Текст книги "Сокровище forever!"

Автор книги: Кирилл Кащеев

Соавторы: Илона Волынская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Да что ж это такое! Сговорились вы, что ли? – взревел Остапчук, хватая Раймунду за руку в самый последний момент, когда она уже собиралась откинуть прикрывающую нишу занавесь.

Мурка успела смутно удивиться – вроде бы только что, буквально две минуты назад, эта занавесь была отдернута, а ниша открыта!

– Не смейте меня хватать! – вырывая руку, взвизгнула Раймунда. – Это моя пектораль, а не ваша!

И в эту секунду за задернутым занавесом загрохотало. Послышался звук падения чего-то тяжелого – и звон бьющегося стекла.

– Пектораль! – в один голос завопили Остапчук и Раймунда и оба рванули занавесь с такой силой, что ткань, не выдержав, вырвалась из зажимов крепления и плавно, как в замедленной съемке, пала к ногам.

Витрина лежала на боку. Грубо отогнутая клемма сигнализации торчала в сторону. В крышке зияла дыра, похожая на неровную звезду. Поблескивающие в свете ламп осколки усыпали пол в нише. Покрытие черного бархата, словно выдранное чьей-то сильной рукой, беспомощно свисало сквозь дыру в стекле. И больше в нише ничего не было.

В сумочке у Мурки пронзительно заверещал мобильник. Не отводя глаз от разграбленной ниши, девчонка нашарила аппарат.

– Слышь, Мурка, – раздался в трубке смущенный голос Вадьки, – тут это… Надо Саляма из туалета выпустить. Его там заперли, а дверь выбивать неудобно, и так мы в этом музее такое устроили… – Он снова замялся. – И вообще тут непонятное творится!

– Ты даже не представляешь, до какой степени! – ответила Мурка. – Пектораль похитили!

Глава 8. Ломай дверь, к черту!

– Дай сюда! – За несколько километров от музея, в рабочей комнате «Белого гуся» Сева выдрал телефон у Вадьки из рук и лихорадочно просипел в трубку: – Мурка, никто! Слышишь, ни один человек не должен покинуть зал! – И тут же Сева метнулся к микрофону и уже в полный голос решительно скомандовал: – Салям! Ломай дверь!

– Ты чего? – растерянный Вадька следил за действиями друга. – Мы и так там, что могли – уже поломали!

Сева поднял на Вадьку взгляд, сияющий бешеным азартом и настоящим победным торжеством:

– На что хочешь спорю – Остапчук не вызовет милицию! Даю ему двадцать… ну, тридцать минут – и он рванет к нашему великому сыщику, чтобы тот по-тихому вернул пропажу! Согласись, при таком раскладе не годится, чтобы великого сыщика нашли запертым в туалете! – закончил Сева. – Для имиджа плохо! Так что ломай, Салям, – что такое фанерная дверка по сравнению с золотой пекторалью! Ломай дверь, к черту!

На мониторе крашеная дверь туалета начала отдаляться – Салям отходил к дальней стене для разбега. Резко качнулась навстречу… Снизу вверх поперек экрана мелькнула вскинутая для удара Салямова нога.

– Не ногой! – завопил Вадька.

Поздно. Толстый каблук ботинка ударил в замок. Что-то хлопнуло, будто надутый бумажный пакет лопнул.

– Но это же другая нога! – заверещала Катька. – Или ты и сюда свои штучки насовал?

По Вадькиной несчастной физиономии видно было, что да – насовал.

Из другого ботинка Саляма тоже повалил черный дым, настолько плотный, что монитор снова затянуло сплошной непроницаемой пеленой. Кажется, дым был еще и едким, потому что из динамиков донесся судорожный кашель Саляма. Изображение задергалось – сгибающийся от кашля Младший Служащий заметался по туалетной комнате. Сквозь дым на него надвинулось что-то белое – кажется, умывальник, – и тут же послышался грохот. Потом что-то подвернулось под ноги – сдается, это был унитаз. Грохот повторился. Наконец Салям ударился обо что-то плечом… Дверь туалета хрустнула и вывалилась в коридор. Салям выкатился следом. Из-за его спины медленно и лениво плыли полосы черного дыма, вытягивающегося из туалета и расползающегося в воздухе музея.

