Текст книги "В чужом теле. Тайна жизни Николая де Райлана"

Автор книги: Кирилл Финкельштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Кирилл Финкельштейн
В чужом теле. Тайна жизни Николая де Райлана

Пролог. Смерть маленького гусара

Четвертого ноября 1906 года в столицу американского штата Аризона, город Феникс, прибыли два добропорядочных джентльмена: грузный седеющий господин и миниатюрный мужчина средних лет с тонким изможденным лицом. Если бы не ботинки на высоком каблуке и элегантный двуполый сюртук в викторианском стиле, со спины его можно было принять за юношу-подростка – сына седеющего господина.

Носильщики погрузили обширный багаж прибывшей пары в дежуривший на привокзальной площади паровой автомобиль, который быстро доставил их в небольшую уютную гостиницу Union. Поддерживаемый спутником миниатюрный мужчина с трудом поднялся на крыльцо отеля. То и дело ему приходилось подносить ко рту платок, чтобы сдержать приступы глухого кашля. Тонкие руки и худое тело делали его похожим на хрупкую балерину. Казалось, что надетый на нем сюртук был выбран на пару размеров больше необходимого, на вид хрупкий мужчина весил не более 90 фунтов (40 кг). Опытным взглядом хозяин отеля определил: причиной несоответствия, скорее всего, была быстрая потеря веса, столь характерная для больных чахоткой. Все говорило о том, что в гостиницу прибыл очередной больной, страдающий этой распространенной болезнью.

В начале XX века больные чахоткой (туберкулезом легких) съезжались в столицу Аризоны со всей Америки.

Прошло почти 25 лет со времени открытия Кохом возбудителя чахотки, бывшей на протяжении двух последних веков причиной наибольшего количества смертей среди всех болезней, но по-прежнему лучшим способом её лечения считался климат, стимулирующий защитные силы организма. Сухой ветер пустыни, обилие солнца, теплая зима и жаркое лето делали Феникс наилучшим природным санаторием для туберкулезных больных – пристанищем их последней надежды. В городе и окрестностях открывались отели и санатории: палаточного типа для бедных и благоустроенные для богатых. Прием больных туберкулезом превратился в доходный бизнес штата, частью которого стал и отель Union.

Миниатюрный мужчина зарегистрировался под именем Николай де Райлан, а его спутник как доктор Вильям Роу. Они сняли два расположенных по соседству благоустроенных номера, соединенных большим балконом. Пока портье переносил багаж постояльцев в номер, хозяин гостиницы мистер Кристофферсон успел пообщаться с доктором и убедился в правоте своей догадки. Роу поведал, что познакомился с де Райланом несколько месяцев тому назад в расположенном среди Скалистых гор штата Колорадо городке Кэнон, где он работал практикующим врачом. Наряду с Фениксом, Кэнон считался одним из лучших климатических курортов для чахоточных больных. Николай де Райлан прибыл туда из Чикаго, надеясь, что горный воздух остановит болезнь. Какое-то время казалось, что тяжелый недуг отступает, Николай окреп, стал совершать прогулки по живописным окрестностям, в глазах его появилась надежда. Но с наступлением холодов здоровье Райлана ухудшилось, и доктор посоветовал ему перебраться на зиму в теплую Аризону. Как раз в это время в Кэнон приехали сын Райлана Гарри и жена Анна, которая попросила доктора Роу сопровождать мужа в качестве личного врача. Доктор был не обременен семейными заботами, к тому времени он стал вдовцом, обещанная плата 20 долларов в день превышала его доход от врачебной практики, а пациент вызывал искреннюю симпатию, поэтому без долгих колебаний Роу согласился с предложением. Райлан отправился вместе с личным врачом на юг, в Аризону, а его жена и сын возвратились в Чикаго.

