Текст книги "Осечка-67"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Картина третья

Служебный буфет в Эрмитаже. Три столика. У стойки, за которой стоит Мальвина – голубая девушка, ожидает кофе Симеонов. За столиком сидят Колобок с Раисой Семеновной.

Симеонов. Колобок, тебе двойной или ординарный?

Колобок. Хоть чай.

Симеонов. И три раза по пятьдесят коньяку.

Мальвина. Саша, ты же знаешь. Антипенко категорически запретил в рабочее время.

Симеонов. Где ты увидела рабочее время? Мы еще революции не провели, а там впереди Гражданская война, коллективизация, отдельные ошибки культа личности… Наливай.

Раиса Семеновна. Мне не надо… Плохо дело, Боря?

Колобок. Хуже некуда. Меня не оставляет тревожное чувство опасности! Создается впечатление, что даже там наверху, в Смольном, не понимают еще, на что решились, какого джинна выпускают из бутылки!

Входит Антипенко, перед собой он гонит совсем маленького человека пенсионного возраста в морском мундире и адмиральских эполетах.

Антипенко. Садись, Горыныч. Садись, не робей.

Они занимают соседний столик.

Ну что, орлы, не узнаете ветерана ленинской гвардии? Участника штурма Кронштадта, товарища Гунявого?

Симеонов(который ставит кофе на стол). Горыныч! Швейцар наш, Горыныч. Что за маскарад?!

Антипенко. Разрешите представить: Геннадий Альбертович Гунявый. Мичман Балтийского флота. Ныне призван из резерва для прохождения службы в рядах контрреволюции.

Колобок. Как же он такие эполеты заработал?

Гунявы й. Как коммунист и ветеран я написал в обком. Просил назначить меня на любую должность, желательно командиром «Авроры». Место оказалось занято. Пришлось соглашаться на белогвардейскую вакансию. Но не меньше адмирала.

Симеонов. Ясно, это надо обмыть.

Гунявы й. Вот именно. Сто грамм виски с мартини! И побольше льда, мадам.

Мальвина. Горыныч, что ты несешь?

Гунявы й. У меня хоть на два дня, но жизнь буржуйская! Если нет мартини – сто пятьдесят и бутерброд.

В буфет быстро входит Керенский. За ним, отступив на шаг, толстый человек в черном костюме, с бабочкой, министр Пешеходов.

Керенский. Добрый день, господа. Надеюсь, я не помешал?

Появление его столь значительно сыграно, что все встают, даже Антипенко и адмирал.

Керенский обходит весь буфет, пожимая всем руки, и всем говорит, что он Керенский и рад познакомиться. Пешеходов повторяет его действия.

Прошу садиться. Чувствуйте себя как дома. Чем угостите, Мальвиночка?

Мальвина. У нас пиво свежее, товарищ Керенский.

Керенский. Попрошу называть меня гражданином или в крайнем случае господином. Обращение «товарищ», взятое на вооружение нашими политическими противниками, долго не проживет.

Гунявый. Гусь свинье не товарищ!

Антипенко. Адмирала Гунявого мы выделили из своего коллектива. У него есть боевой опыт.

Керенский. Что же, я рад видеть специалистов в наших рядах. Берите командование Балтийским флотом. Справитесь, адмирал?

Гунявый. Да кто мне даст? Они же там за свои пайки удавятся. Назначьте меня морским министром, а?

Керенский. По рукам, господин Гунявый!

Колобок. А мне ваше лицо знакомо. Я вас видел?

Керенский. В театре Ленсовета. Критика отмечала мое исполнение Гамлета.

Мальвина. Ну конечно, Гамлет! Я вас сразу узнала. Пиво берите!

Министр Пешеходов, который сопровождает Керенского, спешит за пивом. Заглядывает Краснов.

Краснов. Простите, я отбываю в Гатчину. Вы здесь Керенского не видали? А то товарищ Грушев рекомендовал связь наладить.

Керенский. Очень рад. Керенский. Председатель Временного правительства.

Краснов. Генерал Краснов. Моя попытка освободить Зимний дворец завтра ночью должна провалиться.