– Ну все, ребята, – безнадежно вздохнула Катька, – с Севкиной любовью к гонорарам, а твоей, Вадька, страстью к технике нам теперь хочешь не хочешь надо получить заказ от Остапчука… и еще обязательно поймать вот этого, в черном, что тут бегал.

– Его-то зачем так уж обязательно? – мрачно пробурчал Вадька. Действительно, с вмонтированными в ботинки прибамбасами плохо получилось. А ведь на испытаниях все работало!

– А чтоб хотя бы разгром музейной экспозиции на него свалить! – ехидно сообщила младшая сестрица. – Потому что за разгром музейного туалета все равно платить нам. Из гонорара от Остапчука.

Глава 9. Похищение № 1

Поверх прижатого к Муркиному уху мобильника легла мужская рука, и девчонка увидела перед собой совершенно растерянные глаза Остапчука.

– Как похитили? – по-детски испуганно пробормотал Олег Петрович.

– Ну-у… – протянула Мурка, тоже слегка растерянно, – прокрались в нишу… задернули штору… разбили стекло, схватили пектораль и удрали!

– Почему ты не сказала, чтоб они этого не делали? – все еще заторможенно пролепетал Остапчук.

– Кому? – изумленно переспросила Мурка.

– Ну этим, им! Про которых ты рассказываешь! Ты их видела?

Мурка поглядела на Остапчука с жалостью.

– Конечно же, я не видела! – раздельно, как маленькому, пояснила она.

– Откуда тогда знаешь? – отрывисто бросил Остапчук.

– Я не знаю! – завопила Мурка, уже искренне пожалевшая, что вообще открыла рот. – Я предполагаю! Занавес задернут – значит, задернули! Стекло разбито – значит, разбили! Пекторали нет – значит, взяли и вынесли!

– Не могли из ниши ничего вынести! Когда стекло разбилось, я прямо перед ней стоял! – с тупым упрямством выдал Остапчук.

Мурка покорно вздохнула: надо потерпеть, ясно же, человек в шоке.

– У вас задняя часть этой самой ниши из чего сделана? – терпеливо спросила она Остапчука.

Олег Петрович уставился на болтающиеся занавеси, будто только сейчас задумался над этим непростым вопросом.

– Из ткани, – после долгого созерцания наконец заключил он.

– Ну? – переспросила Мурка.

– Ну? – все так же тупо ответил Остапчук.

– Ежу понятно! – не выдержал Кисонькин «эльф». – Просто-напросто отодвинули тряпку и выбрались с задней стороны!

– А вот и не могли! – с детским торжеством вскричал Остапчук. – У меня там милиционер сидит!

– А вот и не сидит, – уныло откликнулась Мурка.

– То есть как «не сидит»? – неверяще переспросил Остапчук и рванул через нишу, с хрустом давя осколки стекла. Рыча от нетерпения, он ухватился за занавесь и яростно отдернул ее в сторону. Между завесой, составляющей заднюю стенку ниши, и стеной самого музейного зала оставалось немного пустого пространства, в которое был втиснут обыкновенный старенький стул с драным дерматиновым сиденьем.

– Я бы сказала – никак не сидит, – разглядывая пустой стул, печально заключила Мурка.

– Боже мой! – судорожно комкая в руках край ткани, прошептал Остапчук и обвел толпящихся вокруг него людей безумным взглядом. – Так и есть – ее нет! – из груди его вырвался более осмысленный и совершенно душераздирающий крик. – Пектораль действительно украли!

– А что ж вы хотели, с такой-то организацией! – К нише невозмутимо подгреб Пилипенко с полной еды пластиковой тарелочкой в руках. Вожделеюще пошевелил пухлыми пальцами, выбирая, что б такое повкуснее подцепить. Наконец подхватил крошечный рулетик с начинкой, положил его на язык и, сосредоточенно причмокивая, пробубнил: – Думать надо, кого приглашаешь! Олигархов сюда всяких натаскали, а тех только подпусти к золотишку, сразу без штанов останешься! Мэра опять же с губернатором – еще того хуже! Так мало вам – вы и детскую мафию приволокли! – Он снова принялся копаться в своей тарелке, выискивая самые лакомые кусочки.

– Какую детскую мафию? – дрожащим голосом осведомился Остапчук.