Николай оказался открытым, разговорчивым человеком, и уже через несколько дней хозяин и служащие отеля многое узнали об обстоятельствах жизни нового постояльца. Он рассказал, что родился и вырос в России, фамилию де Райлан унаследовал от отца – русского адмирала; после прибытия в Америку обосновался в Чикаго, где вскоре стал секретарем российского консульства и основал собственное юридическое бюро. С гордостью говорил, что в составе американской армии участвовал в войне с Испанией 1898 года, демонстрировал полученные за отвагу медали и благодарственное письмо гусару Райлану от самого президента Мак-Кинли, чьё убийство в 1901 году потрясло всю страну.

С собой у Николая был фотоальбом в дорогом кожаном переплете, который он часто показывал доктору и хозяину гостиницы. На одном из снимков он был запечатлен на вздыбленном коне, в форме знаменитых чикагских «черных гусар»: непременных участников всех многолюдных торжеств и парадов. Райлан рассказывал, что помимо службы в российском консульстве, его главным времяпрепровождением были тренировки в отряде гусар и в атлетическом клубе.

Альбом был заполнен фотографиями друзей, родственников и собственными снимками Николая. Среди них была вклеена фотография юной девушки с букетом белых цветов, длинной, спадающей на лоб челкой и чуть заметной улыбкой, напоминающей улыбку леонардовой Джоконды. Райлан говорил, что это Женя – возлюбленная поры его юности в России. С большой теплотой он рассказывал об оставшихся в Чикаго красавице-жене Анне и сыне-подростке Гарри, регулярно обменивался с ними письмами. Их фотографии украшали несколько страниц альбома и прикроватный столик хрупкого гусара.

Днем Райлан подолгу сидел в кресле на балконе гостиницы, вдыхал целебный воздух аризонской пустыни, любовался видневшимися вдали очертаниями причудливых гор, которые напоминали результаты игры младенца-великана в «аризонской песочнице»: тяжелые нашлепки из мокрого песка и окаменевшие на знойном ветру песчаные шпили. Рядом со стоявшей на окраине города гостиницей росли большие одиночные кактусы – толстые зеленые колючие столбы с «руками-отростками» и кактусы поменьше, – растущие прямо из земли жирные светло-зеленые листья с колючками. Изредка по улице проезжал выглядевший заводной игрушкой маленький трамвайчик; однажды по случаю какого-то праздника прошествовал парад конных индейцев и ковбоев. Смотря на них, Райлан вспоминал шумный и чадный Чикаго: переполненные трамваи, людской муравейник перекрестков и многотысячные красочные шествия, которые устраивались в честь Колумбовой выставки. Там, среди городской суеты, остались друзья и подруги, «черные гусары», коллеги по консульству и юридическому бюро, и Анна с Гарри. Вернется ли он к ним живым или его тело привезут домой в заколоченном ящике – ведомо одному Богу.

Иногда Николай вместе с доктором совершал короткие прогулки, во время которых рассказывал о многочисленных романах с женщинами, новостях литературной и политической жизни России. Служба в российском консульстве давала ему возможность выписывать книжные новинки, читать приходящие с дипломатической почтой русские газеты. От де Райлана доктор узнал о русской революции и принятии конституции; чувствовалось, что происходящие на далекой родине события по-прежнему волновали Николая. Роу находил своего пациента образованным, благородным и хорошо воспитанным человеком, хотя иногда, увлекшись, Николай вставлял в рассказ крепкие словечки, повествуя о похождениях в отряде «черных гусар» и других происшествиях своей бурной жизни.

По вечерам он обычно проводил время за игрой в карты в местном казино или за чтением привезенных с собой русских книг. Его любимой была старинная книга в сафьяновом переплете с иллюстрациями на тему наполеоновских войн. Когда доктор поинтересовался содержанием книги, Николай ответил, что это воспоминания Надежды Дуровой, знаменитой в России кавалерист-девицы, которая во время войны с Наполеоном сражалась в рядах русской армии, выдавая себя за мужчину.

