Текст книги "Любимец"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Кир Булычев
«Любимец»

ПРОЛОГ

По редкому, почти невероятному совпадению первый космический корабль пришельцев, которых впоследствии было принято именовать спонсорами, опустился на берегу Волги между Калязином и Угличем в тот момент, когда Сергей Семенов и Клара разговаривали о летающих тарелочках.

В том месте берег полого и торжественно снисходит к реке от вершины холма, где стоит реставрированная усадьба Полонецких, а рядом с ней остренькой свечкой колокольня усадебной церкви. Ниже и правее протянулись дома деревни Белое Городище, за ней начинается лес.

Усадьба Полонецких долгие годы разрушалась, отданная сначала под детский дом, потом под мастерские, пока лет пять назад ее не взял себе под дом отдыха-профилакторий угличский завод «Красный воин». Сергей Семенов работал там физкультурником, а Клара отдыхала и была рада, что на нее обратил внимание столь значительный в масштабе дома отдыха человек.

Они сидели на лавочке, стоявшей возле самой воды, там, где начинались мостки на дебаркадер – пристань «Белое Городище». Вечер был светлый, прозрачный, гулкий от невероятного простора и редких, неслышных днем речных звуков. Издалека доносился плеск рыбы, с того берега – звон цепи в колодце, а сзади, сверху, – музыка из дискотеки. Но эти звуки, хоть и явственные, были столь отдаленными, будто и не существовали на самом деле. Звон комара, поднявшегося от воды, был реальнее и громче.

Сергею Семенову хотелось произвести на Клару положительное впечатление, потому что он, несмотря на свою стать и должность, был неуверенным в себе молодым человеком, что заставляло его старательно, до изнурения поддерживать репутацию местного донжуана. Но несмотря на все свои краткие победы, Сергей обладал странным свойством характера – каждый роман начинать и вести так, словно раньше с женщинами он вообще не был знаком.

– Я неоднократно видел летающие тарелочки, – сказал Сергей. – Здесь большой простор и открытая местность, а я на рассвете выхожу на пробежку. Держу себя в форме. Вот посмотрите.

Сергей согнул руку в локте, взяв другой рукой послушные пальцы мелко завитой Клары, и положил их на свой бицепс. Потом, накрыв их ладонью, прижал к мышце. Клара молчала и не спешила отнимать пальцы.

– Вы чувствуете? – спросил Сергей.

– Да, очень, – хрипло ответила Клара.

– Я вам потом покажу мышцы брюшного пресса, – добавил Сергей. – Ни грамма жира.

Тут же он смутился, решив, что Клара может ложно истолковать его слова. Поэтому добавил:

– Будем завтра купаться, посмотрите.

– Жалко, что я купальник не взяла, – сказала Клара, – раз уж все равно спустились.

– Некоторые отдыхающие у нас купались в обнаженном виде, – сказал Сергей. – Пришлось выписать.

– Нет, что вы, я не это имела в виду, – сказала Клара и зарделась. Но так как все предметы уже потеряли цвета и в ранних сумерках приняли разнообразные оттенки серого цвета, то Сергею показалось, что ее лицо неожиданно потемнело.

Возникла неловкая пауза, и Клара решила разрядить ее, спросив:

– А какие они, тарелочки?

– Я бы не сказал, что они тарелочки. – Тут Сергей вспомнил, что все еще прижимает к своему бицепсу тонкие пальцы Клары, и отпустил их. После секундного колебания девушка с легким вздохом убрала руку.

– А как? – спросила она, очевидно, имея в виду тарелочки.

– Смотрите вверх, – сказал Сергей.

Клара послушно подняла к небу острый носик – над головой и в той стороне, куда зашло солнце, небо было бесцветным, но на противоположной стороне неба, на синеве, уже высыпали звезды, а редкие светлые облака хранили отблеск красок заката.

Сергей обнял Клару за плечи, и она послушно прижалась к нему.

– Любое облако, – сказал он, – если хочешь, может показаться тарелочкой. Вон видишь – маленькое, светленькое?

– Это звезда?

– А ты представь, что это корабль – тогда он постепенно увеличится и сядет перед нами.