Керенский. С чем я вас и поздравляю. Вас тоже из театра пригласили? (Присаживается за стол к Керенскому.)

Краснов. Нет, еще вчера я был директором школы верховой езды. По сценарию после взятия Зимнего вы должны переодеться в медицинскую сестру и на американской машине прорываться в Гатчину, в расположение моих частей. Халат и юбку я вам обеспечу.

Керенский. Можно обойтись без юбки?

Краснов. Историческая правда, Александр Федорович, выше всего!

Керенский. Можете звать меня Нодаром.

Краснов. Нет, не могу. Историческая правда не позволяет. Честь имею. (Откланивается и выходит.)

Керенский. Если бы у меня было хотя бы полдюжины таких генералов, я бы не отдал власть большевикам.

Гунявый. Ты чего несешь, министр, чего несешь? Ведь я же все записываю, мне велели.

Керенский. И отлично. Записывайте, господин адмирал. Мы потом опубликуем ваши записки на всех языках свободного мира.

Гунявый. Как так опубликуете? Кто вам позволит?

Пешеходов. История позволит, вот именно, история. Господин Керенский, мне можно отлучиться?

Керенский. Что еще стряслось? Министр Пешеходов?

Пешеходов. Меня Грушев в партию Бунд перевел на укрепление. Там, говорит, много евреев развелось.

Керенский. Так твоя же настоящая фамилия Нетудыхата! Ты ж хохол!

Пешеходов. Вот именно – я буду укреплять Бунд славянским элементом.

Керенский. Укрепишь и тут же обратно. У меня министров – кот наплакал. А то что получается – у большевиков и Смольный, и райкомы, и «Аврора», и Кантемировская дивизия в резерве. А у меня полсотни девочек из экскурсионного отдела Эрмитажа и столько же очкариков-аспирантов.

Мальвина подвигает Временному правительству стаканы и бутылки с пивом.

Мальвина. Берите, контрреволюция! День твой последний приходит, буржуй.

Колобок. Александр Федорович, я хотел бы с вами поговорить.

Керенский. Мы не представлены, молодой человек.

Колобок. Временно я командую юнкерами – по комсомольской линии. Борис Колобок.

Керенский. Нодар Яманидзе. Очень приятно. Продолжайте.

Они пьют пиво. Рядом сидит адмирал и кивает головой, намереваясь заснуть. Антипенко и Раиса Семеновна шепчутся за соседним столиком.

Мальвина достала из-под стойки военную фуражку и примеряет ее.

Колобок. Я беспокоюсь за исход штурма.

Керенский. Исход, к сожалению, один. Победа пролетариата.

Колобок. Я в этом не сомневаюсь.

В дверях появляется 3ося.

Зося. Мальвина, дай чего-нибудь попить. Я без ног – там очередь жуткая. А потом тащи эти шинели через весь город в пикапе!

Колобок. Как с садиком? Обошлось?

Зося. Взяла ее мама, взяла.

Колобок. Садись к нам. Это вот Керенский, а это адмирал Гунявый, новый морской министр.

Зося. А, наш держиморда!

Керенский(проникновенно). Я ощущаю, как вы устали, как вы смертельно устали!

Зося. Я вас знаю, вы Гамлета в Ленсовете играли.

Керенский. Да, это была удачная роль.

Мальвина. Зось, а шинели всем дадут?

Зося смотрит на Керенского, Керенский на нее, потому она отвечает не сразу.

Зося. Шинелей хватит. Вот с сапогами плохо.

Мальвина. Но ведь можно свои сапоги взять. На каблуках?

Колобок. Меня, Нодар, вот что беспокоит. Я даже к Грушеву в райком ездил. Представь себе: ночь, взбудораженная толпа на площади. Прожектора, телевизионные камеры и жалкая горстка наших девушек!

Керенский. То, что нас возьмут, это исторический факт.

Колобок. И потом ворвутся во дворец.

Керенский и Зося смотрят друг на друга глазами цвета пробуждающейся любви.

Вы не представляете, сколько мы потратили денег на реставрацию лиможских эмалей. А ведь каждую можно положить в карман.

Керенский. Вас зовут?..

