Текст книги "Приключение в наследство"

Автор книги: Кирилл Кащеев

Соавторы: Илона Волынская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Я не знаю, что у вас за истерика, – глядя в несчастную физиономию мужика, отчеканила мама, – Но пусть ваша девушка… Лика, да? Покажет нам комнаты и даст постельное белье.

– Я вам не гор… – начала Лика, но толчок локтем от мужика заставил ее поперхнуться и только зло уставиться на маму.

– А мы пока принесем вещи, – невозмутимо продолжила мама и бросила Кисоньке ключи от машины. – Мы приехали отдыхать, и мы будем отдыхать, чего бы это ни стоило!

Близняшки облегченно переглянулись – еще не хватало тащиться обратно! – и побежали к лестнице. Уже выскакивая на площадку, они услышали доносящийся из раскуроченной комнаты ленивый голос парня:

– А вы, девушка, как, остаетесь? Смотреть будете? Пользуйтесь случаем, пока дверь обратно не повесили.

Через мгновение их догнала красная от злости Нюрочка:

– А я бы даже и уехала! Жить рядом с таким хамом… Он нам весь отдых испортит!

– Вам, – ехидно сообщила Кисонька. – Мы для него еще маленькие. Или ему просто русые нравятся больше рыжих?

– Что ты такое говоришь… – смущенно пробормотала Нюрочка, невольно дотрагиваясь до скрученных в строгий пучок волос. И принялась торопливо выгружать из багажника свои и Грезы Павловны вещи. Мурка и Кисонька тоже встали на разгрузку, потом Кисонька села за руль и, шурша колесами по щебню, повела «мерс» вокруг дома.

– Занятно, – пробормотала Кисонька, аккуратно пристраивая машину в тень здания. На небольшом пустыре, служившем здесь стоянкой, оказалось еще три машины: две изрядно затерханные иномарки 90-го года издания и рядом могучий, как танк, черный джип-внедорожник.

– Ты машину водишь? Здорово, а я не умею, – рядом с «мерсом», прижимая ладонь к груди, стояла запыхавшаяся Нюрочка.

Кисонька усмехнулась. Она прекрасно понимала, что Нюрочка не стала бы бежать вокруг дома, чтобы показательно изумиться Кисонькиным талантом. Зато понимала, зачем побежала бы сама.

– Я думаю, это его машина, – кивая на джип, сказала она.

– Кого? – старательно удивилась Нюрочка. – Ах, этого… Ничуточки не сомневаюсь. Недаром он мне сразу не понравился! – Она повернулась на пятках и гордо удалилась со стоянки.

Кисонька пожала плечами: ей парни на джипах нравились больше, чем парни на старых «Жигулях», но у каждой девушки свой вкус. Подхватила оставшуюся сумку и побежала на второй этаж.

– А почему здесь? – Кисонька растерянно огляделась по сторонам. Комната, выделенная им с мамой, была та самая, в которую девушка Лика бегала истерить.

– Какая разница! – передернула плечами мама. – Проблема в том, что здесь всего две кровати: что у нас, что в комнате Грезы Павловны! Эти так называемые организаторы обещали раскладушку – пусть только попробуют не принести, я у них у самих кровать отберу! Все, я в душ! Обед через полчаса.

Дверь за мамой захлопнулась. Кисонька посмотрела на сумку с ноутом. Она, конечно, ни за что не станет навязываться, но… новости-то сообщить можно? Ну хотя бы пусть знает, где сейчас его компаньоны и почему не проявляют деловой активности. Кисонька плюхнулась на скрипучую кровать и торопливо застучала по клавишам:

«Hello, Big Boss! We didn’t come to Sri Lanka…» – хотелось бы знать – очень-очень: – он сейчас билет на самолет сдает… или даже не думал его покупать? И ведь никаких шансов выяснить, не спрашивать же у него, в самом деле! – «but you even can’t guess what I am doing now! We are far from home, looking for family treasure. It was hidden by our ancestor, Polish shliahtich (gentlemen)»[17]17
  «Привет! Мы не поехали на Шри-Ланку, но ты ни за что не догадаешься, чем я сейчас занята! Мы далеко от дома, ищем сокровища нашего рода. Их припрятал наш предок, польский шляхтич» (англ.).


[Закрыть].

Фамилию польского предка она благоразумно сообщать не стала, а то Большой Босс еще сообразит поискать ее на Facebook – и узнает, что его умной, стильной, крутой компаньонше-детективу… всего пятнадцать!

