Текст книги "Вороны любят падаль"

Автор книги: Кирилл Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Да не в этом дело! Это все водка, – покаянно признался Томилин.

– Да какая теперь разница что? Теперь башмаки новые искать надо. А еще побриться бы тебе не мешало и умыться. Тут родник неподалеку. Проводить?

– Знаешь, такая вышла неловкость – бритвенных принадлежностей не захватил, – криво улыбаясь, сказал Володя. – Один вариант, до Веснянки добраться надо.

– Кстати, насчет Веснянки, – девушка подошла ближе, уселась на землю напротив Томилина и обхватила руками колени. Взгляд ее был необыкновенно серьезен. – До меня не дошло, а чего ты туда так стремишься? Ведь, насколько я поняла, тебя оттуда вышибли, и причем со скандалом. Надеешься получить заработанное? Не думаю, что обиженный режиссер проникнется твоим положением. Составит акт, что ты в нетрезвом виде сорвал съемку, затеял драку, все подпишутся – ведь друзей у тебя там, похоже, нет, – и тебя еще, глядишь, за решетку отправят. Не боишься такого поворота событий?

Томилин задумчиво потер щетину на щеке.

– М-да, ну и картинку ты нарисовала! И что интересно, на правду похоже, аж мурашки по коже… Но у каждой медали имеются две стороны. Во-первых, я явлюсь с повинной, а повинную голову, как известно, меч не сечет. Во-вторых, Прохоров сейчас уже остыл и сообразил, что каскадеров ему все равно взять неоткуда, особенно за те деньги, которые он платит. И кстати, о деньгах. Это самая болезненная тема. Пусть расценки уже не те, что можно было срубить раньше, и снялся я пока всего в нескольких трюках, и делить там придется с ассистентами… Все равно получается приличная при моих обстоятельствах сумма. Думаю, долларов двести мне накапало. А если с Прохоровым помиримся, то дальше можно будет работать… Нет, Полина, не все так плохо!

Девушка с сомнением посмотрела на его помятую фигуру, заросшую щетиной физиономию, сапоги, просящие каши, и покачала головой.

– А что ты предлагаешь? – с вызовом спросил Томилин. – Что, у меня есть выход? Может быть, ты мне дашь взаймы?

– Может, и дам, – нахмурившись, ответила Полина. – Все будет зависеть…

– От чего?

Девушка как-то странно посмотрела на Томилина.

– У тебя действительно нет никого родных? Как ты говорил? Ни единой души?

Володя пожал плечами.

– Можно сказать и так… А почему тебя это волнует? Мне по фигу. Так даже проще. Никто не учит жить, и вообще. Но, строго говоря, в Зеленодольске у меня дядя, брат отца, Томилин Вячеслав Сергеич. В каком-то смысле я ему благодарен, он меня от тюряги отмазал, когда я по молодости в уголовщину влез. Чего смотришь? Было дело… Грабанули с ребятами валютчиков. Да мне не деньги нужны были, деньги меня не сильно интересовали, они ко мне никогда не липли, мне романтики хотелось. Но я так, сбоку припеку там оказался, а ребята со мной злые были. Короче… А чего я тебе все рассказываю?

– Знаешь, у меня ноутбук с собой, – сказала Полина. – Я вчера ночью решила тебя в Сети пробить. Так, на всякий случай… Ну, каскадера Томилина я не нашла, как ни старалась, зато наткнулась на одно объявление…

Что-то в тоне девушки Володе не понравилось.

– Что за объявление? – враждебно спросил он. – Чего тянешь?

– Вот, слушай… Зеленодольская областная нотариальная палата разыскивает наследников следующих лиц: Томилин Вячеслав Сергеевич, год смерти 2012, нотариус: Самойлова Марина Константиновна. Так, может, это к тебе отношение имеет, как думаешь?

Небритое лицо Томилина сделалось растерянным и удивленным.

– Что?! Дядька помер? Ничего себе! Он же здоровый как бык был. Хотя когда это было!.. Это теперь, что же, выходит, я и правда один на свете остался?