Зося. Зосей.

Колобок. А зал миниатюр? Там же масса шедевров, начиная с антики, – вы когда-нибудь были в зале камней?

Керенский. Мне приятно, что я буду работать с вами.

Зося. Хоть и недолго.

Мальвина. Зось, а где форма?

Зося. В лекционном бюро.

Мальвина. Ты здесь посмотри. (Уходит.)

Керенский. На вас вся надежда.

Колобок. Ну какая может быть надежда! У нас в пушках замков нет.

Антипенко. И слава богу. Раиса, он хочет стрелять в советских людей!

Колобок. А черт его знает, в кого стрелять!

Антипенко. В райкоме лучше знают.

Колобок. Я сегодня убедился, что в райкоме, обкоме и даже в Смольном ни хрена не знают.

Раиса Семеновна. Колобок, что за выражения! Вы же матрос, вы же секретарь комитета комсомола! Кандидат наук!

Колобок. Что-то надо делать.

Зося. Я пойду домой. У мамы радикулит, а она за Дашенькой в садик ходила.

Антипенко. Чтобы завтра быть на местах в восемь ноль-ноль. Завтра решающий день.

Керенский. Ого, мне в ту же сторону. Можно, провожу? Мне выделили на сутки авто «Роллс-Ройс». Не составите компанию?

Зося. Спасибо, не беспокойтесь.

Входит Мальвина в шинели, в фуражке с черепом и встает за стойку. Керенский и Зося уходят вместе.

Картина четвертая

Кабинет секретаря обкома КПСС Ленинграда.

Начальственный стол, куда меньше декораций, но в то же время у стены лозунг «Долой министров-капиталистов!».

Стол настоящий, обкомовский, буквой «Т». Над ним – портрет Брежнева.

Выступает товарищ Свердлов – секретарь обкома Отрепьев. В стороне стоит телевизионная камера. Ее настраивают. За столом, спиной к нам, сидят еще три или четыре человека. В одном мы узнаем Грушева. Еще один – в кепке.

Свердлов. Москва поставила нам жесткие сроки. Чтобы завтра к полуночи все было взято, контрреволюция ликвидирована и городское хозяйство функционировало нормально. Так что никаких задержек. В девять ноль-ноль выходим на позиции. Тут же залп «Авроры». Кто отвечает за залп «Авроры»?

Поднимается Грушев.

Грушев. На «Аврору» я завтра с обеда. Лично займусь. Там ее надо по фарватеру провести.

Свердлов. Твои заботы. Мне важен результат.

Встает человек во френче. Оборачивается. Это Сталин.

Сталин. И учтите, товарищ Грушев, что вы – безымянный солдат партии. И завтра на вас будут направлены взоры и наших врагов, и всего прогрессивного человечества.

Грушев. Сделаю все от меня зависящее, товарищ Пупыкин.

Сталин. Забудьте временно мое имя. Кто я для вас сейчас?

Грушев. Вы для меня председатель революционного комитета, организатор Октябрьской революции товарищ Сталин.

Свердлов. Давайте не будем вступать в дискуссии, товарищи. У каждого из нас есть заслуги перед революцией, я тоже провел десятки лет в тюрьмах и на каторге. Продолжаем работу. Товарищ Ленин в двадцать два тридцать выходит из своей явочной квартиры и с помощью товарища Рахьи проходит в Смольный. Не заблудитесь?

Ленин. Надеюсь, товарищи, что выделенное вами сопровождающее лицо знает дорогу?

Вожди в комнате дружно смеются.

Сталин. Не беспокойтесь, товарищ народный артист. Не для этого мы вас из Москвы приглашали, чтобы вы заблудились.

Ленин. Смотрите, батенька, не сорвите революцию. Пролетариат этого не простит.

Свердлов. Только попрошу без этой бородки. Кепка, завязанная щека – правда жизни!

Ленин. А вот тут я с вами, батенька, категорически не согласен. Есть правда жизни, а есть правда истории или, скажем, правда вечности! Для дотошных гробокопателей истории может быть важнее, что я скрывался от ищеек Временного правительства без бороды и даже с завязанной щекой. Но для образа героического Октября я предпочитаю идти открыто, как я запомнился всему миру!