Несколько раз доктор сопровождал Райлана в Национальный банк. Впоследствии кассир банка показал, что де Райлан открыл счет вскоре после прибытия в Феникс и предъявил несколько чеков на небольшую сумму. Он же сообщил, что Райлан имел счета в 3-х чикагских банках на разные имена.

Почти ежедневно, когда хватало сил, Николай доходил до почты, интересуясь письмами на его имя. О содержании переписки с супругой и другими корреспондентами он никому не рассказывал, но с родительской гордостью и умилением цитировал доктору письма сына Гарри. Доктор запомнил, что в одном из них говорилось: «Дорогой папа! Надеюсь, тебе нравится Аризона и все у тебя хорошо. <…> Сегодня у меня и у кролика была стрижка, но кролика стриг не парикмахер, у него волосы выпадают сами.

Твой любящий сын Гарри».

Так шел день за днем, в состоянии Райлана наступило хрупкое равновесие, ему казалось, что дела идут на поправку и самое страшное уже позади. Но в начале декабря наступило резкое ухудшение, ночью стала подниматься температура, на платке, которым Райлан старался сдержать приступы кашля, появились обильные капли крови, лицо обострилось и приобрело восковой оттенок. Доктору стало ясно, что дни пациента сочтены, ему оставалось жить не более нескольких месяцев. Понимал это, видимо, и Николай де Райлан. Внешне он оставался таким же как прежде – спокойным и уравновешенным, лишь взгляд стал отрешенным, – казалось, он смотрит сквозь собеседника, углубившись в воспоминания своей короткой жизни.

Доктору было искренне жаль пациента, ведь Николаю исполнилось всего 32 года, и свои последние дни он был вынужден проводить вдали от родных и друзей. Видя, что больному уже ничем нельзя помочь, доктор спросил: стоит ли послать жене телеграмму с просьбой приехать в Феникс? Райлан ответил, что надеется: Бог внемлет его молитвам и скоро наступит улучшение, а приезд супруги вряд ли чем-либо ему поможет. На вопрос о завещании сказал, что вскоре напишет новое и заверит его у нотариуса, затем добавил:

– Всякое может случиться, доктор, знаю, смерть готова пожаловать за мной в любой момент, все в воле Божьей. Поэтому есть к вам не совсем обычная просьба… Меня не особо волнует, будет ли супруга присутствовать в тот момент, когда я покину этот мир, но после моей кончины она должна сразу же приехать. Дело в том, что мы с женой договорились: если я умру первый, она должна приехать, обмыть тело, обрядить и похоронить меня в Чикаго по православному обряду в костюме гусара. Если первой умрет она – я должен подготовить её тело для похорон.

Доктор пообещал исполнить странную волю умирающего, однако не был сильно удивлен, – так получилось, что он уже кое-что знал о необычном соглашении. Несколько дней тому назад, когда его пациент впал в забытье после тяжелого приступа, доктор подошел, чтобы поправить подушки, и его взгляд случайно остановился на листе бумаги, лежащем на прикроватном столике. Видимо, это было короткое послание от супруги Анны. Воспитание доктора не позволяло ему читать чужое письмо, да он и не смог бы этого сделать при всем желании, ведь написано оно было по-русски. Но невольно пробежав глазами исписанную крупным округлым почерком страницу, его взгляд остановился на единственной фразе, написанной на английском: «No one should touch my body, as long as my wife is not coming» (Никто не должен касаться моего тела до тех пор, пока не приедет моя жена). «Возможно, – подумал доктор, – Анна посылает любимому супругу инструкции, что он должен сообщить окружающим, почувствовав приближение смерти». Как выяснилось впоследствии, доктор был недалек от истины.