7

Станислав Игоревич Маевский, подвижный и румяный, приятно пахнущий дорогой туалетной водой, точно колобок, вкатился в кабинет коммерческого директора фирмы «Секунда» и с порога жизнерадостно провозгласил:

– Доброе утро, Лидия Михайловна! Дела идут, как я вижу! И это хорошо. Рад видеть всех в добром здравии. Здравствуйте, Анна Петровна, здравствуй, Олег! Ну, что тут у нас?

Кроме директора, Лидии Михайловны Чекановой, красивой, но уже далеко не первой молодости женщины, в кабинете находились главбух фирмы Анна Петровна Воробьева, женщина совсем некрасивая и немолодая, и еще Олег Крутов, высокий, кучерявый красавчик, числившийся при Чекановой чем-то вроде личного секретаря, а на деле исполнявший обязанности более интимного характера. Маевский был в курсе, что подобные отношения сложились между ними еще при жизни Томилина. Не исключено, что покойник тоже был посвящен в этот секрет, а потому и не включил свою любовницу в завещание. Он не прощал малейшей неверности ни в делах, ни в дружбе, ни в любви, хотя сам давал очень мало. Замечал соринку в глазу любого, как говорится. Может быть, и к племяннику оказался благосклонен только потому, что давно не имел возможности к нему присмотреться. Подобный эффект Маевский замечал и на себе. Когда они с Томилиным долго не виделись, тот мог быть терпимым, но при ежедневном общении становился просто невыносим. И это несмотря на то, что, как юрист, Маевский был посвящен в святая святых фирмы. Томилина этот аспект не смущал. Он был уверен, что люди вокруг принадлежат ему с потрохами. Наверное, он был бы находкой для психиатра, но кому бы пришло в голову направить Томилина к психиатру? Такому смельчаку самому пришлось бы потом обращаться к врачам. Нет, смерть Томилина многих заставила испытать облегчение. Маевский своими глазами наблюдал, какая приподнятая атмосфера царила на похоронах старого чудака, и если бы не его выкрутасы с завещанием, все было бы вообще прекрасно.

Между тем обе женщины углубленно и сосредоточенно копались в каких-то бесконечных бумагах, параллельно то и дело посматривая на монитор компьютера, стоявшего на столе перед Чекановой. Олег, маячивший за спиной своей покровительницы, откровенно скучал, и приход Маевского заметно его обрадовал. Бумажные дела, особенно бухгалтерские, навевали на него смертельную скуку.

– Станислав Игоревич, что слышно? Когда эта жара наконец закончится? – спросил он у Маевского. – Я понимаю, лето, но это уже перебор, я считаю. Говорят, кое-где уже лесные пожары начались…

По-своему Крутов был счастливым человеком. Проблемы томилинского наследства волновали его меньше, чем жара на улицах. Ему было достаточно тех благодеяний, которыми его осыпала стареющая любовница. По-своему Маевский завидовал этому красавчику. Сам он никогда похвастаться успехом у женщин не мог – рожей не вышел. Крутов занимался спортом – тягал железо, боксировал, замечательно плавал, а Маевский изо всех видов спорта освоил только шахматы. На Крутове великолепно сидели костюмы, плащи, и даже плавки. Маевский весьма тщательно относился к подбору одежды, но любые «бриони» смотрелись на нем… ну, уж не как на корове седло, но сидели, если честно, так себе. При всем при этом всерьез к такому человеку, как Крутов, он, конечно, не мог относиться, а все-таки иной раз бывало обидно. Маевскому хотелось, чтобы красивые женщины замечали и его тоже. Замечали как мужчину, а не как проныру-адвоката, который на ходу подметки режет. Но так уж хитро устроена человеческая натура, что на самом деле этот свой главный талант Станислав Игоревич не променял бы ни на одну красавицу в мире. Ну, разве что предложили бы в придачу миллионов десять в швейцарском банке. Но почему-то подобных предложений Маевскому никто не торопился делать, и его отношения с красавицами оставались большей частью умозрительными. Впрочем, наследство Томилина открывало перед ним неплохие перспективы. Принимая плотное участие в его перераспределении, Станислав Игоревич надеялся, что место в кругу новых хозяев ему обеспечено. Владея малодоступной информацией, будучи неплохим юристом, зная подноготную фирмы «Секунда», он мог на это рассчитывать. Ради собственного спокойствия Орешин будет вынужден допустить его до кормушки. Такой вывод казался логически неоспоримым, но все-таки червячок сомнения грыз Маевского с той самой минуты, как он ввязался в эту выгодную, но юридически некорректную операцию. Большой практический опыт подсказывал ему, что в деловом мире далеко не все происходит согласно законам, будь это законы юридические или законы логики. Правила игры тут были своеобразные, зачастую меняющиеся согласно обстоятельствам или чьей-то злой воле, а логические нестыковки убирались грубо и просто, как обрубаются сучки на поваленном дереве. Вступая в игру, благодушествовать нельзя, но и постоянно переживать, поддаваться панике тоже не конструктивно. Тот, кто переживал, шампанского точно не пил. Станислав Игоревич был уверен, что ему еще не раз суждено отмечать победу в игре бокалом шампанского.

