Текст книги "Слезы Рублевки"

Автор книги: Кирилл Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– А если это таки бизнес для нашей структуры, – продолжал его первый зам, – то объясни мне, старому, зачем мы должны заняться производством тарелок, когда мы сейчас вполне успешно занимаемся тем делом, которое хорошо знаем? Тебе нужны двадцать миллионов? Таки сделаем их с теми же китайцами, прокредитовав их под открытие их собственной торговли здесь!

Загалатий поморщился. Владимирский – тоже.

– Ну, ладно, я знаю, – горячо ответил на это выражение чувств Догилевич. – Не надо мне рассказывать, где утверждаются такие решения. Я говорю это для примера, как… То есть я хочу сказать – мы всегда можем у себя добиться тех же результатов своими способами. Это же не тот гешефт, ради которого надо соваться в незнакомую отрасль…

Владимирский оглядел своих помощников. Алиев вертел в пальцах ручку, на лице застыло выражение недоумения. Похоже, он частично разделял позицию своего коллеги, занимавшего место по правую руку от шефа. Далее сидел Нагонченков с физиономией, отражавшей напряженный мыслительный процесс. Вайнштейн рисовал на листе бумаги какие-то кружочки со стрелками. Загалатий был безмятежен – он действительно с блеском выполнил трудную задачу и теперь просто ждал принятого решения. Впрочем, с его способностями он наверняка знал, откуда возник первый толчок к нынешнему разговору. Лицо Логовенко было непроницаемо. Он лишь исподлобья, но нейтрально разглядывал Догилевича.

– Хорошо, – уронил наконец Владимирский. – Я поясню, зачем это нам нужно. Нам, – повторил он значительно. – Он еще раз обвел всех глазами. – Я начну с денег. Раз ты, Семен, так волнуешься, – поверх очков посмотрел он на первого зама, – Серебряков – любитель. Мальчик не без ума и способностей, но… любитель. Как начинал на перепродаже компьютеров, так на том мозгами и сидит. Как один общий знакомый, шьющий сейчас робы за Читой. Приобрел собственность по случаю, капитализировал на пятнадцать миллиардов – и тут же потянуло его ее перепродать. Наш любитель занимается тем же самым. Он даже не делает попыток купить у китайцев производство. Всего лишь: вывез – растаможил – перепродал с маржой. У него просто нет денег, чтобы вложиться в такую покупку. И нет головы, чтобы взять на это кредит сегодня, потому что китайцы растут, и завтра все это будет у них дороже.

Теперь второй вопрос, логичный: а зачем нам-то китайское производство? А затем, дорогие мои, что тот же безголовый наш товарищ показал хороший путь – относительно дешевым товаром, относительно дешево превращая его в эксклюзивный, завоевать широкий рынок массового потребителя. Только не здесь, а по всему миру! Мы, к сожалению, опоздали, когда американцы и европейцы делали первые инвестиции в китайских особых зонах. Мы тогда, если помните, бурно достраивали коммунизм и без памяти уважали дорогого Леонида Ильича. И сегодня, когда китайцы своим дешевым товаром захватили весь мир, кое-кто, кто принял в этом участие на начальном этапе, довольно неплохо зажил.

Что касается фарфора, то эта ниша оказалась незанятой. Просто потому, что китайцы боялись за свои приоритеты, раз. И потому, что мировая ниша дорогого фарфора, в том числе и китайского, была уже заполнена. Это два. Серебряков приспособился выбрасывать этот элитный продукт на массовый рынок. Но он действует, как челнок. А мы, раз уж он не хочет взять производство сам, воспользовавшись банковскими ресурсами, мы можем позволить себе забрать у него этот бизнес. Ведь это бизнес? – требовательно посмотрел он на Догилевича.

– Н-ну, – пожал тот одним плечом. – Звучит уже лучше. А считали? Во что это выльется и что это дает?

Владимирский повернул голову к Вайнштейну. Ему, не вводя полностью в курс дела, дали посчитать возможные перспективы.

