Текст книги "Последний удар сердца"

Автор книги: Кирилл Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

7

Спустя четыре дня Илья Прудников, одетый во все новое, сидел с Борисом Аркадьевичем в небольшом московском ресторане. Зал выглядел тихим и уютным. Ненавязчиво звучала музыка, едва слышно журчал фонтанчик в центре зала, и приглушенный свет создавал ощущение покоя и защищенности. Прудников растерянно посматривал по сторонам, как человек, испытывающий явный дискомфорт. И лишь спустя минут двадцать недавний арестант понял, чего ему не хватает: решеток на окнах, к которым он так привык за время следствия…

– Расслабьтесь и отдыхайте, – добродушно улыбнулся Борис Аркадьевич и протянул меню. – Выбирайте, что нравится.

– Спасибо… Да мне, если честно, после тюремной баланды теперь все равно, – признался Илья.

– Тогда я выберу на свой вкус… А вы пока, чтобы не скучать, посмотрите вот это, – офицер ФСИН положил перед Прудниковым небольшой пакет.

Это был набор документов: паспорт, автомобильные права на имя Ильи Калашникова, а также кредитная карточка, на которой карандашом, так, чтобы можно было стереть, был написан пин-код. Документы выглядели совершенно безукоризненно: печати, подписи, фотоснимки. Причем снят был Илья именно в своем сегодняшнем виде – с модной, недельной давности щетиной, хотя никто его таким не фотографировал.

– Фотошоп, – небрежно бросил собеседник. – Ну что: грибной жюльен, салат из овощей, мясо на углях, паровая осетрина… и водочка, я думаю, подойдет, – проговорил Борис Аркадьевич и добавил: – За документы можете не волноваться, лучше настоящих. На пластике немного денег, так сказать, на карманные расходы. С голоду не умрете, на бензин хватит.

– А если я с этими документами от вас сбегу? – прищурившись, напряженно спросил Прудников.

– Не сбежите, потому что бежать вам некуда, – отмахнулся Борис Аркадьевич. – Близких, как я понял, у вас не осталось… Не считая сестры, которая сейчас с вашим малолетним сыном и женихом живет в одной из стран Евросоюза. Вы ведь не хотите ей неприятностей, правда? И своему сынишке Данику тоже не хотите проблем, как я понимаю. А они обязательно возникнут при неправильном поведении, я это гарантирую. Но даже если вы все-таки попробуете сбежать, то через час, максимум через два, вас обязательно обнаружат. Не забывайте, что вы в Москве, а этот город буквально нашпигован видеокамерами слежения и прочими полезными вещами, которые позволяют вычислить любого. А теперь давайте ближе к делу. Значит, вы, Илья Петрович, мастер спорта международного класса по биатлону. Даже входили когда-то в олимпийскую сборную России.

– Даже на зимнюю Олимпиаду в Турин в две тысячи шестом должен был поехать, да из-за травмы не получилось, – вздохнул Прудников.

– Но стреляли вы, по-моему, лучше всех в сборной. Вот и прекрасно: завтра отправимся на ваше любимое стрельбище центра по биатлону, потренируетесь с недельку, а потом покажете, на что способны.

– Стрелять – по мишеням? – прищурился Прудников; он уже многое понимал.

– Пока по мишеням, – улыбнулся Борис Аркадьевич.

– А потом?

– А потом – по тем, на кого мы покажем.

Именно это предложение и было сделано Илье в следственном изоляторе, и обстоятельства сложились так, что бывший спортсмен-олимпиец не смог от него отказаться. Прудникову очень не хотелось принимать подобное предложение, однако, приняв его, Илья спасся от неминуемого позора и, возможно, скорой смерти.

Недавний арестант мог только строить предположения, кто стоит за Борисом Аркадьевичем. Но уж, конечно, Илья даже не догадывался, что выбор его будущих жертв, а равно и его судьбу теперь будут определять уголовный авторитет Матвей Сохатый и Антон Голубинский, недавно получивший погоны генерала Федеральной службы исполнения наказаний…

После обеда в ресторане Борис Аркадьевич подвез на своей машине Илью в один из окраинных районов. То, что он, выпив немало водки, сел за руль, его абсолютно не беспокоило. Остановился во дворе между двумя панельными пятиэтажками, указал на миниатюрный внедорожник, припаркованный между другими автомобилями.

– Вот ваша машина. А это ключи от квартиры. Завтра утром я заеду за вами. Направимся на стрельбище. До встречи.