– Ну что, девушки, как наши дела? – шутливо обратился он к озабоченным женщинам, про себя отмечая малейшее изменение мимики на их лицах, каждую тень потаенной мысли в глазах. – Надеюсь, корабль уверенно держит курс? Ну еще бы, ведь руль теперь в столь прекрасных руках! Женщина-капитан, это необычно, но кому же в наше время править, как не женщинам!

Чеканова подняла на Маевского глаза. Они у нее были темные, как ночь, и совсем не добрые. Станислав Игоревич всегда гадал: тем же самым взглядом Чеканова смотрит на любовника, лежа с ним в постели, или как-то по-иному?

– Станислав Игоревич! Прошу заметить, что эти самые руки уже давно на руле, а вы только соизволили этот факт заметить! – резко ответила Лидия Михайловна. – Прозрели, что ли? И хотела бы заметить, что курс корабля поддерживается не только усилиями капитана. Команда тоже должна принимать участие, или я ошибаюсь?

Маевский всплеснул руками в притворном ужасе.

– Лидия Михайловна! Дорогая! Я никоим образом не собирался вас обидеть! Наоборот! Ваш упрек не по адресу. И должен заметить, относительно команды вы тоже несправедливы. Как мне кажется, мы все теперь особенно сплотились…

– Ах, перестаньте, Станислав Игоревич! – Чеканову даже передернуло от отвращения. Она вплотную приникла к монитору, чтобы не смотреть на юриста. – Всем давно все понятно. Принцип один – спасайся, кто может. А кто не может, все равно спасайся, потому что ближний наверняка постарается тебя утопить.

Анна Петровна, бухгалтер, промолчала, но очень внимательно посмотрела при этих словах на Чеканову. В ней не было того панического настроя, которым последние дни была охвачена начальница. Впрочем, и чрезмерных претензий в этом мире у нее тоже никогда не было. Она удовлетворялась тем, что имела, и страсти вокруг наследства покойного хозяина ее не касались. Для нее по-прежнему Чеканова и Маевский оставались просто коллегами по работе.

– У нас заметное снижение прибыли, Станислав Игоревич, – сообщила она, как бы оправдывая нервозность коммерческого директора. – По разным точкам от десяти до пятнадцати процентов с отрицательной тенденцией, что особенно неприятно. Кроме того, начались увольнения персонала, знаете ли. Пока единичные, но тут тоже просматривается тенденция. Людей можно понять, никто не знает, что будет завтра, кто будет новым хозяином, как он поведет себя… Ищут место понадежнее. А тут еще и конкуренты, сами понимаете…

– Это временные трудности, Анна Петровна, – оптимистически заявил Маевский, усаживаясь в свободное кресло. – В переломные моменты необходимо сохранять железную выдержку. Какие-то потери неизбежны, но мы должны держать удар и не потерять то главное, что у нас есть.

– А что у нас есть? – с надрывом отреагировала Лидия Михайловна, впиваясь в Маевского едва ли не ненавидящим взглядом. – До вас не дошло, что нам всем давно пора искать себе новую работу? Или вы рассчитываете на то, что ваши друзья в администрации выхлопочут вам синекуру в новой структуре? Надеетесь сторговаться с наследником?

– Почему бы и нет? – пожал плечами Станислав Игоревич. – Сторговаться можно с кем угодно. Бывали случаи, когда человек заключал сделку с самим чертом… – он улыбнулся. – Но в нашем варианте все проще.