– Ой, как бы я хотела! – сказала Клара, кладя голову на плечо Сергею. Ее пышные, мелко завитые волосы щекотали ему щеку и нос, но он не убирал их, потому что волосы были теплыми и пахли травой и речной водой.

– Ты хочешь, чтобы они прилетели?

– Я давно мечтаю, – сказала Клара. – Мне так надоело ждать.

– А зачем?

– Они спустятся и скажут нам: зачем вы строите заводы и отравляете речки? Как вам не стыдно? Зачем вы воюете между собой? Сейчас же прекратите!

Последнюю фразу Клара сказала слишком громко, смутившись, замолкла.

– А если они как роботы-завоеватели? – спросил Сергей, проводя широкой ладонью по узкой горячей спине Клары. Клара обгорела на солнце, и спину щипало. От ласки Сергея ее прохватил озноб.

– Глупости! – сказала Клара. – Зачем лететь через звезды, чтобы нас завоевывать? Если цивилизация достигла таких невиданных высот, то она уже стала гуманной и будет оказывать нам помощь.

– Я не знаю, – сказал Сергей. – Мне бы лучше, чтобы они не спешили.

– Почему? Ты боишься?

– А вдруг они будут наводить порядок и скажут: вы почему, Семенов Сергей, целуетесь на берегу Волги с отдыхающей Кларой Тумановой?

– А ты еще не целовался, – сказала Клара, откровенно толкая Сергея к выполнению угрозы.

Сергей наклонился и поцеловал Клару в тонкую и такую нежную шею. Клара запрокинула голову, чтобы он мог целовать и дальше, и увидела, как одна из звезд все увеличивается и увеличивается. Сначала она подумала, что ей так кажется от сладкой слабости, охватившей все ее тело, но звезда уже стала сверкающим диском.

– Тарелочка! – сказала Клара.

– Бог с ней, – сказал Сергей, ища губами губы девушки.

– Ты не понимаешь! – закричала Клара, вырываясь. – Это же они! Братья по разуму.

Сергей тоже посмотрел наверх и увидел диск.

– Жалко, – сказал он.

– Ты что, не понимаешь?

– Когда теперь удастся поцеловаться?

– Чокнутый какой-то! – возмутилась Клара. – Ведь сбывается вековая мечта человечества!

Сергей не стал больше спорить. Ему было не по себе. И даже странно, что Клара не испытывает ничего, кроме радостного возбуждения.

Когда на твоих обыкновенных глазах происходит Событие, ты, вернее всего, будешь стоять и смотреть, потому что неизвестно, что делать, если этого События раньше не случалось.

Они стояли и смотрели, как, все замедляя движение, громадный, более ста метров в поперечнике, диск вдавился в землю в стороне от них, по ту сторону дебаркадера, где к реке спускалось оставленное под паром поле.

Диск был так тяжел, что земля вздрогнула и воздух вжался в уши, так что удивленные и перепуганные крики, возникшие наверху в хрустальной тишине дома отдыха, откуда тоже увидели диск, сразу прервались.

– Я пойду, – сказала Клара. – Надо их предупредить…

Сергей схватил ее за руку и не пускал.

– Они, может, ждут, они боятся, – сказала Клара.

– Лучше уйдем, – сказал Сергей.

Он хотел уйти, он всей шкурой хотел уйти, убежать, спрятаться, но Клара об этом и не помышляла. Ею владело громогласное тщеславие, собственный радостный крик, шумевший в голове: «Я нашла! Я первая!»

– Пойдем, – повторил Сергей, рассчитывая, как бы получше обхватить Клару, чтобы унести ее. Ведь он не мог ее бросить одну…

Но пока он размышлял, по окружности диска открылось множество небольших отверстий, словно маленькие иллюминаторы. Это было очень красиво, и Клара успела сказать:

– Смотри!

Из этих отверстий под сильным напором, распространяясь по всему берегу выше к дому отдыха, в сторону реки и даже к тому берегу, к деревне, где замолчали забрехавшие было собаки, и к дебаркадеру, и к Сергею с Кларой, хлынула волна раскаленного до трех тысяч градусов дезинфицирующего газа, который должен был обеспечить полную стерильность и безопасность места высадки, а также нейтрализовать и уничтожить всю возможную враждебную и агрессивную среду, потому что из опыта высадок спонсоров на других мирах они вынесли убеждение: прежде чем разговаривать и исследовать, надо стерилизовать. Что и было сделано.

