Текст книги "Карф (СИ)"

Автор книги: Кирилл Кузьменков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Перетащив хабар с карфов мореплаватели закатили пир. Стали стремительно опустошаться бочки с вином из Хленна, кружки с пивом звенели там и тут, стук костей доносился отовсюду и перекрывал тресканье древа от столкновение с боевым ножом. Все веселились, ржали, мужчины упорствовали соревноваться с девушек, а особи прекрасного пола кичливо вертели хвостами, как лисицы. Даже знакомые Верподу лучницы танцевали с назойливыми пьяницами. Продользвон уделывал в 'три айсберга' целую компанию на протяжении уже десяти минут, блондин захлебывался недовольством. Блюда имелись к слову тоже довольно разные: всевозможная дичь; кабаны, куры, птицы, сомы и окуни; на одном столике поедали известный во всем мире Лиордоновый пирог из мякоти геона. Лакомство лишь высших феодалов, нежный насыщенный вкус его будоражил умы молодых дворянок.

Течение несло их туда, откуда летели, гогоча, птицы. Кушанья не могли заставить извращённых вояк позабыть о главном представлении вечера, о казне жреца. К убиению недостойных варвары относились серьёзно, использовалась самая изощренная техника, что смогли они придумать своей первородной дикостью. Звалась оная голубка смерть орлом. С семи лет детей приучали к жестокости мира с помощью показа казни, столь ужасной и чудовищной, что представить себе её цивилизованный человек не мог. Настоящий воин должен не только мечом уметь махать, но быть бесстрашным, смелым и мужественным, рассудительным и хладнокровным. Таким своего идеального сына видел каждый Северянин.

Миссионера вывели два здоровых парня. Его измученное лицо, изорванное тело, что покрылось полосками запекшейся крови. Руки и ноги его тряслись, не в силах удержаться. Хэстфалец бормотал себе что-то под нос, наверняка заклинал варваров на мучительную погибель, умолял Рамуина долго причинять страданья перед их смертью, прощался со знакомыми в земном мире. Как не пытался имперец скрыть страх, избавиться от паскудного предчувствия длительной и ужаснейшей своей смерти. Развеселевшая толпа заголосила:

'Хотим орла! Хотим орла! Хотим орла!'

Канаты сцепили запястья жреца с ножками перевёрнутого столика мертвым хватом, в прямом смысле. Туловище снизу подпирал мешок сильно пахнущей ровики, по правде сказать смердело ужасно, но варвары как-будто не чувствовали запаха, вообще не подозревали о его существовании, лишь ухмылки, плевки и издевки, вот что интересовало северян. Зидивол вышел следом. Лицо серьезное, сердитое отчасти, белая льняная рубаха до пола, волосы чистые, распущены, кровавые полосы проходят по носу и глазам в вертикальной оси. В руках варвары блестел топорик, рукоять исписана, как гобелен из Мессы, на стали выскреблены руны, что значат: 'карай неверных', таким убивали только за особо тяжкие грехи, за убийство младенца, изнасилование жены брата иль друга и прочие порочащие честь пред богами деяния, какие искупить нельзя. Зидивол стал позади миссионера и запел на древнем гидикском говоре, появившемся еще до Великой войны. Кругом все замолкли, лики вдруг напитались какой-то неестественной серьёзностью, когда смотришь на них, чувствуешь необъяснимую тревогу, первородный страх, что порождает ужас. Следом запел каждый из присутствующих, невероятной звучности песня словно давила душевно хэстфальца, он несумел сдержать челюсть от пронзительного крика, но вокруг никто не вздрогнул, не обратил ни малейшего внимания. Топорик приподнялся, мужики разорвали рубаху обречённого имперца. Позвонки затрещали, лезвие месяцом прошлось по хребту, отделяя от него рёбра. Захлестала густая кровь, запястья судорожно метались не в силах выбраться, приговорённый орал, орал что было мочи, свинья орет, когда её хотят зарезать. Удар за ударом, лико Зидивола окрасил темно алым, вскрыв грудную клетку он раздвигал косточки в растопырку, как орлиные крылья. Крик стих, обезумевшие от боли глаза ещё шевелились, громко и торжественно раздавались звуки кошмарной песни, бились об уши и разрывали мозг на куски. Члены обмякли, иссякла всякая сила, поникли, еле держась, красные руки достали легкие бедолаги. Розовые мешки ещё сокращались в конвульсиях, глаза миссионера остекленели, обессилели, лицо замерло в вечном трансе. Органы повесили на рёбра, величественная песнь окончилась, имперец погрузился в забвение, кругом воцарилась непередаваемая атмосфера такого дикого, непреодолимого воинского духа, ярости и варварства. Не зря известны во всем белом свете берсеркеры, бойцы, что идут против ста человек в одиночку, что рассекают своей секирой бренные тела врагов, словно травинки в чистом поле, что не страшатся и смерти, и сокрушают всякого у кого хватит смелости или удачи оказаться у них на пути.