– Вы так считаете? – язвительно произнесла Чеканова. – Я бы тоже хотела надеяться. Только все это риторика, не более! Мы тут работаем, пока не явился этот чертов наследничек. А дальше тут просто все рухнет, вот увидите! Как в сказке. Карета превратится в тыкву, принцесса в Золушку, а фирма в развалины.

– Это просто нервы, Лидия Михайловна! – сочувственно проговорил Маевский, ерзая в кресле. – Я понимаю ваши чувства, вы больше любого из нас заслуживали благодарности Вячеслава Сергеевича. Но покойник распорядился иначе, – он развел руками. – Трудно спорить с покойником.

– Не надо этих фальшивых признаний, Станислав Игоревич! Представляю, как вы счастливы от мысли, что Томилин именно меня оставил с носом! А я действительно считаю, что это подлость! Я ожидала чего-то подобного, но такого цинизма от нашего дорогого…

Горло ее перехватил спазм, похожий на рыдание. Внимательный Крутов поспешил откупорить бутылку минеральной воды, наполнить стакан и заботливо поставить его перед Чекановой. Однако она уже взяла себя в руки.

– Я, конечно, так просто не сдамся, – заявила она. – Я лапки складывать не собираюсь. Я сделаю все, чтобы показать этому томилинскому выродку, что именно он теряет. Он, конечно, начнет изображать из себя крутого, будет растопыривать пальцы… Уверена – он заявит, что прекрасно справится со всем сам… Надежда на то, что он все-таки хоть чуточку взялся за ум, хоть немного повзрослел. Но боюсь, уповать на это не стоит…

– Вы говорите так, Лидия Михайловна, будто хорошо знаете младшего Томилина, – осторожно вставил Маевский.

Он испытующе уставился на Чеканову, ожидая, что она скажет. Женщина бросила на него ответный взгляд, в котором сквозило недоумение.

– Ну да, я знала племянника Вячеслава Сергеевича, – сказала она. – Между прочим, в те времена, когда он учился, а потом начал куролесить, мы жили с ним в одном доме. Слава богу, не в одном подъезде, но знала я его прекрасно. Трудно было не знать этого подонка. Он заявлял о себе буквально ежедневно. Дрался, пьянствовал, приставал к женщинам… Вячеслав Сергеевич был тогда прокурором города, видимо, на его поддержку племянничек и рассчитывал. Что ж, это были их дела. Я просто хочу сказать, что у меня мало иллюзий в отношении нового… хозяина, как ни противно мне произносить это слово. Время, конечно, идет, все меняется, но не такие придурки, увы! Еще раз повторяю, я буду бороться. Хотя бы из принципа. Я не игрушка в руках рода Томилиных!

Состояние ее, казалось, близилось к истерике. Крутов снова заволновался и еще раз попытался напоить Чеканову водой. Она оттолкнула стакан, едва не опрокинув его. Олег с упреком посмотрел на Маевского, но ничего не сказал. Анна Петровна, поджав губы, ожидала окончания конфликтной ситуации. Она всегда была настроена на решение конкретных задач, и мексиканские страсти истинных и воображаемых наследников ее не трогали. Она и сериалов-то никогда не смотрела. В глубине души женщина сочувствовала Чекановой, полагая, что та и в самом деле могла рассчитывать на большую благодарность со стороны своего бывшего любовника, но нервничать по поводу несбывшихся надежд считала глупым и непродуктивным делом. Чеканова же после похорон Томилина была сама не своя, часто срывалась, кричала на подчиненных, и даже, как заметила Анна Петровна, начала время от времени прикладываться к спиртному, чего прежде никогда себе не позволяла, во всяком случае, на рабочем месте. Человек, который в ее личной жизни занял теперь место Томилина, повлиять на Чеканову не мог в принципе, не тот у него был характер. Да и не имел таких намерений. Анна Петровна была уверена, что Крутов просто нашел себе теплое местечко. Придет время, и он наверняка подыщет себе что-то получше. Было странно, что Чеканова не понимает такой простой истины. Анне Петровне больше был по душе Маевский, который, по крайней мере, постоянно был рядом, интересовался делами и не собирался бежать с тонущего корабля, хотя Чеканова и подозревала его именно в этом. Анна Петровна понимала, что Маевский человек не простой, но ничего предосудительного за ним пока не замечала. Предвзятое отношение к нему Чекановой было вызвано, по ее мнению, теми же психологическими причинами. Наверное, сейчас все окружающие Чеканову люди казались ей предателями.

