Текст книги "Наследство убитого мужа"

Автор книги: Кирилл Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Он икнул и хлопнулся носом в поленницу.

Я тупо смотрела на него, постепенно возвращаясь к жизни, и не могла поверить, что собственными руками завалила целого офицера полиции! В округе было безлюдно. Далеко в лесу трещали выстрелы, доносились отдаленные крики. Что-то надоумило меня вытянуть руку и забраться в боковой карман штормовки Ваймана. В кармане что-то было. Два предмета – оба металлические, хотя и разных конфигураций. Я осторожно вынула их. Один предмет был окрашен в грязно-зеленый цвет, имел овальную обтекаемую форму и отверстие на конце, закрытое пластмассовой пробкой. У второго предмета не было ничего общего с первым. Стержень с резьбой посередине, приделанный к нему рычажок и болтающееся колечко, похожее на примитивную сережку. Я ничего не понимала в устройстве наступательных гранат, но смутное чувство подсказывало, что эти две штуки просто созданы друг для друга. И отверстие, заткнутое пробкой, совпадало по диаметру с резьбой на стержне. Судя по всему, крупный самец, которого я завалила, израсходовал не все свои гранаты. Обозрев окрестности, я извлекла из внутреннего кармана целлофановый пакет (всегда ношу на всякий случай), сунула в него приобретения и спрятала подальше. Дорога на север была свободна. Маячил реальный шанс выбраться из заповедника – пока пьяные менты разбираются со своими жертвами. Ваймана я отключила надолго, он не шевелился. Я выскользнула из-под навеса, повертелась на месте. Бежать за ружьем, оставшимся на месте первого «спарринга»? Лишний громоздкий груз, к тому же я все равно не умела стрелять и припустила по тропе…

И вдруг в приземистой избушке прямо по курсу хлопнула дверь, и на крыльцо вывалились двое в серой полицейской форме!

Я встала как вкопанная – вот уж чего не ожидала… Это были те двое, что прибыли в грузовике. Транспорт остался на дороге, а в избиении и стрельбе они не участвовали. Я не помнила, как они уходили в избушку! Еще одна немая сцена. До крыльца оставалось метров семьдесят. Они заметили меня посреди тропы и тоже удивились. Переглянулись и стали усердно чесать вихрастые затылки. Возможно, они не были в курсе ВСЕХ событий, происходящих в заповеднике, но одинокая всклокоченная женщина посреди тропы, охваченная столбовой болезнью, показалась им странной. Они внимательно огляделись по сторонам – выявить неподвижное тело под навесом было несложно – и забеспокоились. На поясе у каждого висело по кобуре, но тянуться к оружию они не спешили…

Я выбралась из ступора и попятилась. Полицейские тоже вышли из «затруднительного» положения и спрыгнули с крыльца. Проскочить по тропе я уже не успевала – они бы перекрыли дорогу. Оставалось бежать на юг – к лесу, напичканному полицейскими и их жертвами!

Я мчалась как горная коза! Просвистела мимо навеса с телом «приболевшего» Ваймана, мимо ружья, от которого все равно не было толку. Я даже не знала, каким концом оно стреляет! Я затравленно металась по пустырю. Куда бежать? Слева отвесные скалы, справа бесновалась река, лес на юге напичкан сюрпризами… А двое в форме грузно топали, расстегивая свои вместилища для пистолетов. Один из них звонил по телефону. Будь что будет! Бросилась я к обрыву… и отшатнулась. Река неслась по камням далеко внизу, прыгать с такой высоты – красивейшее из самоубийств. Давясь слезами, я помчалась дальше – по кромке пропасти, к лесу, в котором меня определенно не ждало ничего хорошего. Я продолжала озираться. Погоня отстала, «копы» выдохлись. Один держался за свои колени, другой хрипел в трубку. Ну все, сообразила я, в лесу уже готовится комитет по встрече. Или не успеют? Это все-таки лес, а у меня уже наработан небольшой опыт «лесной жизни»…

Я перепрыгнула через канаву и вкатилась в кустарник на опушке. Было больно, трещала ткань, но, черт возьми, я еще была на свободе!