Тот покачал головой:

– Только на пальцах. – Он снял очки и поморщился, сжав пальцами переносицу. – Очень много неизвестных факторов. Надо серьезный бизнес-план составлять. Язину дать посчитать или Ларионову… Хотя последний тут, кажется, не очень в теме. Лучше международникам кому…

– Ну, хорошо, на пальцах-то что получается? – упрямо добивался ответа Догилевич.

– Получается интересно, – не очень охотно ответил финансист. – Кредит массивный. Если инвестировать будем, через аффилят какой-нибудь, то окупаемость весьма одухотворяет.

– А точнее? – неумолимо наступал первый зам.

– Да не могу я точнее! – взмолился Вайнштейн. – Ничего же не определено! Есть только базовые стоимости производства – ребята мои в китайских данных порылись – и примерная прикидка по оптовым ценам. Ни одной же базовой цифры нет! Ни объема, ни сроков, ни региональной привязки по продажам, ни количества точек! Ничего!

– Это первое совещание на данную тему, – счел нужным вмешаться Владимирский. – Целеопределяющее, так сказать. От него уже будем отталкиваться, разрабатывая конкретику.

– А что, кстати, с продажами? – поднял голову Алиев. – Не нам же этим заниматься? Нужен инсайдер на рынке. Причем с готовой сетью.

– Именно! – поддержал Догилевич. Старый друг, а ведь начал уже раздражать! – Зачем мы тут колесо изобретаем? Не проще было б с тем же Серебряковым потолковать по душам? Дать ему денег, вложиться, привязать к себе. И пускай работает! А там, глядишь, и смена его подрастет…

Владимирский хмуро глянул на него.

– В том-то и дело, – тяжело сказал он, – отказывается, стервец! И прямо твоими словами. Знаю, говорит: поставлю вам дело, а затем не нужен стану. А я, говорит, в бетонных ластах плавать не умею…

* * *

Как обычно, трель телефона раздалась неожиданно. Точнее, не вовремя. Еще точнее – она отвлекла от полной сосредоточенности. Между тем она очень требовалась. Виктор сидел с главным бухгалтером и просматривал сводку балансов. Это было священнодействие, акт почти что интимной связи. Светлана являлась не только главным бухгалтером, но и соучредителем их ООО.

Получилось это чуть ли не само собой. У Серебрякова были когда-то довольно длительные трудности, приходилось выворачиваться с украинским Коростеньским заводом – вообще сага для внуков долгими зимними вечерами, когда за стенами избушки гуляет вьюга и в трубе гудит ветер… Перспектива остаться под конец жизни в простой деревенской избушке и кормиться плодами сада и огорода казалась тогда как никогда реальной.

Словом, тяжко пришлось тогда Серебрякову, уже завязавшемуся с фарфором, а значит – с потребительским рынком, да еще в его нижнем, массовом сегменте.

Пришлось сократиться даже в зарплатах. А прежняя бухгалтерша на это была не согласна. Конечно, надо бы было ей тогда уступить – если вспомнить, какой кровью дались те два месяца, пока он подыскивал нового человека на эту должность! Но Виктор тоже обиделся. Он никогда не считал, что должен на своем предприятии жестко держаться схемы: владелец – наемный служащий. Или работодатель – работник. Ему всегда казалось, что у себя он установил систему корпоративной солидарности. Даже в каком-то смысле семейственности. И тут, когда всем надо было ненадолго затянуть пояса, ему было сказано, что кризисы в производстве – кризисами, это его головная боль как предпринимателя. А ей, простому наемному работнику, нужна зарплата. Тем более что в реальном выражении она и так весьма уменьшилась…

С главными бухгалтерами не ссорятся. Это Виктор усвоил еще в самом начале своего трудового пути. Забавно, ту тоже Светланой звали… Поэтому он подавил в себе раздражение, без всяких условий заплатил все, что было необходимо. Выделил даже премию в размере месячного оклада. Но ни видеть, ни слышать больше предательницу не захотел.