Анна Петровна была очень внимательна в мире цифр, но в человеческой психологии разбиралась слабо, частенько принимая желаемое за действительное. Вот и сейчас от ее внимания ускользнуло странное волнение, вдруг охватившее благодушного до сих пор Маевского. С лица его исчезла улыбка, он засуетился, заговорил невпопад и вскоре, сославшись на неотложные дела, распрощался. Чеканова почти не обратила на его уход внимания, во всяком случае, сделала вид, а Крутов был слишком озабочен настроением любовницы, чтобы замечать еще что-то.

Между тем Станислав Игоревич действительно был взволнован чрезвычайно. Вопреки договоренности он даже сразу позвонил по сотовому телефону Орешину и попросил о немедленной встрече. Тот был крайне недружелюбен и холодно сообщил, что занят.

«Дистанцируется, подлец! – со смешанным чувством досады и восхищения подумал Маевский. – Как ведь хочется и капиталец приобрести, и невинность соблюсти! Только такое ведь редко бывает, Дмитрий Николаевич! Придется и вам чуть-чуть замараться…»

– Обязательно нужно увидеться, – пояснил он. – Вскрылись неприятные обстоятельства.

– Ладно, ровно через час у театра, – буркнул Орешин. – Надеюсь, что хлопоты не будут пустыми.

До разговора с Чекановой Маевский собирался перекусить, но теперь у него пропал аппетит, и целый час пришлось просто убивать время, потому что делать Станислав Игоревич ничего не мог. Его терзала одна-единственная мысль, которой ему было необходимо немедленно поделиться.

Через час он присел на раскаленную скамеечку в пронизанном солнцем сквере. Зад немилосердно жгло, но Маевский стоически терпел – его почему-то охватило такое волнение, что дрожали ноги. Впрочем, увидев быстро шагающего по аллее Орешина, Станислав Игоревич почти успокоился.

Приблизившись, заместитель мэра не подал руки, а только коротко кивнул и, благоразумно воздерживаясь от сидения на нагретой скамье, произнес:

– Ну?

– Беда, Дмитрий Николаевич! – живо поднимаясь, сказал Маевский. – Плохие у меня новости!

– Что еще случилось? Давай без этих, без предисловий, знаешь… Что-то я сегодня себя неважно чувствую. Сердечко, вот… А тут ты с новостями. Что, в самом деле реальная проблема?

– Проблема, Дмитрий Николаевич, она самая, – энергично закивал Маевский. – Я тут в фирму зашел, ну, проведать, как дела, как настроение у коллектива. На этом фронте тоже не все благополучно – доход упал, люди увольняться начали…

– Черт с ними! – оборвал Орешин. – Снявши голову, по волосам не плачут. Все это неизбежные издержки. Ты об этом хотел сказать?

– Нет-нет! Тут совсем другое… Поговорил я, значит, с Чекановой – нервничает бабенка чрезмерно, между прочим, – ну и в разговоре меня как обухом по голове! Вы в курсе, Дмитрий Николаевич, что Чеканова отлично знает младшего Томилина?

Орешин резко повернул голову.

– Что? Откуда это она его знает? Что за чушь? Она на двенадцать лет старше этого ублюдка. Она с его дядей сошлась всего лет пять-шесть назад. Откуда ей знать Владимира?

– Не чушь, Дмитрий Николаевич! Дело в том, что жила она с ним в одном доме. Это как раз перед тем, как он чуть на нары не загремел. Видела его чуть не каждый день. Он там заметной фигурой был, весь дом в напряжении держал. Я что думаю – вряд ли она может в таком случае его не узнать, верно? Значит, какие-то коррективы нужно вносить…

– Т-твою мать! – в сердцах выругался Орешин и беспомощно оглянулся по сторонам. – Коррективы он вносить собрался! Это же надо! В одном доме… А ведомо тебе, Маевский, что гонцам за плохую весть раньше голову рубили?