Правда, еще в Колорадо он заметил, что теплые отношения супругов де Райлан были во многом неискренними, показными… вряд ли Николай был счастлив в личной жизни. Роу также слышал, как Райлан рассказывал хозяину гостиницы о трудностях во взаимоотношениях с женой, которая постоянно требовала от него денег. А когда Райлан послал за кассиром банка, попросил его снять все деньги с чикагского счета и перевести их в Феникс, он признался кассиру, что принял эти меры предосторожности, чтобы жена не узнала о существовании вклада. Чувствовалось, что между Николаем и Анной была какая-то скрытая от посторонних глаз тайна. Но спрашивать у пациента об обстоятельствах личной жизни было не в правилах доктора.

Утром 18 декабря наступила агония, Райлан стал впадать в забытье, около двух часов дня он пришел в себя и находившийся рядом доктор Роу спросил: «Следует ли телеграфировать Анне?». Николай ответил: «Думаю, пора, хотя я еще надеюсь поправиться», а через пятнадцать минут его дыхание остановилось.

Зафиксировав смерть пациента, Роу отправил телеграмму теперь уже вдове Николая, где сообщал о смерти, спрашивал, когда она приедет и какие будут распоряжения насчет тела мужа. После этого он отправился в наиболее известное в городе похоронное бюро «Мон и Дрисколл», названное так по имени его владельцев, и договорился о перевозке тела в морг. Доктор помнил о странном завещании Райлана не касаться его тела до прибытия жены. Но неизвестно, сколько времени придется её ждать, а потом, видимо, Анна повезет останки в Чикаго… поэтому он попросил забальзамировать тело, чтобы уберечь его от тления. Вероятно, это показалось ему более важным.

Останки Райлана были доставлены в морг и мистер Дрисколл начал подготовку к бальзамированию. Он приготовил раствор на основе формалина, инструменты, с помощью которых собирался ввести в кровеносную систему бальзамирующий раствор и уложил тело на специальном столе. Дрисколл был профессионалом в своем деле и не был склонен к сантиментам, но еще в отеле заметил доктору, что удивлен, насколько женственным выглядит лицо умершего: с гладкой нежной кожей, без всяких признаков усов и бороды. Его удивление многократно возросло, когда он стал освобождать тело от одежды. Под нательной рубашкой Дрисколл обнаружил изящный крестик на серебряной цепочке, на котором было выгравировано какое-то слово славянскими буквами. Грудь Райлана оказалась перевязанной широким бинтом, под которым скрывался маленький, но явно не мужской бюст. Дальнейшая проверка показала, что Николай де Райлан был… ЖЕНЩИНОЙ. И в этом не было никаких сомнений.

Потрясенный неожиданным открытием, Дрисколл накрыл тело и отправился на поиски доктора Роу, чтобы расспросить о пациенте. Найдя доктора в офисе отеля, владелец похоронного бюро стал задавать наводящие вопросы и вскоре убедился, что Роу ничего не знал о странном обмане. Ведь если он хотел скрыть что-либо, то сам положил бы тело в гроб и подготовил его к погребению.

Когда Дрисколл наконец прямо спросил: «Известно ли вам, что де Райлан женщина?», – доктор был ошеломлен и обескуражен. Он ответил, что подолгу находился со своим пациентом тет-а-тет в номере отеля, на прогулках и в путешествии, но никогда Райлан не давал повода заподозрить его в принадлежности к женскому полу. Роль мужчины игралась великолепно. К тому же у него были настоящие жена и сын и чисто мужские привычки. Правда, заметил доктор после непродолжительного раздумья, была у Райлана и пара подозрительных странностей. Так его пациент позволял прослушивать легкие только со спины и через нижнюю сорочку, а на его лице не было признаков растительности, хотя они вместе посещали парикмахерскую, где Райлан регулярно «брился».

После беседы Роу и Дрисколл решили, что тело обязательно должно быть забальзамировано, необходимо также уведомить власти и послать телеграмму «жене» о неожиданном открытии, что и было сделано в этот же день. Они договорились, что не будут предпринимать никаких действий и не станут предавать дело широкой огласке до получения ответа из Чикаго и начала официального следствия.

