что в вашем кармане его не было, когда мы пришли в кафе, – Копаев насмешливо улыбнулся. – Только не спрашивайте, почему я готов поклясться. Помимо того что я следователь, я еще и мужчина. Так вот, насколько мне помогает мой мужской ум, женщины не носят телефоны в карманах узких джинсов. Иначе говоря, в сумочке вы искали не платок, а телефон. Проще говоря – пытались меня провести, постоянно заявляя о том, что предельно откровенны.

Она допила вино и поставила бокал на скатерть. Удивлена она не была. Скорее разочарована.

– И что из этого следует?

– Из этого следует, что уходили не для того, чтобы припудрить нос, а позвонить. И позвонить тому, кого я знаю, на общую для нас тему. Только в этом случае вам было невыгодно мое присутствие. Если учесть, что мы с вами только познакомились и у нас не может быть общих знакомых, разговор с которыми мог бы поставить вас в неудобное передо мной положение, я делаю вывод, что вы звонили Гаенко. Он единственный, кого мы знаем оба.

– А вам не приходило в голову, что я могла звонить своему гинекологу? – отрешась от высокого, бросила она.

– Нет, – Копаев щелкнул по ручке чашки и она со скрипом провернулась на блюдце. – Потому что, к примеру, мне самому в данной ситуации даже в голову не пришло бы звонить своему урологу.

– Даже если на момент встречи со мною у вас был назначен прием?

– В этом случае я позвонил бы при вас и сказал: «Сан Саныч, вы не могли бы перенести прием на час?» И вы тут же подумали бы, что я опаздываю к Генеральному прокурору. Эмма Петровна, не пугайтесь, я не стану вас расспрашивать о содержании вашего разговора. Придет время, и мне об этом поведаете если не вы, то Гаенко. Я просто возвращаюсь к теме, которую вы сначала, не подумав, огласили, а после от которой, спохватившись, решили уйти. Так что в «Эсмеральде» называется «внешней» политикой?

Она стала прежней. Холодный блеск глаз, мраморный цвет лица бизнес-леди, размеренность движений.

– Если вы ожидаете услышать что-то необычное, не вписывающееся в рамки понимания обычного человека, вы ошибаетесь, – она покрутила салфеткой, как веером. – Внешняя политика – это привлечение в казино состоятельных юбиляров с компаниями, представителей деловых кругов для завязывания связей. Приглашение известных людей для вживления в них привычки всякий раз, когда они выезжают в город в поисках развлечений, возвращаться в наше казино. Однако ничего криминального или просто нарушающего принципы нравственности в этом нет.

Закончив с этим, она забрала с колен сумку и принялась снова что-то искать.

Она вынула деньги, но Антон ее опередил. За свой чай он всегда платил сам. Даже под прикрытием.

Он предложил услуги арендованного «Рено», однако она выбрала такси. Быть может, в силу вживленной в нее привычки подчиняться внутренней политике заведения – не общаться с прокуратурой не в интересах организации. Поездка на служебной машине Генеральной прокуратуры, то есть – услуга личного характера, в интересы организации не входила. Однако не исключено, что это произошло просто из-за привычки Копаева не торопить события.

Через сорок минут советник был в операционно-информационном отделе Генеральной прокуратуры.

Глава 3

Желание выйти из автобуса застало оперуполномоченного уголовного розыска ГУВД Eкатеринбурга Гринева в тот момент, когда он уже почти в него зашел. На автовокзале было необычно людно. Кто-то торопился попасть в Екатеринбург до праздников, кто-то, наоборот, торопился приехать, и от людей рябило в глазах. Потенциальные пассажиры, встречающие и провожающие, курили, выпивали, поглядывали на осуществляющие «каботажное плавание» патрули, разговаривали, и разговоры те, сливаясь воедино, превращались в беспрерывный гул.