Будто обессилев в один миг, Дмитрий Николаевич все-таки, морщась, уселся на горячую скамью и опустил плечи. Станислав Игоревич настороженно посмотрел на него сверху вниз и отметил про себя, что Орешин казался сейчас измученным, изрядно постаревшим человеком. Тем не менее выглядывающие из-под коротких рукавов рубашки загорелые ручищи, до локтей покрытые седыми вьющимися волосами, производили мощное впечатление. Маевский, с детства недолюбливающий физкультуру и тяжелую физическую работу, всегда немного завидовал богатырской стати Орешина. А тот никогда не упускал случая напомнить о своем босоногом деревенском детстве, в котором ему приходилось заниматься настоящим крестьянским трудом. Правда, в последнее время на воспоминания его не тянуло, все силы отнимало настоящее.

– За что же мне голову рубить, Дмитрий Николаевич? – тревожно спросил Маевский. – Кабы не я, могло бы очень нехорошо выйти. Чеканова ведь будет в директорах сидеть до последнего. Так и сказала – иду на принцип. Ну вот пойдет она на принцип, а тут наш Томилин заявляется. Не настоящий, а наш!

– Ладно, не галди! – перебил Орешин. – Все я понял. Переварить дай, подумать!

Но думать, вопреки своим словам, не стал, а сразу опять заговорил – с интонацией глубоко обиженного человека:

– Это, значит, что же получается? У нас документы готовы, такие, что ни одна собака не подкопается, человек со дня на день приезжает, роль свою вызубрил, понимаешь, все на мази, а тут…

Он бормотал, как человек, разговаривающий с самим собой, не замечая стоящего рядом Маевского. Потом вдруг достал из кармана телефон и позвонил.

– Подгребай сюда! Хватит прохлаждаться! Решать что-то надо!

Ждать пришлось недолго. Через полминуты они увидели торопливо приближающегося Жмыхова. Тот был в «гражданке», на носу – черные очки. Видимо, собираясь на свидание, Орешин захватил его с собой, но оставил в машине.

– Без тебя не обойдется, не надейся! – буркнул Орешин, когда к ним присоединился полицейский. – Вот, сюрприз тут у нас! Может, у тебя светлая мысль родится? У меня мозги плавятся, честно признаюсь! Еще жара эта, черт ее дери!

Жмыхов вопросительно взглянул на Маевского. Тот вкратце изложил ему суть дела. Выслушав, Андрей нахмурился и перевел взгляд на Орешина.

– Чего смотришь? – зло спросил тот. – Какие будут идеи? Или отдадим инициативу этой стареющей шлюхе? Пусть все катится, как катится? Ну, думайте!

– Предлагаю Лидию Михайловну купить, – проявил инициативу Маевский. – За хорошую сумму она должна согласиться признать нашего человека Владимиром Томилиным. По-моему, это самый реальный вариант.

– А по-моему, ты просто реальный дурак! – грубо сказал Орешин. – А из каких ресурсов возьмется та самая хорошая сумма, хотел бы я знать? Другими словами, ты предлагаешь взять ее в долю. Предлагаешь ей вступить в красный пул. А кто тебя на это уполномочил? Никто! Она человек не нашего круга, посторонний человек, пешка. Мы не можем раздавать доли направо и налево. Во-первых, это просто глупо, а во-вторых, неизбежна огласка. Нет, нужно что-то другое…

– Нужно сделать так, чтобы она уехала куда-нибудь, – сказал Жмыхов. – Хотя бы на время… Может, путевка? В какой-нибудь райский уголок?

– Да куда она уедет! – возразил Маевский. – Вбила себе в голову, что должна утереть нос наследнику. Нет, ее сейчас из города не вытолкнешь! Может быть, тогда придержать нашего человека?

– Как придержать? – прищурившись, зло спросил Орешин. – Ты вообще понимаешь, что говоришь? Его придержать, а кого взамен? Время-то идет! Каждый день, потерянный впустую, приближает нас к краху.