А нынешняя Светлана – о, она была подарком! Во-первых, она оптимизировать налоги умела не то что профессионально – грациозно! Именно не виртуозно – в данном контексте это отдавало шакальим духом, – а грациозно.

Оказывается, можно было платить чуть ли не на четверть меньше – и никоим образом не участвовать в этих рискованных юридических комбинациях, которые, конечно, позволяли подчас сэкономить более чем эффективно… но однажды государство могло «прозреть» и потребовать свою законную долю. И никакая армия юристов не справится с ребятами в черных масках! Даже если перед теми не будет стоять задача найти у тебя то, чего ты и не прятал. Потому что не имел. Заимеешь, долго ли!

Нет, Светлана умела изыскивать резервы в очевидном. В том, что для налоговиков является рутиной, вызывающей лишь зевоту. Конечно, она была такая не одна по стране, но Серебрякову, который вдруг заметил мгновенное облегчение налогового бремени, она была светом в окошке.

Светой в окошке, как он ее иногда называл. Хотя та ненавидела, когда ее называли Светой, и всегда, особенно с новыми знакомыми, сразу объявляла, что можно звать только Светланой. Отчества она тоже не любила, и в офисе ее по отчеству звали только девчонки из внешней службы, новички и подчиненные из ее же бухгалтерии.

Во-вторых, у Светланы было одно важное качество – лояльность.

Когда из-за продолжавшихся проблем пришлось еще «поджаться»… Поскольку он кинул последние резервы в диверсификацию своего бизнеса и начал закупать и поставлять на российский рынок керамические лопатки для турбин, вот тогда она, проработав всего три месяца и внимательно выслушав просьбу босса потерпеть несколько месяцев на урезанной зарплате, всего лишь пожала плечами: «Я давно поняла, что вам необходимо принять программу по экономии. Я готова помочь в ее осуществлении… А поскольку я уверена, что вы, Виктор, непременно преодолеете нынешние трудности, то и готова стать ее соспонсором…»

Он тогда воззрился на нее в удивлении. На что намек?

Светлана пояснила: «Я имею в виду, что эти недоплаченные деньги вы можете не рассматривать в качестве долга передо мной. Вы мне нравитесь, Виктор…» И это не было панибратством, потому что эта пожившая и повидавшая на своем веку всего тетка по возрасту годилась ему в матери.

«И не только, – продолжила она и… протянула ему пачку долларов. Десять тысяч, как тут же выяснилось. – Поступайте с этими деньгами как угодно, я их просто вверяю вам», – закончила Светлана.

Деньги были небольшие, но тогда и они были важны. А главное – жест!

Виктор два дня потом думал – и предложил бухгалтеру стать соучредителем ООО, управляющим его делами!

Он не боялся спонтанных решений, но это было одним из удачнейших. Отныне Светлана получала не зарплату – она получала долю. Большую или меньшую, в зависимости от успехов. Но зато теперь она и участвовала в этих успехах – или неудачах. А главное, что особенно нравилось Серебрякову, – была теперь накрепко привязана к фирме. И можно было не бояться ни за секреты, ни за готовность бухгалтера стоять за нее стеной.

Собственно, отсюда все и пошло. Постепенно они выбрались из той ямы, в которой оказались. Сначала фирма задышала, потом пошли заказы – это было мудрым решением: предложить русским цементным заводам отечественные керамические лопатки! Импорт был дорог, а тут – для многих готовое свое решение! Затем начали идти вперед, и Виктор мог позволить своей голове не болеть за бухгалтерию.

Но анализ баланса – это святое! Каждый месяц его гендиректор подготавливал сводки положения дел фирмы по объективным показателям. С течением времени сводки эти обросли все более детализированными показателями, показатели потребовали иллюстраций графиками и диаграммами, эти потребовали пояснения… Иногда Виктор в восхищении этой качественной работой часами изучал выкладки, достойные старого советского Госплана. Но раз в месяц обязательно запирался со Светланой, чтобы углубиться в ее притязательные «61-й счет», «52-й счет», «40-й счет» и так далее…

И вот во время одного из таких «совещаний генштаба» раздался звонок. Евгения, его старый, доверенный секретарь, была вышколена. Несколькими жесткими выговорами за подобного рода подключения внешних абонентов, когда Виктор занимался строго внутренними делами. Так что если она сейчас пытается пробиться, то по ту сторону должно произойти что-то важное.