Гринев взошел на первую ступеньку автобуса и в этот момент ощутил чувство беззащитности, которое теперь будет преследовать его каждую минуту, пока он в течение нескольких часов будет занят изучением пейзажа за окном. Ему велели выехать за пределы области и на месяц заняться приятными для себя делами, однако мысль о том, что покидать область он будет в просматриваемом насквозь автобусе, уверенности ему не добавила. Странно, что он не подумал об этом тогда, когда покупал в кассе билет. Ему вообще не улыбалось покидать Екатеринбург. И в тот момент, когда он взошел на подножку автобуса, он принял окончательное решение.

Это большой город, и найти в нем человека, который знает, как стать невидимым, трудно. Манеры тех, кто будет его искать, если вообще те искать его будут, ему хорошо известны. Так зачем, спрашивается, ехать туда, куда не хочется, и испытывать те же чувства, что он будет испытывать в Ебурге?

Билет нужно скомкать и выбросить. Деньги были, и это как раз тот случай, когда экономия могла дорогого стоить. Он выбрался на улицу и посмотрел по сторонам.

Вынул телефон, задержал взгляд на табло. До шести, то есть до того времени, к которому ему было велено исчезнуть из города, оставалось менее двух часов. Но этих ста четырнадцати минут все равно достаточно. Хватит на то, чтобы раствориться в западной части страны.

Выбравшись из толпы, он вытянул следом сумку и направился к стоянке частников.

– Командир, – тут же приклеился один из них, – иду в Пермь, народ собирать некогда. Дома неприятности. За полцены поедешь? Мне все равно прямо сейчас ехать, так не порожняком же!

Сговорившись на две трети цены, хотя в этой ситуации Гринев заплатил бы два счетчика, он сел на переднее сиденье, и белый «Фиат» с желтой светящейся призмой на крыше выехал с вокзала. Водитель ехал молча – спасибо ему за это. Видать, неприятности дома были действительно большие. Музыка между тем играла – сервис есть сервис, и Гринев, чуть приспустившись на сиденье, размышлял о том, как вернется и чем займется в первую очередь.

«Главное – не дать возможности понять, что я рядом…»

И в этот момент сыщик почувствовал легкое волнение. Музыка, игравшая в салоне чисто и ясно, вдруг начала давать легкие сбои. Едва уловимые ухом шорохи врывались в куплеты уголовных бардов и придавали им качество записи, сделанной на концерте. Это происходило в считаные секунды, после чего радиола снова посылала в динамики за спиной звуки невиданной чистоты.

Размышляя, что может являться причиной такого фона, Гринев машинально откинулся назад и посмотрел под панель «Фиата». Если бы он сейчас увидел радиостанцию, стационарно вмонтированную под ящиком для перчаток, он бы успокоился. Рация в такси – дело привычное. Однако рации не было. Таксисту ее маскировать незачем. Братья же менты стационарные автомобильные радиостанции маскируют, однако фон, выдаваемый ею на радио, несравненно выше. Иначе говоря – в машине стояло очень дорогое переговорное устройство, на покупку которой МВД никогда не решится. Оставались бандюки, и теперь для Гринева в совершенно новой редакции слышались слова «таксиста» о том, что он нажил дома проблем и пассажиров в этой связи он брать не хочет. Где причинно-следственная связь между домашними неприятностями и нежеланием заработать? Если у него дома отдает концы жена, то таксист уже давно мчался бы по шоссе, забыв о попутном «грузе». Если же смерть дома никому не грозит и это на самом деле просто неприятности, тогда почему бы еще не потолкаться на вокзале с четверть часа и не заработать в три раза больше?

И как-то так же неожиданно пришло в голову, что МВД «Фиаты» для работы не использует. Равно как и бандюки. Гринев работал опером добрый десяток лет и ни разу не встречал криминально озабоченных типов, которые куражились бы на предках «Жигулей». Практицизм полицейских и их антиподов заставляет выбирать машины помощнее в ущерб другим идеям. Вот Гринев догадался. Почему же другой не догадается? Но МВД все равно не будет закупать «Фиаты» для работы. Тот случай, когда практицизм побеждает тонкость оперативного мышления.

Вот тебе и съездил по просьбе начальника в область.

Дальнейшие мысли опера прервал сам водитель. Через минуту, километров за двадцать до МКАД, он сбросил скорость и стал прижимать машину к кювету.