Сергей и Клара успели увидеть, как к ним несется ослепительно белая волна газа, но даже не успели побежать или закрыть лица… Их испепелило.

Вспыхнул и в несколько минут исчез деревянный дебаркадер, заполыхали дома в Белом Городище, усадьба Половецких и церковь – и даже деревья, старые липы, зеленые и могучие, занялись факелами. Пылали избы на том берегу Волги…

Посадка была произведена в соответствии с правилами и закончилась удачно.

Прошло почти сто лет.

ГЛАВА 1
Любимец влюбился

Я точно помню, что увидел ее впервые в пятницу шестого мая сразу после обеда.

Я решил позагорать у бассейна – купаться еще холодно, но если лежишь рядом с водой и солнце уже обжигает, можно вообразить, что наступило лето.

Я лежал так, чтобы поглядывать на соседний участок – с утра туда переехали новые соседи вместо Злобницы, улетевшей к мужу на Марс.

Я закрыл глаза и задремал, но вдруг проснулся, хотя ничего не мог услышать, – по газону шла рыжеволосая девушка.

Их бассейн начинается сразу за невысокой живой оградой, разделяющей наши участки. Она уселась на край бассейна, окунула в него пятку и сразу поджала ногу – не ожидала, видно, что вода такая холодная! Откуда она приехала, если не знает, что у нас в начале мая еще не купаются?

Думая так, я разглядывал ее, и девушка это заметила, кинула в мою сторону острый быстрый взгляд и отвернулась, словно только что смотрела не на меня, а на муху.

– Привет! – сказал я. – С приездом.

– Ax! – тихонько воскликнула она. И подняла левый локоть, чтобы скрыть от меня очертания полной груди.

– Вы надолго сюда? – спросил я, делая вид, что не заметил жеста.

– Мы здесь будем жить. – Ее тяжелые волосы падали на белые плечи.

– Меня Тимом зовут, – сказал я, поднимаясь. Мне хотелось, чтобы она увидела, как я сложен. Недаром я пробегаю стометровку за двенадцать секунд.

– Очень приятно, – ответила она с улыбкой, но не назвала себя.

Но тут же – о, ирония судьбы! – от дома послышался голос:

– Инна! Инночка, ты где? Скорей беги ко мне.

– Вот видишь, – сказала Инна, – мы и познакомились.

Она грациозно выпрямилась и побежала к дому. Мне очень понравились ее спина и ноги – у нее были длинные, прямые ноги с крепкими округлыми икрами.

На бегу она обернулась и помахала мне рукой.

Знакомство состоялось.

Я рассказал о ней Вику – цинику двадцати с лишним несчитаных лет, кудрявому, голубоглазому, породистому.

Вик – корыстный, наглый парень, я знаю ему цену, но дружу с детства.

– Да видел я ее, – отмахнулся Вик в ответ на мои похвалы в адрес Инны. – Ты редко бываешь в свете, сидишь сиднем дома, ни на выставке тебя не увидишь, ни в парке. Так что первое же смазливое личико в пределах твоего зоркого взгляда – и ты готов!

– Я мечтаю о ней, – сказал я хрипло, чем вызвал вспышку хохота у моего друга.

– Ромео! – повторял он. – Ромео с голым задом!

Я хотел было врезать ему за слова, которые болью отозвались в моем оцарапанном сердце, но Вик увернулся. Я с трудом догнал его у самых ворот, повалил на траву и заломил руку за спину.

– Сдавайся! – прорычал я. – Не то растерзаю!

Тут, как назло, домой вернулась госпожа Яйблочко.

– Как дети! – закричала она, вываливаясь из флаера. – Сейчас же прекратите, уши оторву! Земля же холодная!

Она кинулась за нами, но куда ей догнать двух молодых людей.

– Ну ладно, ладно, – крикнула она нам вслед. – Я пошла готовить ужин, слышишь, Тимошка?

Она отлично знает, что я ненавижу это собачье имя. Я сделал вид, что не слышу.

Мы отбежали с Виком к старой трансформаторной будке.