Однако сохранить секрет о необычном происшествии в неизбалованном событиями провинциальном городе было практически невозможно. Уже на следующий день в утреннем выпуске местной газеты Arizona Journal-Miner («Журнал аризонского шахтера») появилась заметка под кричащим заголовком: «УМЕРШИЙ МУЖЧИНА ОКАЗАЛСЯ ЖЕНЩИНОЙ». Новость тут же перепечатали многие провинциальные и столичные газеты, и имя Николай де Райлан стало известно всей Америке. Толпы репортеров Чикаго и Феникса кинулись по следам загадочной женщины в поисках жареных фактов. Были опрошены личный врач и те, с кем «он» сталкивался в Фениксе. В Чикаго разыскали «вдову» и её сына, а вскоре и первую «жену» Райлана, – оказалось, что «он» был женат дважды. Выяснили, что Николай де Райлан в течение десяти лет служил секретарем генерального консула России в Чикаго – барона Альберта Шлиппенбаха, был организатором и владельцем весьма прибыльного «Русского юридического бюро», работавшего в тесном контакте с консульством; что на его счетах в чикагских банках хранилось около 6 тысяч долларов – значительная по тем временам сумма, эквивалентная ста семидесяти тысячам долларов в нынешнем исчислении. Один из счетов был открыт на имя Николая де Райлана, другой – на имя Николая Константиновича, третий – на имя «сына» Гарри. Писали, что Райлан жил на широкую ногу и тратил несколько тысяч долларов в год: сумму, намного превышающую скромную зарплату клерка.

Знакомые Николая, служащие юридического бюро и консульства, нынешняя и предыдущая жены в один голос утверждали, что произошла какая-то ошибка: Райлан без сомнений был мужчиной. «Женщина, женщина? Это абсурд, де Райлан был мужчиной, хрупким и худощавым, но несомненно мужчиной. Я прожила с ним 5 лет, он пил, курил, волочился за женщинами, это стало причиной нашего развода, я знала несколько его пассий», – сообщила первая «жена» Николая, Евгения. Её нынешний муж Фрэнсис Брадчулис добавил, что был связан с де Райланом по бизнесу, они вместе посещали пляжи, и сомневаться в принадлежности Николая к мужскому полу у него оснований нет.

Посетившие дом последней супруги Анны репортеры застали её в траурном платье, плачущей, с прижатой к груди фотографией мужа.

– Мертвая женщина в Фениксе – мой муж? Это невозможно. Он, вероятно, был ограблен, где-то спрятан, надеюсь, что он еще жив. Если же он действительно умер в Фениксе, то его тело было впоследствии заменено. Не исключено, что Райлана убили могущественные русские враги из-за его революционной деятельности, – сказала вдова, затем добавила, перемежая слова всхлипываниями: – Он был таким хрупким и маленьким, для меня он был скорее ребенком, чем мужем. Я так сильно его любила, он всегда был великодушен ко мне. Мой муж был великолепно образован, свободно говорил на пяти языках, хорошо разбирался в российской истории и политической ситуации в стране. Он рассказывал мне, что был рожден в пригороде Санкт-Петербурга, а его отец был адмиралом российского флота.

На вопросы о прошлом Николая, причинах, заставивших сменить пол и покинуть Россию, журналисты не смогли получить ясных ответов. Выяснилось, что ни «женам», ни друзьям, ни коллегам «он» почти ничего не рассказывал о прошлой жизни.

Российский консул в Чикаго барон Шлиппенбах сообщил корреспондентам:

– Де Райлан признался мне, что был воспитан как девочка и носил корсеты, которые сформировали его фигуру как женскую. По воле родителей «он» посещал пансионат для девочек, внешним видом не отличался от соучениц, потом в «его» жизни произошли какие-то события, заставившие покинуть родину. Однажды «он» сказал, что был рожден в Одессе, другой раз местом рождения назвал Киев, а как-то заявил, что родился в Японии. Думаю, Николай был королем лжецов. Несколько лет тому назад я просил полицию в России расследовать «его» прошлую жизнь, но никаких следов найдено не было.