– «Коней привяжем»?

Гринев был не против. Два стаканчика горячего кофе давали о себе знать еще в начале пути, но он решил повременить и дождаться Москвы. Сейчас же выходило, что инициатором остановки был не он, а водителю отправлять естественные надобности не запретишь. Почему же тогда не воспользоваться случаем? Заодно и подумать на свежем воздухе.

Выйдя, он хлопнул дверцей и пристроился справа от таксиста.

Водитель, что не удивительно, управился быстрее и, крякнув что-то напоследок про мороз, захрустел по снегу за спину Гринева.

«Ничего не понимаю, – думал опер, совмещая приятное с полезным. – Зачем кому-то «вести» меня в Пермь?»

Это было последнее, о чем он вообще подумал. Развернувшись и поправляя одежду, он увидел перед собой сначала знакомую серую куртку водителя. Потом его лицо. На лице том уже не было ни искорки веселья, а глаза блестели стальным отливом. И только сейчас Гринев увидел предмет, мешавший ему иметь полный обзор перед собой. Водитель был правшой, и пистолет, зажатый в его руке, почти утыкался в левую бровь оперативника.

– Что за ерунда? – пробормотал коп, начиная догадываться о том, что до Перми его вести никто и не собирался. И он вдруг успокоился. Легкий мандраж исчез, потому что теперь волноваться уже не имело смысла.

Сам виноват. Вместо того чтобы предаваться стратегическим раздумьям на вокзале, нужно было повнимательнее прислушиваться к чутью на опасность. А это главное чувство, что ведет сыщика с первого дня его службы до самой пенсии по выслуге лет.

– Что нужно сделать?

– Где сейчас Стоцкий?

– Стоцкий? – выигрывая время, удивился Гринев. Значит, все правильно… Сейчас вопрос решится с ним, Гриневым, а после они уберут Стоцкого. Теперь сомнений в том, кто организатор этой акции, не было. – Откуда я могу знать, где Стоцкий? Однако уверен, что не в Казани, не у постели матери, которую прихватил рак. Я сразу говорил, что эта легенда ни к черту.

Свой «ПМ» Гринев сдал в комнату для хранения оружия ГУВД еще утром. Полицейским, даже с правом постоянного ношения, не позволено убывать в отпуск с табельным пистолетом. Но кто заставит Гринева не брать с собой в отпуск другое оружие? Он потому и не летает на самолетах последние два года, с тех пор как начал сопровождать Крыльникова. В поездах и автобусах не заставят вывалить на стол все металлическое, а вот в терминале аэропорта непременно принудят расстегнуться и сдать четырехзарядный дамский «браунинг». Крошечный, почти смешной, 1915 года выпуска. Для отражения нападения СОБРа или погони со стрельбой он, понятное дело, не годился. Но вот для марша в предвидении встречи с противником просто незаменим.

– Последний раз спрашиваю – где Стоцкий? – ледяным голосом повторил водитель.

– Не знаю я! – вскричал сыщик. – Не знаю!..

Видя полное недоверие к себе, он наморщил лоб, и в отчаянии несколько раз встряхнул руками. И на третий раз, когда его уже трудно было заподозрить в желании оказать сопротивление, в горячую ладонь оперативника ГУВД влетел смешной «браунинг», закрепленный в левом рукаве на резинке.

Звук выстрела, как треск переломленной хворостины, был тут же унесен ветром в поле. То же ожидало и второй выстрел. Лишь пули, пробив одежду водителя с неопределенным прошлым, но уже четко предугадываемым будущим, вошли в его тело и застряли – одна в животе, вторая – на сантиметр ниже сердца.

Затянув еще живого водителя-оборотня в «Фиат», Гринев растер ему лицо снегом, прихваченным тут же, под распахнутой дверцей, и сам превратился в ледяное спокойствие.

– А теперь спрашивать буду я. Кто послал?

С губы водителя сползла густая, похожая на густой кетчуп, жижа. Он повернул к оперативнику глазные яблоки тяжело, словно те тянулись на таких же резинках, на какой была закреплена «игрушка» его убийцы.