– А вот этих! – невозмутимо кивая на Мурку и Кисоньку, сообщил Пилипенко. – Там, где эти появляются, там все пропало!

Девчонки уставились на Пилипенко с изумлением – им всегда казалось, что пропажи случаются там, где появляется Пилипенко.

– Вы что хотите сказать – девочки похитили пектораль? – насмешливо приподнимая безупречные брови, поинтересовался «эльф».

– А кто же еще? – Пилипенко был по-прежнему невозмутим. – Я их давно знаю, они во-от с таких лет чего-нибудь похищают! – Пилипенко сдвинул ладони так, что всем стало ясно – свою преступную деятельность Мурка с Кисонькой начали в возрасте трех-четырех месяцев от роду. Вероятно, были замешаны в краже памперсов. – У них ворованный антиквариат – складами! Секретные документы – стопками! Похищенные драгоценности – грудами! Будет теперь еще и ваша пектораль! И даже не надейтесь ее вернуть! – снова почмокивая от удовольствия, с набитым ртом объявил Пилипенко. – Детская мафия – она непобедима! Да-да! – с грустным цинизмом все повидавшего и разочаровавшегося в жизни человека сказал он, принимаясь обгладывать виноградную гроздь. – Я вот попытался с ними бороться – теперь на посту в музее стою! А ведь работал в уголовном розыске. Свой кабинет имел. – Пилипенко вздохнул.

– На посту? В музее? Стоишь? Это вот так ты стоишь? – Глаза Остапчука загорелись безумием.

Как торпеда, он вырвался из ниши и с ревом набросился на Пилипенко. Пластиковая тарелка отлетела в сторону. Бутербродики, зеленые корнишоны, рулетики, пирожки, маленькие пирожные и косточки съеденного винограда шрапнелью раскидало по залу. Крепкие пальцы бизнесмена сомкнулись на горле у милиционера. Лицо Пилипенко налилось кровью. Хрипя, старший лейтенант попытался отодрать от себя Остапчука. Но бизнесмен держал намертво. Пилипенко опрокинулся навзничь. Не разжимая стиснутых на горле врага рук, рычащий от бешенства Остапчук уселся ему на грудь.

– Это ты! Ты во всем виноват! Если бы ты не ушел с поста!.. Ты… – колотя головой Пилипенко о паркет, захлебывался яростью Остапчук.

– Снимай! – упоенно кричала журналистка Карина своему оператору, бегая вокруг сцепившихся мужчин. – Крупный план давай! Такой сюжет раз в жизни бывает!

– Стоп! – то ли самому себе, то ли оператору скомандовал Остапчук, враз останавливаясь. Его сомкнутые на горле Пилипенко пальцы разжались, ладонь поднялась и запечатала пялящийся на него стеклянный глаз телекамеры. – Никакого сюжета не будет, – очень спокойно, будто и страх, и растерянность, и бешенство враз исчезли, объявил Остапчук. Он аккуратно встал с Пилипенко, тщательно отряхнул брюки, поправил пиджак – теперь это был все тот же собранный бизнесмен, которого привыкли видеть остальные.

– Почему это не будет? – задиристо поинтересовалась журналистка.

– Потому что прямо с завтрашнего дня я начинаю спонсировать твою передачу, Кариночка, – улыбнулся ей Остапчук.

Артюхова склонила голову к плечу, став похожей на умного пуделя, и призадумалась.

Лежащий на полу Пилипенко опасливо приподнял голову. Потер ладонями шею с четкими отпечатками пальцев рассвирепевшего бизнесмена и сдавленно прохрипел:

– Сопротивление сотруднику милиции…

– Он вам не сопротивлялся, – мгновенно парировала журналистка, похоже, сделавшая свой выбор, – он просто стучал вашей головой в пол – а это совсем другое дело!

– А как же попытка подкупа свободной прессы? – как жук, переворачиваясь на брюхо и медленно поднимаясь на четвереньки, охнул все еще не сдающийся старший лейтенант.

– Пресса свободная, – отрезала журналистка, демонстративно перемещаясь поближе к своему новому спонсору, – хочет – подкупается, не хочет – продается! Только знаете, Олег Петрович… – трогательно заглядывая в глаза Остапчуку, сказала она, – нормальную милицию все равно придется вызвать. Пектораль-то пропала.