Ответ пришел неожиданно быстро:

«Cool! You haven’t told before that you come of good stock»[18]18
  «Круто! Ты раньше не рассказывала, что из аристократов». (англ.)


[Закрыть].

Кисонька в легком ошеломлении поглядела на экран. Он больше не поливает ее холодом? Он заинтересовался? Аристократическим происхождением? А что, если вдруг… он именно поэтому так шифруется? Когда сыщикам под Новый год надо было проникнуть в закрытый охотничий клуб, Кисонька придумала прикинуться представителями аристократического английского семейства, а Большой Босс помог это семейство изобразить[19]19
  Читайте об этом в повести И. Волынской и К. Кащеева «Снегурочка с динамитом» (издательство «Эксмо»).


[Закрыть]. А если он ничего не изображал? Если он и в самом деле какой-нибудь невообразимый аристократ и поэтому вынужден общаться с ней тайком? Да ну, ерунда! Кисонька затрясла головой. Это же не сериал «Аббатство Даунтон», а современная Англия, да и она за Большого Босса не замуж собралась! Во всяком случае, пока.

– Ну-ка посмотрим, а это тебя заинтересует? – пробормотала Кисонька и принялась писать дальше по-английски:

«Польская шляхта не похожа на английскую аристократию. К одному гербу могли принадлежать и богатейшие магнаты, и еще туча мелкой шляхты, иногда такой бедной, что даже голодала. К нашему гербу – Равич – относится больше двухсот шляхетских родов. А герб, по легенде, английского происхождения: девушка на медведе. Вроде был английский король, который завещал корону сыну, а движимое имущество – дочери. Сынок (милый мальчик!) пустил в спальню сестры черного медведя – дескать, тоже движимое имущество. Когда сестричку съедят, это будет веским доказательством, что девушки с имуществом обращаться не умеют. А она выехала из спальни на медведе верхом, после чего братцу пришлось угомониться и отдать положенное. Только не спрашивай меня, как девушка справилась с медведем, – это так и осталось ее секретом».

«Занятная сказка, хотя такого короля в нашей истории я не помню. К тому же я всегда думал, что медведи – в России, ну ладно еще в Польше или Украине…»

«А как же мультик «Brave»[20]20
  В Российском прокате мультфильм назывался «Храбрая сердцем».


[Закрыть]? Там полно медведей».

«Мультик – американский, события – в Шотландии. Вы еще с ирландцами нас перепутайте!»

– А вы думаете, кто-нибудь, кроме вас самих, вас различает? – Кисонька хихикнула. По двери отбили ритмичную дробь, и Греза Павловна позвала из коридора:

– Девочки, обедать!

«Зовут обедать. Потом еще свяжусь», – по-английски написала Кисонька.

«О, представляю: обшитый панелями зал родового поместья, старинные деревянные кресла, стол, за которым могут усесться все эти ваши двести родов… Целую, моя дорогая, bon appetit!»

«Если б он и правда меня поцеловал!» – отключая ноут, вздохнула Кисонька. Ну по крайней мере, они снова начали нормально писать друг другу, после недавнего испуганного молчания – уже прогресс! Она натянула джинсы и футболку – из Лондона все равно не видно, что на ней надето! – и выскочила наружу.

Глава 6
Борщ, пампушки и сокровище

Хоть в чем-то Большой Босс оказался прав – зал был. И даже кресла, и даже деревянные, и даже, можно сказать, старинные. Сцепленные между собой деревянные кресла с хлопающими откидными сиденьями. В актовом зале. Обеденный стол стоял… на сцене. Собственно, это были два канцелярских стола разной высоты. Пластиковые тарелки и стаканчики… зато от разнокалиберных мисок и кастрюлек пахло совершенно умопомрачительно!