Илья остался стоять один во дворе. Все случившееся казалось ему нереальным. Он, недавний сиделец СИЗО, над которым нависла позорная для любого зэка статья, оказался на воле, с деньгами, с квартирой, машиной, с новыми документами. Правда, за все это еще предстояло расплатиться. Судьба бесплатных подарков никогда не делает. Прудников прикинул свои шансы исчезнуть, но, поразмыслив, решил, что не стоит дергаться. В первое время его будут опекать очень плотно. Вот если потом, когда он заслужит доверие… Да и сестру Юлю с Даником нужно как-то обезопасить. С какой стати им за его грехи отдуваться…

Даже не зайдя в подъезд, не посмотрев свою новую квартиру, Илья зашагал к улице. На остановке спросил, как пройти на почту. Оказалось, что это совсем рядом. Отстояв небольшую очередь, Прудников нагнулся к окошку и попросил девушку за стеклом:

– Мне конверт международный и лист бумаги. Карточкой рассчитаться можно?

Вскоре он уже устроился за стойкой и выводил разболтанной казенной ручкой на листе мелкие печатные буквы. Странное получалось у него письмо. Никогда прежде не приходилось ему писать о себе в третьем лице.

8

Не зря Борис Аркадьевич упомянул в разговоре с Ильей Прудниковым о том, что у него на этом свете осталась сестра и маленький сын, которые живут в одной из стран Евросоюза. Вроде бы так, мельком бросил он эти слова. Но в ситуации, в которой очутился бывший биатлонист, трактовать их следовало однозначно.

Те, кто стояли за Борисом Аркадьевичем, через него намекали: мы и адресок знаем, и, если понадобится, сможем взять твою сеструху с сынком в оборот. Так что не делай глупостей, не дергайся, исправно выполняй все, что тебе скажут, и будет тебе счастье.

Небольшой городок на две с половиной тысячи жителей в чешских Татрах – место спокойное. Тут все друг друга знают, а на форуме городского сайта самая обсуждаемая на протяжении двух недель новость – кто потерял ключи в местном супермаркете и почему не приходит за ними? Именно тут и нашли себе тихую гавань сестра Ильи Юля с племянником Данькой и ее жених Юра Покровский.

Молодой компьютерный гений Покровский был способен взломать любую электронную защиту, не выходя из дома, подключиться к любой камере наружного наблюдения, внедриться в какую угодно навороченную банковскую систему, взять на свой ноутбук управление городскими светофорами. Но, обладая такими несомненными талантами, он все же решил завязать с уголовным прошлым. Ведь теперь он был не один. От него зависело будущее Юли и маленького Даника, которого он любил, как родного сына. Оказаться в тюрьме, пусть даже комфортной – евросоюзовской, ему не улыбалось. Хватало того, что отец Даньки – Илья угодил в тюрьму российскую. Двое зэков в одной семье – это уже «перебор». Вот и стал Покровский законопослушным жителем тихой Чехии. По контрактам с заказчиками разрабатывал и вел сайты, отвечал за их антивирусную защиту, вычислял злоумышленников, пытавшихся покупать товары в интернет-магазинах по чужим данным.

Конечно, это приносило не так много денег, как ему хотелось бы. В былые лихие хакеровские годы он иногда за один раз срубал столько, сколько капало ему теперь в месяц. Но на жизнь хватало и еще оставалось. Даже дом небольшой купил себе в курортном городке. В современном мире абсолютно неважно, где ты находишься, главное, чтобы твой компьютер был подключен к Интернету.

Покровский сидел на террасе и щелкал клавишами стоявшего на коленях ноутбука. На время пришлось отложить работу. В последние дни стали происходить странные вещи. За его домом явно началась слежка. Сперва Юра решил, что им заинтересовалась чешская полиция, но потом понял – это не так. Вот и сейчас на другой стороне улицы стояла легковая машина. Вчера там была другая, но человек, сидевший за рулем, оказался прежним. Покровский вывел на монитор изображение с видеокамеры, установленной на фронтоне дома, укрупнил его. Вид мужчина за рулем имел, несомненно, уголовный. Профессия всегда накладывает отпечаток на внешность. Мента и зэка видно сразу, во что их ни одень. Еще одно укрупнение, и на фалангах пальцев стали видны типично зоновские перстни-татуировки.