Когда-то еще мальчишкой я любил прятаться здесь и воображать, что я подкрадываюсь к неуязвимому дракону в джунглях Эвридики… Я вырос, джунгли вырубили, дракона держат в зоопарке, а трансформаторная будка так и стоит, сто лет никому ненужная…

– Сегодня третью серию будут показывать, – сказал Вик.

– Если у нее есть сестра, – сказал я, – ты с ней тоже можешь познакомиться.

– Больно ты шустрый, – ухмыльнулся мой друг. – Ты уверен, что тебе разрешат с ней общаться?

– Я никого не намерен спрашивать.

– Ай-ай-ай, какие мы смелые!

– Тимофей! Тимоша! – Яйблочко звала меня самым ласковым из своего набора голосов. – Кушать, кушаньки, беги сюда, мой мальчик!

– С ума сойти! – засмеялся Вик. – Она намерена кормить тебя грудью до тридцати лет.

Тут я стукнул его кулаком по затылку, чуть голова не отвалилась. Он ахнул и примолк.

А я пошел домой вовсе не потому, что послушался Яйблочку, а боялся, что, если уж очень разозлю ее, она не допустит меня вечером к телевизору.

– Ноги вытер? – спросила Яйблочко, когда я вошел в дом.

Я не стал отвечать, а продолжил путь на кухню.

Яйблочко восседала за столом, перед ней стояла емкость с пойлом – ей доктор прописал. На моей тарелке лежал кусок трески, посыпанный зеленью. Редкое по нашим временам лакомство.

Прежде чем приняться за обед, я подошел к окну и поглядел в него – окно выходило к дому Инны. Но самой девушки не было видно.

После обеда мы отдыхали, а потом Яйблочко повела меня гулять.

Я не люблю эти почти ритуальные прогулки – Яйблочко не та спутница, которую человек выбирает по доброй воле. Но я ее не выбирал.

В тот день, идя рядом с ней, я впервые глубоко задумался о несправедливости судьбы. Ведь каждый из нас таков, каким он родился, каким его воспитали. Я предпочел бы иную судьбу, пускай не такую надежную и сытую, пускай полную лишений и опасностей, как у бродяг и охотников. Впрочем, я их никогда не видел.

Чем ближе к центру городка, тем больше встречалось парочек, подобных нашей. Яйблочко раскланивалась с ними, приседала, покачивала бедрами, звенела нитями железных бус, а когда она наклоняла вперед бюст, мне все казалось, что сейчас она угодит этими бусами мне по темечку – и я замертво рухну на мостовую.

Я понял, что Яйблочко направляется в бар «Олимпия» при торговом центре. Там она будет сосать неудобоваримые напитки с себе подобными дамами, а я побуду с людьми.

Мы подошли к бару, и Яйблочко, добрая жаба, заявила:

– Тимоша, если ты побудешь в общей комнате, мы потом в кино сходим, хорошо?

Я отвернулся. Она должна думать, что я расстроен больше, чем на самом деле. А я не имел ничего против того, чтобы поболтать со старыми приятелями, пока ты, голубушка, вкушаешь свое вонючее зелье.

Так что я молча посмотрел на нее красивыми, выразительными серыми глазами.

Но Яйблочко выдержала мой укоризненный взгляд и вытащила из сумки намордник. Я побледнел, но Яйблочко показала на объявление над входом в комнату:

ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ ДОМАШНИХ ЛЮБИМЦЕВ

ВХОД БЕЗ НАМОРДНИКОВ ВОСПРЕЩЕН

Объявление мне было знакомо и унизительно. Но я не стал спорить и капризничать, не то настроение.

Я сам подставил лицо, и Яйблочко не грубо, я бы сказал, с неуклюжей нежностью приспособила мне на лицо намордник, который прикрывал нижнюю часть лица. Я вполне допускаю, что когда-то, по недоразумению, кто-то из домашних любимцев укусил другого человека. Но кто и почему дал право возвести этот случай в ранг правила? С чего они решили, что мы обязательно должны бросаться друг на друга и кусаться?

В большой комнате, где хозяева оставляют домашних любимцев, пока пьют кофе, болтают в кафе или выбирают что-нибудь в магазине, было человек тридцать, не меньше. Все в намордниках, но если у меня он был простой, почти невидимый, – мы с Яйблочкой старались свести унижение к минимуму, то у других людей на физиономиях порой красовались нелепейшие защитные сооружения: у кого из кованой проволоки, у кого в виде керамического цветника.