Деревья сомкнулись, заслонили парней в форме, от вида которой меня уже серьезно подташнивало. Я рухнула в пропахший гнилью мох и поползла по-пластунски, обрастая грязью. Похоже, я открывала в себе неведомые грани. Чего не сделаешь, чтобы выжить и сохранить свою «девичью честь»! Где-то по курсу и немного в стороне трещали ветки, перекликались люди. Временами бабахало. Я заползла за дерево причудливой конфигурации метрах в сорока от опушки, скорчилась в глубокой выемке между корнями и принялась наваливать на себя листву и хвою. Лес оказался смешанным: осины чередовались хвойными деревьями, в изобилии произрастал кустарник. Я зарывалась все глубже – верхний слой гумуса оказался рыхлым и податливым. Лихорадка не унималась, воображение рисовало жуткие картины, возможно, именно поэтому мне и удалось невозможное – я полностью скрылась с глаз. «Повелители» грузовой будки меня не преследовали – вероятно, добежали до опушки и встали, посчитав, что телефонного звонка достаточно. Есть охотники, пусть и разбираются. Я свернулась вчетверо, тряслась от страха и внезапно одолевшего холода, делала попытки поработать головой. В мозгу засела прилипчивая песня: «Скоро рассвет, выхода нет…» Прогнать ее не удавалось. До рассвета целая вечность, обед бы пережить! Глина с перегноем сыпались за воротник, хрустели на зубах. Боже, где моя мизофобия, я совсем про нее забыла! На мне копошились какие-то твари – я их чувствовала, чесалось во всех местах. Дышать было нечем. Почему я решила, что снаружи меня не видно?

Нужно мыслить логически, подумала я. Если менты устроили охоту в этом лесу, значит, лес – определенно «одноходка», участок местности с единственным выходом. Выходит, на юге тупик. Метров через сто, триста, пятьсот – неважно. Когда я вбегала в лес, слева были скалы, справа пропасть над рекой – сущая находка для самоубийцы. Что на юге? Отвесные скалы подпирают лес? Река дает излучину и блокирует дорогу? Не столь важно. Я попала в западню, и вопрос моей поимки становился исключительно вопросом времени. Я сама загнала себя в западню – хотя и не было другого выхода. Не провозись я так долго над бесчувственным Вайманом, успела бы проскочить. Но теперь об этом думать поздно…

– Она где-то здесь! – раздался противный вопль, и я похолодела.

Кто-то бежал, продираясь через ветки кустарника, хрустел валежник под ногами. С противоположной стороны подбегал другой.

– Эльвира Алексеевна, ваша знакомая здесь, в лесу! – сообщил мужской голос. – Она сбежала от Ваймана, представляете? Уделала его напрочь, как ей это удалось? Он весь в крови, на нем места живого нет!

– Знаю… – процедила, тяжело дыша, Эльвира, – Парни из СИЗО уже сообщили… Ай да Женечка, ай да сукина дочь… – В голосе соседки звучали нотки удивления и уважения. – Вот уж от кого не ожидала… Завалить такого быка… Ну что ж, Алексей, значит, охота становится интереснее. Из леса ей не выбраться, пустырь перекрыт. Сообщи всем, что девчонка тоже объект охоты. Но чтобы не трогали ее: пусть поймают – и под мои светлые очи…

– Понятно, Эльвира Алексеевна, все сделаем…

Хворост под ногами трещал, как автоматные очереди. В чаще хлопали выстрелы, доносились отрывистые крики, разражались взрывы хохота. Меня не замели, но опять же – вопрос времени. Импонирует, конечно, когда в 32 года тебя называют девчонкой… Видимо, стоило углубиться в лес и где-нибудь в чаще вырыть себе землянку. Вблизи опушки было крайне неуютно. Но только я начала выкапываться, как окрестности огласил истошный, берущий за душу вопль, хлопнуло духовое ружье – и вопль перерос в откровенно страдальческий. «Вот так и лежи, падла!» – хохотал охотник. Ломались ветки, чавкал мох – он рвался через тернии в мою сторону! А я уже практически выкопалась, хлопала глазами. Возможно, голова моя отчасти напоминала моховую кочку и не вызвала у охотника вопросов. Возможно, он просто не смотрел под ноги. Грузный увалень, тяжело отдуваясь, проволокся мимо, овевая пространство ароматом перегара. В маленьких глазках бесился огонек азарта. Человек купался в адреналине. Неужели это так приятно – гнать и мучить себе подобных? Он повернул, двинулся вдоль опушки, но вдруг споткнулся о засыпанную листвой корягу и схватился за торчащую из ствола ветку. Чертыхнулся, что-то буркнул про «вселенское западло» и побежал дальше, широко расставляя ноги.