Пир продолжился после двух минутного завершения ритуала. Бездыханное тело бросили не задумываясь за борт. Зидивола хвалили, он уже кстати умылся и преисполнился гордости за свою первую казнь.

– Эй жрец, тебя кто учил так орла делать? Иль тебе не впервой?

– Видел часто, отец меня водил, потом самому интересно стало. Батя всё хотел чтобы я тоже таких вот гадов убивать научился, богам во славу. Тьфу, поганье!

– На бога надейся, а сам не плошай, – задел жреца Верпод, сам то он давно сие правило смекнул, пришла пора и младшее поколение учить, – иль ты думаешь что богам так твоя жизнь дорога, что им делать больше нечего, чтобы за тобой глаз до глаз, жизнью твоей распоряжаться? Драться-то не умеешь. Им дары нужны, тогда может и обратят на тебя внимание.

Зидивол при сих словах притих и больше рот не разивал, погрузился в размышления, безнадежно пытаясь доказать хотя бы себе правоту ученья богослужителей. Вера же Верпода была чем то средним между низшей (народной) и высшей (научной). Может дело все в том, что старый варвар знал правду, что-то особое, что другим неведомо? Да, так оно и было. Как-то давно Странник поведал ему много занимательных историй, научных размышлений и личного опыта.

Среди сего множества умственных богатств загадочный гость поведал Верподу занятную теории, исследовательскую работу Инда Грокшнеля от два do от друштеля четыре gro три do el весны после Великой битвы: 'Ибо боги есть ни что иное, как могущественные существа магического происхождения. Архидемоны, что распоряжаются ордами своих подручных воинов из других миров. Агексон, монстр, пришедший четыре гро два до четыре весны назад, дабы поработить Светоземье и всех существ живых подчинить себе, был тем самым подобием бога, в сущности же волшебником, чьё влияние и сила выходили за рамки собственного обителя. Мощь же их настолько велика, что позволяет вмешиваться в природу, изменять её, наделять истоев энергией доселе невиданной вне пространства их собственных подлунных шаров, на что и ведутся простаки и недалекие люди, в основном крестьяне, пытаясь спешно обьяснить сущность сего мира земного. Боятся их и впрямь стоит, ежели у нас тоже не разведутся чародеи, способные на достойную конкуренцию. Тем не менее демоны привнесли и много хорошего в наш быт, не стоит забывать и о магах, протозанщиках в частности и к сожалению, что трудились и трудятся во многом для блага рода человеческого.'

'Работу эту язычество запретило, в категорическом недовольстве крестьян уничтожено было неисчислимое количество драгоценных фолиантов оного деятеля. Лишь посвящённые дворяне и разного сорту маги в небольшом числе ознакомлены с эдаким преинтереснейшим умозаключением, плодотворно рушащим современные религиозные устои.' – писал Эжуоль Калион в докладе министерству высших магов в Ойроне.

Верпод несмотря на то, что был ознакомлен с сией научной работой поклонялся 'богам'. Все дело в том, что не признать их силу варвар не мог, а значит надо ею пользоваться. Так он и делал, молился, просил чего-то, чего-то давал взамен, заключал некую сделку между демоном и собой, не раз это его спасало, как думал Верпод. Зедриане же, как считал он, не залслуживали жизни, и дело было не в религии, Странник научил старика быть терпимее, научил осознавать жизнь и мир, открыл ему, простому северянину, дикарю тайны, которые сам знал. Причина куда уж более серьезная чем вера, поганые имперцы перебили в попытках размешать свою веру по другим странам так много его земляков, женщин и детей, стариков и немощных, не щадя никого, начинали войну за войной, казни их долги и жестоки, нет сострадания в их загнивших душах. Ещё во времена единой Гольской империи восточные границы постоянно расширялись, за счёт бесчисленных походов во имя 'Богов'.