Мужчина приподнял фотоаппарат и пару раз щелкнул кнопкой, явно снимая сидевшего на качелях Даника. После чего сразу же запустил двигатель и уехал. Покровский прошелся пальцами по клавиатуре, вводя номер машины. Через полминуты он уже входил в полицейскую базу данных. Оказалось, что машина принадлежит фирме по прокату автомобилей. Пройти дальше по цепочке данных не получилось. Рабочий день кончился, и в фирме все компьютеры оказались выключенными, кто именно ее арендовал, можно было бы узнать лишь завтра.

Юля хозяйничала на кухне, готовила ужин. Широкое окно выходило на улицу, за соседним рядом домов виднелись горные вершины, застывший горнолыжный подъемник. Девушка увидела, как по улице едет на велосипеде почтальон и, почти не останавливаясь, рассовывает газеты в почтовые ящики. Последнее письмо от брата Юля получила две недели тому назад и сразу же на него ответила. Так что можно было надеяться, пришла очередная весточка от Ильи.

Прудникова выбежала из дома. Почтальон остановился, поздоровался и протянул заказное письмо. Юля глянула на конверт, отправитель на нем не значился. Ее чешский адрес был аккуратно выведен печатными буквами. Сердце екнуло, непонятное всегда пугает. Ведь, кроме Ильи, ей никто сюда не писал. Если с кем из подруг и общалась, то только по Интернету. Юля рассеянно поставила подпись на квитанции и пошла к дому, на ходу разрывая конверт. Устроившись на кухне у окна, принялась читать. Текста было немного, даже до конца страницы не дотягивал. Все написано от руки печатными буквами.

«Уважаемая Юля. Пишет Вам приятель Ильи, сидевший с ним в одной камере, а теперь вышедший на волю. Адрес Ваш нашел на конверте в его вещах. С прискорбием должен Вам сообщить, что Ваш брат умер в автозаке, когда его везли на следственный…»

Юля почувствовала, как текст расплывается у нее перед глазами. Потекли слезы. Она подняла голову, лишь когда Юра положил руку на ее плечо.

– Ильи больше нет, – сумела выдавить она из себя и вновь разревелась.

– Тихо, тихо, а то Даньку напугаешь, – прошептал Покровский и взял письмо.

Он дочитал его до конца. Сосед по камере, оказалось, не только сообщал о смерти Ильи Прудникова. Он писал, что незадолго до этого у них состоялся задушевный и несколько дурацкий разговор. Будто бы Илья высказал свое заветное желание, чтобы после смерти, словно предвидел ее приближение, его кремировали, а пепел бы развеяли с горы на подмосковной тренировочной базе по биатлону.

– Какой следственный эксперимент? – спрашивал у себя Юрка. – Может, на этапе умер? Ведь суд-то уже был.

Юля не слышала его, беззвучно рыдала. Наконец Покровскому удалось немного привести ее в чувство.

– Не надо Данику ничего говорить, – попросила она. – Когда-нибудь потом скажем, когда подрастет. А пока пусть думает, что его отец в тюрьме. Так лучше будет.

Покровский посмотрел в лицо своей невесте. Покрасневшие заплаканные глаза, искривленный душевной болью рот.

– Давай сделаем так, – сказал он, взяв Юлю за плечи. – Ты иди в спальню. А я скажу Данику, что ты плохо себя чувствуешь, легла отдохнуть. К утру сможешь взять себя в руки?

– Постараюсь, – пообещала Юля и тут же спохватилась: – Надо же позвонить, узнать. Ведь это только письмо. Написать можно все, что угодно. Может, он жив?

– Куда ты сейчас позвонишь? Рабочий день закончился. Тем более в Москве. Только утром. Я тебе телефоны нужные отыщу. Иди, ложись.

Юра провел невесту в спальню. Посидел возле нее, задумчиво глядя в окно на Даньку. Ни о чем не подозревавший мальчишка раскачивался на качелях. Он улыбался, подставляя лицо ветру, налетавшему с гор.

За ужином Покровский ничем не выдал случившегося. Потом даже поиграл с Данькой в лото. Перед сном они зашли к Юле. Та сделала вид, что спит, лежала, отвернувшись к окну, старалась дышать ровно. Мальчик поцеловал в затылок тетю, которая заменяла ему мать, и тихо прошептал то, что говорил всегда:

– Спокойной ночи. Я тебя люблю.

Как хотелось в эти мгновения Юле обнять Даника, прижать его к себе и сказать те же простые, так много значившие слова: «Я тоже люблю тебя».

– Идем, только тише, не разбуди, – отводя взгляд в сторону, произнес Покровский.