– Здравствуйте! – Близняшки взбежали на сцену по скрипучим ступенькам и заняли два свободных стула. Улыбнулись Грезе Павловне – вот кто успел не только душ принять, но даже переодеться, сейчас на старушке красовался сарафанчик в стиле «Татьяна Ларина в бабушках». С легким изумлением оглядели Нюрочку – девушка тоже переоделась. Вроде бы совсем ничего особенного: летние джинсики, облегающий топ, волосы, обычно стянутые в узел, рассыпались по плечам. Никакие ей не тридцать, самое большее – двадцать пять, спортивная фигурка, не хуже, чем у самих близняшек, и… парень в розовом полотенечке ей агрессивно не нравится. Сама Кисонька так исступленно, до мелочей, приводила себя в порядок, только когда надо было раздавить соперницу или страшно отомстить негодяю, посмевшему сразу не разглядеть ее, такую потрясающую. Чтобы потом, когда он протрет глаза и все осознает, жестоко и цинично его отвергнуть. Парень в полотенечке, тоже успевший переодеться в джинсы и футболку, таких нюансов явно не понимал, на Нюрочку не глядел, весь его интерес был сосредоточен на баночках с солеными огурчиками, маринованными грибочками и салатом из свежей капусты. Кроме них за столом восседал мужик-организатор, при свете дня оказавшийся слегка обрюзглым и седоватым, и двое незнакомцев, мужчина и женщина лет, наверное, тридцати, в спортивных костюмах, оба высокие, крупные. В актовый зал влетела Лика с кастрюлей борща на вытянутых руках. Черные волосы и ярко-алые губы делали ее похожей на ведьму, и борщ сразу начал вызывать подозрение – не иначе как зелье! Лика с грохотом бухнула кастрюлю посреди стола.

– Тарелки! Тарелки давайте! – наваливаясь на крышку, словно в кастрюле сидел лютый зверь, завопила она и заработала половником с такой скоростью, что было ясно – или она успеет расплескать борщ по тарелкам, или там, в кастрюле, картошка сговорится с морковкой, выскочит и сама сожрет обедающих. Положенные к борщу горячие пампушки с чесночком разлетелись со скоростью пулеметной очереди.

– Вкуснотища какая! – зажмурилась Нюрочка.

– Вы маринованные грибочки попробуйте – обалденные! – не сознавая, какой опасности он подвергается, порекомендовал парень.

– Спасибо! – с ледяной любезностью сообщила Нюрочка. – Я обязательно попробую! – и отвернулась от миски с грибами.

Парень метнул на нее удивленный взгляд.

– Ой, а давайте я вас всех познакомлю! – ощутив сгустившееся напряжение, встрепенулся организатор. – Для начала – семейство Косинских, Марья Алексеевна и ее дочери…

– Мурка и Кисонька! – поторопились вмешаться девчонки. Ну что поделать, не любили они быть Аллой и Эллой, всегда предпочитая прозвища.

– Да-да, Марья Алексеевна и ее дочери – потомки того самого Кшиштофа Косинского! – торжественно провозгласил организатор.

– Скорее дочери, чем я, я-то по мужу… – заскромничала мама.

– А на дележку это не повлияет, – обгладывая выловленную из борща косточку, прочавкала крупная дама в спорткостюме.

– Кто первый встал – того и тапки, кто найдет – того и клад, – прогудел ее спутник и сам представился: – Леша! Будем знакомы! – и, перегнувшись через стол, принялся пожимать руки всем, до кого дотянулся. – А это супружница моя, Рюша!

– Раиса, значит! – аппетитно вгрызаясь в пампушку, пояснила тетка.

– Многоуважаемая Греза Павловна и ее племянница… – продолжил организатор.

– Аня! – теперь уже вмешалась Нюрочка.

Мурка невольно кивнула – она бы тоже Нюрочкой быть не захотела, даже ради Грезы Павловны. Выражение лица старушки стало смущенно-обиженным.

– Влад! – кивнул хозяин розового полотенечка. – Чего? Имя не нравится? – вдруг повернулся он к Нюрочке.

– Ну что-о вы! – Нюрочка даже не поморщилась, а чуть пошевелила носиком. – Имя для настоящего мачо, – насмешка в голосе была едва заметна.

– С Ликой вы уже знакомы. Ну а меня зовут Николай Дмитриевич, я отвечаю за то, чтобы вы хорошо отдохнули и, может, даже нашли клад! – в голосе мужика появились натужно-игривые нотки.

– Вы больше не пытаетесь нас выгнать? – Мама поискала на столе салфетку, не нашла и полезла в сумочку.

Николай Дмитриевич нервно дернулся, Леша с Рюшей продолжали жевать пампушки, и только Влад удивленно опустил ложку:

– А кто пытался? Вроде нормально все было…

– Значит, вы Николаю Дмитриевичу понравились больше, чем мы, – любезно сообщила Нюрочка.