В другом интервью барон заявил, что нанял Райлана как переводчика с французского и польского языков, позже он стал клерком консульства и личным секретарем консула. А полгода тому назад он уволил Райлана, поскольку тот украл письмо, содержавшее важную государственную информацию. (Как станет ясно в дальнейшем, «правдивостью» отличался не только консульский клерк, но и сам консул).

«Жены» Николая де Райлана мало смогли добавить к сказанному о его происхождении. По словам первой «жены», Евгении Брадчулис, Николай был выходцем из среднего класса южной части России. Некие революционные тайны заставили его покинуть родительский дом в Елисаветграде (в советское время Зиновьевск, Кирово, Кировоград, с 2016 г. – Кропивницкий, Украина). Госпожа Брадчулис рассказала, что однажды втайне от мужа обнаружила в его сундуке дневниковые записи. Она успела прочитать лишь описание романа Райлана с девушкой, жившей в городе Каменце-Подольском. На следующий день муж заметил, что супруга рылась в его вещах, и пришел в неистовство. Он пригрозил, что если еще раз застанет её за этим занятием, то не раздумывая пристрелит. Евгения также рассказала, что в России у Райлана был роман с девушкой по имени Женя, из Санкт-Петербурга. Он называл её «мой ангел», регулярно с ней переписывался и даже посылал деньги через бывшего российского консула в Чикаго, фон Таля.

От нынешней вдовы де Райлана корреспонденты узнали, что её муж родился под Петербургом в городе «Ивадной» (sic!), покинул Россию из Одесского порта в возрасте 18 лет, постоянно получал письма с родины, которые уничтожал после прочтения, внимательно следил за всеми вновь прибывшими русскими, в особенности из Одессы; что «сын» де Райлана Гарри на самом деле был её сыном от первого мужа Джозефа Армстронга и что из всех знакомых де Райлан приглашал в дом лишь российского консула барона Шлиппенбаха и вице-консула князя Енгалычева.

Разыскали даже портного, парикмахера и шофера такси, услугами которых Николай часто пользовался. Портной заявил, что наряды Райлана были «самыми странными из виденных мною. По указанию Николая я вшил в пальто длинные толстые прокладки по бокам талии. Снимая мерку, я обнаружил, что он носит корсет, но правила взаимоотношений с клиентами не позволяли мне обсуждать с ним особенности его фигуры». Парикмахер Паоло Ринальди поведал, что де Райлан приобрел у него не менее двух десятков различных лосьонов и кремов в попытке отрастить усы и бороду. Однако ни малейших признаков растительности на его лице так и не появилось. По словам водителя такси Лембракиса, он часто возил де Райлана в компании женщин в театры и другие увеселительные заведения. Зачастую он наблюдал жестокие ссоры между своими пассажирами, когда Райлан в припадке гнева нападал на спутницу, царапал ей лицо, но никогда не прибегал к ударам. Самым странным было то, что иногда Николай пользовался такси, переодевшись в женскую одежду…

Очевидцы рассказывали, что Николай де Райлан был всегда хорошо одет, тщательно следил за своим костюмом, ухаживал за волосами и ногтями, говорил высоким голосом, ходил семенящей походкой, но пил, ругался и курил больше многих мужчин.

В чикагских газетах были опубликованы несколько фотографий Райлана, на которых он был запечатлен симпатичным юношей вскоре после прибытия в США; состоятельным американским джентльменом в длиннополом сюртуке, цилиндре и галстуке-бабочке; лихим гусаром на вздыбленной лошади. На снимке, сделанном незадолго до отъезда из Чикаго на лечение, видно, что он явно нездоров – похудевшее лицо, запавшие глаза, взъерошенные волосы и заострившийся нос выдавали тяжело больного человека. Были опубликованы также фотографии «сына» Гарри – не похожего на «отца» подростка с большими губами и широким носом, и «супруги» Анны – властной женщины внушительных размеров.