Я сразу увидел Вика, который сидел перед телеэкраном, на нем был розовый намордник, имитирующий хоккейную маску вратаря Хризабудкина – мне было бы стыдно появиться в обществе в таком виде. Я обвел присутствующих взглядом, надеясь, что среди них есть Курт, который обещал мне жвачку. Мерзавец Вик неправильно истолковал мой ищущий взор и, поправив завитую гриву волос, ехидно заметил:

– Сюда самочек не заводят. Может плохо кончиться!

– Я Курта ищу.

Я и без него знал, что девушке здесь не место. Среди домашних любимцев встречаются скоты.

– Нет здесь Курта, – сказал Вик.

– А что по телеку показывают?

Вик не ответил. Показывали исторический фильм о первой высадке спонсоров на Землю.

…Толпа поселян в уродливых одеждах радостно гоготала при виде того, как из открытого люка корабля не спеша выходят три спонсора. Они массивны, они куда крупнее и тяжелее человека, некоторые достигают четырех метров. Из скафандров высовываются чешуйчатые зеленые лапы с длинными, цепкими, словно без костей, пальцами. Зеленые, блестящие, словно смазанные жиром головы покрыты чешуйками. Пришельцы здороваются с поселянами.

– Сегодня юбилей! – произнес вдруг сидевший рядом со мной средних лет мужчина в какой-то глупой попонке. – Столетие! Столетие первого счастливого контакта!

– Выпить бы, – произнес какой-то жалкий замарашка. Порой в комнату для отдыха домашних любимцев проникают с улицы бродячие люди. Затерявшись среди нас, они могут рассчитывать на стакан лимонада или на горсть орешков. – Выпить бы, я сказал! По случаю счастливого юбилея!

Он смотрел на меня в упор, словно я сейчас вытащу из-под мышки бутылку самогона.

Чтобы не встречаться с его наглым взглядом, я обратился к экрану. Странная мысль посетила меня: как изменилась жизнь на Земле за прошедшие сто лет! Хоть меня тогда еще не было на свете, я знаю по старым пленкам и журналам о мире насилия, неуверенности, ранней смерти и нищеты, о мире, в котором господствовало право сильного, где люди, будто стремясь к самоубийству, уничтожали реки и отравляли воздух… страшно подумать, что было бы без Визита!

Замарашка уже приставал к Вику, и я слышал его занудный голос:

– Ну глоток достань, ну достань, братишка, ты же можешь, ты же гладкий!

Я с радостью смотрел, как на экране спокойно, с чувством собственного достоинства двигаются спонсоры, вбирая лучащимися добротой глазами окружающую действительность. Интересно, какие мысли проносились в тот момент под этими высокими зелеными лбами! Яйблочко как-то, поглаживая меня по спинке, рассказывала мне о ее отце – одном из первых спонсоров. Она уверяла, что спонсоры были огорчены тем, что увидели на Земле.

– Ай! – Отчаянный крик разорвал мирный шумок комнаты отдыха.

Я вскочил. Все вскочили. Так я и думал: Вик, элегантный, милый, казалось бы, генетически лишенный агрессивности, как дикий пес набросился на замарашку, и они катались по полу, пытаясь вцепиться зубами в горло друг другу. Остальные вскочили со своих мест, окружили спорщиков кольцом и аплодисментами и криками подбадривали их. Такое поведение моих товарищей меня возмутило.

– Как вы себя ведете! – закричал я. – Постыдитесь! Вы забыли о том, что наши спонсоры не жалеют времени и сил, чтобы научить нас высокому пониманию добра! Мы не имеем права падать до элементарной драки. В любую минуту нас могут увидеть!

Но, как назло, никто не слышал меня. Зато на шум ворвались два магазинных милиционера с электродубинками. Они вели себя так, словно мы все были преступниками и хулиганами – колотили дубинками, валили на пол, топтали ногами. Мы были вынуждены забиться в углы комнаты, но и там нас доставали эти садисты.

Меня всегда возмущали те люди, которые не видят границы между любовью к нашим спонсорам, сотрудничеству с ними и услужению им за счет своих соплеменников. Как говорится, «служить бы рад, прислуживаться тошно!» Вот это – мое кредо.