– Виктор Николаевич, простите, что прерываю, – с ноткой опасливости прозвучал голос Евгении в интеркоме. – Я в затруднении. Уже второй раз звонят из РСПП. Я сказала, что вы заняты, но только что они перезвонили с самого верхнего уровня и спросили, когда вы освободитесь. У них к вам срочный вопрос. Что мне им ответить? Они пообещали перезвонить через пятнадцать минут.

Нет, молодец Женька! Шеф занят – это основное. Но РСПП – тоже не последняя аббревиатура в их бизнесе.

– Когда перезвонят, можешь переключить на меня, – буркнул Серебряков. – Мы практически закончили…

…Голос РСПП в трубке был басовит и предупредителен:

– Виктор Николаевич? Добрый день.

Хм, с чего он решил, что позвонит сам Жохин? Но, в общем, департамент корпоративных отношений – это могло быть любопытно.

– Нам дали ваши координаты как одного из основных специалистов в своей отрасли. Вы знаете, Российский союз промышленников и предпринимателей – не посредник, но определенная координационная деятельность у нас присутствует. Так вот, нам поступили некоторые инвестиционные предложения, которые мы хотели бы показать вам. Вдруг это вас заинтересует…

* * *

– Помните фильм «Операция «Ы»? – холодно осведомился Серебряков. – Там, где хулигану читают лекцию о Большом театре, а в это время работает циклевочная машина? И помните, что он там ответил в конце, когда звук прекратился?

– Был бы очень благодарен, если напомните, – криво усмехаясь, ответил бледный Владимирский. – Я далек от кинематографа.

– «До лампочки!» Аналогично я могу высказаться о нашем нынешнем разговоре. Словом, не беспокойте себя больше общением со мной, господа. И даже успеха я вам желать не буду.

Это было практически объявлением войны. Но другого выхода у Виктора, собственно, и не оставалось. А начиналось все почти дружески.

Поначалу Серебряков внимательно выслушал информацию. О том, например, что Российский союз промышленников и предпринимателей представляет интересы деловых кругов и видит свое предназначение в консолидации усилий промышленников и предпринимателей, направленных на улучшение деловой среды, повышение статуса российского бизнеса в стране и в мире… и тому подобное.

Лишь через минуты три он коротко произнес:

– Я очень благодарен за эту информацию. Но ваш сайт я изучил. Может быть, перейдем к делу?

До сих пор молчавший банкир Владимирский улыбнулся и бросил:

– Да, эта преамбула ни к чему. Собственно, и сам РСПП к делу отношения не имеет. Просто я попросил пригласить вас, Виктор Николаевич, на какую-нибудь авторитетную территорию. Где мои предложения вам прозвучали бы хоть и предварительно, но весомо.

Авторитетную, ну-ну. В этом старом здании на Старой площади все дышало неистребимым духом советской номенклатуры. Лестницы, коридоры – странное впечатление они производили. Этот дом дореволюционной постройки, который переделке не поддается в принципе. Тем не менее его попытались осовременить, но выглядело все так, словно лежащему в Мавзолее Ленину сунули в руку ноутбук, а в ухо – гарнитуру мобильного телефона.

Виктор бы предпочел спуститься вниз, где под непритязательной надписью «Подъезд № 2» таилась бывшая столовая ЦК, ныне переделанная в бар-ресторан. Кухня, правда, оставалась по-цековски отвратительной. Но зато здесь было почти всегда пусто, почти всегда тихо и довольно уютно – по-старомодному уютно, с душой.

Он время от времени здесь проводил встречи и переговоры. Но этих двоих людей в ту, как ее называли в знающих кругах, «Столовую № 2», Виктору вести не хотелось.