А я смотрела квадратными глазами на компактный смартфон, выпавший из его кармана. Он упал боком, привалился к коряге. Матово поблескивал темный экран.

Господи, какая удача… Я выкопалась из ямы, встала на четвереньки, быстро огляделась и поползла. Это действительно был смартфон, никакой не обман зрения! Я схватила его и через несколько секунд опять зарылась в яму, оставив на поверхности только часть головы. Телефон работал, батарейка не села! Обычная «рабочая лошадка» с тремя рабочими столами, никаких наворотов. Доступ не запаролен. Диктофон, фонарик, фотокамера, видеокамера… Я жадно елозила пальцами по экрану. Господи, невероятно, теперь я могу позвонить… И вдруг укололо что-то под лопатку. Кому?? Ты одна на всем белом свете. У тебя нет ни связей, ни могущественных друзей! В полицию? Вот она, рядом. Обязательно придут на помощь, потом догонят и еще раз придут. Прокурору Вадику Суховееву? Ага, и этот сразу расстарается. Голову в песок зароет, страус несчастный, краном не вытащишь! Шуре Казначеевой? Точно, Шуре!

Я помнила наизусть телефон своей лучшей подруги. Пальцы срывались, набирали какую-то чушь. Но в итоге я справилась. Длинные гудки, мне казалось, они гремят на весь лес! Быстрее же, Шурочка, быстрее… Лучшая подруга не отзывалась. И что в ней лучшего после этого? Сволочь ты, Шура, нежишься на своем Бали! Я глотала слезы. Кому же позвонить, чтобы вытащили меня отсюда? В управление собственной безопасности? В Центроспас? «Морским котикам» Соединенных Штатов Америки? Клянусь, я бы точно куда-нибудь дозвонилась. Но в лесу опять воцарилась суматоха, и пришлось уходить под землю, забрасывая себя дарами природы. Пронзительный визг, гогот, звуки борьбы. Грохнул выстрел – не из травматика, всамделишный! Опять меня окружали – орали на юге и на севере. Я дрожала как осиновый лист, поминала всуе свою покойную мамочку, папочку, всех своих нерожденных детей… Люди топали практически по голове – они запыхались, устали.

– Эльвира Алексеевна! – вопил молодой подонок. – Мы всех доходяг перещелкали, с ними уже не интересно! Что с ними делать?

– Тащите на поляну! – орала Эльвира. – К этой чертовой трехрукой сосне! Не забудьте пересчитать! Кто-нибудь видел девчонку?

– Нет, Эльвира Алексеевна, ваша знакомая куда-то пропала!

– Я вам покажу «пропала»! Здесь она! Отловить! Немедленно! Вы что как неживые сегодня, мужики?

– Да куда она денется, Эльвира Алексеевна! Щас поймаем!

– Она здесь!! – завопили вдруг где-то на востоке. – Я ее видел, по оврагу побежала! Там кустарник! Окружай ее, братва!!

– Взять ее!!! – заголосила фальцетом Эльвира. – Да не валите всей толпой! Шесть человек достаточно! Остальные – сгоняйте это быдло на поляну!

Улюлюкали загонщики – игра в индейцев продолжалась. Где-то за деревьями хохотали женщины – Галина с Инной. Им все происходящее доставляло колоссальное удовольствие. Вокруг меня установилась подозрительная тишина. Я извлекла из-под земли фрагмент головы, поморгала. Непонятно, как меня могли заметить где-то там, если я нахожусь где-то здесь? По лесу бегает мой двойник? Но вскоре ветерок из гущи леса на восточной стороне принес разочарованные крики. Объект поймали, но он оказался не мной. Я вспомнила: на одном из несчастных, угодивших под раздачу, была поношенная грязно-зеленая ветровка – того же оттенка, что и на мне. Перепутали сослепу.