Утром Юля уже держала себя в руках. Пока Данька не проснулся, она сама позвонила в Москву. Первый же звонок подтвердил изложенное в письме. Во ФСИН ей сказали, что Илья Прудников в самом деле умер от сердечной недостаточности, однако уточнили, что это произошло не во время перевозки. Извещение ей послали телеграммой по российскому адресу. Поскольку никто из родственников тело в положенный срок не востребовал, оно было кремировано. Урну с прахом, если есть такое желание, Юля может получить на руки. Она хранится в крематории. Говорили с ней вежливо, даже извинились, что не смогли вовремя сообщить о смерти брата.

Юле хотелось возразить, что ее чешский адрес можно было посмотреть на конвертах, как это сделал сокамерник брата. Тем самым ее лишили возможности похоронить Илью по-христиански, проститься с ним, но что это теперь могло изменить? К тому же из письма выходило, что Илья и сам хотел, чтобы его тело кремировали, а прах развеяли на подмосковной тренировочной базе по биатлону, словно хотел вернуться в свое прошлое, когда он еще был счастлив и жизнь открывала перед ним радужные перспективы большого спорта.

Обсуждение пришлось отложить – проснулся Даник. Вновь требовалось разыгрывать мир и спокойствие.

– Ты уже поправилась? – поинтересовался мальчишка за завтраком.

– Почти, – улыбнулась Юля, радуясь, что племянник помнит о ее «болезни».

– Ты обещала мне, что сегодня мы с тобой поедем на велосипедах в горы, – напомнил Даник.

– Извини, но я еще не совсем здорова. Поиграй во дворе.

Обычно мальчишка спорил с тетей, но тут словно почувствовал, что делать этого не следует, что Юра и Юля должны поговорить наедине, а потому согласился.

– Хорошо.

Вскоре он уже бросал мяч в баскетбольную корзину на лужайке. А взрослые совещались на кухне.

– Я поеду в Москву, – настаивала Юля.

– Одну я тебя не отпущу, – говорил Покровский.

– Почему?

– У меня плохие предчувствия. А они меня никогда не обманывают.

– У тебя же много работы.

– Работу мне все равно где делать. Справлюсь. Или едем все вместе, или никто.

Спорили бы, наверное, еще долго, но тут Юра глянул в окно. Данька стоял и о чем-то говорил через невысокий заборчик с тем самым подозрительным мужчиной. Незнакомец, состроив ласковое лицо, что-то втолковывал мальчишке. Покровский выбежал из дома. И тут же по-чешски поинтересовался, что ему здесь нужно. Мужчина отпрянул, пробормотал что-то невразумительное и заспешил прочь по улице. Догнать его Юра не смог, тот запрыгнул в машину и уехал.

– Чего он от тебя хотел? – вернувшись, спросил Покровский у Даньки. – По-русски с тобой говорил?

– Ничего, просто спрашивал, как давно мы тут поселились, как нам живется. Еще и конфетой угостил, вот, – мальчишка разжал кулак, на ладони лежала шоколадная конфета в яркой обертке.

Юра схватил ее и бросил на землю. Данька обиженно поджал губы.

– Извини, пацан, но никогда не говори с незнакомыми людьми. Не все они могут быть хорошими. Понял?

– Чего ж не понять…

Весть о том, что сегодня же вечером они едут в Москву, Даньку ободрила.

– А мы Илью увидим? Нас к нему в тюрьму пустят? – тут же спросил он.

По сложившейся в семье традиции он почти никогда не называл отца папой, а практически всегда Ильей, так, как обращалась к нему Юля.

– Нет, на этот раз не получится его повидать, – сумела произнести, прежде чем расплакаться, Юля и, забежав в дом, прикрыла лицо руками.

– Чего это с ней?

Покровский даже не нашелся что ответить.

Мягко постукивал колесами поезд Прага – Москва. В трехместном купе международного вагона на нижней полке сидели рядом Юля и Покровский. Данька лежал на средней. За окнами проплывали ночные пейзажи.

– Посмотри. Заснул уже? – тихо спросила Юля.

Юрик поднялся, глянул. Данька уже спал. Рот чуть приоткрыт, посапывал.

– Дрыхнет. – Покровский отложил откидное сиденье, устроился напротив невесты, взял ее руки в свои. – Все очень странно, – произнес он. – Если тело не востребовано родственниками, его обычно отдают для анатомического театра в мединституты, чтобы студенты по нему обучались. А тут кремация.