Что-то было неприятное в этом Владимирском. До того знакомы они не были – не считать пару встреч на каких-то приемах, где их друг другу даже не представляли. Но, конечно, Серебряков слышал эту фамилию. Видел это лицо иногда в выпусках новостей. Это его не очень интересовало. Банкир, хоть и не принадлежал к первой десятке олигархов страны… может быть, даже и не к первой сотне, находился на гораздо более высокой ступеньке, чем Виктор со своим небольшим бизнесом. И, строго говоря, общего у них было лишь то, что оба делали деньги. Вот только Владимирский делал деньги из денег, а он, Виктор, – из реального продукта.

Неприятен был и разговор с этим человеком. Особенно если снова вспомнить те деньги, что не успел как-то вытащить из его банка… Личные, хорошо еще, деньги. Были б производственные – катастрофа была бы страшнее…

Смотрел банкир слишком уж изучающее – как будто знаком с Серебряковым заочно, знает всю его подноготную. А теперь рассматривает, так сказать, вживую и делает сравнения и выводы.

Впрочем, чего уж там – наверняка изучил его и его дела перед разговором. Виктор и сам так же поступил. А уж у этого гуся, поди, служба безопасности далеко не из одного шофера Сереги состоит… Интересно только, что он там нарыл про него такого, что его подвигло на более близкое знакомство?

Впрочем, этот вопрос разъяснился очень скоро. После всяческих реверансов и заверений, приличествующих обстановке, Владимирский объявил, что весьма впечатлен успехами Серебрякова на ниве удовлетворения спроса трудящихся на красивый фарфор. И что у самого его, Владимирского, на данный момент нарисовалась толика свободных средств, которые он с удовольствием готов был бы вложить в расширение серебряковского производства и торговли.

Что само по себе было бы неплохо… Правда, расширение торговли фарфором Виктор актуальной задачей в последнее время не считал. Собственно, норма удовлетворения спроса в отрасли достигла или близка – да, близка, пожалуй, стопроцентного насыщения никогда не бывает… – близка к пределу. Продажи, в общем, растут строго предсказуемо – в соответствии с ростом материального благосостояния, достигнутого за последние годы путинской стабилизации. Увеличить их скачкообразно невозможно: фарфор не картошка, каждый день его не покупают.

Виктор обеспечивал себе относительно динамичные позиции лишь тем, что кроме посуды предлагал на рынке всякую сопутствующую ерунду. В основном из собственного детства. То слоников, миллионноразно осужденных прогрессивной шестидесятнической общественностью как символ мещанства. То балерин маленьких, что подглядел у кого-то – маленький совсем был, года три, но так впечатлило, что на всю жизнь запомнил! Потом он специально в Германии разыскивал производителя этих балерин, суровой судьбой трофея загнанных на Урал, чтобы договориться об условиях передачи ему прав в России. То дешевых копий фигурок из «Грюнес Гевельбе» в Дрездене. И специально возил туда своих дизайнеров, чтобы те посмотрели, переняли, переделали и – отдали в производство.

Но это, разумеется, не давало основного оборота. Можно, конечно, устроить локальный государственный переворот в отрасли – перекупить, скажем, пару заводов и овладеть всем их производством. Но Серебряков не находил в этом ничего привлекательного. Собственно, сейчас он еще не перешел ту грань, пока деньги еще работают на него. А не он – на деньги. А расширься он?.. Оставить даже в стороне проблемы, связанные с тем, что не все по-доброму посмотрят на его попытки экспроприировать чужой кусок хлеба… И что будет? Новые объемы работы, перестройка всего налаженного бизнеса, новые проблемы со снабжением, новые схемы реализации… Тут уж на дилерах не выкарабкаешься, надо под себя отдельную торговую империю создавать!