– Прочесать всю опушку, мать вашу! – прорвался сквозь чащобу разгневанный вопль.

Мою соседку пустая беготня начинала раздражать. До меня дошло: а ведь я сама на опушке! Снова ужас забрался под кожу, теперь меня наверняка поймают! Я лихорадочно соображала. Большинство врагов где-то слева, в восточной части леса. Нужно бежать на юг, вырыть в чащобе землянку… Я пулей вылетела из насиженного убежища и припустила в глубь леса. Петляла меж деревьев, перепрыгивала через мелкие кустики и очень скоро запыхалась, в груди все тряслось. Шумели слева, шумели за спиной, а я опять попала в «мертвую зону». Хватит, нельзя бежать, довольно искушать судьбу. Я подалась вперед на четвереньках, спустилась в канаву, вскарабкалась на косогор. Справа был кустарник, в котором можно было отдышаться. Я завернула за дерево…

И остановилась, неприятно пораженная. Видно, со слухом моим что-то сделалось. За деревом лежал человек, измазанный кровью и грязью. Чубатый долговязый узбек, успевший схлопотать еще до начала спектакля. Он стонал, пытаясь подняться. Волосы превратились в паклю. Рубашка на груди была разорвана, и тело под ней представляло собой сплошной фиолетовый синяк. Обнаружив, что рядом кто-то есть, он взвыл на монотонной ноте – протяжно так, тоскливо. Приподнял голову… и отвесил челюсть. Кровь сочилась из губы, из раздавленного носа. Он обнял ствол осины и начал подниматься на подвернутых ногах, что-то шамкая синими губами. Я смотрела на него со страхом. Он протянул мне руку, но я не отважилась ее принять. Помимо прочих неприятностей, у него была сломана нога ниже колена – на голени выделялся безобразный волдырь. Возможно, я правильно сделала, что не стала вытаскивать его на себе с поля боя. Мучительный стон привлек внимание. Затряслись кусты, перекликались хриплые голоса. Я опомнилась, сделала такой прыжок в сторону, что голова закружилась, и свалилась точно в кустарник – наполовину мертвый, с голыми засохшими ветвями. Какая тут боль? Я про нее мгновенно забыла, когда увидела, как из-за деревьев выбежали Михеич с раскрасневшимся от возбуждения Колодяжным, повертелись и бросились к дереву, по которому сползал незадачливый гастарбайтер.

Он жалобно залопотал, узрев два ствола, нацеленных в голову, и стал кивать на кустарник. Я чуть не задохнулась от возмущения. Ах ты, стукач несчастный! Ни себе ни людям! По-русски он, к счастью, шарил с трудом или вообще никак. «Копы» не стали вникать в его жесты – слишком возбуждены были, чтобы что-то понимать.

– Краса-авец… – с прищуром процедил Колодяжный.

– Ага, и угадай с трех раз, приедет ли он еще когда-нибудь в эту страну, – рассмеялся Михеич и занес приклад, чтобы двинуть бедолаге по физиономии. Тот зажмурился и оттопырил губу, как будто она могла смягчить удар.

– Гм, – сдержанно проговорил Колодяжный, – не стал бы этого делать.

– Причина? – удивился Михеич, опуская ружье.

– Сам подумай. По башке ему дашь – и придется тащить на себе. А так он сам дойдет. С него уже хватит, он все понял и раскаялся.

– Думаешь? – засомневался Михеич. В словах партнера по охоте имелось рациональное зерно. Переносить тяжести уже не хотелось. – Можешь идти? – поинтересовался он у узбека. Тот сообразил, что избиение откладывается, и энергично закивал.

– Так пошел! – проорал ему в лицо Колодяжный и ткнул пальцем, в какую именно сторону.

Бедолага шел самостоятельно. Его рвало кровью. Он опирался на сломанную ногу и ревел от боли. Двое упырей подталкивали его стволами. Я больше не могла на это смотреть. Меня трясло – и вместе со мной трясся мертвый кустарник. Хорошо, что они не обернулись. Меня тошнило долго и мощно, выворачивало до режущей боли в горле. Я выползла из кустарника, закопалась в первую попавшуюся канаву и долго усмиряла озноб. Мне уже было все равно. Я достала телефон и позвонила 02. Отозвался живой человек, не автомат. У него был убедительный серьезный голос.