Ронделен, грозный воин, вспыльчивый мальчишка и несомненно верующий человек, что спорил когда-то с Зидиволом о богах, сидел, и, хохоча, флиртовал с дамами за одним столом с Хрозом.

Веселье ещё долго не давало варварам отправиться на покой, но все же звон бокалов стих, увели звонкие голоса, что запевали грозные вокализы, все стихло. Ошмётки, огрызки еды, разбитые кружки, реки вина и хмельного пива, поваленные наземь стулья с раскинувшимися рядом мужичками, одному парню совсем не повезло, чуть не захлебнулся на полу собственной блевотой. Смердело отвратительно, северянам не привыкать, а вот теплолюбивые и немощные, как считали вояки южане здесь лучше б за борт выбросились. Верпод глядел в погасшие небеса. Не так много ему сегодня хотелось пить, чем наблюдать за красотой природы. Ни единого облачка, завораживающая бездна тянула его, как и тогда в шторм, только теперь он сам хотел этого. Простота и одноликость, он увидал абрис созвездия большого хлыстоцвета. В момент высшего удовольствия и уединение с высью корабль под ним затрясся. Всего лишь на мгновение, совсем чуть-чуть, но это хватило, чтобы вырвать варвара из сладкого сна и окунуть с головою в серость, кровь и уныние человеческого бытия. Вслед за предыдущим толчком последовал ещё, потом ещё. Резко и мощно что-то било о карф или в карф. Судно запрыгало, как на дрожжах. Вокруг все бурлило. Мужики и девки только разводили руками в собственной моче и рвоте, смешанной с крепким алкоголем. Смутно прогрызаясь сквозь завесу сна недоумевали бедняги что вообще происходит. Капитаны пускали слюни из открытых пастей на отдельном столике, один уже намеревался грохнуться наземь. Верпод схватил топор, что отличался от иных в других частях света только тем, что был побольше. Один из знакомых ему верзил подошёл с клинком.

– Ну че, глянем, – гадкая его улыбка не давала старику покоя.

– Ну пошли, – не подал Верпод вида, но все же пристально следил.

Дверь отлетела к стене. Двое ворвались на нижнюю палубу, изрядно затопленную к слову. Червиные туловища, покрытые большими чешуйками, облегающие все тело как пояса, извивались, выходя все дальше из дырок. Гады пронзительно кричали, словно дети, только опаснее и крепче. Глаз они не имели, в привычном понимании, но при виде двух героев завизжали и заклацали обросшими жвалами, четырьмя клювиками, разгрызающими кости.

– Вурмиры, мать их! Щас весь корпус сгрызут, руби их чуть ниже голов! – старый хер ещё чего-то стоил. – И аккуратнее, черт, не то сожрут и не заметят!

Замахиваясь через левое плечо, резким ударом Верпод срезал голову за головой. Те, что летели в атаку в надежде отхватить кусок мяса обидчика были вовремя отведены в сторону выверенным годами движением лезвия и контратакованны. Размах снизу справа и рывок с ударом тоже не отставали. Финтов Верпод делать особо не умел и не хотел учиться, в реальном бою решают пару секунд и один удачный выпад, древняя воинская мудрость. Особенно крупного червя пришлось обойти пируэтом, старый варвар поскользнулся, кое-как удержался, рубанул пониже, совершил кувырок и рассек с разбегу спину гадкому существу.

Верзила старался не отставать, зависть взяла его. Дьявольские слуги прокусывали ноги и туловище, пена текла изо рта, силы кончались, но крика боли не последовало. Последовал гневный рык, что-то по типу: 'Руа-а-а-а! Уааа!' Верпод вздрогнул, и не из-за страха пред громилой. Этот кретин полетел в самую глубь махая ручищами туда-сюда, рубя все на пути. Воды набралось на пол колена, дно карфа трещало по швам.

– Стой, идиот! Убьёшься...

– Ааааааааааа! Ааааа!

Пронзительный крик заставил сиюсекундно протрезветь две дюжины варваров, чьи сердца заколотились с быстротой мальчишки увидавшего голое женское тело. Пятеро, только успевши схватить оружие, метнулись на помощь вниз.