– Ни за что, – ответил Остапчук, – никакой милиции, пока пектораль не найдется! Мы сами ее найдем! Здесь! Сейчас! И никто ни о чем не узнает!

– Ну, вы тут ищите, чего хотите, а мы пошли! Это остапчуковские проблемы, нас они не касаются! – До сих пор молчавший «гном» промаршировал через весь зал к стоящему под руку с Кисонькой сыну. Бесцеремонно снял ладонь онемевшей от такой наглости девчонки с локтя золотоволосого «эльфа» и тычком пудового кулака наладил его к распахнутым дверям.

– Пап, ты что! – возмутился «эльф». – Так нельзя!

– Только так и можно! – заверил родитель, подпихивая взъерошенного и протестующего «эльфа» к выходу. Оба гоблина охраны невозмутимыми черными фигурами выросли рядом с хозяевами.

Мурка вспомнила предостережение Севы – никого нельзя выпускать!

– Остановите их! – закричала она. – Они не должны уйти! – Она шагнула к четверке мужчин… и замерла. Не должны-то не должны, только как их остановить? При всем ее бойцовском опыте с двумя взрослыми опытными телохранителями ей никак не справиться. Нечего даже и пытаться.

Гоблины мгновенно уловили ее колебания – и на их физиономиях проступили ухмылки. Будто две щели в железобетоне прорезались.

– А все-таки уйдем! – тоже усмехнувшись, тоном вредного леприкона откликнулся их хозяин Неваляшкин и буквально вколотил напрасно протестующего и оглядывающегося на презрительную Кисоньку сынка в темный провал дверей.

Еще раз оглянулся на оставшихся у него за спиной людей, победно ухмыльнулся Остапчуку в лицо – и шагнул следом.

Словно вышибленные тараном, из темноты дверей обратно в зал вылетел сперва золотоволосый «эльф», а следом и его кряжистый папаша.

– Никто никуда не идет! – прогудело из мрака.

Тьма вестибюля раздвинулась, и на порог ярко освещенного зала ступила величественная, как Правосудие, могучая, как богатырь из сказки, загадочная, как герой женских романов, фигура.

– Ты как смеешь, гад! – взревел свалившийся на руки охране Неваляшкин. – Да мои ребята тебя сейчас… А ну-ка, бейте его, парни! – заорал «гном», взмахом кулака натравливая своих гоблинов.

– Папа, прекрати! – «Эльф» повис у отца на плечах. – Нам только драки не хватало!

– Послушайтесь сынка, уважаемый! – Не обращая ни малейшего внимания на грозно двинувшихся к нему охранников, вновь прибывший устремил на разбушевавшегося «гнома» непроницаемый взгляд прикрытых темными очками глаз. – Ну сами подумайте… Уйдете вы – а пектораль так и не найдут. Получится, вы ее унесли. Иначе зачем бы вам так яростно отсюда вырываться?

«Гном» замер.

– Нет у меня вашей паршивой пекторали, – жестом останавливая охранников, буркнул он – и, еще секунду поколебавшись, повернулся и направился обратно к фуршетным столам. – И никуда мы не идем! – бросил он.

– Вот и я говорю, – невозмутимо подтвердил Салям, полностью выступая на свет.

Мурка поглядела на него с гордостью. Он был… великолепен! Или это Вадька через него был великолепен?

Похоже, на журналистку шеф «Белого гуся» тоже произвел сильное впечатление.

– Можно, я хотя бы его поснимаю? – дергая за пиджак своего нового босса, громко прошептала она, не сводя зачарованных глаз со все еще слабо курящихся черным дымком ботинок Саляма. – Мы потом из этого материала какую-нибудь передачку о расследованиях смонтируем.

– Делай что хочешь, – не слушая ее, отмахнулся Остапчук, бросаясь к Саляму. – Вы-то мне и нужны! У нас тут такое произошло…

– Знаю, – величественно сообщил Салям. – Пектораль похитили.

– Откуда знаете? – немедленно влезла сообразительная журналистка. – Вас же здесь не было!

Салям смутился. Мурка в досаде прикусила губу – мальчишки явно увлеклись, как теперь выкручиваться?

– Э-э… – замялся великий детектив. На лице его появилось выражение напряженно прислушивающегося человека… Потом он словно воспрянул духом и выпалил: – Ну, если в ночь презентации пекторали в окно музея лезет неизвестный в черном плаще – вряд ли он явился похитить череп мастодонта, верно?