– Отвечаешь – и я везу тебя в больницу. До нее осталось километров двадцать, не больше. Пока молчишь, мы стоим.

– Жжет внут… ри…

– Кто послал? – чуть тише и тем более угрожающе прошептал Гринев.

Подсказывать фамилию не хотелось. Он был слишком для этого опытен и знал, что умирающий от боли человек согласится сейчас со всем, что ему скажут.

– На вокзале ты подошел ко мне и предложил подбросить. Еще через полчаса ты собирался меня убить, – откинув крышку ящика, он с улыбкой посмотрел на дорогую портативную «Rednex», вмонтированную в стенку. – У тебя в машине прилада ценою в штуку баксов, а потому она никак не полицейская. Браток, назови фамилию того, кто тебе велел меня убрать, и я еду к врачам.

Глаза раненого мутнели, и Гринев как опытный сыщик понял, что ответа уже не последует. Наступала кратковременная кома, обещавшая перейти в биологическую смерть уже через несколько минут. Времени ждать этого никому не нужного конца не было.

Он вышел из машины, обошел ее и вытянул с пассажирского сиденья еще живое тело. Дотянул до кювета, столкнул вниз, спустился сам и ногами завалил темнеющий в сумерках бугор снегом.

Призма на крыше была, конечно, липовая. Отлепив магнит и выдернув провода, заставляющие прозрачный многогранник светиться, Гринев бросил ее на сиденье и тут же тронул с места. Выждав, пока мимо него промелькнет пятый столбик километрового указателя, опустил стекло и зашвырнул призму за обочину.

Еще час назад он собирался покинуть Екатеринбург на месяц, пока не утрясется вопрос с Крыльниковым. Сейчас становилось ясно, что с Крыльниковым вопрос положительно никогда не решится. И разница между сегодняшним возвращением в столицу и возвращением через месяц заключалась в том, что сейчас оставался шанс решить этот вопрос самому.

Но никак не в этом направлении. Дураку ясно, что там его ждут. И Гринев, чуть сбросив скорость, веером развернул посреди дороги машину.

За сорок минут до того момента, когда лжетаксист остановил «Фиат» на продуваемой насквозь трассе, оперуполномоченный ГУВД Стоцкий пробрался сквозь суету железнодорожного вокзала, зашел в комнату дежурного по станции и с его помощью купил билет на поезд до самой Казани. Его мать болела уже два года, врачи предсказывали кончину еще полгода назад, но женщина продолжала жить. Тот случай, когда ошибочное мнение врачей приносит только радость. Но Стоцкий отправлялся не к ней. И не к кому-то конкретно. Он на несколько недель убирался подальше из Екатеринбурга, как ему и было велено.

До отправления поезда оставалось каких-то сорок минут, и Стоцкий вышел на перрон, чтобы в последний раз продышаться перед вагоном, пахнущим химией и влажным бельем. Купил в киоске пачку сигарет, выпил кофе, бросил в сумку пару газет – одну с кроссвордами, другую из разряда «желтой» прессы – хорошо отвлекает, когда не хочется думать о дне сегодняшнем, – и стал ждать подачи к перрону фирменного.

Через четверть часа, когда на крутом повороте подъездного пути появилась голова состава, к нему подошли:

– Стоцкий?

Покрепче прихватив сумку и быстро оценив двоих мужчин лет сорока на вид, интересующихся им, оперативник ГУВД процедил сквозь зажатую в зубах сигарету:

– Кто спрашивает?

Пока цедил, заодно оценил и тактический порядок построения подошедших. Руки в карманах, первый стоит перед ним. Второй чуть сзади, выступая на две трети корпуса и вполоборота. Если Стоцкий и Гринев, работавшие в одном отделе уголовного розыска ГУВД, кого-то задерживали без применения принципа «жесткого задержания», они располагались перед фигурантом точно так же. Это отличительная черта всех людей из ГУВД. Это неписаный закон всех, кто служит сыску. Их никто никогда не учит так вставать, опыт приходит с годами, как жизненная необходимость. Если фигурант начнет производить действия, то при таком построении он сможет совершать их лишь в отношении того, кого видит перед собой.