– Здравствуйте, – сказала я, – помогите, пожалуйста…

– Кто вы? Где вы находитесь? Что случилось? – осведомился дежурный по городу.

– Я в Громовском заказнике, – пробормотала я. – Это заповедная территория на юге Араканского бора… Здесь полиция творит беззаконие, она калечит и мучает людей…

– Кто вы? Представьтесь, – настаивал абонент.

– Это не важно, – бубнила я. – Меня похитила майор полиции Эльвира Абакумова… Она работает, если не путаю, в Центральном РОВД… Здесь целая банда ее коллег и подчиненных… Майор Калинин, майор Джулай, капитаны Шалашевич, Пузень, Плющихин… Они пьяны и ведут себя как последние сволочи… Я не знаю, зачем меня похитили, но это так… Меня пытались изнасиловать, им это не удалось… Пока не удалось…

– То есть вы не теряете надежды? – пошутил собеседник.

– Простите, не понимаю… Сюда доставили заключенных из следственного изолятора, их гоняют по лесу, избивают, расстреливают из травматического оружия… Над ними измываются так, словно они не люди…

– Простите, когда это было? – перебил дежурный.

– Что значит, когда? Это происходит сейчас…

– Ага, – намотал на ус дежурный. – Стало быть, это происходит в режиме реального времени.

– Послушайте, вы же не думаете… что я сочиняю?

– Что вы хотите?

– Господи, вытащите меня отсюда… Мне страшно… Здесь происходит что-то невероятное…

– Вы пьяны? – помедлив, спросил дежурный.

– О чем вы говорите? – У меня по щекам текли слезы. – Нет конечно…

– Вы принимали сегодня наркотики, лекарства, какие-нибудь психотропные или возбуждающие средства?

– Как вы можете… Я прошу вас помочь…

– Девушка, вы просите помочь вам понять, о чем вы говорите? – в голосе дежурного зазвенели юмористические нотки.

– Во-первых, я вам не девушка… – зашипела я, начиная потихоньку звереть.

– Не девушка? – удивился дежурный. – Поздравляю вас. А теперь послушайте меня внимательно, женщина. Полицейские нашего города и области не могут делать то, что вы им инкриминируете. После переаттестации в полиции работают исключительно порядочные и ответственные люди. Во-вторых, если вас похитили, почему вы звоните?

– Да какая вам разница… Я сбежала, один из полицейских обронил телефон…

– То есть вы похитили телефон у сотрудника полиции?

– Вы издеваетесь? – догадалась я.

– Назовите себя.

– Мария Пупкина…

– У вас имеются доказательства того, что вы наговорили, Мария?

– Я их добуду… – застонала я.

– Вот когда добудете, тогда и звоните, милости просим. Надоели уже эти алкоголички и наркоманки… – И дежурный со злостью швырнул трубку.