От этих слов Юля вздрогнула. Ей не хотелось, чтобы Юра так говорил о ее брате.

– Не надо об этом, – сказала она. – Я вчера ревела, сегодня ревела. А теперь чувствую, жив он. Это точно.

Покровский заглянул Юле в глаза.

– Думаешь, я с ума сошла? Мы с Ильей всегда друг друга чувствуем, с самого детства. Уже сколько раз проверяла. Когда ему плохо бывало, я об этом точно знала. И, когда я в детстве в лесу заблудилась, он сразу меня искать пошел, раньше, чем родители беспокоиться начали. Почти сразу и нашел. Сказал, что ему словно кто-то подсказывал, куда идти.

– Хорошо, что ты в это веришь, – мягко сказал Юра, поглаживая ладонь своей невесты. – Вот только Даньке рано или поздно придется сказать, – напомнил он. – И лучше раньше, чтобы не обозлился на нас потом. Все-таки Илья самый близкий ему человек. Мальчишки, они сперва матерей больше любят, а потом, как подрастают, отцов.

Юля словно не слышала, что говорит ей Юра, она смотрела за темное, словно облитое расплавленным битумом, стекло вагона и беззвучно шевелила губами.

– Ты с ним сейчас разговариваешь? – спросил Покровский.

– Не мешай, – прошептала Юля.

9

Плотный поток машин плыл по Ленинградскому проспекту столицы. Антон Никодимович Голубинский не очень уверенно вел машину. Все же последние годы почти всегда ездил с шофером, вот и терял навыки вождения. Спасало лишь то, что ехал он сегодня на большом джипе, от которого сами собой шарахались владельцы менее габаритных авто.

Включив «аварийку», Голубинский остановился у тротуара. Заждавшийся его Матвей Сахно тут же нырнул в салон.

– Здорово, Голубь! – несколько напряженно поприветствовал Антона Никодимовича Сохатый. – Поздравляю с новыми погонами. Не возгордился, генералом став?

– В другое время я бы банкет организовал, – прищурился, глядя в зеркальце заднего вида, Голубинский, пропустил огромный мусоровоз, нагло шедший по соседней полосе. – А теперь одни только проблемы.

– У биатлониста нашего, что ли, проблемы? – огорчился Сохатый.

– У него-то как раз все в порядке. Мне докладывают. Тренируется. Стреляет, как снайпер. Я бы его уже в дело пустил. Но он просит день-второй отсрочки. Мол, не восстановил еще форму. Пришлось согласиться.

– Выкладывай свои проблемы, – предложил Сохатый.

– Правильно в народе говорят, что свято место пусто не бывает, – многозначительно проговорил Голубинский.

– Да не нервничай ты так. Не дергай машину. А еще лучше стань где-нибудь, – не выдержал Сохатый. – Долбанемся еще. Конечно, твое удостоверение кстати окажется, но никуда же мы с тобой не спешим.

– И то верно.

Проехали пару кварталов, свернули к парку. Свой огромный джип Голубинский поставил прямо на тротуаре, легко взъехав на высокий бордюр.

– Короче, – прерывисто вздохнул он. – Когда кокс перестал на зоны поступать, то ему тут же ушлые морды решили устроить замену. Вчера в медсанчасти одного из СИЗО партию героина обнаружили. Все запаяно в ампулы, вроде бы инсулин. Представляешь?

– А как все началось?

– Один сиделец дуба ночью врезал. Херово стало. Не откачали. Ну, как положено, вскрытие. Кто ж знал? Заключение – передозировка героина. Патологоанатома никто же не предупредил.

– И что, ход делу дали? – ужаснулся Сохатый.

– Слава богу, вовремя мне доложили. Я и вмешался. Медзаключение мигом переделали на банальное отравление продуктами из передачи. Надежные люди осторожно «копать» начали. Оказалось, это мой заместитель решил свой канал поставок открыть в обход меня.

– Полкан Панкратов? – изумился Сахно.

– Он самый. Никто еще об этом не знает. Только я и двое моих людей из тех, кто до правды докопался. А они молчать умеют. И что теперь мне с этим делать?

– Ты с ним поговори, объясни, что не по понятиям такое творить, – предложил Мотя. – С «герычем» вечно проблемы.

– У меня другие планы на его счет есть. Но о них позже. Как братва на то, что кокс из оборота исчез, реагирует? – живо поинтересовался Голубинский.