Зря они это сделали, ибо глотки сдержать от горьких позывов не смогли. Кучка глистистых чудищ сжирали расковырянное и разодранное тело, если его ещё можно таковым назвать, смельчака верзилы. Верпод, выждав момент порубил остатки вурмиров и ,забрызганный густой кровью и ошмётками человеческого мяса, шатаясь от усталости, выкарабкался наружу. Оглядел увядшим взором верхнюю палубу, увидел Зидивола припавшего на колени и незаметно ухмыльнулся. Девушка, лет одна дюжина восьми закричала в слезах, закрывая рот, когда вышла из места бойни. После поднялась, еле удерживаясь на ногах, и взглядом матери, чьего сына только что убили, окинула взором Верпода. Он уловил душевный взор, смеренно выждал разговора.

– Тварь! – гавкнула, как сука без щенят. – Убийца! – все больше заинтересованных людей подходило к неприятной компании.

Он сам виноват. Я предупредил его, что лезть не стоит.

– Ты убийца! Ты его убил! Ты недолюбливал моего Коркуна с самого начала! Я все помню, как ты на него смотрел, как пялился! Как ты ему дерзил, я тебя насквозь вижу ублюдок! Помните люди, помните?

– Это предрассудки связанные с твоим эмоциональным состоянием, – уже все судно пристально следило за спором молодой суки со старым псом. – а я к людям принял относится осторожно, особенно к таким.

– Ты на что, говнюк, намекаешь! Ты хоть знаешь кем мой милый был, каким человеком? Хер ты там знаешь! – она орала так, что казалось больше говорить больше не сможет, будет просто нечем, – смилуйтесь доблестные воины, смилуйтесь мужественные воительницы, правду говорю он убийца, злой он человек.

– На кой мне убивать твоего любимого, может расскажешь мне, глупому?

– Поганый ты ублюдок, вот зачем, почувствовал, что мой Коркунчик остановить тебя может! Видите люди заговорить меня и вас пытается, за дураков нас держит, казнить убийцу, самым ужасным способом, что только есть на белом свете!

– Твой муженёк, – волосы у бабы заплетены были в три косы – сам пошёл мне помочь, решил значит выпендриться, славы получить, взял, и полетел сломя голову с мечом наперевес в гущу червей. Предупреждал я его, что плохая затея, так тот не послушал, вот и поплатился.

– Поплатился бедненький, ты его зарубил, не иначе! Мой-то помочь нам, людям добрым и честным, хотел, а ты, мразь поганая, зарубил голубчика моего, чтобы слава вся тебе досталась! Видите люди, как ложь его рассыпается, как тело бренное об скалы.

– А ты докажи, что я его зарубил, раз уж такая смышлёная и умная, пущай принесут тело, найди там раны иль порезы от ножа иль от иного клинка, иль иные улики.

– Вот хитрец, тело-ты изуродовал, гад! Подкинул грёбаным зверям, чтоб улики мы и не нашли, но я то тебя раскусила, насквозь тебя, гада видела и вижу! Эх жаль раньше тебя засадить не решила! Жаль не смогла в трудную минуты любимцу моему помочь, жаль не утешила, не побыла с ним в смерти. Заколол ты его в спину, как крыса, ибо в честном бою ты ничто, и ходишь себе преспокойненько, радуешься. Думал провести меня получится, да не за что! Тьфу! На кол урода! – глаза ее горели коварным огнём.

– Да! На кол тварь, на кол! Не уйдёт убивец от глаз правды, ей богу не уйдёт! – друг верзилы, что постоянно околачивался с ним вступился за урода, Верпод лишь подумал: 'Вот поганье бесчестное, не проститься вам во веки, дурни.'

– Стойте! Нет ведь никаких точных доказательств его вины, только слова и предрассудки. – в разговор вступил Продользвон.

– А ты что словам не веришь честной женщины? Оскорбить меня хочешь? Женщин не уважаешь, сопляк?!

– Тоже на кол, вместе с убийцей!

– Да! Не дадим женщин наших в обиду! И мужиков не дадим!

– Не дадим братцы! Не дрогнем пред обманом! Не нам ли правосудие богами дано вершить?