И главное – зачем? Это вроде как генеральному дилеру, скажем «БМВ», взяться за реализацию «Тойоты», «Пежо» и – для полного удовольствия – «Жигулей». С ума сойдешь гарантированно, а вот поможет ли тебе дилерская сеть «Жигулей» расширить продажу твоих «БМВ»? Ой, далеко не факт!

Нет уж! У Серебрякова был свой бизнес, столь же родной и знакомый, как свой дом. Зачем ему еще три дома, если он в них не будет успевать жить?

Примерно такие соображения он и высказал Владимирскому в ответ на предложение принять от того инвестиции. Конечно, все было обставлено разными вежливыми словесами, но смысл был понятен всем. Серебряков от лестного предложения отказывается. Причем так, что не оставляет решительно никаких возможностей что-то себе навязать.

Владимирский выглядел спокойным, но несколько раздраженным.

– Витя, – сказал он, – позволите себя так называть?

– Лучше – Виктор Николаевич, – сухо ответил Серебряков. Каждый жест сближения может завести в дебри, говорил ему внутри голос разума.

– Как угодно… Хотя я только из симпатии к вам… – пожал плечами банкир. – Но ведь существует закон: как только ты останавливаешься, тебя обходят другие. А ведь сами знаете: в бизнесе прав у человека не бывает. Кто кого обогнал, тот того и съел. Вы не боитесь, что с вашим относительно средним бизнесом вас сможет задавить кто-то более мощный и разворотливый? Хотя бы эта пара с Пушкинского завода…

Виктора начал раздражать этот разговор. Почему всю жизнь ему тычут в глаза этим Пушкинским заводом? Конечно, после того, как «эта пара» – а с Галиной Серебряков был знаком не шапочно и весьма симпатизировал этой милой, но с хорошей хваткой женщине – вырвала у американцев загибавшееся производство, их предприятие сделало ряд весьма примечательных успехов. Тем более если Николай сделает им хорошую смазку на своей нефти. Но неужели этим гражданским – так он называл всех не из своей отрасли – тяжело понять, что у них и у него два совершенно разных бизнеса? Бывший императорский завод если и делает ширпотреб, то такой, который к его, серебряковскому, ширпотребу имеет очень далекое касательство.

Императорский фарфоровый завод, больше двухсот лет истории, основная продукция – художественный фарфор! И представленный в собраниях крупнейших музеев мира. Единственный завод в России, выпускающий продукцию класса premium, имеющую свой стиль и способную конкурировать с изделиями старейших мануфактур Европы! Кобальтовая коллекция, русский авангард, чашка с блюдцем «Весна золотая» стоимостью больше пяти тысяч рублей – кто-то из его дизайнеров удачно пошутил: «Чашка с блюдцем по цене «Мама дорогая!»

Какой он Серебрякову конкурент? То есть наоборот – кто такой Серебряков рядом с ним?

Это предложение несерьезно, сказал он холодно. Конкурировать с императорским заводом на их поле невозможно. А ложиться под СМС на своем поле он не желает. Он еще пока не так уж сильно нуждается, чтобы мечтать отдать кому-то свой бизнес. После чего быстро стать никому не нужным. Вот когда он оставит нынешнее свое дело, уйдет в новый поиск… неизвестно еще, какой, но уже тянет, тянет ринуться в неизвестное! – вот тогда о чем-то можно говорить. Тогда какой-нибудь кредит может и понадобиться.

Но уж точно не у этого неприятного Владимирского, сказал он себе.

Но оказалось, он его недооценил, этого банкира с рыбьими, навыкате, глазами. Нет, угроз, конечно, не прозвучало. Проговорено было вскользь, как бы между прочим:

– И все же, когда у вас возникнут трудности, дорогой Виктор Николаевич, не забывайте о нас. Я уверен, что тогда вы оцените и нашу готовность помочь, и наши дружеские чувства…

«Когда?» Он сказал: «Когда?»

Гневаться Виктор не стал. Неконструктивно. Слабо. Он подавил в себе небольшую вспышку ярости. Конечно, этот… спрут сказал: «Когда?» То есть ему объявляют войну? Что ж, поглядим, кто кого.