– Можно попробовать найти настоящего Владимира и договориться с ним. Он, я думаю, спился давно. И уголовщина за ним наверняка какая-нибудь числится. С этими людьми всегда так. Я хочу сказать, что, скорее всего, им можно будет без труда манипулировать…

– Нет, что у тебя с головой, юрист? – презрительным тоном осведомился Орешин. – Несешь бог весть что! Манипулировать он будет!.. Нет ничего опаснее спившегося человека, Маевский! В самый решительный момент он такое тебе выкинет… Но я даже не об этом. Ты забыл, что ли, – мы нашли человека, который должен заменить Томилина. Этот человек посвящен в нашу тайну. Он вызубрил свою роль. Он будет молчать. Мы купили это молчание. И Жмыхов за него ручается, хотя, может быть, плохо спится ему из-за этого ночами. А вот ты предлагаешь отодвинуть этого человека в сторону. Пусть себе идет – с той информацией, что мы ему предоставили, да?

– Нет, но… что же делать? – промямлил Маевский.

Разговор неизбежно переходил куда-то в совершенно непредсказуемую, опасную область. Станислав Игоревич понимал, что дело, в которое он ввязался, опасно по своей сути, и иным быть не может, но ему ужасно хотелось, чтобы неприятности обошли его стороной.

– Мой человек должен завтра приехать, – вдруг мрачно сообщил Андрей.

– Скажешь ему, что приезд откладывается, – бросил Орешин и тут же добавил назидательным тоном: – Но вы учтите, други мои, что вечно откладывать да выжидать не получится. Нужны активные действия. Если будем жевать сопли, кто-то более расторопный обойдет нас. Так всегда бывает. Мы даже не будем знать, откуда что взялось. Тот, кто везде опаздывает, не получает ничего. Поэтому призываю вас к активности, ребята! Уж если впряглись, давайте, тяните лямку!

– Может быть, накопать на Чеканову какой-то компромат? – нехотя сказал Жмыхов. – Должно же на ней что-то быть – налоги, ну, я не знаю, взятки… Бизнес же… В крайнем случае по обычному сценарию можно – пакетик с порошком подбросить, ствол паленый… Мера пресечения – под стражей, допросы – ей уж не до амбиций будет.

– Это хорошая мысль, – одобрительно кивнул Орешин. – Только об одном ты забыл. Вот-вот в городе прокурор сменится и начальник УВД за ним. Вначале оба непременно везде носы совать будут. Слишком велика вероятность, что они это твое дело развалят. Прими во внимание также, что Чеканова тоже не станет сидеть сложа лапки. Она адвокатов привлечет. Нет, я против. Решать надо кардинально. В том же ключе, в криминальном, но кардинально. Понял меня?

– Да понял я, – с неприязнью сказал Жмыхов. – Не хотелось бы… Кардинально.

– Не хотелось? – зловещим шепотом произнес Орешин. Глаза его из-под густых бровей демонически засверкали. – А чего бы тебе хотелось? Чтобы все к рукам прибрал этот хлюст Володя Томилин? Лоскутов отзвонился – ищет на Урале Томилина. Точные сведения, что он там. Виталик тоже идиот, умудрился на ровном месте шишек набить. Машину потерял, ранен… Прокопенко плохо его понял, но один вывод ясен – Томилин жив, и все его ищут.

– В каком смысле все? Это вы Дроздова имеете в виду, мужа Самойловой?

– Дроздов само собой. Вот еще заноза в заднице! Между прочим, Лоскутов к нему теперь прилепился. Вместе по Уралу бродят! Ну, естественно, Дроздов не знает Виталика. Или притворяется, будто не знает. Но дело в том, что Лоскутов сообщает, будто Томилина еще какие-то люди ищут. Та самая машина с московскими номерами – ну, дошло?

– Да меня же не было, – напомнил Жмыхов. – А что за машина – выяснили?

– Да кто больно-то выяснял? Все быстро делалось. А вот теперь разгребай – Томилин, Дроздов, Чеканова, Москва при чем-то… Если Томилин здесь завтра появится, тогда что? С ним не договоришься. Если у него хоть капля дядиного характера – бесполезно надеяться. Но о Томилине разговор впереди. Ты с Чекановой решай. Кардинально.

Жмыхов поднял голову, всмотрелся в пустое небо над собой и сказал скучным голосом:

– Ладно. Решим.