– Пройдемте с нами, – сказал один из мужчин и, видя нежелание выполнять просьбы подобного характера, добавил: – Не стройте иллюзий и не пытайтесь проверить, кто из нас троих быстрее бегает. Быстрее всех в Ебурге это делает он, – и мужчина кивнул в сторону напарника. – А я быстрее всех вынимаю ствол из кобуры.

С ним разговаривают. И, по меркам задержания, разговаривают чересчур много. Хотели бы сломать, сделали бы это в два счета. Наверняка их не двое – двоих видит он, Стоцкий. Начнись куча-мала, нарисуются еще столько же. Значит, ломать его нет необходимости, нет такой задачи. Задача взять и привезти. Куда – пока не ясно.

– Быть может, представитесь? А то у меня рука чешется свисток из кармана вынуть.

– Как только вынешь, я сразу ее почешу. ФСБ.

И Стоцкий рассмотрел через клубы выдыхаемого им пара удостоверение, подтверждающее слова мужчины.

– Куда идти?

…

* * *

Первая кровь окропила пол «Эсмеральды» ровно в полночь. В половине первого предновогодней ночи пролилась и кровь управляющего казино Гаенко, а стены его офиса были забрызганы мозгами. Последняя неделя старого года далась управляющему особенно тяжело. В последние дни он вообще перестал понимать, что происходит. За одно и то же его сначала похвалили, потом запугали, а после, чтобы больше на глаза не попадался, пришли убивать.

Без пяти минут двенадцать в казино вошли двое. Их, как старых знакомых, пропустили без досмотра, и они принялись делать то, зачем пришли. Молча выпили у барной стойки по бокалу пива, дождались, пока Гаенко пройдет к себе из зала, после чего последовали за ним. Этот марш впоследствии останется незаметным, так как на втором этаже находится не только офис управляющего, но и бильярдная с маленькой закусочной, где к рюмке водки подают фирменную закуску – только что вскрытую мидию с тремя глазками маслянистой красной икры и веточкой петрушки. На второй этаж подниматься вольны все, кто пожелает, но вот войти в офис управляющего любому желающему невозможно. За стеклянными дверями, в крошечном фойе, зеркальном снаружи и прозрачном изнутри, стоит охранник с большой, коротко стриженной головой в форме полицейского из Майами. Он никого никогда не впустит к управляющему без его позволения. Без спроса сюда входят лишь Эмма Петровна и несколько человек из крупье.

А потому этих двоих охранник впускать не собирался. Но потом пропустил, потому как исполнять служебные обязанности с печенью, насквозь проткнутой заточкой, невозможно. Кровь лила из него широкой, но медленной струей – так переливается парное молоко из подойника в тару. Запечатать рукой отверстие, дабы сэкономить кровь до приезда врачей, было также проблематично. Затыкаешь спереди – течет сзади. Затыкаешь сзади – тут же начинает литься впереди. Охранник так и умер в муках размышлений – где лучше зажать, чтобы протянуть хоть четверть часа.

Входом в его вотчину знакомых людей Гаенко был крайне удивлен. Во-первых, именно они вчера сказали ему, чтобы тот уезжал из города этой ночью, то есть – разговор закончен. Во-вторых, в руках одного из них была длинная заточка квадратного сечения, и теперь он старательно вытирал ее о куртку Гаенко на вешалке. Кто-то недоволен тем, что он не уехал? Но, ребята, ночь еще не закончена, а ему не говорили, что ему следует покинуть город сразу после ее наступления.

– Вот сволочь, – пробормотал тот, что стоял у вешалки. Он раздосадованно посмотрел на лезвие своего оружия и бросил его в стоящую рядом урну. – Кончик обломился. В позвоночник, наверное, угодил.

– В чем дело, ребята? – Управляющий Гаенко стал испытывать тревогу. Она седлала его и пригибала к паркету. Перчатки одного из гостей, залитые кровью, вызывали у него страх.

Вместо ответа он получил вопрос, но перед вопросом получил в лицо.