– Упаси бог, чтоб я начал нравиться больше, чем компания красавиц! – делано испугался Влад.

Лика фыркнула, а вот Николай Дмитриевич вдруг… испугался по-настоящему. Страх промелькнул в глазах, задрожал в голосе:

– Это просто недоразумение…

– Ну и какая у нас программа? – сжалилась над ним мама – борщ и пампушки настроили ее на мирный лад.

– А-а… Э-ээ… – забормотал Николай Дмитриевич.

– Чё, прямо сейчас лопаты похватаете и клад нарывать пойдете? – скривилась Лика.

– Лика хотела сказать, что вы только приехали и вряд ли сможете приступить к активному отдыху…

– Если милая Лика хотела сказать именно так, в следующий раз пусть говорит, не стесняется, – не спустила Греза Павловна.

Лика мрачно зыркнула на старушку.

– Полдня сидеть в этом сельсовете? – хмыкнул Влад. – Это ж не пять звезд в Турции – что тут делать? Или вы не согласны, Анечка?

– «Аня», если вас не затруднит, – процедила та.

– То есть по существу дела возражений нет, – ухмыльнулся Влад и выжидательно поглядел на Николая Дмитриевича.

– Ну-у… Можем сходить на прогулку. Точнее, на экскурсию. В Острополь.

– Косинский ушел в Остропольский замок после разграбления Киевщины, – кивнула Кисонька.

– С добычей! – наставительно поднял палец Николай Дмитриевич. – Тут было солидное укрепление, выстроенное князем Острожским: башни, стены, внутренние колодцы, подвалы. Начинать поиски оттуда вполне логично.

– Почему же мы не поселились поближе к замку? Там было бы приятнее, – оглядывая потрепанный актовый зал, поинтересовалась Греза Павловна.

На губах Ани-Нюрочки появилась сардоническая усмешка: наверняка брошенный сельсовет заняли бесплатно, а с наивных туристов слупили денег. Она увидела отражение своей улыбки на губах Влада… и резко отвернулась. Думать одинаково с ним ей категорически не хотелось. Она сама не понимала, почему этот парень так ее бесит!

– Замок был и тут! – суетливо заверил Николай Дмитриевич. – Всякие крепостицы, форпосты, принадлежащие замку деревни… Двадцать-тридцать минут ходу, через лесок – прекрасная прогулка!

– Сразу пойдем или поспим часок? – дожевывая мясо, поинтересовался Леша.

– Прогулки после еды полезны. – Греза Павловна встала из-за стола.

Над деревней стояла разморенная летняя тишина. Греза Павловна неторопливо спустилась по ступенькам и раскрыла над головой изящный кружевной зонт.

– Ух ты ж! – Дед в ковбойке с перепугу всадил лопату в зреющую на огороде тыкву. На скамеечке у дома напротив давились шелухой местные бабки. Кружевным видением Греза Павловна проплыла между ними. Николай Дмитриевич бодро рысил впереди, лекторским тоном вещая:

– Типичное социальное явление начала двадцать первого века – вымирающая деревня! Молодежь разъехалась, кто получше устроился, стариков к себе забрал, вот и остались один дед и две бабки!

– А это кто? – Влад остановился у странного дома. Он выделялся среди полуразрушенных мазанок своей цельностью. И окна, и крыша, и даже сваренное из стальных полос крыльцо были на месте. Сам дом походил на двухэтажную узенькую башенку под острой крышей, словно внутри была всего одна крохотная комната.

– Где? – Николай Дмитриевич даже не остановился, целенаправленно двигаясь к леску.

– Наверху, – разглядывая круглое окошко под самой крышей, прошептал Влад.

– Вы такой нервный. Там никого нет, – отчеканила Нюрочка.

Мурка могла поклясться, что за круглым окном мелькнула стремительная тень. А вот был это человек или птица… Мурка передернула плечами, как от холода, и помчалась за остальными.

– Вот это мне уже нравится, – одобрила мама, проходя мимо старинного каменного моста над живописной речушкой. Из воды торчали камни – лишь журчание потоков меж ними и стрекот цикад нарушали тишину. Тенистый лесок закончился, раздолбанный асфальт сменился более приличным, и они сами не заметили, как втянулись в улочки поселка. Старые, но ухоженные дома, магазинчики и даже ресторанчик из красного кирпича с претензией на готичность.