Сталин. Я не уверен, что наш вождь и учитель прав. Пускай история разбирается. А нам надо обеспечить безопасность Ильича. Есть борода, нет бороды – революцию это не сделает!

Ленин. Я эту бородку полгода отращивал.

Сталин. Снова отрастите. Что-то вы забываете, что мы находимся под пристальным вниманием враждебного окружения.

Свердлов. Голосуем, товарищи, кто за то, чтобы сбрить бороду Владимиру Ильичу Ленину? Большинство. Переходим к следующему вопросу.

Свердлов. Остался еще один вопрос, тесно связанный с предыдущим. В среде наших товарищей интеллигентов есть тенденция утверждать, что залпа «Авроры» на самом деле не было, и обвинять большевиков в мелкобуржуазном гуманизме. Так вот, мы посоветовались с товарищами из Москвы и решили – залпу быть! «Аврора» долбанет по этому Зимнему дворцу боевыми снарядами!

Грушев. Погоди, погоди, ко мне сегодня из Эрмитажа уже прибегали товарищи. Переживают за судьбу народного достояния. А что, если повредим?

Свердлов. Повредим – починим. Не в первый раз, Грушев. А от тебя я не ожидал такого оппортунизма.

Грушев. Может, достаточно холостого, а?

Сталин. А вот по этой части, товарищ Грушев, есть личное распоряжение товарища Брежнева: стрелять!

Картина пятая

Снова в буфете. На этот раз буфет переменился. В нем на стене укрепляют лозунг «Вся власть Временному правительству!», «Да здравствует Учредительное собрание!».

В буфете собрались защитники Эрмитажа. Среди них Керенский и адмирал Гунявый.

Мальвина. Я выступаю как рядовая молодежь, не член комсомола, потому что принципиально покинула его за аморалку.

Колобок. Мальвина, ты можешь ближе к делу?

Мальвина. Вчера я смеялась над Борькой Колобком, что штурмом будут брать и натворят. Я же понимаю – там дружинники, милиция, финские туристы. А сегодня я на работу ехала с пересадками, на метро и на трамвае, и чувствую – ребята, не то! Что-то в городе происходит.

Среди собравшихся гул.

Зося. Сегодня в троллейбусе один кричал, что теперь с жидами покончим!

Колобок. Зося, не в этом дело!

Мальвина. В этом. Мой сосед, даже тихий такой алкаш, они сговаривались: стенки-то фанерные, мне с кухни все слышно – они сговаривались, что, когда штурм будет, они с набережной в окно полезут за золотыми монетами.

Зося. А в троллейбусе они даже кричали, что ох, погуляем!

Гунявый. Будем считать, что это случайность, ну погорячился кто-то. Попался невыдержанный товарищ. А на самом деле это все наши люди, комсомольцы, коммунисты.

Раиса Семеновна(она в одежде сестры милосердия тех времен). Но у меня сегодня шесть человек на работу не вышли. Двое позвонили, что грипп, а остальные даже не сочли нужным сообщить. И когда начнут поступать искалеченные трупы и начнутся ампутации, то я не понимаю, с кем я буду работать.

Колобок. Раиса Семеновна, наверное, до этого не дойдет.

Гунявый. А что вы подумали? Когда Кронштадт брали, их щадили? Никого в живых не оставляли! Закон природы!

Керенский. Господа, товарищи, граждане! Успокойтесь! Да, в момент революции к чистым силам прогресса примазываются сомнительные элементы. В Ленинграде имеют место перебои с сахаром и колбасой. Но в целом, как я уверен, ситуация находится в руках обкома и райкомов, правоохранительных органов. Гарантией безопасности музея и его сотрудников будет присутствие в наших рядах как руководителей Эрмитажа, так и командированных товарищей из обкома.

Раиса Семеновна. Антипенко сегодня бюллетень взял. Говорит, что у него подозрение на дифтерит.

Зося. А кто у нас тогда из обкома?

Керенский. Ну вот – товарищ адмирал, мой морской министр.

Гунявый. Вот именно! Только я не из обкома.