– Хороший череп мастодонта тоже кой-чего стоит, – пробормотала вдруг сотрудница музея Светлана Вениаминовна. – Но его можно было похитить и вчера.

– В музей проник неизвестный? – вскинулся Остапчук. – Где он? Вы его поймали?

– Ушел, – с досадой в голосе бросил Салям. – Отлично бегает, мерзавец! А экспонатами как швыряется!

– Что с нашими экспонатами? – встревожилась Светлана Вениаминовна.

– Мне есть дело только до одного экспоната! – взвился Остапчук. Он повернул полное отчаяния лицо к Саляму и надрывным голосом взвыл: – Значит, все пропало? Вы упустили этого, неизвестного – и он удрал с пекторалью?

– Сомневаюсь… – Салям был по-прежнему сама невозмутимость. – Во сколько произошло похищение?

– Я, я! Я скажу! – подскочила к нему Карина. – По времени на камере определим! Вот, смотрите! – Срывая камеру с плеча своего молчаливого оператора, она прильнула к глазку. – Пятнадцать минут назад господин Остапчук уже милиционера душил…

– Видите, все задокументировано! – обрадовался Пилипенко.

– Значит, витрину с пекторалью разбили не больше чем минут двадцать-тридцать назад! – торжествующе заключила Карина.

Мурка засомневалась – полчаса назад Салям сидел запертый в туалете, Вадька ей сам об этом сказал. Так с чего мальчишки решили, что их беглец не мог участвовать в краже? Запер Саляма и спокойненько отправился пектораль воровать!

– Полчаса назад здесь, в зале, оставалось совсем немного народу, верно? Те же люди, что и сейчас. Сотрудники музея, – плавным жестом Салям указал на Пилипенко и Светлану Вениаминовну.

– Это наша обязанность, мы на работе, – пробормотала та.

– Журналисты… – продолжал Салям, указывая на Карину и ее оператора.

– Мы тоже на работе! – откликнулась Карина.

– Поэтесса…

– Я ждала, когда мне, наконец, вернут мою собственность!

– Ученый! – кивая в сторону приткнувшегося в уголке старичка, провозгласил Салям.

На дедка покосились с изумлением, кажется, до той поры никто даже не замечал его существования.

Старичок-непрофессор вздрогнул и с ужасом поглядел на Саляма.

– Я… Мне… необходимо для моих исследований… – нервно облизывая сухие губы, пролепетал он и, как черепаха, втянул голову в плечи.

– Ну да… – неопределенно согласился Салям. – И наконец, господин Неваляшкин с сыном и охраной. – Салям поглядел на подпертого с двух сторон насупленными гоблинами «гнома» и его старающегося держаться подальше от папочки золотоволосого красавца-сына.

– Мы б давно ушли, так эта девица вцепилась в моего сына и не выпускала, – обвиняюще указывая на Кисоньку, заявил Неваляшкин.

– Папа! – Поглядывая на мрачную Кисоньку, «эльф» чуть не плакал. – Ты же сам с Остапчуком разговаривал! Все от него отлипнуть не мог!

– Так с ним разве договоришься? – родитель немедленно выдвинул встречный аргумент. – Ему что не предложишь – на все «нет»!

На мониторе в офисе отлично видно было, как, соглашаясь с этими словами, невольно кивнули Раймунда и старичок-ученый.

– Ах да, – повинуясь Вадькиной подсказке, вроде бы вспомнил Салям, – еще сам хозяин мероприятия господин Остапчук и две девочки!

– Во-во, они-то пектораль и похитили, – вставил Пилипенко.

– Девочки? Или Остапчук? – насмешливо переспросил Вадька через Саляма. – Никто из этих людей не покидал зала. И никто сюда не входил! – зловеще возвысив голос, многозначительно добавил он.

– Ну и что с того? – независимо задирая подбородок, спросил Неваляшкин.

– Из этого мы делаем очень простой вывод, – буднично заключил великий сыщик. – Проникший в музей неизвестный злоумышленник был всего лишь связником, который должен забрать пектораль у настоящего вора. А сам вор находится здесь. И более того… – Салям сделал паузу и драматическим шепотом добавил: – Пектораль тоже по-прежнему здесь, в этом зале. Она у кого-то из вас!