– Ну вот, территория от нашего пансионата… – Николай Дмитриевич увидел устремленные на него иронические взгляды и исправился: – сельсовета и до замка и есть район поисков. – Его голос звучал необычайно отчетливо на пустых улочках: ни людей, ни машин.

– Видно, что вы все горожане, – глядя, как они озираются по сторонам, засмеялся Николай Дмитриевич. – В селах и маленьких городках вы не встретите толп ни днем, ни вечером! Люди или на работе, или перед телевизором – тут по улицам не шатаются! Нам же лучше. Когда начнем искать, никто не будет стоять над душой, выясняя, что мы тут делаем.

– Копать в людном месте – это жуть! – энергично одобрил Влад. – Особенно на пляжах: все детишки с совочками собираются вокруг тебя – и весь район поисков немедленно оказывается в песочных куличиках!

– А вы специалист? – скривилась Нюрочка.

– Десять лет каждый отпуск на копы езжу, – спокойно сказал Влад.

– Хвастун, – едва слышно шепнула Нюрочка.

Кисонька беззвучно хихикала. Смешные эти двадцатилетние. Она сама проделывает такие штучки гораздо изящнее. Ну у нее и опыта побольше, чем у Нюрочки. И парень, который ее интересует, покруче Влада: судя по интересу Большого Босса к Кисонькиному шляхетному предку, под ником скрывается не иначе как принц Уильям, наследник британского престола собственной персоной! Учитывая, что Уильям вдвое старше, женат и с ребенком… вот уж счастье привалило! Кисонька фыркнула так злобно, что Николай Дмитриевич шарахнулся и испуганно пролепетал:

– Мы сейчас идем к донжону. К центральной башне замка.

Они миновали крохотный парк, добрались до невысокого холма, поднялись по каменной лестнице…

– Ну и где замок? – спросила Греза Павловна.

Глава 7
Остропольский замок

Серые массивные башни Остропольского замка поднимались из тумана.

Кровавый туман стлался по земле, подползал к ногам, связывал колени, полз выше, вцеплялся в горло, не давая дышать. Стянутые сыромятным ремнем запястья мучительно болели, просунутая в кольцо рук жердь ссаживала кожу, Катерина не чувствовала стертых от долгого пути ног, колени мучительно дрожали, но падать нельзя, спотыкаться нельзя: упадешь – конец! И она шла не различая дороги, кровавый туман плыл перед глазами, сквозь него прорывались свист бича и злые лающие команды – Катерина не понимала ни слова, словно на чужом языке говорили…

– Татары! – простонала она.

– Татары и есть! – откликнулся сзади злой и безнадежный голос.

«Давно, пятнадцать лет назад… Старая Рузя… она и тогда уже была немолодая, лет тридцать… – в голове словно молот бухал. – Татары пришли, мужа убили, детей, Рузю в Кафу[21]21
  Кафа – крупнейший рынок рабов Крымского ханства. Ныне – Феодосия.


[Закрыть] гнали… Казаки! Казаки догнали полон, освободили Рузю! Тато моего казаки!»

– Казаки придут, казаки нас спасут! – снова застонала девочка.

– Тю, дурна! – удивился голос рядом, и Катерину вдруг сильно толкнули в плечо, так что она чуть не влетела головой в идущего впереди пленника. – Да просыпайся уже! Это и есть казаки!

Катерина с трудом подняла гудящую, как сброшенный со скалы медный казан, голову – грязная, свалявшаяся от пота и крови коса перекатилась на плечо. Перед глазами и впрямь плыл туман – мелкая пыль, поднятая с дороги десятками колес и сотнями конских копыт. И пыль эта и впрямь отливала красным – от сотен сбитых в кровь ног. Впереди и позади нее были люди – и все они, как ягоды смородины на стебелек, связанными руками были нанизаны на длинную жердину. Ни вбок не шагнешь, ни назад не отпрянешь, только и остается что шагать и шагать рядом с забитыми добром возами, туда, куда гонят едущие по бокам всадники в богатых жупанах[22]22
  Жупан – старинный шляхетский костюм, род сюртука.


[Закрыть] и с длинными чубами, свисающими из-под бараньих шапок.

«Рузя умерла, – с беспощадной отчетливостью вспомнила Катерина. – Мама… Мама умерла. Дмитро… Дмитро стрелял из окна хаты. За ним побежали… побежали казаки. Казаки не придут! Казаки уже пришли! Убили Рузю, маму, Дмитра…»

Обрушившееся на нее понимание было таким чудовищным, яростным и… невозможным, что ее скрутило в узел, ноги заплелись, она повисла на удерживающей ее жердине. Сильный пинок по ноге заставил ее выпрямиться.