И вот тогда он встал, оглядел собеседников и произнес ледяным тоном:

– Помните фильм «Операция «Ы»?..

* * *

– Не, ну каков подлец! – взорвался горячий Алиев. – Он что, нас бандитами фактически назвал? Он за кого нас держит вообще, а?

– А что не так? – не удержался от того, чтобы не съязвить Владимирский. – Вон, глянь, что Семен только что предложил!

– Да я-то что? – начал защищаться Догилевич. – Как говорится, просто бизнес, ничего личного. Откуда я знаю – может, он впишется? Будет себе чашки свои лепить – и ладно. Это ты вон, я смотрю, при его упоминании передергиваешься.

«Да, – промелькнула у Бориса Семеновича мысль, – попал ты не в бровь, а в глаз». После того разговора с Серебряковым действительно затаил Владимирский тяжелую обиду на фарфорщика. Но время простых и убойных решений прошло. Да и не был банкир Владимирский сторонником таких решений никогда. Душ загубленных за собой не имел. Разве что косвенно. Но это уж жизнь такая. На сказку непохожая.

К тому же, по данным Логовенко, у Серебрякова неплохое прикрытие в Генпрокуратуре и ФСБ. Когда только наработал, непонятно…

– Проблема не в том, что я передергиваюсь или не передергиваюсь, – терпеливо проговорил банкир. – Проблема в другом. Вариант сотрудничества был Серебрякову мною предложен. Он от него отказался. При том, что в конкретику я не вдавался – как с этим же китайским вариантом. Так что отказ был принципиальный. И мне это, скажу честно, неприятно.

Логовенко поднял на него глаза и снова их опустил. В остальном лицо осталось по-прежнему неподвижным и непроницаемым.

Все помолчали.

– Н-да, – медленно пробормотал Догилевич. – С ним, значит, не получается. А без него не перехватить его дела. А построить параллельное не на чем, ибо у него и производители, и покупатели. Вот тебе и «челночник»…

Алиев хмыкнул:

– Прямо как в том кино: мал клоп, да вонюч…

– Вот именно, – подытожил Вайнштейн.

– Отсюда задача, – проговорил после паузы Владимирский, – придумать что-то, что заставило бы его принять наше предложение. Вот и давайте думать.

Снова пауза, во время которой был слышен лишь звук катаемой Алиевым по столу ручки.

– А может, его через закон тряхануть? – подал голос Нагонченков. – Наверняка у него нал неучтенный ходит, еще что-нибудь. На платежах оптовикам поймаем…

– Вот бываешь ты, Юрка, иногда… долбоящером! – не сдержался Владимирский. – Ну закроем мы его лет на шесть! Дальше-то что? Нам от того какая выгода? Ты, что ли, сеть его за ним переймешь?

– Ладно, тогда налоговую, УБЭП наслать, – не сдавался «долбоящер». – Без команды не посадят, а шкуру ему порвут здорово. А мы или в белом – его выручаем, или наоборот – еще, дескать, хочешь погорячее?

Подумали.

– Могу дать справку, – Логовенко сделал жест рукой, словно школьник, желающий ответить. – Серебряков Виктор Николаевич, по нашим данным, около трех лет назад перешел к полному соблюдению налоговой дисциплины. Были мелкие недочеты в виде краткосрочных задержек налоговых перечислений. Но это все в рамках обычного. Командировка, директор не успел подписать платежки, и тому подобное. Нал приходуется в целом чисто, через инкассацию.

– Кстати, – прервал Вайнштейн, – а через бухгалтера нельзя его прижать? Если поработать с человеком, чтобы его подставил…

– Маловероятно, – покачал головой начальник службы безопасности. – Там какие-то особые отношения. Хотя вряд ли любовные – большая разница в возрасте. Преданна. К тому же является соучредителем ООО, имеет долю в прибылях. Зарплата начисляется в соответствии с Трудовым кодексом, – продолжил он. – Но самое главное – он формально к конкретным операциям непричастен. Оставил за собой, так сказать, общее стратегическое руководство, а непосредственными делами руководит генеральный директор. Тоже человек, Серебрякову преданный, поднятый почти со дна и всем ему обязанный. Впрочем, – пожал плечами Логовенко, – главный бухгалтер почти наверняка осуществляет над ним наблюдение и информирует шефа.