Мальвина. Так он швейцар наш, ему Симеонов из отдела одежды эполеты дал!

Раиса Семеновна. Я что предлагаю: разойтись всем по домам. Пускай они выделяют своих товарищей для защиты Эрмитажа.

Зося. Для него свои, а для Эрмитажа чужие. Они же камня на камне от нашего музея не оставят.

Раиса Семеновна. Я тебя понимаю, Зося, но что ты предлагаешь делать?

Зося. Я предлагаю выполнить свой долг.

Раиса Семеновна. Какой долг? Окстись! Твой долг водить экскурсии, а не лазить, как Гаврош, по баррикадам.

Колобок. Я сегодня с утра звонил в райком. Но Грушева уже нет – он на «Аврору» перешел, там держит штаб, в Смольном никто ничего не знает. Так что если мы не защитим Эрмитаж, боюсь, что уже никто не защитит.

Гунявый. Как работник охраны я ни одной сволочи в музей не пропущу. А как коммунист я должен сдать музей взбунтовавшемуся народу. Так что же мне делать?

Керенский. Вы не работник охраны, а адмирал русского флота. Министр морских дел в моем правительстве. Раз в жизни вам улыбнулось счастье. Отвечайте мне, где вам хочется лежать – в Пантеоне Славы или в братской могиле на загородном кладбище.

Гунявый. Понял вас, гражданин премьер-министр. Служу. Этому… самому…

До них доносится гул далекого заводского гудка. Потом к нему присоединяется еще один… И вот уже симфония заводских гудков заполняет воздух.

Мальвина. Что это?

Колобок. Я думаю – сигнал к восстанию.

Керенский. Пока – всеобщая стачка, мобилизация пролетариата… Черт побери, у кого-нибудь есть сценарий? Как можно работать без сценария?

Раиса Семеновна. Возьмите, вот, по спискам вырывали, под расписку от товарища Антипенко остался.

Керенский. Ну вот, я же говорил: в двенадцать часов дня гудки многочисленных заводов и фабрик столицы призывают пролетариат на сборные пункты, а также для получения оружия.

Колобок. А у нас до сих пор оружия нет.

Гунявый. И не будет. Я тебе как старый солдат скажу – ну кто будет вооружать классового противника? Я бы не стал.

Зося. Какой из нас классовый противник, что ты несешь, Горыныч? Это Боря Колобок тебе классовый противник? Это товарищ Яманидзе?

Керенский. Для тебя, Зося, Нодар.

Гунявый. И я тоже классовый противник. У нас ведь как – только бы вывеску повесить. Гляди, вот у тебя, Боря, на животе вывеска висит: «Мироед», «Белый генерал», «Угнетатель». Да будь ты самый что ни на есть преданный революции бедняк, смотреть положено на вывеску. Вот и мы теперь живем с вами под общей вывеской – «Контрреволюция». И хоть ты на голову встань, никому ничего не докажешь.

Раиса Семеновна. Прекратите заниматься демагогией, товарищ генерал. Партия учит нас заглядывать глубоко в души людей, а вот навешивание ярлыков сурово осуждается, как наследие культа личности.

Зося. Погодите, погодите, погодите! По-моему, у нас в головах все стало вверх ногами. Мне, например, сейчас все равно, какой я враг народа. Я знаю, что сегодня ночью будет большое хулиганство и, может быть, культурная трагедия.

Колобок. И никто в Смольном нас не защитит. И я догадался о самом главном – они не защитят, потому что они очень хотят повторить революцию, взять штурмом Зимний дворец и сделать залп «Авроры». Этим толстым пожилым мальчикам хочется похулиганить.

Раиса Семеновна. О ком ты говоришь, Колобок? Ты говоришь так о руководителях ленинградской партийной организации, о верных ленинцах!

Керенский. Именно потому что эти товарищи стали трижды ленинцами, четырежды ленинцами, они плевали с высокой башни на все ваши культурные ценности. Они думают, что еще много останется.

Раиса Семеновна. Я ухожу, потому что не могу присутствовать при этой идеологической диверсии! (Но никуда не уходит.)