Писали, что в Чикаго найдено завещание Николая, согласно которому все свое имущество он оставляет любимой «жене» – госпоже Анне де Райлан, и «моему дорогому сыну». На основе завещания одна из газет выдвинула теорию, что де Райлан на самом деле является матерью мальчика, но по каким-то причинам выдавала себя за его отца. А его настоящим отцом был русский князь, с которым у Райлан был страстный роман во времена её молодости в России.

Подлила масла в огонь домыслов и слухов статья, опубликованная через 3 дня после смерти Райлана чикагским агентством новостей Inter Ocean. В ней сообщалось, что один из лидеров Бунда (еврейской лево-социалистической партии), он же известный российский подпольщик Исаак Липшиц, опознал по фотографии де Райлана. Липшиц заявил, что знал скончавшегося секретаря под видом женщины, мадмуазель Рачнович, присоединившейся к революционному Бунду в январе 1905 года. Она была одним из получателей знаменитого «динамитного фонда», собиравшегося в пользу русской революции, ей были доверены 275 долларов, собранных на революционном митинге в Чикаго в 1905 году. По каким-то причинам эти средства не достигли собратьев-революционеров в России, но мадмуазель Рачнович была вне подозрений, поскольку части «динамитного фонда» часто застревали в пути.

После выхода этой заметки одни газеты стали писать, что Райлан был нанят царским правительством, чтобы осуществлять в Америке слежку за бывшими соотечественниками, поддерживающими революционеров в России, – в частности, за чикагским Бундом; другие – что Райлан передавал бунтовщикам конфиденциальные сведения из консульства.

Недостаток достоверной информации пополнялся собственными фантазиями журналистов, навеянными непроверенными слухами. На основании того, что, как выяснилось, история не знала русского адмирала с фамилией Райлан, а по сведениям друзей «его» отчество было Константинович, делался вывод, что Николай был внебрачным сыном, – вернее, дочерью, – великого князя, председателя Государственного Совета, адмирала Константина Николаевича – сына императора Николая I-го.

Приводились сведения некоего заслуживающего доверия лица, согласно которым де Райлан как девочка учился в духовном училище недалеко от Одессы. Он был «ребенком дворянина и прекрасной нигилистки, которая была сослана в Сибирь по обвинению в заговоре с целью подрыва одного из царских дворцов и там скончалась». Муссировалась версия, что тело де Райлана было заменено, он жив и скрывается от русской секретной полиции, так как был связан с революционерами.

Основываясь неизвестно на чем, писали, что из Европы Райлан в облике женщины приплыла в Мексику, где стала помощницей поверенного в делах России Адольфа Девершница (Deverschnitz), после смерти которого обнаружилось, что поверенный – женщина. Этот «опыт», мол, оказал влияние на Райлан, и после прибытия в Нью-Йорк она стала выдавать себя за мужчину. (Однако в ежегоднике Министерства иностранных дел никакого Девершница среди дипломатического корпуса не значится. Поверенным в делах России в Мексике с 1891 года был барон Роман Романович Розен).

Душещипательную историю поведал репортерам Эдвард Нокс – привратник дома, в котором жили в Чикаго Райланы. Он утверждал, что близко знал Николая и часто совершал с ним совместные конные прогулки, во время которых Николай обычно был облачен в изящную гусарскую форму с саблей на боку.

– После того как Райлан вступил в общество чикагских гусар, он попросил меня помочь приобрести лошадь. В конюшне продавалась чрезвычайно норовистая кобыла, известная как «убийца мужчин». Увидев ее, де Райлан стал настаивать на приобретении именно этой лошади. Я отговаривал моего друга, но он возражал, утверждая, что лошадь должна быть полна жизни.