И на что я убила пять минут своей единственной жизни? Возможно, ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ пять минут! Я смотрела, скрипя зубами, на погасший экран и чуть не треснула телефон о дерево! Нет уж, такого удовольствия я им не доставлю. Будут им доказательства! С этой минуты я и рассвирепела. Хватит быть наивной и пугливой кошечкой! Я пустилась дальше короткими перебежками, обогнула груду бурелома, подозрительную низину, в которой вились рои то ли слепней, то ли ос. Сделала остановку, прислушалась. Справа за деревьями бурлила река – возможно, имело смысл выбраться туда и посмотреть, не сглаживается ли обрыв. Прямо по курсу начиналась скалистая местность. Бурые комковатые глыбы вырастали из земли, раздвигали деревья. Дорогу по «траверсу» пересекала глубокая каменистая канава. Слева тоже что-то бурчало. Этот звук имел иную природу, говорили люди. Я не добралась до канавы, мгновенно растянулась и стала отползать за покатую кочку. Прозвучал сдавленный вскрик, из кустов вылетел мужчина в порванной одежде и покатился по земле. Следом выпрыгнули двое полицейских в приподнятом настроении – один из них мгновение назад отвесил бедолаге задорного пинка. В мою сторону они не смотрели. Сухощавый субъект с окладистой бородкой забросил за плечо ружье и поправил ножны на поясе. Раскрасневшийся майор Джулай молодецки крякнул, схватил упавшего за грудки, рывком поднял, выбил почву из-под ног и снова бросил. Мужчина жалобно заныл, ударившись позвоночником. А я уже снимала все происходящее на видео, спрятавшись за кочку. Возможно, я рисковала, но эти двое даже не думали смотреть в мою сторону. Вам нужны доказательства? Их есть у меня! У камеры даже зум имелся – я максимально приблизила изображение. Методично, закусив губу, я снимала крупным планом оскалы ментов, избиваемого парня. Джулай пинал его ногами. Тот вертелся, закрывался руками. Парень был «славянской внешности», но в данной ситуации это не шло ему на пользу. Возможно, он был преступником, кто его знает. Но кем тогда был майор Джулай, избивающий его с садистским упоением? Парень оказался крепким орешком, он отбивался, огрызался матерками. А когда Джулай слегка устал, схватил его за щиколотку и начал выворачивать! Майор потерял равновесие, чуть не упал. Он впал в исступление, с воплем набросился на свою жертву, ударил кованым ботинком по голове. Несчастный подавился, кровь фонтаном брызнула изо рта. Джулай схватил его за шиворот, поволок к канаве, награждая ударами по виску. Голова арестанта болталась, как у тряпичной куклы. Он поднял его на ноги и начал остервенело бить по губе, превращая ее в рваную лепешку. А когда тот начал терять сознание, оттолкнул от себя, и «испытуемый» молча повалился в канаву.

– Впечатляет, – усмехнулся бородатый, не принимавший участия в избиении. – Увлекся ты, Серега. Ну-ка, глянь, живой он там?

– Живой, – процедил сквозь зубы Джулай, заглядывая через край канавы. – Шевелится, падла. Чего ему сделается, этому бандюку? Ну, прихворнул, не без этого.

– Ладно, ты развлекайся, – иронично бросил коллега, шутливо козырнув. – Сам его туда засунул – сам и доставай. А я пойду других поищу. Помалкивают что-то наши – видно, бабенку опять упустили.

– Пусть только изловят, – проворчал Джулай, – я ее живо на вертел насажу, подлюку…

Он мрачно провожал глазами товарища, презрительно кривил губы. Товарищ растворился за деревьями, пропал в «глухой» зоне. Джулай сплюнул, извлек из бокового кармана серебристый портсигар, достал сигарету, прикурил. Потом осторожно оперся ногой о край обрыва и снова перевесился через него.

А я уже летела на цыпочках, впадая в тихую ярость. Хватит вести пассивную «скрытую» съемку, от которой все равно никакой пользы! На вертел, стало быть, насадишь, половой гигант… Я подбегала, вроде бы бесшумно, но он почувствовал, стремительно повернулся и зашипел. Я же превратилась в бешеную фурию, мозги отключились, злоба пульсировала под черепом. Он вытянул руки, чтобы меня поймать. Хрен ему – безопаснее поймать падающий со стола паяльник! Я ударилась в него всем корпусом. Масса у меня, слава богу, небольшая, но инерцию я набрала. Он схватил меня за плечо, но выпустил, когда последовал рывок, законы физики пока работали. Я не отправилась за ним, свалилась на колени, удержавшись на краю. А майор Джулай, оглашая пространство недоверчивым воем, заскользил с крутого склона, хватаясь пальцами за иссохшую глину. Я сообразила, что веду себя безрассудно, присела и осмотрела чащу, в которой растворился бородатый полицейский. Большого шума мы с Джулаем не наделали. Чаща помалкивала. В стороне продолжалась бурная жизнь, но данную часть местности она не затрагивала. Когда я перевесилась через обрыв, камера в телефоне снова была включена. Я невозмутимо запечатлела окровавленного парня – он лежал чуть дальше, дрожал и умирать, судя по злобе в глазах, не собирался. Подняться он не мог, но злорадно щерился, глядя на муки майора. Джулай приземлился в груду камней не самым изящным образом – вывихнул шею и повредил бедро. Голова его была вывернута, как у какого-то комического персонажа, он держался за шею и исторгал что-то сипло-матерное. Затем привстал, ухватившись свободной рукой за выступ в обрыве, поднял голову и так на меня посмотрел, что я испытала легкий озноб. Даже у бешеного волка взгляд бы получился теплее и ласковее. Но я невозмутимо продолжала снимать. Он начал глухо ругаться – но и тогда моя рука не дрогнула.