– Как-как? Справедливо реагирует. Бухтят. На последнем сходняке меня предупредили, если кокс не вернется, пару кровавых бунтов по зонам организуют. Не усидеть тогда тебе в кресле. Месяц сроку дали.

– Дела, – совсем расстроился новоиспеченный генерал ФСИН. – А кто «герыч» этому ублюдку-полкану – моему заму поставил, узнать сможешь?

– Раскопаю. Братва сама его с потрохами сдаст и показательно разберется. Потому как они с твоим замом Панкратовым гнилое дело затеяли. Канал-то с «узким горлом» организовали. Только под себя дело заточили. А тут обязательно делиться надо, иначе никак.

– Месяц сроку дали, – почесал за ухом Голубинский. – Может, пока послабление временное сделать, позволить мелким гражданским поставщикам на наш закрытый рынок попасть со своим коксом?

– Где временное позволишь, там оно постоянным сделается, – тут же отмел такую возможность Сохатый. – Потом ты их уже не уберешь. Связями в тюремной среде обрастут, и прощай наш бизнес. Тебе это надо? Мне – нет. Весь процесс мигом из-под контроля выпадет.

– Выйдут на нас те, кто Шпалу и других завалил. Обязательно выйдут. У них только один хвост есть – поставщики кокаина. Остальное за нами. Негде им кокс в бабки перемолотить. Мы – то звено в цепи, без которого им не обойтись. На нас все замкнется.

– Тогда чего ждут?

– Цену себе набивают, чтобы у нас уже совсем безвыходка получилась, и мы на их лядские условия согласились. Понял?

– Не дурак, жизнь знаю, – Сохатый звучно хмыкнул. – А если они не на тебя, а на твоего зама выйдут? Да и в блатном мире мне замену подыскать могут. Желающих откусить от жирного пирога кусок побольше много.

Голубинский задумался, словно рассуждал, стоит ли говорить о чем-то Сахно, затем решился.

– Звонок странный в «Трастсанбанк» был на служебный Коляна Шпалы, баба звонила, покойного спрашивала, – произнес он. – Этот номер, кстати, ни в одном справочнике не числится, и из базы данных ты его не выковыряешь. Его Шпала только самым нужным людям давал. А они, как ты понимаешь, о его смерти все уже знают.

– Может, любовница из бывших? – предположил Сохатый.

– Любовнице давать номер стационарного служебного телефона? – криво ухмыльнулся Голубинский. – На кой ляд?

– И то правда.

– Звонок мы задним числом отследили, хоть и сделан он был по IP телефонии, то есть посредством компьютера связь осуществлялась. Звонили из Абхазии. Переговорный пункт в Пицунде. Сам разговор, к сожалению, не записан, но кажется мне, что это могла Екатерина Шпаликова звонить.

Сохатый заерзал на сиденье.

– Выходит, она до сих пор не знала, что брата замочили?

– Выходит, что так. И тогда получается, ее кто-то в вакуум поместил.

– Ну, как ты такое в наше время сделаешь, чтобы человек не заметил, что его «от мира отключили»?

– В Москве не сделаешь, – произнес Голубинский. – А в Абхазии это можно. Дикий народ – дети гор. Забашлял сотовому оператору, чтобы определенные номера на мобильнике человеку заблокировали, исполнят в лучшем виде при должном финансировании. Екатерина баба молодая, одинокая, ей какой-нибудь пройдоха на берегу Черного моря мозги до кипения довести мог.

– Погоди, погоди, – призадумался Сохатый. – Абхазия… Лаша Лацужба… – выстроил он логическую цепочку. – Сходится. Этот мог Екатерине голову задурить. Найти их надо и первым делом лавешки вернуть. Бабу пока не трогать, теперь только она знает выходы на поставщиков кокса, – принялся мысленно разруливать уголовный авторитет. – А Лаше голову окрутить.

– Гитарной струной, – подсказал Голубинский.

– Почему гитарной? – удивился Сохатый.

– Я вот говорю, ты слушаешь, а меня не слышишь, – ухмыльнулся Антон Никодимович. – Шпалу и других гитарной струной удушили? Удушили. Фирменный стиль киллера. И если мы с тобой не дураки, то под общий замес можем и тех, кто нам мешает, показательно в расход пустить так, чтобы на нас и тень подозрения не легла и неповадно было к нашему бизнесу подступаться. Начинать надо с моего зама полковника Панкратова.

– Дело говоришь, – согласился Сахно. – А поисками Лаши с Катькой Шпаликовой я займусь. Много кто из нашей братвы в Абхазии осел, помогут.