Глава 10. Все раздеваются и бегут!

Приникнув к монитору, троица в офисе «Белого гуся» напряженно следила за отражающимися на экране компьютера людьми.

– Как думаешь, согласятся на обыск? – нервно болтая ложкой в чашке уже остывшего чая, выдохнул Сева.

– Сомневаюсь, – сквозь зубы процедил Вадька. – Этот… Неваляшкин – точно откажется.

Весь экран заполнила перекошенная физиономия Остапчука.

– Это все Неваляшка! Его работа! – вопил бизнесмен. – Недаром он так смотаться хотел – сообщнику пектораль передать!

– Нет у меня твоей дурацкой блестяхи! И не было никогда! – в ответ заорал «гном». – Хочешь – на, обыскивай! – Он содрал с себя пиджак и принялся лихорадочно выворачивать карманы, как будто в них мог уместиться килограммовый круг золота. – Хоть всех нас обыщите!

– А этот милиционер в чем-то прав – только свяжись с вами, с олигархами, без штанов останешься, – насмешливо вздохнул «эльф» Гена. – Я-то, конечно, могу и не раздеваться. Я вон с рыжей был, меня все видели, – кивнул он на Кисоньку. – Но чтоб на нашем семействе не было никаких подозрений… – Он демонстративно взялся за молнию своих облегающих черных джинсов. – Эй, рыжая, – он томно улыбнулся Кисоньке, – мужской стриптиз когда-нибудь видела?

– Снимай, снимай… – лихорадочно шептала журналистка.

– Да он и так вот-вот снимет… – буркнул из-за камеры оператор.

– На камеру снимай! Потом разберемся: что вырезать, что оставить.

– Я не понял! Чего это он персонально Кисоньке стриптиз показывать собрался? – в офисе возмутился Сева.

Вадька не обратил на него внимания, пристально вглядываясь в лица людей на экране. Кажется, никого предложение «гнома» в восторг не привело. Светлана Вениаминовна смущенно вспыхнула, престарелый непрофессор запахнулся в пиджак поплотнее, будто боялся, что его сейчас заставят устраивать стриптиз вместе с Геной. Но решительнее всех оказалась Раймунда.

– Я не согласна! – звонко выпалила она. – Я не понимаю, как можно заподозрить в краже меня! Поэтессу Раймунду Радзивиловскую! Тем более что я вместе с господином Остапчуком перед занавеской стояла, – уже более прозаически добавила она. – И я не позволю, чтобы этот грубый, бездушный человек… – она обдала Саляма презрительным взглядом, – обыскивал меня своими грязными лапами!

– Он помоет руки, мадам поэтесса, – дипломатично предложил Остапчук, – сходит в туалет и помоет, я лично прослежу!

Мальчишки в офисе «Белого гуся» нервно переглянулись – вот про туалет лучше не вспоминать!

– Вода в туалете может омыть его руки, – гордо отрезала Раймунда, – но она не омоет его души!

– Даже если он к туалету – всей душой, – хмыкнул «эльф», оставляя в покое свои джинсы.

– Кто отказывается обыскиваться, тот и пектораль украл! – обрадовалась Карина. – Снимай тетку – крупный план!

– Странно, что вы начали снимать меня только сейчас! – возмущенно сказала Раймунда, поворачиваясь перед камерой то одним боком, то другим. – Вы весь вечер должны были не отрывать от меня объектива!

– В одиночку раздеваться не будем! – подбирая пиджак, обиженно заявил Неваляшкин. – Или давайте мои ребята эту толстую подержат, а ты проверишь, прячет она в лифчике пектораль или нет, – предложил он Саляму.

– Насилие над творческой личностью! – возмутилась Раймунда.

– Он частный детектив! Он не имеет право устраивать обыски! – снова влез Пилипенко.

Внимательно наблюдающий за всеми участниками драмы Вадька вдруг заметил, как после этих слов морщинистая физиономия дедка-ученого расслабилась.

– А я имею! Кажется, – нерешительно уточнил Пилипенко.

Лицо дедка снова напряглось.

– Мне все равно, у кого какие права! – вскипел Остапчук. – Если пектораль до утра не найдется, мне конец! Мужик, найди пектораль! – вцепился он в Саляма. – Гонорар сам назовешь! Любой!