– Держись! – прошипели сзади. – Хорошо хоть очнулась, а то как мертвая идешь, и на ночь встаем, тоже будто неживая!

Катерина попыталась обернуться, но жердина не пустила, только резко задергалась от ее движения, ломая строй пленников.

– А ну! Что тут у вас? – зазвучал над головой резкий мужской голос.

– Да вот дивчина с ума сошла – думает, нас татары захватили! И с чего это она, никак понять не могу, а, пан?

– Молчать! – звучно щелкнула плеть, раздался короткий вскрик, и тут же веселый голос добавил:

– Так я и говорю: какие же татары, когда это славные паны-черкасы[23]23
  Еще одно название казаков.


[Закрыть]!

– Без языка останешься! – щелкнуло снова, мимо рысью проскакал конь, Катерина увидела только сапоги всадника, полы длинного кунтуша и подергивающийся как змея хвост нагайки.

Стены из грубого серого камня приближались с каждым шагом. Каждое прикосновение измученных ног к дороге заставляло вздрагивать от боли, Катерина вступила во что-то вонючее, омерзительно чавкающее – и испытала облегчение… потому что боль на краткое мгновение стихла. Вокруг стен бушевал казачий табор. Остро пахло кипящим в громадных котлах кулешом, навозом и смесью конского и человеческого пота. Давно пустой желудок Катерины свело спазмом, а рот наполнился слюной с горьким привкусом желчи. Ржали лошади, и сновали люди: казаки в пестрых жупанах, крестьяне с корзинами, погонщики медлительных волов – полные возы, точно в разверстый рот, втягивались в арку крепостных ворот, а пустые вытекали обратно. На поднятой крепостной решетке мерно качались повешенные. Судя по богатству платья, это был поставленный князем Острожским каштелян замка… и его жена. Катерина долго и непонимающе смотрела на еще два подвешенных к решетке тела… Почему они такие маленькие, даже меньше самой Катерины? Поняла и, отчаянно вскрикнув, попыталась прикрыть глаза плечом – но веревка не пустила.

– Держись, столько прошли – недолго уже! – снова зашептали сзади. Крепкий пинок не позволил Катерине свалиться на колени, повиснув на связанных руках.

Озабоченная замковая прислуга деловито пробегала под телами своих недавних хозяев. Тень сторожевой башни упала на пленников. Стало сумрачно, их загнали под арку крепостных ворот в толстой, как две Катеринины хаты, стене. Ребристые булыжники холодили ноги, сверху снова обрушился свет, и они оказались на внешнем замковом дворе. Замковый двор мычал, хрюкал и гоготал. Неторопливо прошествовала тяжелая от молока корова, торопливой побежкой пересекло двор куриное семейство – желтые цыплята поспешали за пестрой мамашей. За огороженными у стены загончиками блеяли козы, из другого загончика замурзанный мальчишка выгонял верещащих поросят.

– О, туда вас! – искренне возрадовалась оставшаяся с пленниками пара конвоиров. Со сноровкой, выдающей немалый опыт, они начали по одному, как чеснок со связки, отцеплять пленников с жердины и заталкивать в загон.

Катерину дернули за связанные руки…

– Пусти! – вдруг пронзительно и страшно закричала она и, со всей силы пнув охранника по голени, рванулась прочь. Казак легко перехватил ее за талию, не дав пробежать и пары шагов, Катерина отчаянно забилась в его руках. – За что? Мой тятя сотник был, казацкий сотник… вы… Отпустите! Мама-а-а! Отдайте маму! Верните!

Охранник швырнул ее на покрытую нечистотами землю и с оттяжкой стегнул плетью. Резкая, отнимающая даже крик боль заставила девочку выгнуться, будто лук.