Толпа зашумела, Хроз осторожно потянулся к топору. Сделалось понятно, команда судна разделилась на два лагеря и уступать явно никто не хотел. Капитану судна Верпода, что стал беспомощным заложником ситуации, осталось лишь смотреть, как гибнет надежда на спасенье, и нервно пытаться смягчить буйный нрав людей своим невнятным трусливым голоском. Прочие же собратья по корабельному ремеслу только разогревали пылкие натуры верзил своими возгласами. Почти две дюжины разъярённых бугаев и их женских аналогов рисковали превратить друг друга в кровавое месиво, а остатки потонуть в обломках карфа, не прекратив конфликт в скором времени. Верпод, как скала посреди бурных вод, стоял, невозмутимо наблюдая за действием. Его не интересовали слова, его интересовали дела. Старый черт лишь пристально следил орлиными глазами за руками, озлобленно извивающимися в воздухе, словно змеиные тела, за пальцами, яростно сжимающимися в кулаки, за клинками, ждущими бурного порыва. Новоиспечённые друзья же безуспешно пытались образумить бушующих, не оставляли попыток защитить своего старца. Накаляясь, варвары забыли про печальное состояние собственного судна, доживающего последние мгновения. Ноги мореплавателей пошатнулись, кручинясь в попытке удержаться, череда толчков заставила кровь скорее прильнуть к членам. Стало ясно, что корабль идёт ко дну.

Не долго прождав, полетел первый топор. Верпод с легкостью увернулся, но увесистое окончание всё-таки разорвало сочную плоть. Подруга больной лучницы бездыханно упала на вонючие дощечки. На миг все стихло, напавшая сторона оказалась не готова к скорой смерти невинной. Увы, надежда на мирное разрешение конфликта была потеряна. Вскоре виновница кровопролития почувствовала чистую сталь в своём брюхе и с отчаянием взглянула в лицо Ронделена. Хроз с криком схватился за топор и рубанул им сучку, что яростней всех участвовала в споре, прямиком в сонную артерию. Бедняжка заорала, кровь забрызгала лица ближайших варваров, в том числе и самого Хроза. Резне уже положено было начало, но остался ещё конец. Верпод, не успевший сделать это вовремя, метнул боевой нож в верзилу, друга съеденного вурмирами ублюдка и убийцу девушки. Острое лезвие вошло прямо в сердце, рот окрасился в темно алый. Вскоре в старика понеслось копьё, наконечником в грудь. Топорище плавно отвело смертельное с в сторону, благодаря дальнему шагу вперёд правой ногой с подгибанием левого колена, оружие наклонилось в сторону и рассекло во мгновение шею мускулистой женщины. Верпод нашёл глазами Зидивола. Жрецу располосовал дюжинами ударов варкаринскими кинжалами из ледосвета бородатый, с горящими бурным пламенем красными глазами, верзила по прозвищу Дятел, за что и словил рубящий удар по прямой. Увернувшись от одного, последовал ещё, теперь наискось через правое плечо. Верпод полыхнул желанием избавиться поскорей от оного гада. Пока один кинжал парировал топор под черенком, второй устремился в сердце с сопутствующим выпадом. Запястье ублюдка познакомилось с крепкой хваткой бывалого вояки поближе, даже слишком близко, из-за чего вскоре затряслось. 'Дятел' огреб вскоре коленом промеж ягодиц, выронил свои 'клювы', сгорбился, заохал и заахал, за что, впрочем, и расплатился отрубленной головой.

Продользвон никак не мог рассечь одного урода, длиннющего, как мачта, и сильного, как бык. Каждый удар встречал противовес и следом ответ, от которого было не так-то просто и увернуться. Пару раз здоровенный рыжевласый усач с круглой приплюснутой головой и острым вытянутым носом задел среднего роста Продользвона, смуглого , щетинистого, с неопрятной прической, бывшего вора, но такие сдаваться не привыкли, как и ощущать боль. Бой был тяжелый, удар за ударом встречал тяжелый блок, выполнявший своё назначение при всей топорности рефлекса. Дикие звери, каждый стоял на своём, пот тёк ручьями по затёкшим кровью лицам, одышка давала о себе знать, гнев уже разбушевался в глазах обоих.