– Действительно, отыщите для меня пектораль, молодой человек, – протиснулась к Саляму Раймунда. – И как только выйдет моя книга, получите экземпляр! С дарственной надписью!

– А может быть… – робко начала Светлана Вениаминовна и смутилась, обнаружив, что все на нее смотрят. – Если вы считаете, что пектораль по-прежнему тут… Может, ее никто и не похищал? Я имею в виду… Может, это просто такая шутка?

– Слишком дорогостоящая шуточка получилась! – фыркнул в офисе Сева.

– Тихо ты! – прикрывая микрофон рукой, процедил Вадька, когда Салям в зале музея повторил его слова.

– Но ведь ее материальная ценность не имеет никакого значения. – Светлана Вениаминовна снисходительно улыбнулась.

Сева у монитора звучно запечатал себе рот ладонью – чтоб не высказаться вслух. И эта туда же! Достали его эти ученые! Миллионы для них, видите ли, не имеют значения! Сперва бы завели хоть один, а потом решали: имеют или не имеют!

– Безусловно, она стоит миллионы, – будто отвечая на Севкины мысли, продолжала Светлана Вениаминовна. – Но продать ее все равно невозможно, как невозможно продать… ну, я не знаю… Эйфелеву башню!

– Почему? – быстро бросил в микрофон Вадька. Салям в музее повторил вопрос.

– Потому что пектораль – международно известная вещь, – просто пояснила Светлана Вениаминовна. – Она внесена во все каталоги, тысячи специалистов по всему миру знают на ней каждую фигурку! В случае похищения она попадет в списки Интерпола. Ее будут искать всегда! И как в таких условиях вор станет ее продавать? Любой покупатель просто сдаст его властям!

У монитора в рабочей комнате троица сыщиков снова неуверенно переглянулась.

– А если все-таки купят? – повторил Вадькин вопрос Салям.

Светлана Вениаминовна задумалась.

– Разве что само похищение – заказное, – наконец предположила она. – Есть ведь всякие любители… Но… Иметь у себя украденную из государственного музея вещь – все равно что не иметь ее вовсе! Новый владелец даже похвастаться не сможет! Так что больше одного процента от реальной стоимости не дадут.

– Полтора миллиона, – мгновенно прикинул Вадька. – Может, и есть где балованные воры, которые за полтора миллиона и не почешутся, а наши вполне могли рискнуть.

– Вор-то мог, – неожиданно возразил Сева, – но если эта музейная тетка права – как-то я не верю в миллионера-любителя, который выложит за пектораль полтора лимона баксов! Раз она при краже вроде как навсегда обесценивается – на фига она вообще сдалась? Ее ж потом и не перепродашь!

– А если он такой любитель, которому сама пектораль нужна, а не деньги? – неожиданно вступилась за неизвестного миллионера Катька. – Если он о деньгах совсем и не думает?

– Миллионер всегда о деньгах думает – потому он и миллионер, – наставительно сказал Сева. – Это только всякие научные дамы и ученые дедки могут вкручивать, что «материальная ценность не имеет значения», – передразнил он… и вдруг словно подавился. Глаза у Севы распахнулись широко-широко, он поглядел на Вадьку и задушенным шепотом просипел: – Вадька! Бред, конечно, так на самом деле не бывает… Ну а вдруг – пектораль и правда не ради денег украли? Вон тот дедок, помнишь?! Тогда… – Он неопределенно махнул рукой, но Вадька его понял.

Один щелчок мыши – и в углу монитора распахнулось маленькое окошко, в котором быстро-быстро начали отматываться в обратную сторону кадры, снятые с цифровой камеры Саляма.

– Стоп! – крикнул Сева, но Вадька уже и так остановил.

Тихий-тихий голос так и не попавшего тогда в камеру собеседника дедка прошелестел:

«…Вы знаете, что должны делать!»

Потом крупным планом возникла решительная физиономия самого непрофессора, седенькая козлиная бородка затряслась, и старческий фальцет произнес:

«Клянусь, я сделаю это! Ради науки!»