– Где сейчас Туз? – спросил второй, усаживаясь на край стола.

– Туз? – не понял управляющий, зажимая хлещущую из ноздрей кровь. – Это – Костя, что ли? Понятия не имею. Я сам бы хотел…

Договорить не успел – пришлось переломиться пополам и сразу после этого начать искать ртом свежий воздух.

Некоторое время в кабинете висела тишина. Лишь в коридоре раздавался звук, происхождение которого сидящему на полу управляющему было непонятно. Словно кто-то часто и тихо дробил рантом ботинка по паркету.

Вечером он решил – уехать из города подальше. Из обстановки, которая начала складываться вокруг казино, становилось ясно, что самое интересное для следствия и неинтересное для него, управляющего, только начинается. Уезжать он решил утром, решив перед отъездом еще чуть-чуть заработать. Денег у него было и без того немало, однако вся наличность из кассы вряд ли помешает. Кому, спрашивается, помешают тысяч двадцать-тридцать долларов? Сейчас выходило: пожадничал, и напрасно. Исчезнув сразу, он избежал бы этой встречи. Гаенко хорошо знал и этих людей, и тех, кто ими управляет. Шутить с ними было глупо, и Гаенко никогда не шутил, ибо их указания – это указания их руководителя.

– Да ладно, не трясись, – положил ему руку на плечо второй и сделал кислую мину. – Мы по другому поводу. Не знаешь, где Туз, и бог с ним. Но вот где, Игорь, четыре миллиона?

– Какие четыре миллиона? – обмер Гаенко.

Тот, что совсем недавно был с заточкой, приблизился и тоже сел на стол.

– Ты неправильно задал вопрос, – поправил он спутника. – Он тебя просто не понял. Смотри, как нужно: Игорь, где три миллиона девятьсот девяносто пять тысяч восемьсот долларов?

– Джекпот, что ли?! – воскликнул управляющий.

Оба рассмеялись, причем азартнее хохотал гость. Он тыкал управляющего пальцем в грудь и кивал головой.

А потом вдруг резко прекратил смеяться и несколько секунд наблюдал, как успокаивается, вытирая нос, Гаенко.

– Повторить вопрос? – спросил первый, вынимая из вазочки на столе сливу.

– Да вы что? – понимая, к чему сводится тема, прошипел Гаенко. – Я выписал полковнику чек, он свалил с ним наружу. Вы можете проверить по счету в «Комбанке»!

Дробь в коридоре затихла, и управляющему стало совсем тоскливо.

– Вы хотите сказать, что я прикарманил джек-пот?! Почти четыре лимона баксов?..

– Мы проверили счет, Игорь, – вынимая изо рта косточку, прогудел первый. Она, описав дугу, упала в урну рядом с заточкой. – Со счета «Эсмеральды» деньги действительно ушли. Но не на счет Крыльникова.

– А я здесь при чем?! – взвился управляющий. – Это дело полковника, на какой счет их переводить!

– Ты не понял, – заметил, подтягивая вазочку к себе, второй. – Точнее, ты все правильно понимаешь, но пытаешься из нас сделать идиотов. Ну, если ты хочешь, я тебе объясню то, что ты можешь объяснить лучше…

Гаенко автоматически отшатнулся, но на этот раз бить его никто не стал.

– Я не могу с уверенностью заявить, что за чек ты выписал Крыльникову, – сказал, усаживаясь поудобнее, любитель слив. – И выписывал ли что-либо вообще. Скорее всего, ты ничего не выписывал. Потому что полковник помер в два часа ночи, а чек был реализован в одиннадцать утра следующего дня. И не в «Комбанке», а в его питерском филиале.

– И как это может меня подставлять? – резонно удивился Гаенко. – Если убийца знал, что у полковника чек и он убивал полковника из-за чека, то нетрудно предположить, что он завладел чеком и обналичил его в питерском филиале…

– Вопрос, – выставив перед собой указательный палец, перебил первый. – Откуда убийца мог знать, что у полковника чек, откуда он мог вообще знать, что джекпот сорвал Крыльников, если после ухода полковника еще четверть часа никто не выходил на улицу?