– Ты что задумала, падла? – с хрипом исторг Джулай. Слава богу, он не мог кричать – иначе все упыри этого леса сбежались бы на его призывный вопль.

– А это похоже на что-то другое? – спросила я. – Ну и как, господин полицейский, кто кого на вертел насадил? Сообщите, пожалуйста, в камеру.

– Ты что, дура, совсем страх потеряла? – в бессилии скрипел он зубами. – У тебя башка хоть что-то соображает? Ты на кого пошла, сука страшная? Ты Уголовный кодекс читала? Знаешь, что бывает за покушение на жизнь сотрудника полиции?

Я стерпела «суку страшную» и даже ухом не повела при упоминании всуе УК РФ. Но потом он начал полоскать меня такими словами, что я снова потеряла свое ангельское терпение, убрала телефон, села на корточки и подтащила к себе тяжелую дубину, очень кстати оказавшуюся под ногами. Джулай не просто говорил – по мере своего повествования он поднялся, вцепился в коренья, выползшие из склона, и грузно лез наверх, имея все шансы выбраться. Но я встала бастионом – взялась за корягу обеими руками, поднялась, расставив ноги, и задрала ее над головой. Джулай поперхнулся:

– Эй, ты, прошмондовка, а ну брось…

Я так и сделала. Коряга сделала в воздухе полтора оборота и снесла Джулая с обрыва, как пушечное ядро. Я не метательница молота, но это был хороший бросок. Он повалился, раскинув конечности, тело его вывернулось каким-то непотребным образом. Я насторожилась. Водопад эмоций еще не унялся, но становиться убийцей полицейских мне как-то расхотелось. Впрочем, волновалась я напрасно. Подобные экземпляры просто так не умирают. Джулай застонал, заскреб когтями по обрыву. «Ну, все, – подумала я, – сейчас будет рождение Левиафана».

– Браво, девочка… – прошептал отомщенный парень. Он подтащил под себя ноги и косо усмехался. – Ты в натуре красава, молоток, заделала ментяру прямо под ключ… Респект, красавица. Давай, вали отсюда, смотри не попадись этим волчарам… А выберешься, все расскажи…

Я замешкалась. Оставлять этого парня раненого в канаве…

– Вали отсюда, вали, – морщился он. – Не вытащишь меня – обоих спалят… Двигай говорю, крошка, да пулей чеши, пока не закатали…

К сожалению, за прошедшие полчаса в расстановке сил ничего не изменилось. Я могла сколь угодно гордиться собой (и основания на то имелись), но по-прежнему находилась в западне. Лес кишел плохими парнями, а единственный выход надежно перекрыли. Но я уже уверовала в свое предназначение и высокое мастерство. Передвигалась по зарослям короткими перебежками, залегала в ворохе бурелома и вскоре вычислила, в какую сторону «дует ветер». Я выглядела так, что мне уже не нужно было маскироваться. Листва и грязь облепили меня всю – с ног до головы. Небольшая поляна «недалеко от чертовой трехрукой сосны» находилась в центральной части лесного массива, метрах в семидесяти от опушки. На нее и сходились под прицелами стволов окровавленные, избитые люди. Неспособных передвигаться тащили волоком. Охотники устали, шутили уже без огонька и избивали своих жертв без азарта. Разбивались на группы, курили, обменивались впечатлениями о минувшей половине дня. Я лежала в зарослях молодого репейника и снимала все на камеру. Зарядка в телефоне пока не иссякла. Избитых людей бросали в кучу. Они сидели на земле, прижавшись друг к другу, – обессиленные, с обреченной покорностью на опухших лицах. Кто-то лежал, мелко подрагивая, подтянув под себя ноги. Заразительно зевал Шалашевич. Тянул сигарету за сигаретой майор Калинин, выискивая кого-то взглядом между деревьями. Вяло хихикал Плющихин, вычесывая из-за шиворота живую и неживую органику. «Примерный семьянин» Михеич ходил кругами вокруг трех сосен и безуспешно пытался до кого-то дозвониться. Инна Островная расположилась на бугорке, вооружилась косметичкой, зеркальцем и наводила порядок на собственной физиономии. Эльвиру раздражало ВСЁ. Нервная, в расстегнутой щеголеватой курточке, с распущенными волосами, она переминалась с ноги на ногу, постукивая тонкой палочкой по голенищу сапожка, и распекала брюнетку Галину. Очевидно, что-то в текущих событиях Эльвиру не устраивало. Галина почтительно внимала, но на лице застыло скучающее выражение: дескать, ты начальница, ты и разгребай, а я тут, типа, на отдыхе.