Но кредо не могло защитить меня от ударов, меня, пальцем никого не задевшего и не принимавшего участия в этой постыдной драке, спровоцированной, как я честно признался Яйблочке, когда она взяла меня из комнаты отдыха, проходимцем-замарашкой, возможно, агентом деструктивных сил, выступающих под ложным лозунгом: «Земля для людей!»

– Где бы они сейчас были, – проворчала в ответ Яйблочко, натягивая поводок, на котором вела меня домой и предназначенный (в моем конкретном случае) только для того, чтобы защитить меня в случае неожиданной опасности. – Если бы не наша экспансия, они бы вымерли от собственных нечистот.

Разумеется, я полностью согласен с моей милой, добродушной Яйблочкой, четырехметровой неуклюжей лягушатиной!

Я решил воспользоваться ее тревожным настроением и сказал:

– Госпожа, я тут видел трехцветный электронный ошейник.

– Зачем тебе? У тебя совсем еще новый.

– В него вживлена система предупреждения. Если меня захотят украсть, то он сразу даст сигнал.

– Небось бешеных денег стоит, – проворчала моя хозяйка.

И я понял, что ее постоянный страх потерять меня, лишиться ее лапушки, псеночка-котеночка, дорогого моего человечка, которого она искренне почитала членом семьи, заставит раскошелиться. Такой триколер уже купили Вику, вся наша улица с ума посходила от зависти.

Мы повернули к дому. Скоро должен был вернуться со службы сам спонсор Яйблочко, и мы с госпожой всегда с трепетом ждали этого момента.

– Пока ты дрался в зверинце, – продолжала Яйблочко (я попытался было возразить, но она не слушала меня, она думала вслух), – мы с дамами как раз обсуждали новости из Симферополя. Это же надо – ограбить курортный автобус! Я не сторонница жестокого обращения, но всякому терпению есть предел. И этот нелепый лозунг…

– «Земля для людей!» – сказал я, и получилось чуть более вызывающе, чем мне того хотелось.

И тут же Яйблочко перетянула меня по голой спине плетью, которую всегда носила с собой, чтобы отгонять от меня поклонниц.

Это меня глубоко оскорбило. Если ты больше и сильней, это не означает, что можно пускать в ход плетки. Я лег на голый пыльный асфальт. В знак протеста я решил тут же умереть!

Яйблочко дернула меня за поводок. Я не сопротивлялся. Она потянула сильнее и буквально поволокла меня, не думая о том, что я могу оцарапаться и у меня начнется нагноение, откуда всего шаг до гангрены!

Я поднялся на ноги. Ведь не ей мучиться перед смертью – тупой скотине! Если они захватили Землю, потому что у них есть одуряющие газы, лазерные пушки и черт знает еще какое оружие, это не означает, что люди – рабы. Нет, мы не сказали еще последнего слова! Мы тоже цивилизованные люди!

Яйблочко, видно, почувствовала гнев, исходящий от представителя порабощенного, но не сдавшегося народа, потому что перестала тянуть за поводок и сказала виноватым голосом:

– Отряхнись, Тимоша. Нельзя же так себя вести – люди смотрят.

– Пускай смотрят, – сказал я, но все же подчинился. Я человек добрый и отходчивый.

Мы продолжали наше движение к дому.

Порой нам встречались другие спонсоры и спонсорши, совершавшие послеполуденную прогулку с домашними любимцами. Спонсоры раскланивались и перекидывались фразами на своем языке, и это давало возможность и нам, любимцам, также обменяться приветствиями и новостями.

– Слышал, Тим, – спросил меня Иван Алексеевич из хозяйства Плийбочико, – у Сени чесотка. Его на живодерню отвезли.

– Не может быть!

– Ты с ним не общался?

Иван Алексеевич мне неприятен. Всю жизнь он служит своим спонсорам за пределами разумного. Он даже бегает для хозяйки в магазин и качает их ребенка. Нельзя же так унижаться!

– Наверное, это преувеличение, – сказал я, а у самого сердце сжалось от жалости к Сене, вежливому, воспитанному человеку.

Яйблочко неожиданно потянула меня дальше, и ошейник впился в горло. Хорошо еще, что она не услышала о Сене. А то бы потащила к ветеринару!