Вадька вцепился обеими руками в микрофон:

– Салям! Быстро посмотри на деда с бородой! Который позади всех пристроился! – Изображение на экране дрогнуло и переместилось. Остальные персонажи разыгрывавшейся в музее драмы отодвинулись за край, а весь монитор заняла совершенно несчастная, белая как мел физиономия дедка. Сейчас мальчишкам было отлично видно, как мелко трясется его бороденка, бегают туда-сюда глаза, а руки нервно теребят лацканы пиджака. – Вот так! – одобрил Вадька. – И смотри не отрываясь, все время, только в его сторону! А теперь спроси у Пилипенко…

– Скажите, старший лейтенант… – задушевно поинтересовался у мента Салям, продолжая разглядывать перепуганного дедка, – когда вы покинули свой пост за занавесью…

– Я не покинул свой пост, – с достоинством возразил Пилипенко, – я просто вышел перекусить!

Слышно было, как за кадром зарычал Остапчук.

– Хорошо, хорошо, – согласился Салям, – когда вы вышли… Вас кто-нибудь видел?

– Я видела, – созналась Светлана Вениаминовна и, косясь на гневного Остапчука, зачастила: – Я пыталась его остановить, но безуспешно, а потом было уже поздно…

– А еще? – поторопил Салям.

– Да что вы спрашиваете – конечно, детская мафия рядом крутилась, как же без них! – кивая на Мурку, объявил Пилипенко.

Девчонка поглядела на него с безнадежной тоской – его бы наблюдательность да в мирных целях!

– Больше никого опасного рядом не было! – заключил Пилипенко.

– А безопасного? – продолжал настаивать Салям.

Пилипенко расплылся в дурацкой улыбке.

– Дедок вот этот весь вечер от пекторали не отлипал – я думал, дырку проглядит! Но он хотя бы не ел ничего, – одобрил Пилипенко. – Так что я решил – пусть смотрит, сколько хочет! Тоже небось тут, в музее, работает – ко мне за занавеску два раза заглядывал, проверял, наверное…

– Он не работает у нас в музее, – дрогнувшим голосом сказала Светлана Вениаминовна. – Я его не знаю!

– Пектораль очень нужна для вашей работы? – продолжая буравить сжавшегося в комок старичка взглядом, мягко, очень мягко спросил Салям. – Так на что вы способны – ради науки?

Кроличьи ресницы под исцарапанными стеклами очков задрожали. Физиономия престарелого непрофессора меняла цвет, как светофор: сперва покраснела, потом пожелтела, а затем позеленела. Дедок с хриплым воплем сорвался с места и, согнувшись, будто под полой у него пряталось что-то тяжелое, рванул к выходу. У дверей зала он споткнулся о порожек… на глазах у изумленных зрителей из-под его пиджака вывалилось круглое… сверкающее… С тяжелым грохотом ухнуло об пол… Дедок издал сиплый вопль отчаянья, стремительным движением подхватил свою потерю – и канул во мглу.

– Ни фига себе! – в воцарившейся изумленной тишине протянул эльф Гена. – А пектораль-то была совсем не в лифчике!

– Саля-ям! – заорал в офисе очнувшийся от потрясения Вадька. – За ним, бегом!

– За ним, бегом! – с той же завывающей интонацией немедленно повторил приказ начальства Салям.

Будто только и ожидая этой команды, все присутствующие в зале музея сорвались с мест. Впереди с радостным гиканьем проскакали гоблины охраны и их хозяева, от них не отставал Остапчук, вихрем пронеслись девчонки, за которыми бежали вооруженные камерой журналисты. В конце процессии грузной рысцой протрусил Пилипенко, а за ним – Раймунда. Только Светлана Вениаминовна шла медленно, словно не до конца уверенная, стоит ли ей участвовать в этом шумном мероприятии.

– Что, и я тоже? – удивился оставшийся в зале Салям, вслушиваясь в бушующие в его наушнике вопли. – Хорошо, хорошо… – дисциплинированно согласился он, тут же переходя на ровный размеренный бег.

Позади него мрак музейного вестибюля шевельнулся – и словно с потолка на пол спрыгнула высокая фигура, укутанная черным плащом так, что виднелись лишь кончики белых кроссовок. Замерла в дверях, разглядывая пустой разоренный зал. Потом тихо скользнула внутрь.

Но ни Салям, ни Вадька, вовремя не сообразивший нацепить на их Младшего Служащего еще и камеру заднего виденья, этого уже не заметили.