Керенский. Когда я согласился играть роль Керенского, я думал, что это выгодная халтура, тем более что в договоре мне платят как за ночные съемки. А теперь я пришел к вам, ребята, и посмотрел на это дело другими глазами. Как вы, и я боюсь, что прав ваш Боря Колобок. В самом деле получится самый настоящий штурм! Но раз они настоящие ленинцы, то они обязаны беречь себя.

Мальвина. Значит, это будет настоящий штурм? Как будто мы рейхстаг!

Керенский. Ну не совсем рейхстаг… даже думать так не хочется.

Гунявый. Эх, молодежь, послушайте меня, старика, свидетеля трех революций и многих мировых войн. Может, они сами еще себя не знают и им кажется, что все будет по справедливости, но на самом-то деле они никакого оружия нам не дадут. Костьми лягут, но не дадут.

Зося. Но ведь мы же и они там – одна команда. Одна партия…

Колобок. А вот это мы сейчас проверим.

Он проходит за стойку буфета и набирает номер на аппарате, который там стоит.

Смольный? Смольный? Штаб революции? Вас беспокоит Зимний дворец. Вот именно, Зимний дворец. Мы желаем обсудить условия капитуляции. Зовите кто ближе из начальства. Свердлова можно. Или Сталина. Ленина в буфете видели? Давайте Ленина. В ваших руках, девушка, судьба революции! Одна нога здесь, другая – там.

Гунявый. Не дури, они ни за что не согласятся. Им слава нужна. Победа, пуля-дура, штык-молодец. А ты им игру испортить хочешь. Они, конечно, не признаются, будут об исторической правде говорить.

Колобок поднимает руку, останавливая монолог Гунявого.

Колобок. Здравствуйте, товарищ Отрепьев. То есть простите… Свердлов? Здравствуйте, Яков Михайлович. Вас беспокоят из Эрмитажа. Ну да, из Зимнего. Моя фамилия Колобок. Я – секретарь комитета комсомола Эрмитажа, да, то есть Зимнего дворца. Да не нарушаю я конспирацию! Мы же не у Гитлера в ставке! Я все понимаю. Ну хорошо – не хотят говорить со мной, говорите тогда с Керенским. Да, товарищ Свердлов. Сейчас с вами будет говорить Керенский. Александр Федорович. Премьер-министр Временного правительства.

Колобок протягивает трубку Керенскому и негромко ворчит.

Черт знает что! Как будто играют в казаки-разбойники. Видите ли – в Зимнем дворце не может быть комсомольской организации!

Керенский. Здравствуйте, господин Свердлов. Яков Михайлович, если не ошибаюсь? Яков Михайлович, у нас сложилась нелепая ситуация – наше оружие отправили на Ближний Восток, артиллерию так и не подвезли. Мы практически безоружны. Как так хорошо? А с чем мы будем защищать Эрмитаж?.. Тогда послушайте меня, Яков Михайлович! Мы капитулируем! Мы уходим из Зимнего дворца, и берите его, как хотите. Кому сдать ключи? Как так не имеем права? При чем тут Конституция? У нас все равны! И мы не можем нести ответственность за ценное народное достояние, если у нас не будет пулеметов! Хорошо. Давайте меняться – мы в Смольный, а вы сюда!

Керенский громко кладет трубку и победоносно смотрит на Зосю.

Ну как я их?

Гунявый(пытается отстегнуть эполеты). Ну вот и наигрались. А жаль, думал перед смертью занять руководящую должность. Показать этим большевикам, где раки зимуют!

Керенский. Погодите. Это еще не финал. Насколько я знаю человеческую психологию, сейчас начнутся маневры.

Звонит телефон. Колобок берет трубку.

Колобок. Это Колобок у телефона. Нет, это фамилия, а не подпольная кличка, Иосиф Виссарионович. Одну минутку, Иосиф Виссарионович (оборачивается к Керенскому). Вас, Александр Федорович. Сталин просит. С ума можно сойти!

Керенский. Керенский на проводе. Очень приятно, господин Сталин. Простите, не знаю вашего отчества… Так вот и не знаю. Не имел чести быть представленным. Мы с вами еще не сталкивались на политической арене. Иосиф Виссарионович? Странное имя. Вы из армян? Ах, грузин, очень приятно. Я тоже из грузин. Яманидзе моя девичья фамилия.