Зрелище, открывшееся моим несчастным глазам, отвлекло меня от физических страданий.

Навстречу нам по бульвару шел жабеныш и вел на золотой цепочке мою возлюбленную!

Нет, я никогда не спутаю ее ни с кем на свете! Ее светлый образ запечатлелся в моем мозгу до конца дней.

– Ты куда? – закричала Яйблочко и так дернула меня назад, что я потерял равновесие и, чтобы не упасть на землю, был вынужден встать на четвереньки.

Девица, которая улыбнулась было мне как старому знакомому, при виде моего несчастья рассмеялась – мелодично, звонко и обидно. Ее спонсоренок остановился и тоже принялся смеяться, как смеются они все – хрюкая и выпячивая живот.

– За что? – только и спросил я, поднимаясь и стараясь сохранить чувство собственного достоинства. – Неужели тот факт, что сто лет назад вам удалось покорить Землю, дает вам основания так обидно и горько унижать ее население?

Видно, в сердце этой туши что-то шевельнулось, потому что Яйблочко строгим голосом приказала жабенку-спонсоренку прекратить смех. У них с дисциплиной строго.

Жабеныш замолчал и потащил мою возлюбленную на боковую дорожку. Она так элегантно и легко бежала рядом с ним, чуть подпрыгивая на бегу, линия ног столь плавно переходила в круглый задик, рыжие кудри так нежно и игриво струились по узкой спине, что у меня перехватило дух. И все попытки и потуги Яйблочко оторвать меня от этого волнующего зрелища были тщетны. Ей пришлось подхватить меня на лапы и, прижимая к жесткой грудной чешуе, отнести домой.

* * *

Мы больше не разговаривали с Яйблочкой. Она не скрывала своего недовольства, я – обиды.

В хорошие дни меня кормят вместе со спонсорами, в гостиной, но тут Яйблочко поставила мне миску на кухне в углу. Я взял ее, сел на подоконник, чтобы похлебать, глядя в окно в надежде, что моя возлюбленная вернулась с прогулки, но Яйблочко заглянула на кухню, дала мне подзатыльник и согнала с подоконника. Я готов был отомстить ей и отказаться от ужина, но страшно хотелось кушать, и я отложил месть на следующий раз.

На этом мои несчастья не закончились. Ни с того ни с сего моя жабина устроила уборку в чулане и отыскала там книжку комиксов про супермена Иванова, которую я выменял у Вика за старую монету. И когда домой заявился со службы мрачный спонсор Яйблочко, она еще до обеда подсунула ему свой трофей.

Голодный и потому особо опасный для человечества пришелец Яйблочко вытащил меня из-под дивана, куда я пытался забиться, и безжалостно избил электрическим хлыстом. Его желтые глазки при этом горели яростным садистским огнем, но при том он беседовал со мной, словно не причинял мне немыслимую боль, а распивал чай.

– Неужели ты до сих пор не усвоил, хомо сервилиус, что чтение – прерогатива разумных существ? Сегодня ты начал читать…

– Но это же только комикс! Ой, больно!

– Будет еще больнее… Сегодня ты читаешь комикс, а завтра ты выйдешь на улицу с пластиковой бомбой!

– Никогда я не посмею поднять руку на своего кормильца!

– Ты не поднимешь, пока ты нас боишься, но как только исчезнет страх, ты станешь опасен.

Рассуждая, спонсор Яйблочко продолжал меня колотить.

Я уже захлебывался от слез и боли и был близок к тому, чтобы потерять сознание, когда госпожа Яйблочко вырвала меня из рук супруга и отнесла на подстилку.

Они говорили за дверью на своем зверском языке, который я знал как собственный. Любопытно, что ни один спонсор не верит, что человек может выучить их язык – это как бы за пределами наших умственных возможностей. Хотя практически все домашние любимцы, кроме уж самых тупых, понимают разговоры спонсоров. А как иначе? Они решат отправить тебя на живодерню, а ты будешь хлопать глазами?

– Пожалуй, ты был с ним излишне жесток, мой повелитель, – сказала госпожа Яйблочко.

Ее муж что-то прохрюкал в ответ.

– Ведь он же нам не чужой.

Опять неразборчиво.