– Я такое уже слыхал! – раздался вдруг рев, смахивающий на медвежий. Катерину рывком подняли с земли, и она повисла, пиная ногами воздух. Она сразу узнала это лицо, эти вислые усы. – Сотнико-овна! – его губы растянулись в жуткой улыбке. – Нехай меня чертяка забодает, если ты не с того самого подворья, где меня щенок с пистолем подстрелил! – Он неловко повел плечом – богатый жупан соскользнул в свинячью лужу, но он даже головы не повернул. – Тебя ж пан гетман от меня забрал? Ничего, сейчас уже я тебя заберу! – Он закинул Катерину на другое, здоровое плечо. Девчонка отчаянно завизжала, но перекрывая ее ор, завопил сосед по жердине, оказавшийся пареньком годка на три постарше Катерины, белобрысым, веснушчатым, со вздернутым носом, хитрющими глазами и такой глоткой, что перепуганная курица, растопырив крылья, в ужасе помчалась по двору, а корова протяжно замычала.

– Добычу крадет! Вор! Обманщик! – надрывался хлопец. – Паны товарищи лыцарство, да что ж это делается! Разве ж у Войска Запорожского нету ни правил, ни законов, разве не клянутся казаки на святом Евангелии, что, если кто добычу потаит, Господь его покарает и в этом мире, и в следующем? Тоже клялся, небось, а сам середь бела дня у своих братьев из доли девку тянет!

– Верно, не дело, – неуверенно начал один из конвоиров. – Пока паны старши́на все по-честному меж панами товарищами не поделят…

– Чихал я на панов старшину! Моя девка! – казак все еще орал, не понимая, что кричит один на вмиг умолкшем дворе. Свисающая с плеча Катерина с трудом вывернула голову, увидев возвышающегося над ней жеребца и разряженного всадника в шапке с пером, с интересом разглядывающего орущего усача. За спиной у всадника, тоже верхóм, виднелась богато разодетая казацкая старшина.

– Ты того… обернулся бы, пан, что ли… – с некоторым даже сочувствием вдруг сказал враз переставший возмущаться белобрысый хлопец.

Усач развернулся… босые ноги Катерины прошлись по носу жеребца – тот попятился и злобно фыркнул. Мгновение – усач узнал всадника и, мрачно хмурясь, согнулся в поклоне. Катерина бессильно свисала с его плеча.

– Как звать? – обронил всадник.

– Охримом, пан гетман!

– Ты недоволен моим решением, Охрим? Думаешь, лучше поделишь добычу, чем паны старшина? – Косинский холодно усмехался, а глаза его оставались острыми и колючими, словно взведенные стрелы на самостреле. – И как же? Себе, себе и еще маленько себе?

Вокруг захохотали. Усатый Охрим побагровел от злости, но смолчал.

– Чихал он на нас! – пробурчал за спиной Косинского казацкий полковник, толстый, аж кобыла под ним проседала. – Эдак ежели каждый на нас чихать будет… прочихаются! А ну положь девку где взял! – надсаживаясь до вздувшейся жилы на лбу, заорал полковник.

Охрим злобно рыкнул и… швырнул Катерину под ноги старшинским коням.

– Я дивчину к себе возьму! – раздался негромкий, но такой грозный голос, что Охрим выпустил Катерину быстрее, чем от криков полковника. Из низенькой двери вырывались клубы пара и такие запахи, что живот Катерины скрутило в узел, а на пороге стояла бабища таких размеров, что ее бока заполоняли дверной проем от края до края. – А то мы с каплунами[24]24
  Каплун – специально откормленный на мясо петух. Часто запекался целиком и подавался как праздничное блюдо.


[Закрыть] к обеду не поспеваем, вельможный пан! – и бабища поклонилась, с трудом опираясь на собственный живот. – И того горластого мальца тоже! Для кухни не сгодится, на огород пойдет, ворон криками гонять!

Немудрящая шутка снова вызвала у панов старшины гогот: хохотал, тряся телесами, толстый полковник, тонко усмехался гетман.

– Каплуны – это хорошо! А ты гляди у меня, еще раз к добыче лапу протянешь – пожалеешь! – и полковник погрозил Охриму плетью.

– Быстрее, бежим! – белобрысый хлопец, как был, с неразвязанными руками, поднял Катерину с земли и поволок в распахнутую дверь, в кухонный чад и грохот.

– Как звать? – коротко бросила бабища.

– Савкою, вельможная пани! – отрапортовала белобрысый, преданно уставившись на бабищу.

– Какая я тебе пани, если сама у панов служу? – ухмыльнулась та, показывая редкие почерневшие зубы. – А девку как?

Катерина молчала, угрюмо, как зверек, глядя на возвышающуюся над ней бабу. И тут же получила ощутимый тычок в бок.

– Что молчишь, сотникóвна, и впрямь с ума сошла? – процедил белобрысый Савка.