Двое подтянутых полицейских пригнали еще одного заключенного и бросили в общую кучу. Плющихин начал их пересчитывать, тыкая пальцем в каждого. Сбился со счета, злобно пнул по ноге ни в чем не повинного выходца из страны хлопка и «кровавой диктатуры», начал пересчитывать заново.

– Не сходится! – во всеуслышание объявил он. – Двоих не хватает.

– Что, Плющихин, папа у Васи осёл в математике? – хохотнул Шалашевич и тоже начал считать. Задумался. Полученное число определенно отличалось от первоначального.

– А у нас кого не хватает? – встрепенулась Эльвира и стала пересчитывать сослуживцев.

– Джулая, – буркнул Михеич, бросая телефон в карман. – Не отвечает на звонки, поганец. И Ситникова что-то не видно.

Но упомянутый сотрудник уже бежал. Я услышала, как захрустел хворост у меня за спиной, и, прекратив съемку, втянула голову в плечи. Боже, пронеси… Но сотруднику было не до странных выпуклостей в земле. Он торопливо просеменил, спотыкаясь о коряги, метрах в пятнадцати правее. Голос охотника дрожал от волнения.

– Эльвира Алексеевна, там Джулай в канаве и один из этих, – кивнул он на кучку «обработанных» заключенных. – Ушаков – ну, Ушастый его погоняло, из тех, что банкомат на Воинской обнесли… Оба плохи. Джулаю в больницу надо, вы бы видели его. Едва живой, говорить не может, только шепчет, весь переломанный…

– Тот парень, что ли, его? – отвесил челюсть Шалашевич. – Ни хрена себе, ну и наглость…

– Не, не он, – замотал головой сотрудник. – Джулай говорит, что девка… ну, та самая, Эльвира Алексеевна, которую вы с собой привезли…

– Что ты сказал? – Эльвира побагровела и так уставилась на подчиненного, словно это он был виновен во всех неурядицах.

– Так это… – стушевался подчиненный и на всякий случай отошел на безопасное расстояние. – Джулай так говорит, Эльвира Алексеевна, не сам же я придумал…

Эльвира исторгла в пространство матерную руладу, треснула себя палочкой по сапогу. Компания угрюмо безмолвствовала, только Плющихин натянуто гоготнул:

– Вы кого привезли, Эльвира Алексеевна? Это просто чудовище какое-то. Скоро в нашем управлении работать будет некому – все по больничным разбегутся.

– Заткнись! – прорычала Эльвира, и Плющихин стушевался.

Соседка отвернулась и кусала губы. Доставила я ей проблем. Потом она исподлобья стала осматриваться. И другие занялись тем же. Я окаменела, сжала в кулачке телефон, прекратив съемку. За качество маскировки я не волновалась – голова была залеплена листвой, как любая из кочек. Но если присмотреться или, боже упаси, совершить неверное движение… Взоры угрюмых полицейских скользили по складкам местности, цеплялись за меня, вроде даже замирали, вычленяя нехарактерное для пейзажа тело…

– Вытаскивать его оттуда надо, Эльвира Алексеевна, – хмуро возвестил Шалашевич. – Потеряем мужика – будут левые проблемы. Нам еще и с Вайманом что-то надо делать – на аспирине и бинтах он долго не протянет.