Зося беззвучно аплодирует. Адмирал Гунявый поднимает большой палец и показывает всем.

Если вы собираетесь нас штурмовать и показывать свои успехи всему человечеству, то я спрашиваю, кто будет делать ответные вспышки выстрелов? Я не прошу вас о танках, но если вы пришлете ящик бенгальских огней, это уже достижение… Что реально нужно? Реально нужны винтовки и пулеметы, как и было в семнадцатом году. И нужна хотя бы одна артиллерийская батарея… Нет, мы не собираемся устраивать боев в центре города, это вы решили устраивать такие бои. Но мы хотим добиться внушительной исторической правды. Надеюсь, вы понимаете меня, господин Сталин, что у нас с вами общие интересы – сохранение собственности музея Эрмитажа… Конечно, посоветуйтесь с товарищами, в первую очередь с товарищем Лениным. Только учтите, что в случае обмана мы сразу уйдем. И вам придется присылать на наше место Кантемировскую дивизию… Я тоже не шучу, господин Сталин. (Кладет трубку на рычаг.)

Гунявый. Погодите, погодите, вы, я вижу, Зося, что вы хотите вашего Керенского качать и целовать. Словно он Бастилию взял. Ничего вы пока не добились. Они сделают вид, что идут на компромисс. А потом пришлют вам дюжину ружей без патронов.

Звонит телефон.

Керенский. Да, я у аппарата. Хорошо, мы ждем в течение часа. Спасибо. Если не удастся с патронами, мы согласны на роту милиции. Я не шучу…

Раиса Семеновна. Вот видите, все обошлось. А вы сомневались в искренности партийного руководства.

Колобок. Когда оружие прибудет, тогда и прекратим сомневаться.

Гунявый. Не будет оружия, ни хрена не будет. Я ведь не всегда швейцаром работал, я и руководящие посты занимал. Сам обещал, мне обещали. Ни разу не выполнил ни одного обещания. Обычное дело. Я бы на месте тебя, Колобок, если в самом деле тебе жалко этих вазочек и пепельниц, пошел бы в отдел оружия и проверил, какие у тебя есть местные возможности.

Колобок. Чего?

Гунявый. А того, что тебе царские власти с древних времен накопили здесь целый арсенал.

Колобок. Горыныч, дай я тебя расцелую! Ты же гений.

Гунявый. Только без этого. Я тебе ничего не говорил, ты ничего не слышал. Не хочется на восьмом десятке под статью идти.

Колобок. Не расходитесь! Погодите! Самое главное забыли. Да, забыли, ради чего мы сюда собрались. Ведь мы не решили для самих себя главный вопрос: мы разъезжаемся по домам или защищаем Эрмитаж? Независимо от того, будет оружие или не будет.

Раиса Семеновна. Как так независимо?

Колобок. Независимо, потому что они все равно будут штурмовать Зимний. И все равно ворвутся вот сюда…

Зося. Нет, никогда!

Колобок. Здесь собрались представители от разных групп. Есть товарищи от батальона смерти, от экскурсоводов, от отдела фарфора, от нумизматов. Товарищ Керенский представляет Временное правительство.

Гунявый. Я тоже представляю.

Колобок. Собрание представителей сотрудников Эрмитажа и советской общественности считаю открытым. На повестке дня один вопрос: впускать или не впускать в музей восставший пролетариат. Кто за то, чтобы не пускать и сохранить ценности для народа? Большинство. Против? Воздержалась Раиса Семеновна. Попрошу всех начать подготовку к отражению штурма. Довести до сведения отделов Эрмитажа о решении Штаба обороны. Все свободны!

Керенский(Колобку). Боря, вы случайно не знаете, кто Сталина играет? Голос знакомый.

Колобок. Себя они не играют, а изображают. Сталин – Пупыкин из ЦК, а Керенский и Ленин? С Лениным они не посмели. Выписали из Москвы народного артиста с опытом, а Свердлов – наш, секретарь обкома Отрепьев.