Корабль продолжал тонуть, всюду смердело, как-будто обосраные портки старого рыцаря 'Самоцвета' решили постирать лягушачьей желчью. Скрежет клинков заглушал вопли и крики умирающих, захлёбывающихся в собственной крови. Продользвон использовал шанс. Ему наконец удалось вписаться в движение меча верзилы. Отводя лезвие влево, бывший приспешник гильдии воров Аргантра развернул корпус и запустил каблук правой ноги прямо в коленную чашечку врага. Резкая боль, зубы заскрипели друг о друга, потеря бдительности, и Продользвон снова использовал преимущество, клинок почти горизонтально, слегка наклонясь, понёсся, призванный рассечь горло. На пути у стали встала рука, ослабевший вор не смог преодолеть сию преграду. Стон сдержать уже не удалось, меч дошел до самой кости, разрывая мясо. Оружие выпало из руки, скорченный от боли, кабал размахнулся правой прямо в ухо противника.

– СукААА!! – урод захлёбывался в ярости.

Кулак прилетел точно в цель. И без того ошарашенный, Продользвон кубарем полетел по скользкому полу. Он не ощущал половину головы. Звон в ушах заглушил звуки не утихающего побоища. Внезапно почудилось, что сзади кто-то упал. Оказалось, что верзила потерял сознание. Слух неуклонно возвращался, рядом валялись чьи то кишки, пол заплыл кровью. Продользвон дополз до меча, привстал и воткнул прямо в сердце. Недолгую радость сменил страх, вода затопила трюм и стремилась наружу. Следом обзор окружения. А оно представляло из себе людское месиво: разрубленные головы, отрубленные конечности, вспоротые брюха, размозженные лица и вскрытые грудины. Отвратительные раны и в сочетании с омерзительным запахом гона с блевотой давали смесь, убивающую мозг. Продользвону чудился кошмар, все это нереально, мерзкий сон, что не даёт уйти, не отпускает и не даёт вырваться. Осматриваясь вокруг словно в трансе, раз за разом бывалый преступник вертелся вокруг себя. Надоедливое чувство страха, пульс учащался все сильнее сильнее, в глазах помутнело, паника, очами он будто скалогрыза увидал. Споткнулся, оперся на рядом стоявшую бочку, под ногами труп, грудь больше на хаш похожа. Вода по щиколотку. Рядом Верпод пытался пробить паренька, весь в веснушках, лицо красивое, выраженное, глаза завораживают, но нервы сдают. Старик выжидал, брал измором, замахи стали уж не такие быстрые, блоки не такие уверенные. Потихоньку отходил, в конце концов добрался до стола, схватил бокал и плеснул в лицо. Мальчишка зашипел. Верпод лишил его зрения и природной красоты в пару секунд, хладнокровно, как волк разрывает свою жертву. Мальчонка застонал, захныкал, как малое дитя, кому не купили игрушку. Всего лишь заложник обстоятельств, совсем молодой... Варварская жизнь целиком состояла из войны, разбоев и мародерства, но всё же Верподу стало жалко красавца, он мог бы сейчас петь песни, целовать девушек, сочинять стихи, а вместо того уйдёт навеки в бурные воды, так и не узнав вкуса жизни. Старый черт огляделся, на его глазах Зидивол вонзил окровавленный кинжал сердце крепкого хмурого молодца, будучи проткнутым мечом прямо в грудь. Мальчишка задыхался, оружие прошло сквозь легкое. Ужасная смерть. Продользвон поскользнулся и лежал, напрочь отказываясь двигаться. Губы его что-то шептали. Измученные глаза уставились в доски.

– Все пропало... Все убито... Все кончено... – ослабевший голос дрожал.

– Эй! Продользвон, эй! Иди сюда!

– Все мертво... Все уничтожено... Все бессмысленно...

– Пошл...

Вода вовсю разошлась по кораблю. Судно окончательно уходило под воду. Верпод чуть не остался валяться с Продользвоном. Ухватившись за бортики, сукин сын уверился в очередной раз, что больше нет никого живого. Краем глаза он увидел плавающего в крови подонка капитана, что попытался изнасиловать Виртонику, но получил свечой по лицу. Рядом плавала она сама, поодаль ухо похотливого Северянина.

Верпод лёг всем телом на скамью. От хмельного пришлось отказаться, дабы внутренние органы остались в тепле и уюте. В руке был лишь прихваченный кусок пышного Багалонского хлеба, в другой графин с гурдониевым соком, по карманам заветреное мясо кабана, душистая ежевика и обугленный кусок сала. Истощенный, покрытый порезами и ранами Верпод почуял хлад в своих членах. Тело его было хотело возмутиться и протестовать, но обессиленное впало в спячку.