Я подполз к двери, волоча за собой подстилку. Идиотский запрет людям одеваться, который свел в могилу уже много тысяч человек, особенно ужасен, когда тебя побьют. Тебя знобит, а накрыться нечем.

Кое-как натянув подстилку на синяки и царапины, я улегся у двери в их комнату.

– Но мы взяли его малышом! Помнишь, какой он был забавный!

– Он уже не забавный. Надо думать, что делать с ним дальше.

– Он безобидный.

– Ты не думаешь о животном! У него тоже свои потребности, – рассудительно и размеренно говорил спонсор. Но почему надо называть меня животным, если давно уже доказано, что люди разумны?

– Какие потребности у Тимоши?

– Потребности взрослого кобеля!

– Ну уж!

Затем последовала пауза. Видно, спонсор доканчивал ужин, а его супруга размышляла. Она размышляет со скоростью улитки.

– Ты прав, – услышал я ее голос. – Я сегодня уже об этом думала.

– А что случилось?

– При виде одной… особи женского пола он чуть было поводок не оборвал.

– Я же говорил! Отвезем его в клинику. Пять минут – и больше не будет проблем.

– Нет! – почти закричала госпожа спонсорша. – Только не это!

– Почему? Миллионы людей проходят через эту операцию. Она сразу снижает уровень агрессивности, улучшает характер животного. Если операцию вовремя не сделать, это может кончиться трагедией. Ты же знаешь, сколько молодых самцов убегало из домов, попадало под машины, в облавы, на живодерню!

– Только не это! Я не переживу. Я не знаю, как мне жить без моего Тимошеньки!

– Не раскисай. Он тебе будет только благодарен.

За дверью наступила зловещая страшная тишина. Я физически ощущал, как тяжело думает моя спонсорша. Она всерьез обдумывает проблему: не уничтожить ли во мне мужчину? Она – существо, с которым мы вместе живем уже около двадцати лет, она, которая вставала ко мне ночью, когда у меня была скарлатина, которой я приношу ночные туфли и подогретый бульон, если у нее бессонница… Неужели госпожа Яйблочко согласна на то, чтобы я, самое близкое к ней существо, подвергся страшной операции. О нет!

– Ну ладно, – услышал я голос госпожи, – ложимся спать. Завтра еще раз обсудим.

Дверь открылась, госпожа велела мне идти наверх в спальню, ложиться на коврик у их постели. Я с трудом подчинился. Все тело ломило. Ужас сковывал мои члены.

Господа заснули быстро, но я, разумеется, не спал. Они занесли топор над самым важным даром природы, над моим естеством! Я знаю этих несчастных рабов, этих домашних любимцев, лишенных мужского достоинства. Это ничтожные счастливые тени людей, которые доживают свой растительный век, не оставив следа на Земле.

Я бесшумно поднялся и подошел к окну.

Отсюда, со второго этажа, был виден газон, разделяющий наш дом и дом, где живет Инна. И тут я увидел в ночной полутьме, как она, легкая, душистая, вышла на этот газон, легла на спину и потянулась. Вот вся она – нега, ожидание любви, томление, счастье!

Хлопнула дверь, высунулся ее жабенок. Позвал спать. Моя возлюбленная лениво поднялась и вернулась в дом. А я был готов умереть…

На следующее утро никто не вспоминал о вчерашних бурных событиях. И я, проснувшись в ужасе от кошмара, который мне приснился, тут же пришел в себя, услышав ласковый голос спонсорши:

– Тимоша, скорей мыться и за завтрак! Я тебе кашку сварила!

Она погладила меня по голове и сказала, что поведет на завивку, а я ждал только момента, чтобы меня выпустили погулять в садик, и я там увижу…

Как назло, она долго не отпускала меня. Сначала ей пришло в голову сделать мне педикюр, потом ей показалось, что у меня жар, и она заставила меня поставить градусник. А я старался не глядеть в окно, чтобы не вызвать в ней подозрений.

– А на господина Яйблочко ты не сердись, – говорила спонсорша, перебирая мои кудри, – он бывает груб, но он всегда справедлив. Ты же знаешь, у него в части много организационных проблем, и он не может позволить себе расслабиться. С вами, людьми, все время жди подвоха. Вы как испорченные дети.