– И все же, и все же… – раздумчиво произнес Алиев. – Вот здесь у него может быть слабое звено. Если аккуратненько с человеком поработать…

– А может, в прошлом его порыться? – подал идею Нагонченков, не отказавшийся, видно, от мыслей об использовании дубинки закона. – Все мы знаем, что бизнес не всегда чистыми руками делается.

– Прокачивали, – кивнул Логовенко. – Ни одного мошенничества, ни злоупотребления доверием, ни обманного приобретения собственности. Можно сказать, честный человек, – почему-то усмехнулся он. – Кроме того, повторюсь, имеет хорошую защиту. В личных друзьях – депутаты, один сенатор, заместитель генпрокурора, замначальника Петербургского главка ФСБ. Кстати, курирующего экономические вопросы. Есть два однокурсника в Администрации президента. Широкий круг знакомств среди журналистов.

В прошлом был в «горячих точках», с некоторыми сослуживцами связан до сих пор, помогает им. Видимо, отсюда имеет связь с казаками. Из серьезных, – уточнил Логовенко. – Отмечены случаи использования казаков в качестве охраны.

– О! – поднял палец Догилевич. – Охрана?

– Имелось в виду – для сопровождения груза, – ответил начальник службы безопасности. – Сам охраной не пользуется. Правда, есть водитель, обученный приемам рукопашного боя и прошедший конфликт в Приднестровье.

– Ксенофобия, национализм, экстремизм? – ухватился неугомонный юрист.

Логовенко пожал плечами:

– Вряд ли. То, что нам известно, – в пределах нормы. Антисемитизм – не выше анекдота. Кавказцев… – Алиев поднял голову, – в общем, не любит после службы в Чечне. Но в действиях этого не проявляет.

– Спасибо, Анатолий, это исчерпывающе, – поблагодарил Владимирский. – Так что, господа правление, что решать будем?

– Есть предложение, – сказал Вайнштейн, последние несколько минут не слушавший разговор, а что-то сосредоточенно рисовавший на своем листке. – Мы не можем – пока что, – подчеркнул он, – затронуть центр организации. Но! – повернул он листок так, чтобы всем была видна схема.

На схеме был изображен большой овал – больше похожий на огурец – в центре, а от него на тонких лучиках улетали шарики. В шариках значились цифры. За шариками значились какие-то волны.

«Пикассо удавился бы», – мелькнуло в голове у Владимирского.

– Но! – продолжал финансист. – У этой центральной структуры есть связи, без которых она существовать не может. Нет, я, конечно, Америки не открываю, но у нашего Серебрякова есть поставщики и есть оптовики. Поставщики, в свою очередь, связаны с производителями, – он указал на волны по левой стороне схемы, – а оптовики – с конечными потребителями, – карандаш указал на волны справа.

Серебряков обезопасил себя, имея и свое производство, и свою собственную сеть сбыта. Но на фоне его оборотов этого далеко не достаточно для полной безопасности. Значит, если мы перекрываем ему кислород вот здесь, – Вайнштейн перечеркнул «лучи» слева, – и здесь, – та же участь постигла «лучи» справа, – то центральная его структура, не будучи повреждена сама и даже сохраняя долю жизнеспособности за счет собственного производства и продаж, тем не менее будет весьма сурово поколеблена. И вынуждена обратиться к внешним источникам помощи. В том числе и финансовой. Но это – полдела. Полный успех может быть достигнут в том случае, если мы не просто перерезаем ему связи, но заменяем его контрагентов своими или даже собой!

Вайнштейн, победно глядя на собравшихся, торжественно зачеркнул все цифры и заменил их логотипом их банка, представлявшим собой вензель из букв СМС.