– Я-то думала, она тебе сестренка, – разочарованно протянула бабища.

– Сестренка, сестренка. По голове ей дали, вот она имени своего и не помнит, – бесцеремонно подсовывая Катеринину окровавленную косу бабище под нос, объявил Савка.

– И тебе, видать, заодно дали – ты тоже, сдается, имени ее не помнишь? – бабища уперла руки в бока.

– Он у нас с детства дурноватый, – прошипела Катерина, отнимая косу у Савки. – Катерина я.

– Меня можете теткой Оленой звать. Птицу щипать умеешь, Катерина? – не дожидаясь ответа, бабища одним движением кухонного ножа перерезала путы на руках у девчонки и подтолкнула ее к столу, где, жалостно задрав лапки, лежали с десяток каплунов. – А ты за дровами марш, быстро! И смотрите мне оба: хоть репку с гетманского стола возьмете – запорю! – И, не обращая больше на них внимания, снова нырнула в кухонный чад, откуда доносился стук ножей, грохот чанов и то и дело выглядывали любопытные физиономии кухонного люда. – Что пялитесь – вам тут фигляры бродячие приехали? А ну работать!

Катерина тупо уставилась на каплунов. Почему? Почему она стоит на этой кухне, ведь у нее был дом, брат, Рузя, была мама… мама, мамочка! Почему?

– Почему-почему… – то ли она бормотала вслух, то ли на лице у нее было написано, но Савка вдруг налетел, ухватил за косу и поволок к дверям.

– Что ты делаешь?! – попыталась рвануться Катерина, но Савка уже подпихнул ее к самому порогу и ткнул пальцем:

– Гляди!

Вытянув ноги, Охрим сидел посередь двора на поставленном на попа чурбаке – слуги, окрестные крестьяне и даже другие казаки обтекали его с обеих сторон, бросая на вольготно расположившегося усача недобрые взгляды, но лежащая поперек колен сабля заставляла их молча проходить мимо. Богатые сапоги казака покоились на измаранном жупане, а сам Охрим неотрывно глядел на кухонную дверь. Увидел Катерину – и глаза его вспыхнули, а рука томным, ласкающим движением прошлась по обнаженной сабле. Катерина прижала обе руки к животу, чувствуя, как ее резко и страшно затошнило.

– Или здесь, или в момент там окажешься, – сурово сказал Савка и настороженно огляделся, не идет ли тетка Олена.

– Так… нечестно! И недобре! – простонала Катерина, чувствуя, как душа ее просто разламывается на части.

– Дите малое! Где же ты на целом свете видела честность али доброту? – в кривой усмешке Савки вдруг проступила тяжелая, взрослая горечь.

День был как длинный темный мешок, до краев наполненный перьями, чадом, горелым жиром и неподъемными тяжестями. На печи, громадной, как три печи в Катерининой хате, кипели казаны и томились горшки. Малейшее прикосновение обжигало до пузырей. Катерину таскали по всей кухне словно тряпичную куклу, перекидывая к новой работе. Она щипала каплунов, плача от боли в обваренных кипятком руках, драила покрытый слоем застарелого жира казан, мешала деревянной ложкой разварившееся пшено и снова щипала птицу, пока на истерзанных пальцах не закровоточили сорванные мозоли. Слезы неостановимо бежали по щекам, желудок выл от застарелого голода… а потом замолчал, тело впало в оцепенение от постоянной боли и усталости. А когда очередная голая птичья тушка исчезла, Катерина остановилась, бессмысленно глядя на пустой стол. Медленно подняла гудящую голову и оглядела кухню. Чад расползался, открывая яства на медных, оловянных, дорогих серебряных и простых деревянных блюдах, словно случайно собранных на этом столе. Катерина увидела своих почти родных каплунов, с дразняще-ароматной хрустящей корочкой. Вбежавший слуга подхватил блюдо и умчался прочь. Катерина пошатнулась, чувствуя, как слабеют колени.

– Ну вот, теперь можно и повечерять! – раздался веселый голос тетки Олены… и перед Катериной на стол лег ломоть черного хлеба. Тетка торжественно протерла краем грязноватой запаски[25]25
  Запаска – юбка-фартук, как правило шерстяная, синего, черного или красного цвета, подвязывалась к поясу.


[Закрыть] толстобокую розовую луковицу и протянула ее Катерине: – На! Заслужила!