Зубы бились словно в судорогах. Все тело дрожало, будто листва, колышемая ветром. Ночной покровитель Нигун уже взошел на небосклоне, суля лишь только беды. Голодный и замёрзший, Верпод упал, рухнул прямо на песок, только встав с обдрипаной скамьи. Ноги подводили его, руки подводили его, голова подводила. Небесная красота и природная самобытность его явно не интересовали, ибо дойдя до первого куста он заснул, как не спят младенцы, и не нужно никакого шелкового одеяла.

Палящее солнце разбудило варвара. Одежда, выжатые тряпки, засоленные волосы бились о кожу, причиняя боль. Измученный, изорванный, воспоминания возвращались. Ночью снова лил дождь, поднялись легкие волны. Полтора часа по скромным подсчётам Верпод мучился в море. Присев в тени у градолиска, крепко ствольного дерева, чьи редкие листики на солнце сияют нежно малиновым цветом, а чередующиеся лепестки переливаются фиолетовым и желтым. Густые при густые ветви, полные зелени, многие века покрывали крыши шалашей местных туземцев. Посмотревши на приятное глазу свечение над головой, старик вынул из кармана сухарь и сгрыз его тотчас же, жадно и проворно. После в ход пошла окаменелая курица, остатки прочих ягод и орехов.

Жажда брала своё. Верпод брёл, не знамо куда, размышляя о прошлом дне. Ну очень уж глубоко въелась в мозг ему картина месива, худшая смерть для Северянина – смерть в битве со своими земляками, братьями по оружию. Чего стоил тот спор, если в итоге все, что осталось – это смерть. Чего стоит смерть, если она не во имя родины, не во имя людей, не во имя свободы, не во имя семьи, не в битве с врагами в конце концов? Чего стоит смерть во имя неосязаемого владыки? Чего стоит смерть во имя смерти? Долго его мучили эти мысли, пока не очутился он наконец в роще, игнисовой роще. Избитый, порезанный, измотанный, обычно люди северного края не доживали до его лет, они все погибали в битвах. Много старик видел сражений, видал битв, но ни одной, чтобы была необходимой, ни одной красивой и благородной, хоть племена Севера и считают себя 'высокими' воинами, они хладнокровно расправляются с детьми, женщинами и стариками, без единой мысли бегут убивать за своего вождя, хоть бы родного брата. Верпод вдруг подумал: 'Но за что, за что они сражались? Его собратья, которые умирали будучи молодыми, не испробовав жизни. За честь? За деньги и славу?.. И это ли наша мечта, мечта каждого юноши? Поучаствовать в истреблении мирных людей. Победить в побоище против безоружных? Умереть в битве? Чего все это стоит, если ты причиняешь боль стольким созданиям, людям, таким же как ты, своим родным детям, жене, родственникам погибших. А в итоге что? В итоге пустота, прах развеянный ветром, а ведь мог бы быть кустик, небольшой, но все же часть большой чащобы, королевского сада, иль дикого леска, по которому бегали бы звери, в котором целовались бы влюблённые пары.' – разум старца иссяк, тело потеряло силу, он закрыл глаза, роящиеся мысли, нахлынувшие бесконечным потоком, утихли, пришёл сон, сладкий и приторный.

Крики. Отходя от сна Верпод слышал только их. Они как будто звали кого-то, упорно и с торжественно. Открыв очи, мутный взор потихоньку исчезал и были видны быстро приближающиеся силуэты. 'Хэстфальцы прискакали по душу грешника, ха.' – выдавил старец, ухмыльнулся.

Только тонкий ствол идрисного дерева держал Верпода от того, чтобы окунуться с головой в траву. Мужской абрис слез с коня.

– Ну что друг? Вот и свиделись мы снова, плохо лишь что ни у тебя, ни у меня нет времени болтать, да припоминать старое. Слушай внимательнее, происходит что-то очень и очень плохое, и мне очень нужна твоя помощь. Ну что, встаёшь? – лицо мужчины, грубое, в глубине боль, только боль.

Неизвестный подал руку старику. Верпод отмаргался и поднял голову.

– А я уж думал не свидимся. Черт, что с тобой стало? И что черт бы тебя побрал случилось? (Короткий кашель) Ну да хер с ним, пошли.

Рад, что вы прочли мое скромное творение. Спасибо. Своё мнение обязательно пишите в комменты. Придираться, критиковать и оценивать разрешается! В будущем сюда будут выкладываться другие рассказы и истории в том же мире.