– Однажды на конной прогулке Райлан рассказал мне историю своей жизни. Он говорил, что его родители были благороднейших кровей, имели дворец под Санкт-Петербургом. Они отправили сына в Париж для завершения образования, там он встретил прекрасную юную француженку и женился на ней. Свадьба привела родителей в неистовство. Однако через три года они простили его и пригласили вместе с женой и двумя детьми в свой дворец. Вскоре Райлан уехал в путешествие по Германии, оставив семью на попечение родителей. Вернувшись, он не застал детей и жену в живых – они были отравлены в его отсутствие. Райлан проклял родителей и сбежал в Америку, поклявшись никогда не возвращаться на родину. Он просил никому никогда не рассказывать эту историю, так как она все еще приносит ему невыносимые страдания.

В заключение Нокс рассказал, что у Райлана не росли усы и борода и он готов был заплатить 75 долларов, если привратник достанет ему средство для выращивания таковых. Николай даже посылал деньги во Францию, где якобы пытались создать чудодейственное снадобье, но и заграничное средство не помогло.

Особое рвение в деле написания фантазий на тему жизни де Райлана проявил двадцатилетний чикагский журналист и начинающий драматург Ральф Кеттеринг. Уже через две недели после смерти Райлана, 2 января 1907 года, он передал на хранение в Библиотеку Конгресса пьесу в пяти актах собственного сочинения под названием The man who was a woman («Мужчина, который был женщиной») – мелодраму, основанную на знаменитом деле де Райлана. Судя по рекордным срокам, Кеттеринг написал сие творение в течение нескольких дней, основываясь на первых сенсационных статьях о таинственной женщине-мужчине и своих представлениях о далекой и загадочной России.

В первом акте (1894 год), в домике под Одессой, в котором живут Оуриетта Маралова с младенцем Гарри (она же впоследствии де Райлан), её служанка Ольга и брат Владимир, неожиданно появляется русский царь Николай. Приезжает он лютой зимой, на санях, в сопровождении лишь верного слуги Ивана, прямиком из Петербурга в Одессу! Оуриетта оказывается гражданской женой царя, Гарри – незаконнорожденным наследником престола, а Владимир – пьяницей и картежником, находящимся на содержании российского самодержца. Побочный наследник является помехой коварному царю и тот, после непродолжительного торга, убеждает Владимира, готового за водку продать любого, похитить малютку. За сто тысяч рублей Владимир соглашается ночью выкрасть Гарри и подложить его в сани к царю Николаю, который по пути домой собирается отдать собственного сына в монастырь. Попутно выясняется, что царь собирается жениться… Потрясенная Оуриетта произносит страстный монолог: «Ты собираешься бросить меня и свое дитя, стать двоеженцем во имя условности царской крови, я ненавижу тебя, царя всея Руси. <…> О Николай, я так любила тебя, а ты обесчестил меня, ты разбил моё сердце!» (Рыдает, уронив голову на стол). В следующей сцене Владимир хитростью выманивает служанку из детской, хватает младенца, но тут его обнаруживают бдительные Оуриетта и Ольга, вступают с ним борьбу и вырывают младенца из рук негодяя. А служанка в пылу схватки из непонятно откуда взявшегося револьвера стреляет в продажного Владимира, и он падает бездыханным. Занавес.

Второй акт мелодрамы разворачивается четырьмя годами позже в российском консульстве в Чикаго (1898). Ранним утром туда является посланец из России – агент секретной службы по имени Фелка Нарговика. (Видимо, автор считал имена Оуриетта, Гарри и Фелка исконно русскими.) Первый, кого агент встретил в консульстве, был секретарь консула Шлиппенберга – Николай де Байлан. Фелка показывает Байлану официальное письмо из Петербурга, из которого следует, что по приказу царя он прибыл в Чикаго с двумя помощниками на поиски ребенка царских кровей, похищенного одной сумасшедшей женщиной. У них есть все основания полагать, что она вместе со служанкой и мальчиком скрываются в Чикаго. После того как они изловят беглянок, их отправят на пожизненную каторгу в Сибирь, а царь позаботится о ребенке. (Байлан нервно закуривает).